Вернувшись на работу, я обнаружила у двери двух щенков, нуждавшихся в плановых прививках, и кота, которого хозяйка решила срочно кастрировать. Щенков я быстренько уколола и отпустила, а хозяйку кота отпаивала валерьянкой, потому что, узнав, что хирурга сегодня нет и не будет, она разрыдалась. Сквозь слезы она рассказывала, что срочность требуемой процедуры объясняется тем, что кот совсем потерял совесть по отношению к соседским кошкам, мирно разгуливающим возле подъезда.
– Выхожу сегодня за хлебом, а навстречу моя начальница с молоком. Она для своей Мурочки каждое утро свеженькое покупает. Я ее увидела – ноги подкосились. Зверь она у нас, чистый зверь! А дом заводской, там всем квартиры давали. Никогда бы с ней рядом не поселилась! Я ей: «Добренькое утречко, Татьяна Фикторовна!» Она рот только раскрыла, а тут навстречу ее Мурочка бежит с вытаращенными глазами. А за ней из кустов мой Казанова гонится. Завалил беднягу прямо у скамеечки, и ну ее…
Женщина зарыдала в голос.
– Хоть на работу не приходи! Она же меня убьет! Ну, не убьет, так уволит! – всхлипывала посетительница.
Я заверила ее, что завтра их с котом примут вне всякой очереди, как только она переступит порог нашего заведения.
Когда я закрывала дверь за выплакавшейся хозяйкой распоясавшегося животного, зазвонил телефон.
– Сима, большая радость – сестра моя приехала, – сообщила Вера. – Ждем тебя после работы. Дело есть.
И – гудки. И – все. Как всегда.
А я совсем не хочу к ним идти. Я боюсь, может быть. Ведь мне сказано было чего-то не делать во избежание смерти. Может, мне именно к Верке идти не нужно. Вот приду, а меня бандит какой-нибудь в ее парадной по голове – тюк! Нет, там ведь было сказано, что это враг. А бандит моим врагом быть не может. Мы ведь с ним не знакомы. А Верка? Она на врага очень даже похожа, если приглядеться. Я приеду, а она меня отравит. Тьфу, совсем сбрендила. Если бы Верка захотела, она бы меня уже давным-давно отравила. Значит, я ей живой нужна.
В семь вечера моя служба закончилась, и я отправилась в соседний дом, где жила Вера.
– А вот и Симочка наша пожаловала, – открывая мне дверь, крикнула Верка кому-то, затаившемуся в глубине квартиры.
Как только я справилась с застежками на своих туфлях, она потащила меня на кухню – единственное жилое помещение в доме. На высокой табуретке сидела молодая девица и смотрела на меня как солдат на вошь.
– А это мой Светик, знакомься, – подтолкнула меня Вера к девушке.
Я немного опешила. Верка, надо сказать, была маленькой блондинкой. Разумеется, крашеной и всегда – на самых высоченных каблуках. Ее никогда нельзя было назвать худенькой, хотя она всю свою сознательную жизнь просидела на диете. Она не выглядела полной, но, казалось, в любой момент готова была расплыться в пышненькую булочку, как дрожжевое тесто. Но ее сестра – интересно, какая у них степень родства? – оказалась длинной высушенной девицей со свисающими черными волосами и орлиным носом. Возможно, конечно, Верка уродилась в маму, а сестра в папу. Или наоборот. Но между ними совершенно точно не было ничего общего.
– Симуля, – Верка подсластила свой голос до концентрации сиропа, – милок, у нас к тебе дело.
– Да? – я честно изобразила повышенное внимание.
– Вот приехала моя девочка, моя маленькая любимая сестренка. А ночевать, сама понимаешь, у меня негде, места, сама понимаешь, совсем нет.
Она имела в виду четыре комнаты своей музейной квартиры.
– Я ради радости такой предложила Светику кушетку времен Екатерины Второй, но она музейный работник и категорически отказалась даже близко подходить к такой ценной вещи. Говорит, это для потомков нужно сохранить в целости и сохранности. Посоветовала, кстати, сверху накрыть полиэтиленом, чтобы не портилась. Поэтому, Симуля, я тебя очень прошу, приюти мою сестренку в своих просторных хоромах. Ненадолго, всего на месяцок-другой.
Я с облегчением вздохнула. Обычно Веркины просьбы были более замысловатыми и трудноисполнимыми.
– Конечно…
– Вот и чудненько, вот и ладненько. Собирайся, Светик, тебе еще дотемна устроиться там нужно, вещи разложить. Может, что переставить придется.
Чая мне не предлагали, но, значит, и травить меня Вера пока не собиралась. А это уже хорошо.
Через несколько минут я тащила два тяжелых чемодана долговязой Светланы, а она шла рядом с сумками и пакетами, поминутно роняя что-то, останавливаясь, сгребая в охапку и снова роняя.
– Нужно взять такси, – заявила она мне, когда мы прошли так два квартала по направлению к метро.
– Я живу далеко, это дорого.
– Ерунда, – заявила Света, сбросила сумки на асфальт и замахала мчащимся машинам.
Одна из них лениво подкатила к нам. Светлана согнулась пополам, свесила свои волосы в дверцу и быстро договорилась с водителем. Сидя в машине, я радостно рассматривала людей, томящихся на остановках в ожидании переполненных автобусов, и радовалась новому знакомству. Я никогда не останавливаю машины. Во-первых, потому, что мне это не по средствам. Во-вторых, когда я однажды пыталась «поймать» машину, то простояла с поднятой рукой часа полтора, а потом еще минут двадцать не могла сойтись с водителем в цене. А вот у Светланы сразу получилось. Водитель, даже глазом не моргнув, везет нас на другой конец города, словно ему по пути.
– Приехали, – сказал водитель.
– Приехали! – повторила нетерпеливо Света, и оба они уставились на меня.
Я переводила взгляд с водителя на Светлану и никак не могла понять, чего же они от меня хотят.
– У тебя денег с собой нет? – догадалась Света. – Так сбегай домой, а я пока вещи буду выгружать.
– Сколько? – с ужасом спросила я.
– Сто, – пожала плечами Света, совершенно не имея представления о моей зарплате.
Лишившись дара речи, я им на всякий случай кивнула и поплелась к подъезду.
Расплатившись с таксистом, я распрощалась не только с половиной своих денежных запасов, но и с симпатией к своей гостье. Что-то в ее облике казалось мне теперь хищным: острый нос, свисающие на грудь темные волосы, маленькие глазки с длинными, до хруста накрашенными ресницами. Если так пойдет и дальше…
Светлана вошла в квартиру первой и, не разуваясь, повалилась на мою тахту.
– Боже, какое мучение! – выдохнула она и закрыла глаза.
Я постояла некоторое время возле нее и, поскольку она не шевелилась, отправилась заносить ее чемоданы и многочисленные сумки, оставшиеся за порогом. В этот момент мне стало ясно, что подлинное мучение – прожить с ней бок о бок два месяца – еще впереди. Но делать было нечего, поэтому я старалась оставаться вежливой и гостеприимной хозяйкой.
На часах было без двадцати девять и мне пришлось пробежаться в самый дальний магазин из тех, что я обычно посещаю, – он один еще не закрылся. Набрав провизии, я шла домой не торопясь, без всякого удовольствия. Так нельзя. В любом, самом дурном событии есть что-нибудь положительное, нужно только его отыскать. Вот, к примеру, Света теперь со мной жить собирается. С первого взгляда может показаться, что это не очень приятно. Но если задуматься… Я задумалась. Потом глубоко задумалась. Потом призвала на помощь всех святых и угодников, и тут меня осенило. Ведь если у меня два месяца будет жить Света, я могу под этим предлогом избегать встреч с Климом! Скажу, что она ко мне в гости приехала, что мне нужно ее развлекать. Сегодня в Эрмитаж, завтра на колоннаду Исаакиевского собора, послезавтра в кунсткамеру… Так и скажу: ты, мол, Клим, прости, – гостья у меня. Требующая внимания. Может, повезет, и он за это время найдет себе другую тетеньку, которая умрет от счастья, драя его паркет, выглядывая по субботам из окна его «ауди», штопая его зеленые носки в крапинку.
Тут мечты мои оборвались. Я вышла из лифта и нос к носу столкнулась с Климом. То есть носом я чуть не уперлась в его спину. Первым моим побуждением было нырнуть снова в лифт и скрыться. Но Клим быстро обернулся и, прищурившись, изрек:
– Сдается мне, ты не одна!
Это он тонко заметил, потому что дверь уже открывали с той стороны.
– Кто это у тебя? – спросил Клим.
– Знакомьтесь, это Светлана, – жестикулировать было очень неудобно из-за двух тяжелых сумок. – Сестра Веры. Она приехала на два месяца посмотреть город…
Света сделала ему реверанс, а Клим поклонился ей.
– Вот и замечательно, – резюмировал он. – Начнем с ночного клуба.
– Что ты, что ты, – снова замахала я руками, позабыв, что держу сумки с провизией, – она очень устала.
– Ну нет, – подала голос Света, – такого я никогда не пропущу.
– Вот и чудесно. Переодевайтесь, девочки, я жду вас в машине.
Переодеваясь, я все еще пыталась увидеть что-нибудь хорошее в том, что происходит. И мне показалось даже, что я нашла. А вдруг Климу Светлана понравится и он оставит меня наконец в покое? Я ухватилась за эту идею… Светлана стояла в соседней комнате, готовая к выходу, сверкая золотым платьем до пят с колоссальным разрезом. Сверху оно держалось на тонюсеньких тесемочках, а спина была голая.
– Я готова.
– Я тоже.
Света оглядела меня с ног до головы без всякого участия и двинулась к двери. В машине она уселась на переднее сиденье рядом с Климом, чему я весьма обрадовалась. Говорить было не о чем, поэтому Клим включил радио на всю катушку, и мы выкупались в рекламных увещеваниях непременно посетить Максидом, чтобы приобрести там пару-тройку дрелей.
За столиком же Клим оживился и, пока Света отбивалась от вьющегося вокруг нее стриптизера, жаловался ей на меня.
– Вот ты, Светлана, женщина умная…
Я никак не могла понять: из чего он сделал такой вывод? Я-то знала уже, что прокатиться за чужой счет Светочка не дура, но Клим-то откуда знает?
– …вот и ответь: мужчина я надежный?
– Безусловно, – отчеканила Светочка.
– Солидный?
– О да!
– А вот Сима все тянет, не решается замуж за меня выйти.
Поперхнувшись коктейлем, я закашлялась и объявила, что мне нужно посетить дамскую комнату.
Скрывшись от их колючих глаз, я стояла возле умывальника и чуть не плакала. И как только эти люди так быстро находят общий язык? Похоже, что они сделаны из одного теста, а я – совсем из другого. Ощущение собственной неполноценности часто не давало мне покоя. Но теперь, когда я вот уже в сотый раз убеждалась, что люди вокруг меня удивительно одинаковые, будто в одном котле сваренные, одним соусом приправленные, мне стало страшновато оставаться одной. Нужно было как-нибудь присоединиться к ним. Но у меня не получалось. Первое же слово, после того как я давала себе страшную, клятву, что стану такой же, как они, так вот, первое самое слово, слетавшее с моих губ, оказывалось невпопад. Я терпеть не могла все, что любят они, зато тайно обожала все, что они презирали. Мне очень хотелось временами рассказать кому-нибудь о том, что думаю, но я понимала, что Вере или Киму это заранее не интересно.
С возрастом одиночество становилось все более непереносимым, я порой ходила на салют, чтобы почувствовать единение с веселой толпой. Но как только отблески последних огоньков гасли в волнах Невы, люди расходились по домам, чтобы рассказывать и рассказывать что-то друг другу, а я плелась домой, чтобы прочесть очередной детектив, листать бесконечно газеты, менять местами книжки на полке. Может быть, Клим – это действительно мое спасение от кромешного одиночества? Пусть он пошлый, пусть похож на рабовладельца, пусть носит отвратительные носки в крапинку. Рожу себе ребеночка и буду с ним разговаривать. А это – так много!
Я совсем было расчувствовалась, но тут вдруг вспомнила как дети появляются на свет, и твердо решила: ни за что! Если бы ему нужно было только полы в пяти комнатах мыть – это одно, а вот то, другое, – ни за что! Я вернулась к столику и сжалась в горошину, приготовившись сопротивляться из последних сил, которых у меня никогда не было.
– Ну наконец-то, – обрадовалась мне Светлана, – невеста вернулась. Я даже разыскивать тебя собралась…
– Ну что? – поднял фужер Клим. – За наше светлое будущее?
– Ура! – сказала Света и тихо добавила мне: – Присоединяйся. Это тебя тоже касается.
Потом Клим водил нас по очереди танцевать, долго рассказывал про свою маму, с которой меня нужно будет познакомить как можно скорее. Светлана давала ему советы, где покупать свадебное платье, какие к нему пойдут туфли, цветы и драгоценности.
– А ты, Света, замужем? – спросила я.
– Пока нет, но есть один человек, – ответила она, поглядывая на Клима, и они вместе расхохотались.
Наверно, она ему об этом рассказывала, пока меня не было.
– Ты, Клим, должен был к невесте с цветами явиться и при свидетелях попросить ее руки.
– Завтра и явлюсь. Свидетельницей будешь?
– Конечно, обожаю быть свидетельницей. Слушайте ребята, я ведь здесь два месяца собираюсь пробыть. Может, еще и на вашей свадьбе погуляю?
– Обязательно! – загудел Клим и приобнял меня. – Мы будем очень рады.
Слушая их, я только крепче сжимала свой фужер и поминутно подносила его к губам, а как только ставила его на стол, Светлана по-мужски подливала мне шампанского.
Когда машина Клима затормозила у моего дома, я первая вынырнула из нее и неуверенной походкой направилась к подъезду. Мне хотелось принять душ и смыть с себя все воспоминания об этом кошмарном вечере.
– Пока-а-а-а! – кричала Светлана, идя за мной следом. – Завтра ждем с цветами, по всей форме.
– Буду непременно! – басил Клим из машины.
Когда мы остались со Светланой одни в лифте, где-то на уровне пятого этажа, я попыталась прояснить ситуацию.
– Я не хочу замуж…
– Да брось ты, – не глядя на меня отмахнулась Света. – Такой парень!
– А я все равно не хочу.
Она посмотрела на меня, обиженно сузив глаза, словно Клим был ее любимым родным братом, но, взяв себя в руки, натянуто улыбнулась и сказала:
– Все невесты так говорят накануне свадьбы.
Похоже, они все сговорились и решили выдать меня замуж любой ценой.
Дома я сразу же отправилась принимать душ, потому что меня слегка покачивало от выпитого и услышанного. А когда вышла, то обнаружила Светлану на моей тахте в бигуди и с телефонной трубкой в руке. Она визгливо обзывала кого-то тупой гусыней. Увидев меня, она швырнула трубку на рычаг, не попрощавшись с собеседником.
– Ужасно устала. Кстати, а ты где собираешься спать? – спросила она, устраиваясь удобнее на моей тахте и натягивая ночную рубашку.
– На кухне.
– Ну, спокойной ночи, – объявила Света и щелкнула выключателем.
В кромешной темноте я пошарила в шкафу, вытащила оттуда комплект спального белья и надувной матрац и отправилась на кухню. Там я села на табуретку и принялась надувать его. Надувая щеки и заполняя воздухом свою будущую лежанку, я слышала только, как бьется мое сердце. Тихо, как мышка. Тук-тук, тук-тук. Хочет стушеваться до уровня тикающего будильника. Только бы оставили его в покое. Только бы не приставали, не заставляли, не требовали ничего.
Я никогда не могла постоять за себя. Может быть, потому что родители мои умерли слишком рано. И я забыла, что такое надежный тыл, поддержка, любовь. Я была круглой сиротой в этом мире, хотя и не принято говорить так о взрослых самостоятельных женщинах. Может быть, поэтому я и цеплялась за Верку, которую не очень любила. Поэтому и не гнала Клима, которого не любила вовсе. Поэтому буду ворочаться два месяца с боку на бок на надувном матрасе. Ну что поделаешь, если люди совсем не такие, как мне хотелось бы. Не оставаться же одной. Нужно как-то приспосабливаться.
Я заткнула пробкой дырку, постелила себе на полу и улеглась. Приспособиться было трудно. Очень трудно.