– Вишневская Ольга Александровна?
– Да. – Я села на табурет.
– Легчилов Роман Валерьевич. Следователь. – Он сделал паузу. – Я уже проинформировал вас о смерти вашего отца по телефону.
Я кивнула. В горле стоял комок.
– Его увезли?
– Да. Вашему отцу нанесли множество ножевых ранений. В квартире все перевернули вверх дном. Скажите, у вашего отца были враги?
Дело принимало странный оборот.
– А разве это не грабители? Я поняла, что это – ограбление.
– Мы отрабатываем все версии. В том числе и эту, – сказал следователь, не уточняя, какую именно версию он имел в виду.
– Н-нет, – сказала я, проводя рукой по лбу. – Он был пенсионером. Какие враги?
– А кем он работал?
– Начальником цеха на часовом заводе. Но он уже десять лет как на пенсии.
– Он хранил в доме какие-нибудь ценности, большие деньги?
– Ничего такого у него не было. Если и были сбережения, то небольшие.
– Двадцать тысяч рублей?
– Не знаю.
– Их оставили. Деньги в тумбочке – не взяли. Похоже, к нему залезли по ошибке, – задумчиво сказал следователь и посмотрел на меня.
Я нахмурилась.
– Пройдите в квартиру и посмотрите, что пропало.
Известие о смерти отца я получила, когда мы с Кристинкой были на даче. Мы приехали туда на первомайские праздники на несколько дней – отдохнуть и посадить цветы. Первый день мы валяли дурака. Погода была солнечной, ясной – настоящий праздник для дачников. Они приехали на свои участки с целью открыть дачный сезон.
Я потихоньку разгребала дачные завалы: убирала наверх старое белье, складывала в большие пакеты скопившийся хлам, чтобы потом вынести его на помойку. Дача была старенькой и нуждалась в ремонте и новой покраске – в нескольких местах краска уже слезла, обнажив потемневшее рассохшееся дерево. Мы с Борисом думали заняться дачей, но тут грянул кризис, и наши планы были отложены на неопределенный срок.
Кристинка вертелась под ногами и пыталась помогать мне, но ее хватало ненадолго: минут на пять-десять, потом она со смехом отбегала от меня и снова принималась за свои дела – дергание за веревочку игрушечного клоуна или раскрашивание книжки с картинками.
Мы уже два раза поели и собирались пить чай, когда зазвонил мобильный. Я сделала Кристинке знак, чтобы она вела себя потише, и посмотрела на экран дисплея. Это была тетя Тома, мамина сестра.
– Да, – я откашлялась. – Мы сейчас на даче, – сказала я на тот случай, если она попросит меня приехать к ней и сходить на рынок за продуктами.
– Оля! Я хочу тебе сказать ужасную новость – твой отец умер. Его убили. Залезли ночью в квартиру и убили.
Я стояла ошеломленная, с трудом веря тому, что говорила тетя Тома. Мой отец… убит!
– Когда это случилось?
– Сегодня ночью. Он хотел ко мне приехать, но его все не было. Я решила поехать к нему. И вот…
Я звонила отцу два дня назад, он ни на что не жаловался. Все было как всегда: разговоры о Кристине, о том, как мои дела и что я собираюсь делать. Как Борис. В этом месте отец обычно делал паузу.
Борис ему не очень нравился, хотя он никогда не говорил об этом. Мой отец был слишком деликатным человеком, чтобы давать мне советы насчет личной жизни.
– Воры совсем обнаглели! А ведь предупреждали по телевизору в программе «Москва и криминал», что в праздники возможны ограбления квартир! Погода хорошая, все выедут на дачи, и грабители будут думать, что в доме никого нет, – трещала тетя Тома. – Бедный Саша! Господи, надо же! – всхлипнула она. – Здесь следователь. Он хотел, чтобы я сама сказала тебе об этом.
Затем трубку взял следователь.
– Ольга Александровна! Следователь милиции Легчилов Роман Валерьевич. Я хотел бы с вами поговорить. И чем скорее, тем лучше. Когда вы будете в Москве?
– Часа через полтора. Я сейчас выезжаю, – сказала я, едва шевеля губами. И дала отбой.
– Что случилось, мама? – Дочка стояла рядом и теребила меня.
– Твой дедушка умер.
– Умер? – Кристинка смотрела на меня, не понимая.
– Да. – Я присела на корточки и крепко прижала ее к себе.
– Как бабушка? Его теперь не будет?
– Не будет, Кристи, никогда.
Слез у меня не было. Услышав это известие, я словно окаменела внутри. Мой рассудок отказывался верить в смерть близкого человека. Пять лет назад я потеряла мать. Она умерла в результате скоротечного рака желудка. Сгорела за полгода. Теперь папа…
Я сглотнула.
– Мы выезжаем, Кристи.
– Да-да. – Кристина нагнулась и стала быстро собирать рассыпанные по полу карандаши и фломастеры.
В Москву мы приехали к семи вечера. Я оставила Кристинку дома и поехала в квартиру отца.
Там меня уже ждал следователь, молодой мужчина лет тридцати, невысокого роста, в черном костюме и темно-синей рубашке…
…– Что пропало? – повторил вопрос следователь. – Вы можете установить?
Я встала с табуретки и на негнущихся ногах прошествовала в комнату. Квартира, где жили отец с матерью, была небольшой однушкой в хрущевской пятиэтажке на втором этаже. Без балкона. Я предлагала отцу после смерти матери переехать жить к нам, но отец упорно отказывался.
– Я хочу жить там, где жили мы с Лялей, и никуда не уеду отсюда, – говорил он.
– Ну пап, ты же не можешь жить один! – уламывала его я.
– Почему, отлично могу…
Я мотнула головой, прогоняя воспоминания. В квартире царил дикий, просто чудовищный беспорядок. Стулья были перевернуты, книжные полки сдернуты со стен, книги валялись на полу.
В квартире все было перевернуто вверх дном.
Я внимательно осмотрелась и прошлась по квартире. Деньги лежали в ящике. Небольшая шкатулочка с мамиными кольцами и парой цепочек тоже была на месте. Ее не взяли. Странные грабители. Больше ничего ценного в квартире не было. Родители жили очень скромно.
– Вроде все на месте, – сказала я, судорожно сглотнув.
Следователь задал мне еще несколько вопросов: о распорядке дня отца, куда он ходил, где бывал и с кем встречался. Напоследок попросил список друзей. Я с трудом вспомнила двух-трех бывших коллег. После смерти матери отец жил замкнуто и почти ни с кем не общался.
Мы расстались со следователем, и я поехала домой, с трудом сдерживая рыдания. А когда приехала к себе, то дала волю слезам, осознавая, что осталась во второй раз одна. Сначала мать, теперь – отец.
А на вопрос следователя: «Что пропало из квартиры?» – я ответить не могла. Но у меня складывалось впечатление, что меня просто подвела память и я не могла вспомнить. Что-то крутилось в мозгу: расплывчатое, неконкретное. Я даже злилась на себя за это, но ничего определенного в голову все равно не приходило.