Однажды… Пора бы подсчитать свои рассказы, которые начинаются словом «однажды», и не только начинаются. Запал придумывания совсем иссяк, однаж… Определенно, здесь есть на что подсесть, похоже, у меня «однаждызависимость».
Еще раз. Однажды я с другом Николаем, горячо уважаемым и прочие, прочие, прочие похвалы – перечисли я их иным способом – не удалось бы добраться до окончания фразы «были за границей», поэтому и вышло так, ибо оно оттеснялось похвалами все дальше от начала, – были за границей. Николая есть за что уважать, и не авансом, чтобы в будущем оправдать. Покладистость – это такая его добродетель, которую легко вписать в графу «уважаемое». Среди настоящих друзей непозволительным считается выставлять на весь белый свет причины неуважения друг друга. Сама же «заграница» – не заграница где-то на краю света (у света нет края – вроде бы чувствуется иносказательность, но в глаза бросается глупость и нелогичность выражения), а заграница, так сказать, под самым носом. Если на своих двоих добираться до нее, то окажется она, что называется, ближней далью. Про крепкую дружбу. Вот что делает армия: мужество кует, а еще и дружбу. Но мои фобии она не перековала, не переборол и я их, не истребил. Упущение! Если дружба уже есть, армия укрепляет ее. Не запретишь же дружбе появляться где угодно, но не в армии, – только с запретами промахнешься. Это все не ради колкости сказано: к чему же тут глумление, ни к чему оно, и тема такая, что поглумиться не получится. Даже если сначала пощекотать, впрочем нет, щекотка не ту реакцию может вызвать, какая наступает от колкости: меня не щекочут, с чего это меня сюда занесло? Я не много на себя беру. Оттуда же – откуда? Оттуда, из армейских будней – и наша армейская выправка. Там прямо сплошь мастера своего дела: попробуй без знания дела вылепить хорошего солдата. Почему носы кривые, нарвались на чей-нибудь кулак? Он – неподходящий хирургический инструмент и явно красоты лицу не придаст. И бритые головы – надеюсь, это эффект от очень тщательного бритья, а не болезнь постаралась – ни волоска же на головах! Да-да, от бритья!
Наша недорогая – деньги я не печатаю, между прочим, все станки для печатания денег разобрали, не досталось ни винтика, но и не только, ибо не из них одних станки состоят, потому и цену им ой как знаю, – гостиница стояла у подножия горы. Все по средствам, никто об излишке не заикался – сразу рот закроется.
Еще знаю – скорее, буквально вдолбил себе в бритую едва ли не блеска голову, которая из-за лысины больше похожа на глобус, чем на обычную голову, он тоже гладкий или глаже, истину: ситуацию полностью патовой не делает – уже дело на лад идет, отлично – лишь человеческий ум. Лишние траты не для недальновидных граждан. Гостиница и гора… Там и наметанный глаз не различит, гора ли это, хотя окончательный вердикт на совести геолога, однако геолога мы не брали с собой в поездку. Желающих геологов не оказалось? Вообще никаких геологов не оказалось! Потому и полагаю так. Или стены самой гостиницы оказались цвета горы. Кто-то определенно не удосужился еще раз проверить законченную работу. Неужели лишняя проверка приравнивается к работе с самого начала? Контраста не хватает цвету стен гостиницы. Я не колорист, но при заселении люди случайно не путают склоны, где попробуй вырастить хотя бы травинку, камни не считаются, да они и не растения, потому какой тут счет, – и само здание? Рукотворные вещи еще тем бельмом на глазу могут быть.
Какие-то у меня странные, аж кулаком по столу надо ударить, чтобы показать, как я серьезен, и явно нездоровые – у меня нет справки, чтобы показать это, справка о заражении гриппом не подойдет? – ассоциации. Это я о больших окнах. Наступил памятный (памятный, с памятниками он ничего общего не имеет) час признаться: у меня есть две фобии. Прежде о первой фобии: я не выношу абсолютно и при любых обстоятельствах отверстия, а их скопления – и в особенности они – для меня буквально Армагеддон! Я по наивности думал, что никто прежде не имел подобной фобии, полагал, что таких, как я, людей просто не существует, а потом выяснилось, что существуют. Причем некоторые из даже убежали далеко вперед, и так быстро, что только что пылью из-под их ног не поперхнулся. Окна гостиницы напоминали черные уродливые дыры после какой-нибудь ужасной болезни, вроде оспы или чего-то такого же страшного, что оставляет подобные следы. Ассоциации надо же чем-то еще вызывать, на себе показывать не буду, чтобы на меня не перешло.
Судьба любит, ага, живет только одной мечтой, как бы где-нибудь распорядиться по своему усмотрению, и какие могут быть упреки, причем чихать она хотела на недовольство окружающих. Апчхи – правда! Результатом одного такого распоряжения стало то, что нас поселили в разных номерах. Впрочем, судьба, рок, к чему вся эта метафизика – просто так вышло. Больше, конечно, похоже, что по недосмотру, ладно, смирюсь с объяснением «так случилось». Я проснулся посреди… Здесь вопрос к часам, а не к моим мыслям, они же временем не управляют, как обычные часы, так что опять я тону в каких-то условностях и туманностях. Нет, нет, я держу в уме – чем и когда закончить предложение!.. Посреди ночи. Сон, ты трус! Я духотой задушился, а она – страшный бич любого, кому прохлада ближе; жарой зажарился – прямо шкварок полная одежда. В такую жару самому и жарить ничего не придется, погода сама все сделает. Выгляни на улицу, гражданин распрекрасный: ветер будто точно отпуск взял, ни порыва, ни легчайшего дуновения. Какие ощущения, а других и нет, и не предвидится, – такие и сравнения, и пусть по шкале нелепости у них первое место с конца.
Неприятность редко приходит одна. На меня еще и жажда напала. Ее долго не протерпишь, мысли о питье попекутся об этом. И действительно поговорка не лжет: неприятность везет за собой целую группу специального реагирования. Нет чтобы в одиночку обойтись, нечестный это прием, скажу вам! Я вспомнил, что у Николая в номере стоят на прикроватной тумбочке графин с водой и пара стаканов. Вот тебе и сервис в гостинице, где «все включено». Еще включено и отсутствие в моем номере графина с водой: за плохое поведение он мне не полагается? Принять мне такое объяснение или нет? Расследовать дело не стану, я не детектив, мне не выдавали лицензию на детективную деятельность, да и в целом неподходящее время суток для расследований.
Дверь из номера. Коридор. Номер Николая.
Для яркой графичности показать бы эти слова не как набор букв, а как титры между кадрами. Однако как-то даже чудно получается, руку не набил, не привыкла она к подобному – кто не пытается, тот опыта не получает. В немом кино было так принято. Сейчас утрировать стану: то была эпоха чуть ли не времен динозавров, даже я ее не застал, вон какой я юнец, молоко на губах еще не обсохло. Долой молоко, я совсем не переношу его. Так делали, чтобы зрителю было ясно: ага, эта сцена следует за той. Путаницы не будет. А еще в этих титрах были все диалоги. Народ был не недалекий, не простоватый, просто технологии не опережали свое время, это сейчас зритель будто присутствует на их гонках, едва поспевай уследить и разобраться. Увы, такой фокус с печатным текстом не провернуть, поскольку это не экран, одни слова, а как их выделишь, разве что к написанному делать ремарки для верстальщика: «представить таким-то шрифтом…».
Что это… вот… это что на большой подушке (от переизбытка внутреннего монолога в крови и в мозгу стал говорить и дозаговорился так, что составил вопрос из двух повернутых друг к другу противоположными концами частей)? Она до того белая, что и полумрак не помеха: вижу все как днем, и не скажешь: «что-то такое различаю». Определенно, владельцы гостиницы для стирки не скупятся на хороший порошок. Впрок запасаются им? У меня на лишние внушительные покупки бюджет не рассчитан – всегда чем-то жертвую. На подушке, без труда или стеснения, кому бы сказать: «стесняться не надо» – легко разместились бы три головы или целый кот, и никто не испытал бы неудобства. Если бы, конечно, у меня был кот, но я не поклонник и даже не любитель домашних животных. Вот подушки – другое дело, у меня настоящий талант к их изготовлению, причем это мой бизнес, все-таки кусок хлеба должен же благодаря чему-то быть на столе.
Эта черная клякса, больше похожая на плевок, чем на кляксу, ведет себя не так, как обычно ведут себя черные кляксы. Я не получал научной степени в науке о черных кляксах, однако и без степени с колокольни обычной школы могу судить: нет, это неестественно. Чем ползать? Ног у кляксы нет, а они – это важная часть, без них процесс движения невозможен. Хотя, похоже, самое время отказаться от этого убеждения, ведь глаза не лгут: клякса не лежит, не сидит, не остается на месте. Я включил неяркий ночник – мало приятного и много раздражающего, когда свет в глаза бьет, сон не может прийти к людям, которые раздражены, и это – не скажу закон, но – правило. А-а-а! Кошмар… клякса… помилуй, Боже, – вовсе не клякса… и, как ни прищуривайся, кляксой уже не станет. А все почему: брр-р… веская причина нужна? Вот и она. Потому что это громадный черный паук. От разрыва сердца меня судьба отвела, сердце усердствовало, старалось, колотилось – и не достучало до него всего нескольких ударов. Волосатые спинка и брюшко. Парадокс: боязнь пауков – и познания в их анатомии? Волосатые лапки… Те, кто живет на адреналине, возьмите на заметку источник для него: волосатость, волоса… довольно, не то меня стошнит, а носить с собой рвотный пакет у меня не вошло в привычку.
Размеры монструозные: меня, конечно, пополам он не перегрызет. Утешай, утешай себя до первого укуса многоногой твари. Ага, как же, удовольствия ему подобного я не предоставлю, зубы последние (знаю – не зубы) сломает об меня! Как? Сильно и полностью! Что за диета у него? Наверное, какая-то экзотическая, не понимаю, за счет чего он так вымахал, определенно – секрет в его диете. Моя пятерня – захотелось сленга добавить во внутренний монолог, дабы расширить границы дозволенного, – даже не сосчитаю, во сколько раз меньше паука. Не надо уговаривать, и не пытайтесь, я не стану бегать за пауком с рулеткой, чтобы узнать его размеры: я что, мальчик на побегушках? Скорее, мужчина на побегушках, потому как мне давно уже не восемнадцать лет. Ох, не вернуть мне годы молодые! Убедительно прошу, буквально снизойду до вопля в своей просьбе: не давить на жалость и не опускаться до манипулирования информацией о пользе пауков, я непременно расценю это как жалость от безысходности. Польза – прекрасно, пускай закроют ею себе рот, все равно он не для толковых разговоров. А это уже сложилась нехорошая ситуация, и она грозит еще ухудшиться, беги, беги – не избежишь ее. Еще сильнее… на нее всю резину в этой стране использовали, иначе с чего ей тянуться и тянуться, этому растягиванию вообще есть предел? Паук, у которого, наверное, паучьих дел невпроворот было, оказался в опасной, я бы сказал смертельной, близости к приоткрытому рту Николая – и остановился. Я бы расслабился, если бы паук издох, однако он был поживее любого вокруг, и еле уловимое шевеление ног показывало это. Да и в самом деле, кто бы покусился на него. Положение – далеко не детская проказа. Никуда больше не ползи, паук. Понимаю, странными решениями можно так ум загрузить, что недолго и до сумасшедшего дома. Не ползи, кыш! Всем, чем возможно только заклинать, этим всем и заклинаю тебя. Вряд ли паук телепат, что толку ему свои мысли транслировать, но отчего не попытаться?
Почему бледно-бордовые губы Николая приоткрыты? Можно пакет с покупками забыть в универмаге, но не как дышать носом. А тут прямо измена носу со ртом какая-то выходит, только разборок никто из них не устроит. Это знание, которому и амнезия не угроза, никаких альтернатив: дышать необходимо, ведь сам собой воздух в легких не появится, так просто от широкой натуры ничего не делается. Почему у Николая такой цвет губ? О, здесь дело не в помаде, да и вообще косметика не входит в круг его пристрастий. В общем-то, это даже и не круг, а прямая от коллекционирования значков до собирания кораблей, где между ними возьмется место для помады? «Его слабость – баскетбол или сила его – баскетбол. А у меня в приоритете пинг-понг. Но я забыл, это мысль о моем друге, постараюсь держать это в памяти. Думаю, на одну мысль хватит. Куда в баскетболе человеку без подготовки, первый же бросок покажет ему, что он рыба не в своей законной воде, пусть ищет воду себе под стать. Ха-ха-ха, кажется, я нашел безбилетника. Эй, мысль, да-да, к тебе мои слова, кто тебя, и это точно не по невнимательности, да и как надо недоглядеть, сознание вроде алкоголем не затуманено, пустил сюда без пригласительного билета?
Главное, и это не совет, а предостережение на целую квартиру в столице, то есть ему цены нет, – паука невзначай не вдохнуть. Дыши, дыши во всю грудь, но легкомыслие доброй службы не сослужит. С подобной грязной живностью во рту на отлично не поспишь. И правда, у паука не спросишь, принимал ли он душ, или ванну, и сам он на откровения не пойдет, вернее, не поползет – у пауков человеческих ног нет, и пройтись им, как человек, не дано. Не думаю, что паука беспокоит гигиена. Это не сатира, я редкостный сухарь и по ней в армейских сапогах прохаживаюсь обычно. Проще метафорой, за сатиру меня никогда не поощряли – поощрять не за что. Грязь, пыль и бактерии на пауке – ужас и… Прерывание мысли на половине не дурной тон. Примутся возражать – свернутой газетой тут же по лбу получат. Сначала паука прибью, а потом очередь дойдет и до лбов умников-разумников. Даже газету не сменю, дождутся они у меня! Дурного тона больше в рассуждении на тему, от которой в горле ком встает. Особенно у меня в эту минуту – сколько же мне сглатывать, чтобы его, такой громадный, протолкнуть? Сглотнул, сглотнул, сглотнул и сглотнул – и прошло…
Вдруг паук заметно оживился и стал перебирать ногами. Второй ночник не надо включать, чтобы разглядеть это. Свет от фонаря на улице неплохо за второй ночник справляется: вон, ни пяди неосвещенной в номере не осталось. Слишком много света на пользу вряд ли пойдет, мера, мера – всему голова. Сомневаюсь, что причина в испуге паука, кто-то темноты пугается, а на кого-то свет страху наводит. Паук – причина моего словно сорвавшегося с цепи сердца, и непростая задача – посадить его обратно. Второй причины, вероятно, другого паука, ведь второй паук – это же еще одна причина, моего испуга было бы достаточно, чтобы заработать полноценный разрыв сердца. Впрочем, ему ли меня пугаться – еще поспорить надо, кто кого сильнее испугался. Только за кем победа останется? В сердце больно кольнуло от долгого наблюдения за омерзительным пауком, и сильная дрожь по всему телу пробежала от того же взгляда на омерзительно омерзительного паука! Я прижал руку к груди, к тому месту, где находится сердце, подержал минуту и убрал. Теперь о, как и о, до чего шустро паук своими толстыми – программу фитнеса для пауков никто не разработал, а потому родился не спортсменом здоровым и стройным и покинет эту землю таким же – волосатыми лапками задвигал, задергал. И пуще прежнего. Хорошо бы с ним случился припадок, должно же что-нибудь положить конец его существованию, газетой его не прибьешь, где я куплю газету такого размера?
Энергичность паука – дай бог всем и мне. Лучше прочего – не растерять к старости живость в теле. Но куда бежать впереди своего времени, старость кнутом не подгонишь, но и не затормозишь – рано, до безобразия рано. Может, предпочтительнее (предпочесть есть что и чему) столь далеко идущие желания – осталось Всевышнего насмешить ими, потому ничего смешнее не придумать – как раз приберечь для преклонных лет? Чем еще свой досуг придется скрашивать? От скуки «невидимых друзей» не создать бы себе! И каким образом придется скрашивать однообразие своих будней? Игры не мой конек, и других коньков мне не надо, я же не конюх и над конюшнями брать шефство не собираюсь. Работа – этап. Миг – и где-то в Лету канет, да в ней, похоже, много всего, что составляет жизнь, свой век закончит, идеальный мусорный бак, и проблем с его переполнением не возникнет. Удобно!
Что, активизировался встроенный в паука крошечный, но чрезвычайно мощный моторчик? Сужу по стремительному бегу паука от меня, а еще вероятнее – от ночника, не успел выпытать у него. И не думаю, что он величиной во все его маленькое тело, какое тельце – и какой должен быть сам моторчик, не угадаешь, и бах! – конец пауку, как пить дать разорвет, потом не сошьешь его заново. И пока я думал, заметил, что паук поторопился скрыться, не станет же он дожидаться, дошел ли я в своих размышлениях до конца – это не как при заказе товара в интернет-магазине, где, пока дождешься, паутиной покроешься. Его время короче, чем у человека, за год не одно паучье поколение может смениться – так что причина бежать и поважнее будет. Спешка его и нашего человеческого – все! Сердце больше не кололо, обнадеживающий знак. Не придется пить сердечные лекарства, и тешу себя надеждой, что мне они не потребуются. Дрожь не возвращалась, очередной позитивный признак, тут уж у меня от сердца отлегло. Получалось, что я успокоился, правда не полностью. Паук скрылся, но не абы где, и это как раз оказалось поводом для сомнений, неприятным осадком. Родись я пауком, последовал бы его примеру, мне бы тоже ничего другого не оставалось, однако похвалить его за идею у меня язык не повернется, это надо подобной идее паучий ум посетить. Так или иначе, паук скрылся за изголовьем кровати Николая. Оно и понятно: это ближе, чем край кровати, до которого ползти дольше.
Теперь мне не до графина, пить расхотелось – я совершил великое открытие в утолении жажды: паук! Утром все расскажу Николаю, а пока остается надеяться, что я смогу после всего заснуть.