Обстоятельства аварии казались уж больно неправдоподобными. Сперва погасли фонари, один за другим, погрузив горный серпантин в абсолютную тьму. Затем словно кто-то большой взялся руками за край асфальтного одеяла и с силой встряхнул его, заставив проезжавшие по нему машины взлететь в воздух и обрушиться вниз со всей силой, убив находящихся внутри людей.
Мне казалось, что я смотрю на весь этот ужас сверху, паря в темном вечернем небе, легкая, еще свободная от телесной оболочки. Маленькие, словно игрушечные, машинки, разбросанные по извилистой дороге, утопавшей в листве деревьев и вечерних сумерках, – все это неподвижно застыло внизу, подо мной. А рядом был кто-то. Я чувствовала его присутствие, и от этой близости становилось жутко. Он не был одним из погибших в автокатастрофе – души этих людей все еще кружили неподалеку от своих тел. Рядом со мной был кто-то другой – большой, черный, не сводящий с меня своих невидимых глаз – и в то же время так же, как и я, наблюдавший за происходящим со стороны. И тогда я стремительно ринулась вниз и ворвалась в первое свободное тело.
Спасатели, медики и полиция прибыли не сразу. Столь крупная авария спровоцировала многокилометровые пробки и парализовала движение. Пока полиция пробивалась к месту трагедии и пыталась расчистить дорогу для скорой, спасатели, только им известным образом уже прибывшие на место аварии, сообщили, что выживших нет.
Но я была жива. К тому моменту, когда меня нашли, я уже могла дышать.
Я открыла глаза и посмотрела прямо перед собой в темноту. Я точно помнила, что ложилась спать одна. Но теперь я явно ощущала тяжесть руки, переброшенной через мою талию. Холод немого ужаса пробрал меня насквозь. Меня обнимала мужская рука.
Я еще некоторое время лежала, смотря в пустую темноту, а затем осторожно дотронулась до руки, перекинутой через меня, и от страха у меня онемели даже пальцы ног. Кто это?.. Я чуть пошевелилась, и большая мужская рука – теперь я отчетливо ощущала, что рука была огромной, – притянула меня назад, и я почувствовала своей обнаженной спиной его тело. Когда же он уткнулся лицом в мою шею, мне захотелось разрыдаться. Поборов сковавший меня до ступора леденящий ужас, стараясь не дышать слишком громко, я все же нашла в себе силы повернуться на спину и… никого не увидела. Тем не менее, невидимая рука продолжала прижимать меня к невидимой груди. Я с силой оттолкнула его, и мои руки провалились в пустоту. Я быстро включила свет… В комнате никого не было.
У меня снова галлюцинации. А я уж думала, что избавилась от них раз и навсегда. Когда я была подростком, ко мне тоже приходил черный дядька. Конечно, сам-то он черным не был, но одет он был во все черное и оттого казался мне черным. Он встречал меня у школы, провожал, плетясь за мной по аллее до самого дома… Он сидел со мной под липами у пруда и через мое плечо наблюдал за тем, как я корявым почерком писала школьные сочинения или рисовала что-нибудь в альбоме. Тогда я не боялась его. Тогда он был моим молчаливым другом… Другом, которого кроме меня никто не видел.
Бояться я стала позже и вовсе не его, а своих галлюцинаций. Им удалось убедить меня, что этот мужчина лишь казался мне, что на самом деле его не существовало. Потом я начала принимать таблетки – для спокойствия окружающих и под пристальным контролем моих новых родителей. И спустя какие-то два-три месяца он перестал приходить ко мне.
И вот теперь, спустя почти 20 лет, он вернулся. Он – вернулся! И теперь он в моей спальне. В моей постели. Он трогает меня руками! Я чувствую его прикосновения! И теперь я совсем не уверена, что он мне друг…
Она стояла в ванной комнате перед зеркалом и исподлобья смотрела на отражение своего мокрого от холодной воды лица: «Аврора, ты сходишь с ума…»
Он стоял, опершись руками о край раковины и не отрывая глаз смотрел на свое отражение в зеркале.
«Неплохо. Очень неплохо. Но эти глаза… Надо что-то делать с ними. Нельзя допустить, чтобы они выдали меня. Особенно теперь, – он выпрямился и еще некоторое время изучал свое отражение. – Совсем неплохо. Пожалуй, даже лучше, чем в прошлый раз. Но глаза…»
Он провел влажной рукой по непослушным вьющимся волосам, надел темные солнцезащитные очки и вышел из дома в сгущавшийся сумрак ночи.
Он любил эти первые минуты наступающей ночи, когда от фонарей ложились на асфальт длинные тени, и все постепенно погружалось сперва в сумрак, а затем во тьму. Он обычно уходил прочь от городского шума, на едва освещенные улочки, иногда пугая встречных прохожих своим внезапным бесшумным появлением. Он любил это время суток. Это было его время, но это было совсем не то место, где ему хотелось бы теперь оказаться – оказаться вместе с ней, как когда-то очень давно… Спустя столько лет он нашел ее. Крохотная искра в миллиарде галактик, в тысяче реальностей… «Любящие души всегда находят друг друга. Они не знают преград. Все звезды шепчут об этом, разве ты не слышишь их голоса?» Да, он слышал их голоса, но среди этих голосов ее голоса не было. А потом ему вдруг просто показалось, что она позвала его, и он поддался глубинной интуиции и пришел на ее зов. Он нашел ее, а она его забыла… Она снова сбежала от него. Спряталась в этом чужом детском теле…
– Когда Вы уже сделаете это?
Он устало смотрел на меня поблекшими от времени глазами. Иногда мне казалось, что он измотан моей тоской даже больше, чем я сам…
– Не время.
Сухая веточка переломилась в моих пальцах и тут же была отправлена в огонь. Хотя бы это пламя немного утолит свой голод.
– Не время?
Он в недоумении, выжидающе посмотрел на меня, затем потупил взгляд и опустил голову. Ему вообще не полагалось поднимать на меня глаза, но какой теперь в этом был смысл?.. Я больше не правил во Тьме. Имя и безликая тень – вот все, что от меня теперь оставалось. Из могущественного правителя я превратился в обычного посыльного, который получал указания Тьмы и передавал их своим «поданным». Я даже не следил за их исполнением, этим занимался Пратт. Тьме следовало выбрать его, а не меня. Но Она не отпускала меня, держала еще для чего-то при себе…
Он вздохнул.
– Мессир, сколько можно мучить себя? Сколько времени уже прошло! Вы сделали главное – Вы нашли ее. Так сколько еще можно продолжать это самоистязание? Вытрясите уже ее душу из этого тела, да и дело с концом. Заживем, как прежде. Ведь и я истосковался по ней. Ваши дни не ограничены временем, а вот я могу и не дождаться…
Милый, добрый фавн…
– И что ты предлагаешь? Убить ее и забрать душу?
– Убить это тело, – поправил он.
– И когда ты стал таким кровожадным, Кетар?
Фавн с укоризной покачал головой.
– Была бы здесь сейчас Истма-Ил, она бы встряхнула Вас, Мессир, как следует, она бы вытрясла из Вас эту хандру.
– Не поминай ее прах, пусть лежит, не дымится.
Фавн подбросил хворост в огонь.
– Если я убью это тело, Кетар, то ее душа отправится к Создателю, а не ко мне.
– Она – блуждающая душа. Она заняла это тело без позволения.
– Видимо, Создатель позволил ей это. Теперь это ее тело. Иногда так случается, Кетар… Будь она все еще блуждающей душой, найди я ее чуть раньше, успей я выхватить ее до того, как она нырнула в эту оболочку, все было бы иначе… Но теперь… она не помнит меня…
– Она снова полюбит Вас, Милорд, и ее память вернется к ней вслед за ее возродившейся любовью.
– Полюбит? Даже когда она любила меня, то предпочла жизнь с ним вечности со мной. Думаешь, она теперь отдаст мне свою душу? Откажется от жизни? Нет… Нет ничего такого, за что она продаст свою душу, на что обменяет ее. Мы уже стали свидетелями того, что она не пойдет на это. Она… хочет жить, – Махталеон бросил еще несколько сухих веток в огонь.
– Вам нужно тело, Милорд. Там, в той реальности, где она оказалась, у Вас должно быть тело. Вы должны стать человеком. Без телесной оболочки Вы – лишь часть Тьмы, безликая тень, призрак, блуждающий в сгущающемся сумраке… – фавн вдруг осекся и снова опустил голову.
– Что же ты, продолжай. Все так. Я – лишь безликая тень, ночной кошмар, которым пугают детей. Ты прав, фавн. И так было всегда… Но знаешь, ты прав. Мне нужна оболочка. Мне нужно тело.
И огонь вспыхнул, получив целую охапку сухих веток.
– Не помешаю?
Аврора чуть обернулась на голос. «Конечно нет, нисколько. Ведь эти места в уютной кофейне как раз для таких одиночек, как мы». Она смерила незнакомца взглядом и не ответила.
Стойка у окна… Что может быть циничнее, чем предлагать посетителям, и так отказавшимся от общества по известным только им причинам, садиться лицом к холодному окну и невольно следить за бегущими по стеклу каплями дождя, провожать взглядом опавшие листья, щуриться от яркого летнего солнца – и не видеть ничего в этом свете. А за спиной, там, в основном зале за столиками смеются парочки и группы друзей, верящих в то, что они смогли найти друг друга в этой толпе, а друг в друге – что-то особенное. Эти места для тех, кто ищет уединения в переполненном людьми мире.
Молодой человек, присевший рядом и пытавшийся нарушить ее уединение, вскоре должен был исчезнуть – так же внезапно, как и появился. Она была полностью в этом уверена. Если его не замечать – его не станет.
– Не возражаете?
Аврора безразлично пожала плечом – да в общем-то, нет.
Он присел рядом, плюхнул на стол перед собой толстую папку, поставил стаканчик с кофе, потом переложил папку на стоящий рядом стул, пододвинул кофе к себе и обхватил стаканчик обеими руками, словно желая согреть пальцы, при этом задел папку, та соскользнула со стула, упала на пол, и из нее посыпались один за другим листы с какими-то рисунками и чертежами. Такая неловкость ничуть не смутила его. Он собрал содержимое папки, снова сел рядом с Авророй и протянул ей руку:
– Александр.
Аврора краем глаза посмотрела на его открытую ладонь и не ответила, снова устремив взгляд за окно. Дождь только что перестал, и солнце играло лучами на мокром асфальте и влажной листве, разбрасывая вокруг искры света.
– Тоже не любишь людей? – неожиданно спросил он.
– С чего ты взял? – не оборачиваясь к нему, отозвалась Аврора. И когда они успели перейти на ты?
– Это понятно по твоему взгляду.
– И что не так с моим взглядом? – она продолжала изучать улицу сквозь искрящееся стекло.
– Ты ждешь, когда я оставлю тебя в покое.
Она снова безразлично дернула плечом.
– Я просто хотел познакомиться, – сообщил Александр. – Я первый день в этом городе, никого не знаю. Думал вот…
Аврора повернулась в его сторону и внимательно посмотрела на него. Он начинал раздражать ее своим настойчивым присутствием.
– Послушай… У меня нет ни малейшего желания знакомиться. Оставь меня, пожалуйста, в покое. Поищи себе стул где-нибудь в другом месте.
На этот раз уже Алекс пожал плечами, однако не сдвинулся с места, а лишь достал смартфон и принялся что-то искать в нем, попивая свой кофе. Аврора открыла ноутбук и погрузилась в работу: до вечера она успеет написать еще пару городских легенд.
Когда Аврора вышла из кафе, на улице уже зажглись фонари, а Алекс все продолжал сидеть у окна, что-то тщательно вырисовывая в своем скетчбуке.
Аврора проскользнула в темную прихожую своей квартиры, сразу же включила одной рукой свет и захлопнула дверь за своей спиной. Затем огляделась. Она не боялась темноты, но предпочитала не видеть темные тени и пугающие силуэты, которые постоянно мерещились ей в такое время.
Она прошла в кухню мимо плохо освещенной уличным светом комнаты и… вдруг оторопела. Дав задний ход, она краем глаза заглянула в дверной проем и… в кресле, стоявшем у окна, она увидела темный мужской силуэт. Она замерла, всматриваясь в сидящую тень – вдруг ей это только показалось? – и в этот момент фигура опустила руки на подлокотники и положила ногу на ногу. Аврора бросилась к выключателю, судорожным движением нажала заветную клавишу – свет не включился. Продолжая настойчиво щелкать выключателем и прижимая к груди бумажный пакет с купленными для ужина продуктами, она, не отрывая глаз, следила за тем, как силуэт поднялся и медленно направился через комнату по направлению к ней. Аврора больше не пыталась победить предавшую ее систему освещения. Она просто наблюдала за тем, как это нечто медленно приближалось к ней, и все крепче прижимала к себе пакет с продуктами, будто опасаясь, что эта огромная тень могла оставить ее без ужина. Удивительно, но за какие-то пару минут Аврора полностью приняла неизбежность контакта с неизвестностью и смирилась с ней.
Он стоял уже перед ней, совсем рядом, и ей даже казалось, что она слышит его дыхание. Дыхание?.. Это существо способно дышать? Аврора закрыла глаза, а когда снова открыла их, в освещенной приглушенным электрическим светом комнате кроме нее никого не было.
«У Кетара была вера. У Пратта была идея. У меня была ты. Когда-то очень давно. И я потерял тебя. Правы были эльфы, любовь делает нас слабыми».
Он медленно шел по ночной аллее, сбивая носы своих ботинок о неровные камни, которыми была вымощена дорожка. Он свернул с главной аллеи и направился вглубь парка, к небольшому пруду. Ночь была темная, беззвездная. Бледная луна нечетким силуэтом время от времени мелькала между размазанными по небу облаками. Он остановился у кромки воды и посмотрел на темную поверхность пруда. Легкий ветерок рисовал прохладную рябь на воде. Он поднял глаза к небу. «Какая далекая, какая высокая луна. Луна давала ей жизнь, давала ей силы. Здесь же луна не способна даже осветить землю».
Он побрел дальше, все углубляясь во тьму и тишину парка. Начиналась гроза. Где-то вдалеке небо освещалось вспышками молнии, над головой трещали запоздалые раскаты грома. На его лицо упала первая крупная капля дождя. Затем еще одна упала на его плечо, за ней еще одна, и еще, и вдруг дождь обрушился на землю плотной шумной стеной, и он медленно растворился в этом ливне.
Авроре часто снился один и тот же сон: будто она идет по огромному зеленому лугу, освещенному серебристым светом луны, и кто-то очень большой идет рядом с ней, держа ее за руку. То тут, то там из травы выглядывают яркие светящиеся синие и сиреневые цветы, порхают ночные мотыльки… или это сказочные феи?.. Они подходят к кромке воды – перед ними озеро, воды его черные и неподвижные, и в них отражаются звезды – все небо, вся Вселенная. Кто-то большой сильнее сжимает ее руку, и они входят в воду. Некоторое время они идут по гладкому, ровному дну, как вдруг оно исчезает под их ногами, и они проваливаются, опрокидываются в черную воду, и озеро поглощает их. Ее начинает уносить течением. Ее спутник пытается поймать, удержать ее, но внезапный водоворот вырывает ее из его рук и уносит прочь, оглушает ее, затягивает вглубь, вода попадает в ее нос, рот, легкие – и она просыпается. Она просыпается в этом теле. Снова в этом чужом теле.
В ее квартире только одно зеркало, и из него каждый раз на нее смотрят чужие глаза и чужое лицо. Она привыкла к себе такой, но она не помнила себя такой. Увидев свое отражение впервые, тогда, после аварии, она отказалась смотреть на себя. Она прошла несколько курсов терапии, прежде чем смогла взглянуть на себя в зеркало. И только когда она наконец-то согласилась с тем, что девочка в зеркале – Аврора, а Аврора – это она, ее оставили в покое. Она смирилась с этим, но не приняла свое тело.
Тогда ей было двенадцать. Она оказалась единственной выжившей в ужасной автокатастрофе, в которой погибло более 40 человек. Внезапно, по невыясненной причине, незарегистрированное сейсмологами землетрясение спровоцировало камнепад и стало причиной глубоких расселин на горной дороге. Она лежала на мокром асфальте и смотрела в далекое темное небо. Вокруг мигали синими и красными огнями полицейские машины и реанимация, завывали сирены, что-то кричали спасатели – она ничего не слышала. Над ней склонились чьи-то лица и что-то кричали ей, но она не понимала их. Она закрыла глаза, не желая видеть всю эту суету, но прежде чем закрыть глаза, увидела его – темный силуэт и его темные горящие глаза, смотревшие на нее сквозь толпу, сквозь расстояние, сквозь время.
Аврора открыла глаза. Белые стены, белые своды. Люди в белом. Цветы и мягкие игрушки возле ее постели. Люди, окружившие ее кровать. Они что-то говорят ей, но она не понимает их.
– У нее сильный шок. Серьезная черепно-мозговая травма. Возможно, она не станет прежней. Ей требуется серьезный курс реабилитации. Возможно, она не сможет ходить. Вы уверены, что готовы взять на себя такую ответственность?
Какая-то женщина складывает руки на груди, словно для молитвы, и произносит переполненным трагизма голосом:
– Конечно, ведь мы ее семья.
Рядом с ней стоит мужчина, положив руки ей на плечи, и кивает головой в такт ее словам. Аврора больше не желает слышать эти незнакомые голоса, видеть эти чужие лица. Это тело не ее. Она хочет вырваться из него, но оно не пускает. Оно слишком тяжелое. Оно не дает ей вздохнуть.
Аврора поставила две тарелки на стол. Положила приборы. Выключила свет в квартире и зажгла свечи. Она поставила свечи таким образом, чтобы часть стола с ее стороны была освещена, а другая – погружена во тьму. Она налила воду в бокал, положила несколько салатных листьев и пару креветок на свою тарелку. Она устала бояться. Устала каждый раз вздрагивать от появления темной тени, блуждавшей по ее квартире. Этому существу что-то было нужно от нее, так не пришло ли время узнать, что именно?
Было ли это существо теперь в ее квартире? Она не видела его уже несколько дней. Последний раз он до состояния обморока напугал ее в душе. Она выключила воду, прислушиваясь к звукам в квартире, обернулась и… увидела его руку, его огромную ладонь, прижатую к матовому стеклу душевой кабины. У нее перехватило дыхание, сердце застучало слишком быстро, в ушах зашумело. Она для чего-то успела пересчитать пальцы на его руке – их было пять. А потом она увидела, как к стеклу прилипла еще одна рука – такая же большая и тоже левая. И в этот момент Аврора потеряла сознание. Она очнулась утром, в своей постели. Для нее так и осталось загадкой, как она перебралась сюда из душевой. Возможно, все это лишь приснилось ей.
Она посмотрела в темноту перед собой. Что она делает? Она сама сводит себя с ума, играет сама с собой в непонятные игры. Это все ее одиночество. Она исключила себя из общества, она оставила людей за пределами своей реальности. Люди не нужны ей. Люди никогда не были нужны ей. Никто из них никогда не сделал ей ничего хорошего, и ничего хорошего она от них не ждала.
У нее никогда не было друзей. Сверстники всегда сторонились ее. Она казалась им странной. Она пугала их. Помимо ее неестественно светлой кожи, внимание тут же приковывали ее глаза – они были разные: один голубой, а второй – насыщенного зеленого цвета, будто она носила цветную линзу. Но еще большую необычность и дикость ее внешности придавала разная форма зрачков – в голубом глазу он был обычным, круглым, как у всех людей, в зеленом же глазу имел весьма необычный вид: он словно разбивал радужку надвое узкой вертикальной щелью. «Синдром Шмида-Фраккаро, синдром кошачьего глаза, редкое хромосомная патология», – объясняла интересующимся жена ее дяди, взявшая Аврору на воспитание после той жуткой аварии, в которой погибли родители девочки. И хотя женщина прекрасно знала, что никакого синдрома Шмида-Фраккоро, как впрочем и других хромосомных патологий у ребенка не было, а глаз приобрел такой вид лишь после аварии, она все же предпочитала придерживаться этой версии, ведь любые другие мысли на этот счет вызывали у нее панический ужас.
– Это не наша Аврора, – говорила она мужу. – Это не та Аврора, которую мы знали прежде. Разве ты не видишь этого? Это чужой ребенок! Если она вообще человек. Я не узнаю ее! Ее словно подменили.
– Ты многое требуешь от нее, – отзывался ее супруг. – Прошло слишком мало времени. Подожди, все обустроится.
– Подождать? Чего ждать? Сколько ждать? Это не наш ребенок. Это не твоя племянница. Это не наша Аврора! Аврора всегда была жизнерадостной, открытой, она любила поболтать, когда навещала нас, любила повозиться со мной на кухне или в саду. Но «это»! Это исчадье ада, которое тихо ненавидит меня. Не надо было давать согласие на опеку! Зря я пошла у тебя на поводу. Всем было бы лучше, если бы она отправилась из больницы прямиком в детский дом!
– Послушай… Остынь. Она перенесла тяжелую психологическую травму. Потерять обоих родителей, так внезапно… Чудо, что она сама осталась жива.
– Прошло уже два года, а улучшений по-прежнему нет.
– Ну… ты не справедлива к ней. Вспомни, она не могла говорить, плохо ходила, не узнавала себя в зеркале, а теперь? Спустя всего два года она уже посещает занятия в обычной школе и не отстает по программе. Да, у нее проблемы с социализацией, но она восстановится. Она снова научится улыбаться. С ней работают лучшие специалисты, дай ей время.
– Единственный специалист, который ей нужен – это психиатр. И мне, скоро, по всей видимости, этот специалист тоже не помешает, – она подняла глаза на мужа: – Что?
Она обернулась, проследив за его взглядом, и увидела Аврору, стоявшую за их спинами. Этот взгляд Аврора помнила до сих пор. В этом взгляде было больше, чем раздражение и неприязнь, в нем была злоба, вызванная страхом. Для чего эта женщина привела ее в свой дом? Ведь Аврора не просила ее об этом. Она предпочла бы до сих пор лежать на той мокрой от дождя дороге. Это было бы намного приятнее, чем стоять теперь в дверях кухни и вызывать нескрываемое отвращение и страх у этой женщины, пытавшейся играть роль ее матери, которую она – Аврора – в общем-то и не помнила.
– Вот, пожалуйста, – продолжала женщина, сверкая глазами на мужа, – посмотри на нее, стоит, как привидение, не шелохнется. Она до инфаркта меня доведет!
Мужчина ласково кивнул девочке, и та исчезла, так же тихо, как и появилась, прикрыв за собой дверь.
– Зачем ты так? – произнес он вполголоса, – ей сложно. Только представь, что творится у нее внутри. Она потеряна. Она ничего не помнит и пытается восстановить свой мир, основываясь на наших рассказах. Мы должны помочь ей, поддержать ее, вернуть к нормальной жизни, а вместо этого…
– … а вместо этого я все порчу! Это ты хотел сказать? Да, она не нравится мне. Она пугает меня. Она преследует меня в моем собственном доме. Ты видел ее глаза? Такого не бывает у нормальных людей! Это не врожденная патология! У нашей Авроры были карие глаза, разве ты не помнишь? Чудесные карие глаза и каштановые волосы. А у этой волосы – черные, как смоль, и глаза, как у ведьмы. Делай, что хочешь, я не желаю видеть ее больше в своем доме!
Они услышали, как хлопнула входная дверь.
– Вот, пожалуйста, она ушла, – женщина развела руками. – Могла бы хоть что-то сказать. Мы не существуем для нее. Плевать она на нас хотела.
– Остынь. Она травмированный ребенок.
Нервно кусая губы, женщина подошла к окну.
– Посмотри, – сказала она, – снова общается с призраками.
Он подошел к окну вслед за супругой. У дороги, прямо напротив их окна, стояла Аврора. Чуть подняв лицо, она как будто смотрела на кого-то стоящего рядом.
– Подожди, я все улажу, – и мужчина вышел на улицу.
Аврора отлично помнила тот день. Это был именно тот день, когда она впервые увидела его так близко – его, этого человека, это существо, которое никто, кроме нее, не видел. Он давно наблюдал за ней, за этой девочкой, но лишь теперь, впервые, позволил и ей увидеть себя. И она увидела его. Но не узнала.
Аврора всегда избегала шумных вечеринок и сторонилась компаний. Ее не интересовала учеба, хотя и давалась ей довольно легко. Зато она могла часами смотреть на луну или следить за движением листа, упавшего на водную гладь и гонимого легким ветром. Как завороженная, запрокинув голову, она часами могла любоваться снежинками, кружившимися в свете фонарей, подолгу рассматривала золотистые пылинки, мерцавшие в солнечных лучах. Она с упоением слушала птиц и шум ветра, она хотела вырваться из этого тела, которое не давало ей дышать, она хотела стать светом, слиться с ним и обрести новое тело, более невесомое, более чувствительное к звукам и прикосновениям природы.
Город душил ее. Она рвалась за его пределы, в тишину, наполненную дыханием ветра и звучанием звезд. Она стремилась в горы – подальше от суеты, подальше от бессмысленного шума. Только наедине с собой и природой она чувствовала себя уютно, в безопасности. Она не помнила ничего из того, что было в ее жизни до аварии, а все то, что происходило с ней после, казалось, пролетало мимо нее. Ей казалось, что она проживает чью-то чужую жизнь.
– Ты здесь? – тихо спросила она, не поднимая головы.
Ответа не последовало. Аврора поднесла бокал к губам и сделала небольшой глоток, потом снова поставила бокал на стол, не осмеливаясь поднять глаза и посмотреть в темноту напротив. Она прислушалась к тишине. Ничего.
– Если ты здесь, дай мне знать, – чуть слышно произнесла она. Тишина. Она подняла глаза. Темная комната, едва освещенная дрожащим огнем свечей. Ее глаза успели привыкнуть к темноте, и она уже без труда видела противоположную часть комнаты. Аврора внимательно изучила взглядом каждый предмет, погруженный в полумрак. Еще какое-то время она неподвижно сидела за столом, затем резко поднялась, задула свечи.
– Что за бред? Что я делаю?
И она, схватив брошенную на пол сумку, вышла из квартиры, громко хлопнув за собой дверью.
Аврора быстро шла по темным, плохо освещенным улицам, наугад, прямо по лужам, кутаясь в просторное худи. Она свернула в парк. Снова начинал накрапывать дождь. По мере того, как Аврора углублялась в ночной парк, а дождь усиливался, шаги ее замедлились. Наконец, она остановилась и некоторое время стояла, всматриваясь в темноту перед собой. Идти вперед? Во тьму парка? В неосвещенную неизвестность? Нет, она еще не потеряла окончательно рассудок. Аврора повернула обратно и уже почти бегом летела назад, к своему дому, а на темном небе все больше и больше сгущались тучи, и дождь уже лил стеной. По ее лицу, с волос, текла вода, одежда промокла насквозь, сердце неистово стучало в груди. На улице уже не было людей, окна гасли одно за другим. Она добежала до автобусной остановки, рухнула на скамью под навесом и закрыла лицо руками. В этом мире она была одна, совсем одна – она всегда знала это, но лишь теперь осознанно приняла этот факт и впервые в жизни разрыдалась – громко, навзрыд, и шум дождя поглотил ее голос.
– Эй, что с тобой? – кто-то коснулся ее плеча.
Она вздрогнула от неожиданности и подняла глаза. Перед ней стоял тот самый парень из кафе. Она вытерла слезы мокрым рукавом:
– Что ты здесь делаешь?
Он пожал плечами:
– Шел мимо.
– Просто шел мимо? Ночью, в такую погоду?
– Да. Что здесь такого? Ты ведь, наверное, тоже просто вышла воздухом подышать?
Аврора шмыгнула носом и не ответила. Он сел рядом.
– Хочешь, я провожу тебя?
Она искоса посмотрела на него и сообщила:
– Я Аврора.
Он кивнул и одними губами улыбнулся ей:
– Так что, Аврора, идем?
Они не спеша шли по улице, залитой дождем, молча, под огромным зонтом. Она осторожно держала его под руку, впервые в жизни чувствуя какое-то едва уловимое доверие к этому человеку, которого она видела второй раз в своей жизни.
У двери ее дома они остановились.
– Ну что, пока! – произнес Алекс.
– Тебе есть, куда идти?
– Да, конечно… Увидимся как-нибудь.
– Идем ко мне, – кивнула ему Аврора. – Я все равно живу одна. А на улице сегодня дождь.
Она вошла в подъезд дома, и он последовал за ней.
Одиночество ушло, а вместе с одиночеством ушел и страх. Аврора уже едва могла вспомнить, как с похолодевшим от ужаса сердцем всматривалась во тьму комнат напряженными глазами, пытаясь увидеть там свой страх. Теперь комнаты были залиты светом. Из маленькой темной квартирки, в которой Аврора столько лет пыталась скрыться от жизни, Алекс перетащил ее в просторные апартаменты, которые они теперь снимали на двоих, где они теперь жили, творили, наслаждались закатами и встречали рассветы. Дела у Алекса шли все лучше, заказов было много, платили вперед, и он тоже уже начал забывать о том, как всего пару лет назад переехал в этот город и у него не было возможности даже арендовать небольшую комнату, о том, как он был вынужден спать в метро или просто на автобусной остановке, пока не встретил ее – Аврору… Это было провидение. Словно кто-то намеренно свел их, подвел их друг к другу, обратил друг к другу их взгляды, соединил их руки и оставил наедине. Как встречаются люди? Почему из миллиардов вариантов, из миллиардов траекторий и возможностей выпадает именно этот? Случайность ли?..
За их окном весь город лежал, как на ладони. Ночью он мерцал миллионами огней, а днем ловил окнами и крышами домов солнечный свет и случайные тени. Зимой улицы скрывались под белоснежным покрывалом и подкупали своей чистотой и нетронутостью. Морозные закаты, словно кистью, наносили смелые, размашистые мазки на темнеющее небо, и Аврора подолгу наблюдала за этими волшебными метаморфозами. Ей часто казалось, что темные облака где-то там, на горизонте были вовсе не облаками, а вершинами далеких темных гор, за которыми заканчивался этот город и начинался новый мир. Но больше всего Авроре нравилось смотреть на луну. Каждый раз во время полнолуния ее охватывала необъяснимая радостная тревога, и она часами могла сидеть на полу, напротив окна, прижав по своему обыкновению колени к груди и обхватив их руками, всматриваясь в этот сияющий диск, в этот магический шар, застывший перед ее окном. Она словно желала рассмотреть на его поверхности нечто такое, что стало бы новым шагом, новым толчком в попытке понять себя, вспомнить хоть что-нибудь, обрести себя заново.
А еще Авроре снились сны – те самые, волшебные, необъяснимые, настолько реалистичные, что она, уже после, спустя несколько дней, продолжала сомневаться, не могла точно вспомнить, снились ли ей эти горы, эти леса, эта долина, залитая лунным светом, эти волшебные существа, манившие ее за собой, или же это как раз и была реальность, а то, что оставалось за ее пределами – было лишь сном. Она настолько явственно видела этот мир! Она чувствовала легкое движение ветра по своему лицу, прохладу влажной травы, касавшейся ее ног, ароматы ночных цветов, выглядывавших из высокой травы. Она таяла в этих снах. Ей хотелось остаться в них. Каждый раз она стремилась увидеть чуть больше, уйти чуть дальше, и каждый раз словно что-то мешало ей. Казалось, еще совсем немного, и она приоткроет завесу тайны – и в этот момент она просыпалась, покидала этот необычный, но такой естественный для нее, такой знакомый мир, и возвращалась обратно – в непонятную, чужую реальность, в которой единственным близким для нее человеком за столько лет смог стать лишь Александр.
Алекс вставал рано, с первыми лучами солнца, чтобы посвятить эти минуты нового дня работе над скульптурой – а Александр был искусным скульптором, хотя и считал это занятие лишь своим хобби. Он пытался создать образ девушки – возможно античной богини или нимфы. Этот образ не раз возникал в его сознании, он пытался запомнить его, зарисовать, но ее черты, легкие, неуловимые, каждый раз убегали от него, оставляя за собой лишь легкий шлейф отдаленных воспоминаний.
Аврора просыпалась позже. К этому времени Алекс уже уходил, оставив для нее на кухне приготовленный завтрак. Они жили вместе, спали в одной постели, вместе готовили ужин и, закутавшись в один плед, считали звезды на темном небе, грея руки о большую кружку теплого ароматного какао. И при всем при этом они не были парой. Им просто было хорошо вместе. Они удивительным образом дополняли друг друга. Они словно стали двумя половинками удачно сложившегося паззла.
Аврора прошлепала из спальни на кухню, волоча за собой по полу шлейф из одеяла. Из кухни приятно манило ароматом недавно сваренного кофе. На столе Аврора увидела два приготовленных для нее тоста с джемом. Она представила Алекса, с упоением намазывавшего джем на хрустящий тост, и невольно улыбнулась: разве она может отказаться от этого?
Она взгромоздилась на высокий стул, взяла чашку с кофе и уже поднесла к губам, как вдруг чашка подскочила в ее руках, подлетела в воздух и с оглушительным звоном упала на пол, разбросав вокруг себя осколки и пролив на пол кофе – словно темную коричневую кровь. Аврора вздрогнула и проснулась. Но прежде чем проснуться, прежде чем выронить чашку из рук, она успела увидеть его – незнакомого мужчину, сидевшего напротив нее за столом.
Аврора долго сидела на постели, комкая рукой светлую простынь. «Сон, это просто был сон…». Она поднялась и осторожно, крадучись, проскользнула через освещенную ярким солнечным светом комнату на кухню. Конечно, в кухне никого не оказалось. На столе она обнаружила оставленные для нее Алексом тосты с джемом и кофе. «Сон. Это просто был сон…»