Глава первая. Первое применение боевого помидора

– Кирилл Саныч, а можно я с вами на дежурство останусь? – попросил ординатор Митя.

– Что? Зачем? – Кирилл торопливо листал историю болезни. – Ага, вот тут еще расписаться. Блин, где протокол операции, Макс опять не распечатал? А, вот он, нормально. Тьфу, «Медофис» снова завис. Митя, у тебя «Медофис» работает? Ну, наша больничная программа?

– Работает, – Митя за другим компьютером как раз закончил вводить первичный осмотр. – Так можно?

– Если работает, тогда сделай, пожалуйста, выписной эпикриз Потапченко, у меня зависло. Что можно? А, дежурить. Да пожалуйста. А я еще удивляюсь: рабочий день кончился, все врачи ушли, а ты остался. А на фига тебе это надо?

– Ну в порядке обучения. И мне бы хотелось посмотреть, как вы Смерть отгоняете. Практические приемы.

– Дурное дело нехитрое, – пожал плечами Кирилл. – Ну вот, вроде комп заработал. Ты все равно эпикриз Потапченко напиши, а я пока закрою сегодняшних выписанных. А потом поедим что-нибудь.

– А Смерть еще не придет? – спросил Митя, быстро стуча по клавиатуре.

– Для Нее еще рановато, но в принципе Она может заявиться в любой момент.

– А мы не пропустим?

– Нет. Ты сразу почувствуешь Ее приход, не беспокойся.

Смерть довольно часто их посещала. Потому что это был онкологический центр, нейрохирургическое отделение, там не насморк какой-нибудь лечили. И дежурные хирурги должны были ее отгонять. Дежурные медсестры присматривали за больными, а врачи отгоняли Смерть. Способы были разные и у каждого доктора свои. Иногда достаточно было сказать «кыш!», и она уходила. А иногда звали реаниматологов и гнали совместно. В особо трудных случаях приходилось стрелять. Каждому хирургу выдавали табельное оружие, классический пистолет Макарова, и набор патронов. Патроны после использования полагалось списывать на конкретного пациента и делать отметки в истории болезни. Смерть, конечно, убить нельзя, но от выстрелов она на какое-то время уходила. Плохо то, что иногда не уходила. Врачи не боги и могли не всё.

– А Смерть… – снова начал Митя, но Кирилл перебил:

– Лучше называй Она. Она же слышит нас. Может прийти на звук своего имени. Тебе это надо? Поесть не даст. Вот перехватим чего-нибудь, истории запишем, сегодняшних оперированных посмотрим в реанимации, тогда пусть приходит. А лучше бы Ее не было. Не на каждое дежурство Она приходит.

– Я сегодняшних уже посмотрел, – сказал Митя, закрывая свой первичный осмотр и открывая файл «Потапченко». – Все проснулись после наркоза, все экстубированы.

– Ближе к вечеру еще сходим, Тимофеева глянем. Он мне подозрителен. Вот не люблю я Тимофеевых: что ни Тимофеев, то сложности. И Варвара говорит, что Тимофеевых не любит. У них мониторинги плохо получаются, с наводкой.

– Варвара – это кто? – спросил Митя. – Я тут три дня, еще не всех знаю.

– Это нейрофизиолог. Она в своем кабинете сидит и не на всякую операцию ходит. На операции прицепляет электроды на разные части тела и смотрит на своих аппаратах, где какие параметры. Чтобы мы, хирурги, чего нужного не отрезали. Называется интраоперационный мониторинг, сокращенно ИОМ. На завтрашний мотор пойдет, вот и познакомишься. Ну, опухоль моторной зоны, по-нашему, мотор. Закончил? Молодец, быстро. Дай я проверю, а ты пока помидоры порежь. Вон там нож и тарелки. Салат сделаем. У меня есть бутерброды.

– У меня тоже, – кивнул Митя и встал. – И картошка. А доска есть?

– Нету, так режь, на тарелке.

– Ух, твердые какие! – удивился Митя. – А на вид красивые, большие. Убить можно таким помидором. Слушайте, какой звук.

Митя постучал помидором по тарелке.

– Да уж, – покачал головой Кирилл, не отрывая взгляд от монитора и спешно что-то доделывая. – Чугунный прямо. Если стукнуть им по голове, получится закрытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга, ранение, несовместимое с жизнью. А если таким помидорчиком запустить с расстояния, то череп проломит запросто, и будет открытая черепно-мозговая травма. И тоже несовместимая с жизнью. Так. Внимание. Она.

Кирилл обернулся к приоткрытому окну ординаторской. И Митя обернулся тоже. В неширокую щель лезло что-то бледно-белесое, очень тихое и на вид безобидное.

– Кыш! – негромко сказал Кирилл. Бледно-белесое кивнуло, быстро принимая антропоморфный облик, обозначились глаза, рот, очертания печального лица, к столу потянулась рука с длинными пальцами, изогнутыми во все стороны.

– К Потапченко тянется, – спокойно сказал Кирилл. – К его истории болезни. Блин, значит, рецидив будет, а я же всё чисто убрал. Кыш, я сказал! Пошла вон! Не трогай моего Потапченко, я что, зря ему опухоль шесть часов удалял?!

Митя, совершенно обалдевший от происходящего, машинально запустил в пришельца помидором, который не успел порезать. Красное ядро врезалось в бледное грустное лицо, пролетело насквозь. Лицо заколебалось, оплыло потеками и исчезло.

– Извините, пожалуйста, – растерялся Митя.

– Молодец, – похвалил Кирилл. – Нестандартно мыслишь, это хорошо для нейрохирурга. Помидорами Смерть еще никто не прогонял. Вот только, наверное, обиделась Она. Неуважительно это – помидором в морду. Еще придет. Ничего, справимся. А пока давай поедим, я уже просто сам себя перевариваю. Обедать вечно не успеваешь. Окно, что ли, закрыть, чтоб не лезла? Душно будет. Кто там орет внизу? Аж на четвертом этаже слышно.

Митя встал, чтобы закрыть окно, с некоторым трепетом выглянул наружу.

– Мужик какой-то лежит на газоне и матерится, – объяснил он, прислушиваясь к заковыристому тексту. – Что врачи выбрасывают всякую гадость из окон. Его по макушке чем-то стукнуло вроде камня, аж с ног сбило.

– Это наш помидор, – хмыкнул Кирилл. – Он пролетел сквозь Нее и упал вниз, на охранника. Где мои бутерброды? Вот они. Слушай, может, не будем помидоры резать? Очень уж хорошо они действуют. Сохраним против Нее.

– А вы же сказали – неуважение, – вспомнил Митя.

– Она сама виновата – в ординаторскую лезть некорректно.

И хирурги принялись за бутерброды.

– Вообще-то обычно ситуация под контролем, – жуя, объяснял Кирилл. – Она приходит, мы прогоняем. Не каждый раз и пистолет используем. Но в последнее время участились какие-то нехорошие случаи. Она проскальзывает мимо нас, мы не чувствуем. Обычно чувствуем, даже если она к больным лезет, а не к нам. А тут приходим утром на обход – а человек умер. Как будто Она какие-то обходные пути нашла, мимо нас и мимо анестезиологов. И я вот что думаю – надо бы проверить подвалы. Там гардероб для госпитализированных, всякие подсобные помещения, подземный проход к пищеблоку, коридор к моргу, спортзал… раньше был, а потом закрыли. Потому что ребята в спортзале начали испытывать какие-то неприятные эмоции – то ли страх, то ли просто неуютное какое-то чувство. Как будто кто-то там есть, а никого не видно. Ну и закрыли спортзал, чтобы это, которое не видно, по отделениям не шастало. Может, Она через подземные коммуникации лезет? Там есть выход на первый этаж, около аптеки. Я давно хотел на дежурстве проверить, но не могу же отделение бросить. А теперь нас двое. Вот и можно посмотреть подвалы: один остается в отделении, второй гуляет по подземным ходам. Если что не так – звоним по телефону и сбегаемся. Согласен?

Митя не очень хотел лезть ночью в незнакомые подвалы, битком набитые нечистью, но не признаваться же!

– Конечно, согласен, – сказал он бодро. – Очень интересно.

Загрузка...