Один из мифов, связанных с деятельностью советской военной контрразведки в годы Великой Отечественной войны, – Особые отделы НКВД и УКР «Смерш» занимались исключительно охотой на настоящих и мнимых врагов советской власти. А в эту категорию попадали не только агенты спецслужб противника (не только германской, но румынской, финской и др.), но и дезертиры, паникеры, самострельщики и т. п. В жизни все было иначе. Военным чекистам приходилось присматривать за уровнем боеспособности действующей армии. В первые месяцы войны руководство страны это интересовало больше, чем количество разоблаченных немецких агентов. Так, 9 июля 1941 года вступил в силу «Табель оперативной отчетности и направления документов органов Третьего управления НКО в военное время». В нем приоритет был отдан сообщениям и докладным запискам о недочетах в обеспечении войск фронта и тыла всеми видами довольствия и вооружения, о недостатках в подготовке и проведении операций. Лишь на пятом месте в этом перечне проходили сообщения о проявлении вражеской деятельности в частях[44].
Вступление в силу Табеля лишь подтвердило сложившуюся практику. Военные чекисты с 22 июня 1941 года информировали руководство страны о выявленных недостатках.
Так, заголовок одного из первых документов, подготовленных военными чекистами, звучал так: «Докладная записка о недочетах боевой подготовки частей 2-го корпуса ПВО». В нем сообщалось о многочисленных упущениях и недостатках, приведших к нарушению заградительной системы противовоздушной обороны Ленинграда.
В других сообщениях, датированных первыми днями войны, кроме освещения диверсионной и разведывательной деятельности противника в прифронтовой полосе, сообщались данные: о недостатках боевой готовности 10-го мехкорпуса и 2-й армии; о недостатках в ходе воинских перевозок, обеспечения войск средствами связи, продовольствия и фуража; о низком управлении работы ВВС фронта и др.[45].
В начале июля 1941 года от военных чекистов руководство страны начало получать обобщающие документы по отдельным фронтам и видам вооруженных сил. В качестве примера такого сообщения процитируем донесение «о потерях ВВС Северо-Западного фронта в первые дни войны». Документ датирован 8 июля 1941 года. Все сообщенные в нем факты соответствуют действительности.
«Вследствие неготовности частей ВВС ПРИБОВО (Прибалтийский военный округ. – Примеч. авт.) к военным действиям, нераспорядительности и бездеятельности некоторых командиров авиадивизий и полков, граничащих с преступными действиями, около 50 % самолетов было уничтожено противником при налетах на аэродромы.
Вывод частей из-под удара авиации противника не был организован. Зенитные средства обороны аэродромов отсутствовали, а на тех аэродромах, где средства были, не было артснарядов.
Руководство боевыми действиями авиачастей со стороны командиров 57, 7-й и 8-й авиадивизий, а также штаба ВВС Фронта и Округа было поставлено крайне плохо, связь с авиачастями с начала военных действий почти отсутствовала.
Потери самолетов на земле только по 7-й и 8-й авиадивизиям составляют 303 самолета.
Аналогичное положение по 6-й и 57-й авиадивизиям.
Такие потери нашей авиации объясняются тем, что в течение нескольких часов после нападения вражеской авиации командование Округа запрещало вылетать и уничтожать противника. Части ВВС Округа вступили в бой поздно, когда значительная часть самолетов была уже уничтожена противником на земле.
Перебазировка на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний ВВС Округа, посадку совершали, кому, где вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин.
Так, на аэродроме Пильзино противник, обнаружив такое скопление самолетов, налетом одного бомбардировщика 25 июня с.г. уничтожил 30 самолетов.
Маскировке аэродромов до сих пор не уделяется внимание. Приказ НКО по этому вопросу не выполняется (особенно по 57-й авиадивизии – командир дивизии полковник Катичев и 7-й авиадивизии – командир дивизии полковник Петров), штабы ВВС Фронта и Округа никаких мер не принимают.
В данное время авиачасти ВВС Северо-Западного фронта являются неспособными к активным боевым действиям, так как в своем составе имеют единицы боевых машин: 7-я авиадивизия – 21 самолет, 8-я авиадивизия – 20, 57-я авиадивизия – 12.
Экипажи, оставшиеся без материальной части, бездельничали и только сейчас направляются за матчастыо, которая поступает крайне медленно.
На складах Округа ощущается недостаток запасных частей к самолетам и авиамоторам (плоскости самолетов МиГ, винты ВИШ-22Е и ВИШ-2, свечи 3 МГА, патроны БС и др. детали)»[46].
По поводу маскировки военных аэродромов. Все знают, что в первые дни войны на земле было уничтожено огромное количество самолетов. Одна из причин – перед войной командование Красной Армии слишком поздно обратило внимание на то, что «по маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано». Только 19 июня 1941 года нарком обороны Семен Константинович Тимошенко и начальник Генерального штаба Красной Армии Георгий Константинович Жуков подписали приказ № 0042, где среди прочих мер по исправлению названого выше недостатка приказывалось:
«1. К 1.7.41 г. засеять все аэродромы травами под цвет окружающей местности, взлетные полосы покрасить и имитировать всю аэродромную обстановку соответственно окружающему фону.
2. Аэродромные постройки до крыш включительно закрасить под один стиль с окружающими аэродром постройками. Бензохранилища зарыть в землю и особо тщательно замаскировать.
3. Категорически воспретить линейное и скученное расположение самолетов; рассредоточенным и замаскированным расположением самолетов обеспечить их полную ненаблюдаемость с воздуха…»[47].
Понятно, что через три дня началась война, и было бессмысленно красить взлетно-посадочные полосы. Красная Армия стремительно отступала. Зато пункт о запрещении скапливания самолетов никто не отменял. Наоборот, на это указание нужно было обратить особое внимание. И для того, чтобы понять, что сосредоточение на одном аэродроме большого количества самолетов, при отсутствии эффективно работающей системы ПВО и господства противника в воздухе, гарантирует уничтожении техники на земле. Для этого не нужно оканчивать военную академию или иметь многолетний опыт службы на командирских должностях в ВВС. А может, летчики и механики испугались и уже в первые дни войны начали в массовом порядке сдаваться в плен противнику? Поэтому и не смогли выполнить приказы командования о рассредоточении техники. Многочисленные мемуары и документы свидетельствуют об обратном. Испугалось и растерялось именно командование частей и соединений, когда внезапно утратило связь с вышестоящими штабами. Так что военные контрразведчики все верно отразили в своем сообщении.
Об этом как-то не принято вспоминать, но в первый месяц Великой Отечественной войны серьезные проблемы в сфере управления наблюдались не только в стремительно отступающей на восток Красной Армии, но и в системе железнодорожных коммуникаций. Понятно, что внезапное нападение противника, немецкие разведывательно-диверсионные группы в тылу Красной Армии, целенаправленные удары авиации противника по узлам и линиям армейской связи и множество других причин привели к частичному параличу системы управления действующей армии на территории Украины и Белоруссии.
К тому же в первый день войны выяснилось, что Наркомат связи, который должен был представить цепи (линии, каналы) для организации правительственной связи территориальным управлениям НКВД (последние обслуживали ВЧ-станции используемые для организации связи руководства страны, Генштаба с командованием фронтов и армий), не смог этого сделать[48].
В результате к вечеру 22 июня 1941 года Генштаб не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о местонахождении войск РККА и вермахта[49]. А штаб Западного фронта 24 июня не сумел установить связь с двумя (3-я и 10-я) из трех своих армий[50]. Что тогда говорить об участке штаб армии – штаб дивизии.
Если происходящее в системе организации связи можно частично списать на активную деятельность противника и довоенные просчеты руководства Наркомата связи и командования Красной Армии, то происходящее на железных дорогах в первые месяцы войны, иначе как преступной халатностью отдельных руководителей назвать нельзя.
В тридцатые годы прошлого века система железнодорожного транспорта фактически была полувоенной организацией. Ведь именно по стальным магистралям планировалось перебрасывать войска из одного региона страны в другой. А также организовывать их снабжение, эвакуацию раненых и т. п. Поэтому охране железнодорожных сооружений (мосты, туннели, водокачки и т. п.) уделялось повышенное внимание.
Достаточно указать, что численность внутренних войск НКВД была 63,7 тысячи человек, что почти в два раза превышало численность конвойных войск НКВД (38,3 тысячи человек (до 1956 года места лишения свободы, за исключением тюрем, охраняла военизированная охрана, комплектовавшаяся не военнослужащими, а лицами по найму).
Накануне Великой Отечественной войны в состав войск НКВД по охране железнодорожных сооружений входило более пятидесяти бронепоездов, больше, чем у Красной Армии![51] Так, к октябрю 1939 года войска НКВД имели на вооружение 36 мотоброневагонов, 12 бронеплощадок и 16 бронепоездов[52]. А по состоянию на 22 июня 1941 года, кроме 53 армейских бронепоездов, СССР имел и солидные бронесилы НКВД: 25 бронепаровоза, 32 артиллерийские бронеплощадки, 36 современных моторных броневагонов. Как правило, бронепоезд (либо подразделение мотоброневагонов) входил в состав сформированных в конце тридцатых годов прошлого века дивизий НКВД по охране железнодорожных сооружений. Каждому «железнодорожному» полку «полагалось» по одному бронепоезду, который служил мощным резервом для усиления полковых гарнизонов (в составе от отделения до роты), охранявших мосты, узловые станции и другие важные объекты вдоль магистралей[53]. Предполагалось, что «крепости на колесах» сумеют оперативно уничтожить вражеский десант или подразделение диверсантов[54].
Понятно, что руководство страны уделяло повышенное внимание охране стальных магистралей не просто так, а для того, что бы обеспечить в случае военных действий надежную и безотказную систему коммуникаций между прифронтовой зоной и тылом. К сожалению, военачальники, отвечающие за эффективное использование этой системы, не справились со своей задачей.
По данным военных контрразведчиков, в начале июля 1941 года Управление военных сообщений (УПОВОСО) Генерального штаба не знало, где какие эшелоны с военной техникой, боеприпасами и личным составом находятся! И виноваты в этом не диверсанты противника или нарушенная система связи (на железной дороге функционировала своя ведомственная, которая не зависела от Наркомата связи), а обычная неорганизованность и преступная халатность отдельных исполнителей! А без данных о местонахождении отдельных эшелонов сложно планировать любые военные операции. Учитывая то, что в Генеральном штабе не знали, где находятся отдельные войсковые части и соединения, уже вступившие в бой противником.
Процитируем донесение заместителя начальника 3-го управления НКО СССР Федора Яковлевича Тутушкина руководству страны о недостатках в организации железнодорожных перевозок. Документ датирован 6 июля 1941 года.
«Перевозка войск, вооружения, боеприпасов и других воинских грузов на фронт на ряде железнодорожных дорог систематически срывается.
Сроки погрузки по Московскому и Орловскому округам сорваны на два дня.
Срыв своевременной перевозки воинских грузов происходит из-за плохого руководства со стороны нач. УПВОСО генерал-лейтенанта технических войск Трубецкого и плохой работы НКПС.
В УПВОСО до 1 июля с.г. не велась сводка учета перевозок войск. С 1 июля она выпускается, но с опозданием от 7 до 24 часов, причем в сводке указывается только дорога, по которой идут эшелоны, а станции, где они находятся, не указываются.
Это привело к тому, что УПВОСО не знает, где находятся эшелоны, и местонахождение ряда эшелонов УПВОСО не известно.
235 с.д. по 4 июля с.г. погрузила 26 эшелонов, из них: выгружено – 2, передано на ст. Псков – 11, находилось в районе Бологое – 3, а где еще 10 эшелонов, УПВОСО не знает.
148 с.д. (стрелковая дивизия. – Примеч. авт.), начавшая погрузку 27 июня, к 4 июля с.г. выгрузила только два эшелона.
На десятки транспортов нет данных об их месте нахождения с 30 июня 1941 г.
Имеют место случаи направления эшелонов не по назначению.
Эшелон со штабом 19-й армии и управлением 25 с.к. (стрелкового корпуса. – Примеч. авт.