Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! и берусь за перо!
Стрекот аэропланов! беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! крылолёт буэров!
Кто-то здесь зацелован! там кого-то побили!
Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грёзофарс…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! из Нью-Йорка – на Марс!
На ландо моторном[42], в ландо шикарном
Я проезжаю по Островам[43],
Пьянея встречным лицом вульгарным
Среди дам просто и «этих» дам.
Ах, в каждой «фее» искал я фею
Когда-то раньше. Теперь не то.
Но отчего же я огневею.
Когда мелькает вблизи манто?
Как безответно! как безвопросно!
Как гривуазно![44] но всюду – боль!
В аллеях сорно, в куртинах[45] росно,
И в каждом франте жив Рокамболь[46].
И что тут прелесть? и что тут мерзость?
Бесстыж и скорбен ночной пуант.
Кому бы бросить наглее дерзость?
Кому бы нежно поправить бант?
Валентина, сколько счастья! Валентина,
сколько жути!
Сколько чары! Валентина, отчего же ты
грустишь?
Это было на концерте в медицинском
институте,
Ты сидела в вестибюле за продажею афиш.
Выскочив из ландолета, девушками
окруженный,
Я стремился на эстраду, но, меня остановив,
Предложила мне программу, и, тобой
завороженный,
На мгновенье задержался, созерцая твой
извив.
Ты зашла ко мне в антракте (не зови его
пробелом)
С тайной розой, с красной грезой,
с бирюзовою грозой
Глаз восторженных и наглых. Ты была
в простом и белом,
Говорила очень быстро и казалась стрекозой.
Этот день!.. С него – начало. Телефоны
и открытки. К начинаньям поэтессы я был очень милосерд, И когда уже ты стала кандидаткой
в фаворитки,
Ты меня сопровождала ежедневно на концерт.
А потом… Купэ. Деревня. Много снега, леса. Святки.
Замороженные ночи и крещенская луна.
Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки.
Валентина безрассудна! Валентина влюблена!
Все прошло, как все проходит. И простились мы неловко:
Я «обманщик», ты сердита, т. е. просто
трафарет.
Валентина, плутоглазка! остроумная
чертовка!
Ты чаруйную поэму превратила в жалкий
бред!
Что это? – спичек коробок? –
Лучинок из берез?
И ты их не заметить мог? –
Ведь это ж грандиоз!
Бери же, чиркай и грози,
Восторжен, нагл и яр!
Ползет огонь на все стези:
В твоей руке – пожар!
Огонь! огонь, природоцап,
Высовывай язык!
Ликуй, холоп! Оцарься, раб!
Ничтожный, ты велик!
В большом и неуютном номере провинциальной гостиницы Я лежу в бессоннице холодноватыми вечерами. Жутко мне, жутко, что сердце скорбью навеки вынется Из своего гнездышка – …разбитое стекло в раме…
Из ресторана доносится то тихая, то грустная
музыка –
Какая-нибудь затасканная лунная соната, То такая помпезная, – правда, часто кургузая, – …Лилию оскорбляющее полнокровье
граната…
И слышится в этой музыке души всех женщин и девушек, Когда-либо в жизни встретившихся и возможных еще в пути. И плачется, бесслезно плачется в номерной тиши кромешной О музыке, о девушках, обо всем, что способно цвести…
Ты меня совсем измучила, может быть,
сама не ведая;
Может быть, вполне сознательно; может быть,
перестрадав;
Вижусь я с тобой урывками: разве вместе
пообедаю
На глазах у всех и каждого, – и опять
тоска-удав.
О, безжалостница добрая! ты, штрихующая профили
Мне чужие, но знакомые, с носом мертвенно-прямым!
Целомудренную чувственность мы зломозгло объутопили
Чем-то вечно ожидаемым и литаврово-немым…
Слушай, чуждая мне ближница! обреченная далёчница!
Оскорбить меня хотящая для немыслимых услад!
Подавив негодование, мне в тебя так просто хочется,
Как орлу – в лазорь сияльную, как теченью – в водопад!
Тиана, как странно! как странно, Тиана!
Былое уплыло, былое ушло…
Я плавал морями, садился в седло,
Бродил пилигримом в опалах тумана…
Тиана, как скучно! как скучно, Тиана!
Мадлэна – как эхо… Мадлэна – как сон…
Я больше уже ни в кого не влюблен:
Влюбляются сердцем, но – как, если – рана?..
Тиана, как жутко! как жутко, Тиана!
Я пил и выплескивал тысячи душ
И девьих, и женских, – все то же; к тому ж
Кудесней всех женщин – ликер из банана!
Тиана, как дико! мне дико, Тиана,
Вложить вам билеты в лиловый конверт
И ждать на помпезный поэзоконцерт:
Ведь прежде так просто – луна и поляна.
И вдруг – вы, снегурка, нимфея, лиана,
Вернули мне снова все миги тех лет,
Когда я был робкий, безвестный поэт,
О славе мечтавший, – без славы дурмана…
Тиана, как больно! мне больно, Тиана!
Распахните все рамы у меня на террасе,
распахните все рамы –
Истомило предгрозье. Я совсем задыхаюсь.
Я совсем изнемог.
Надоели мне лица. Надоели мне фразы.
Надоели мне «драмы».
Уходите подальше, не тревожьте. Все двери
я запру на замок.
Я весь день и весь вечер просижу на террасе,
созерцая то море,
То особое море, нет которому равных
во Вселенной нигде.
Помню Ялту и Дальний[48], и Баку с Таганрогом.
На морях – я не спорю,
Но Балтийское море разве с теми сравнится
при Полярной звезде?..
Это море – снегурка. Это море – трилистник.
Это – вишень цветенье.
Это – призрак бесчертный. Эрик, принц светлоокий.
Это море – Лилит[49].
Ежецветно. Капризно. Несказанно-больное.
Все – порыв,
Все – мгновенье.
Все влеченье и зовы. Венценосная Сканда.
Умоляя – велит.
Оттого-то и дом мой – над отвесным обрывом
у любимого моря.
Миновало предгрозье. Я дышу полной грудью.
Отдыхаю. Живу.
О, сказанья про Ингрид! О, Норвегии берег!
О, Эстляндские зори!
Лишь в Эстляндии светлой мне дано вас
увидеть
наяву! наяву!
Заалеют клены и залимонеют, будут ало-желты.
Побуреет в бурях море голубое, голубое небо,
Будет в зорях холод, в вечерах – угрозье, в полднях – хлаже золото.
Хочешь иль не хочешь – сердцем затоскуешь от немого гнева.
Ах, земле сочувствуй, – осудить опасно: после жатвы тяжко.
Надо же на отдых: хлеб свой оправдала труженица-матка,
Всех она кормила: и крестьян, и птичек, травку и барашка.
Смертно вы устали: ты, земля, и лошадь, рыжая лохматка.
Отдохните осень, отдохните зиму. Пробудитесь к марту.
С помощью Господней, помощью надежной, снова за работу.
Приходи, старуха в старой желтой кофте! вымечи-ка карту
На свою погибель, предсказавши солнцу к маю позолоту.
Наш почтальон, как друг прилежный,
Которому чего-то жаль,
Принес мне вашу carte postale
В лиловый влажный безмятежный
Июньский вечер. Друг мой нежный,
Он отемнил мою печаль –
Открытки вашей тон элежный.
Мы с вами оба у морей,
У парусов, у рыб, у гребли.
Вы в осонетенном Коктэбле,
А я у ревельских[50] камней,
Где, несмотря на знои дней,
Поля вполную не нахлебли,
Но с каждым днем поля сильней.
…Скажи, простятся ль нам измены
Селу любезному? зачем
Я здесь вот, например? и с кем
Ты там, на юге? Что нам пены,
В конце концов?! что нам сирены?!
Я к нам хочу! и вот – я нем
У моря с запахом вервэны…[51]
Как пахнет морем от вервэны
И устрицами, и луной!
Все клеточки твои, все вены
Кипят вервэновой волной.
Целую ли твои я веки,
Смотрюсь ли в зеркала очей,
Я вижу сон чаруйный некий,
В котором море все свежей.
Неистолимою прохладой
Туда, где крапчатый лосось,
Где чайка взреяла Элладой,
Влекусь я в моревую сквозь.
Но только подойду я к морю,
Чтоб тронуть шлюпки бичеву,
Со сном чаруйным впламь заспорю,
К тебе у моря воззову!
Повеет от волны вервэной,
Твоею блузкой и косой.
И, смутным зовам неизменный,
Я возвращусь к тебе с тоской.
Она мне принесла гвоздику,
Застенчива и молода.
Люблю лесную землянику
В брильянтовые холода!
Рассказывала о концерте
И о столичном том и сём;
Но видел поле в девьем сердце,
Ручьи меж лилий и овсом…
Я знаю: вечером, за книгой,
Она так ласково взгрустнет,
Как векше[53], сердцу скажет:
«Прыгай!» И будет боль, и будет гнет…
С улыбкою, сомкнув ресницы,
Припомнит ольхи и родник,
И впишет четкие страницы
В благоуханный свой дневник.
Они сражаются в полях,
Всё позабывшие в боях,
Не забывая лишь о том,
Что где-то есть родимый дом.
Что дома ждет тоскуя мать
И не устанет вечно ждать,
Что плачет милая жена,
В такие дни всегда верна,
И дети резвою гурьбой
Играют беззаботно «в бой»…
Они сражаются в полях,
Сегодня – люди, завтра – прах,
Они отстаивают нас.
Но кто из них свой знает час?
А если б знать!.. А если б знать,
Тогда нельзя душой пылать:
Ужасно заряжать ружье,
Провидя близкое свое…
Неумертвимые в мечтах,
Они сражаются в полях!
Еще не значит быть изменником –
Быть радостным и молодым,
Не причиняя боли пленникам
И не спеша в шрапнельный дым…
Ходить в театр, в кинематографы,
Писать стихи, купить трюмо,
И много нежного и доброго
Вложить любимому в письмо…
Пройтиться по Морской с шатенками,
Свивать венки из кризантем,
По-прежнему пить сливки с пенками
И кушать за десертом крэм –
Еще не значит… Прочь уныние