Трое мужчин в тёмных и свободных одеждах, с лицами скрытыми платками с интересом наблюдали за открывшимися воротами, которые впустили запряжённую ослом повозку и двух мужчин. Пройдя один квартал, путники остановились и о чём-то ещё недолго разговаривали, погонщик что-то объяснял своему спутнику, показывая руками, а затем без лишних церемоний расстались, разойдясь в разные стороны.
– Ругаются они там что ли? – произнёс закутанный в солдатский плащ человек.
Они ещё какое-то время наблюдали за Ноамом и Йешуа, пока те не разошлись в разные стороны.
– Идём вон за тем, – сказал один из мужчин по имени Исая, указывая на Йешуа.
– Да—да, этого на осле я знаю, – зашептал его товарищ по имени Порций,. – Он сыр возит, его имя Ноам. А его спутника я не знаю. Сразу видно, что он в городе первый раз. Кажется, этот Ноам ему объяснял дорогу.
Прибывшие в Иерусалим путники разошлись в разные стороны и сразу же трое мужчин, пристально наблюдавшие за беседой последовали за Йешуа, выискивая тихое укромное место.
Путник в длинной белой рубахе и грубой тоге, не спеша шёл посередине пустой улицы, не оглядываясь и, кажется, совершенно не опасался своего одиночества в этом неприветливом и глухом квартале старого города. Сначала преследователи двигались скрытно, но вскоре совершенно осмелев, уже не скрывали своего присутствия, и даже желая, чтобы тот человек теперь обнаружил их. Путник не останавливался, и мужчины теперь изумлённо переглядывались между собой. Один из них в голос спросил, намеренно привлекая к себе внимание:
– Чего это он? Неужели не слышит, что мы идём за ним?
– Может он глухой? – ответил второй мужчина.
– То есть как это глухой? Мы же ещё недавно видели, как он разговаривал с этим… ну… который на осле.
Внезапно путник остановился. Преследователи тоже замерли на месте, и опять переглянулись между собой в полном недоумении. Исая вытащил из рукава длинный нож и произнёс хриплым голосом.
– Эй ты… Стой!!!
Путник поднял руки в стороны, и начал говорить:
– Вы так настойчиво преследуете меня. Очевидно, вы нуждаетесь во мне.
Грабители переглянулись между собой.
Вперёд выступил один человек, держа в руке нож:
– Нуждаемся, но не совсем в тебе. Вот что, нам нужны твои деньги!
– Да! – быстро поддержал своего товарища один из нападавших, сириец по национальности, которого звали Закхеб. – Или добрый господин раскошелиться, или мы убьем его, – с недоброй улыбкой закончил он.
Путник повернулся, и в удивлении подняв брови, произнёс:
– Нет, не убьете… Вы не сможете меня убить, да хоть узнай я вас. Хотя и разглядеть солдата…, вот в нём, – путник указал рукой на одного из грабителей. – Не составляет труда.
Нападавшие переглянулись между собой.
Человек с ножом в руке произнёс:
– А позволь, как это ты можешь так разглядеть?
Путник усмехнулся:
– Ну во—первых, уже сам вопрос твой ко мне выдаёт тайну, которую вы так скрываете.
– А во—вторых? – взволнованно спросил Порций.
– А во-вторых, мне очень хорошо заметно бритое лицо, какое имеют римские солдаты. Хоть и скрыто оно платком. Ни бороду, ни её отсутствие невозможно укрыть. К тому же калиги, что одеты у тебя на ногах, иногда видны из-под одежды.
– Ладно, хватит тут рассуждать. Тебя спасут твои деньги, которые нам так необходимы, – произнёс Исая, оглядывая Порция с ног до головы, замечая, что слова путника верны.
– Несчастные люди… поверьте, деньги ещё никого не спасли и не спасут. Спасение будет в другом, но это вы поймёте позже. Я знаю, что день явит в вас добрых граждан, но вот ночь… Вы надеетесь, что она скроет ваши поступки и тайные желания, я же являюсь одним человеком и при солнце и при луне.
– Ерунда! А почему ты так уверен, что мы не сможем убить тебя, даже после того, если получим деньги, – спросил сириец.
– Моё предназначение в этом мире иное, вряд ли вы мне поверите скажи я вам.
– Твоё предназначение сейчас добраться до своего жилища целым и невредимым. Кстати… а где же твой дом?
– Здесь…
Путник развёл руки в стороны, как будто желая охватить окрестность и, произнёс, улыбаясь:
– Я дома… чему очень рад.
– Бродяга мелет со страху чего попало. Давай убьём его, ручаюсь – и плакать по нему никто не станет. Найдут утром тело и, вышвырнут за стену, – произнёс Исая.
– Жестокость твоя, есть плод неуверенности и более того, безмерной трусости, – совершенно без всякого страха ответил путник.
– С чего ты взял? Я, мертвых не боюсь.
– В том и сомнения твои, человек, что теперь и ты не очень уверен, что можешь лишить меня жизни. Поверь мне, положи свой нож на дорогу и возвращайся в свой дом, тебя там ждут и очень нуждаются. Ведь от нужды ты здесь скрываешь лицо? Не отвечай, я прав, я знаю правду. А кому суждено убить меня, тот прославит своё имя в веках, только конец его будет незавиден.
– Что это он тут такое несёт? – обратился к своим спутникам человек, в котором угадывался солдат. – Какие ещё века?
Все замолчали.
– Короче! Убейте его! – после затянувшейся паузы произнёс Закхеб.
– Кто? – спросил Порций.
Сириец посмотрел на своего подельника и ответил:
– Ну это… ты давай! Он узнал тебя. И непременно донесёт.
Солдат вступил в перепалку со своим товарищем:
– Почему это я?
– Потому что это твоё ремесло, – произнёс Закхеб.
– Я солдат, а не сикарий.
– Нет, ну Вы посмотрите на него! Надо было босиком идти, а не разгуливать здесь в своих солдатских сандалиях, – ответил сириец, считая свой довод достаточным основанием для назначения исполнителя.
Путник теперь с интересом разглядывал спорщиков и даже улыбался. Он иногда поднимал голову, обращая своё лицо к прохладному ветру, который развевал его длинные до плеч волосы с прямым пробором. И, кажется, совсем не обращал внимания на этот странный спор, который напрямую касался его жизни. Вскоре они все замолчали, так и не придя к согласию. Презрительно посмотрев на своих спутников, Исая провозгласил:
– Никакого дела с вами невозможно задумать!
Солдат и сириец стояли, виновато потупив свои взгляды. И тут путник обратился к Исае:
– Позвольте. А может я смогу вам помочь в вашем деле? К тому же, денег у меня всё равно нет.
– То есть… Постой, как это нет? – изумился Исая.
– Он врёт! – произнёс Порций, обратившись к Иисусу. – А как же ты тогда прошёл в город? За какие такие заслуги тебя могли пропустить стражники?
– Нет у меня перед ними заслуг. И откуда им взяться? Я впервые в этих местах. За меня заплатил тот человек, с которым я пришёл в ваш город. Вот и всё. Позвольте просить вас, может вы отведёте меня к себе, дав кров. Я знаю, чувствую, неотвратимая печаль заставила вас оставить свои жилища и промышлять разбоем.
В установившейся паузе было слышно, как тяжело выдохнул Исая.
Закхеб оглядел своих товарищей и произнёс:
– Так, постойте-ка. То есть как это дать кров. Этому бродяге?! О какой печали он нам толкует? Мы все тут сильно рискуем. Хотите болтаться на перекладинах? При этом всё наше имущество отойдёт в казну. Ну уж нет! Исая, дай мне нож, я сам убью этого проходимца! Мне моя жизнь дороже, нежели его рассуждения и сочувствия. Да отпусти мы его, он тот же час кинется и выдаст нас. Выбирайте; или кровь вот этого… или три наши жизни взамен. Да что тут рассуждать? Исая! Ну же!!
– Замолчите все! А убить мы всегда успеем, – произнёс Исая и обратился к Йешуа. – Значит так… Вот как мы поступим. Сейчас отправимся ко мне, и если ты вдруг решишь что мы услышали тебя и поддались на твои уговоры, то я, немедленно засуну тебе нож между рёбер! Ты даже не успеешь и вздохнуть или позвать на помощь.
Йешуа кивнул головой и произнёс:
– Но мне вовсе не зачем звать на помощь, в вас же, я вижу лишь нуждающихся, а ни как не угрозу для своей жизни. Пойдёмте поскорей.
Солдат положил руку на плечо Исаи, и сказал:
– Я так понимаю, что мы тебе более не нужны?
– Ну куда уж нам, у него теперь другой подельник, – сразу же поддержал солдата сириец.
Исая смерил взглядом своих недовольных товарищей:
– Вот какой с вас толк? Даже человека, какого-то несчастного бродягу, и то убить не можете.
Йешуа, видя назревающую ссору, произнёс:
– Исая, я вовсе не хочу быть причиной ваших бед. И не претендую на ваше расположение или взаимность.
Все трое недоверчиво посмотрели на их нового знакомца. Наконец Исая произнёс:
– Ну что же, пошли раз так, – и тут он резко остановился. – Скажи, а ты не лекарь случайно?
Йешуа развёл руками и покачал головой:
– Прости, но я не лекарь.
Вспыхнувший было в глазах Исаи взгляд надежды, потух. Он зачем-то поднял рукав на своей одежде, обнажая руку держащую нож и махнув вперёд:
– Ладно, давай иди уже. И так мы тут задержались. Только зачем ты мне нужен, если ты не доктор.
Пройдя два квартала, они наконец-то добрались до жилища Исаи, остановившись у входа. Немного помявшись, Порций произнёс:
– Ну что же, дальше без меня. Скоро рассвет. Мне нужно возвращаться. Если декан обнаружит, что меня нет, у меня будут большие неприятности.
– Я тоже пожалуй пойду, – сказал сириец.
Исая утвердительно кивнул головой и обратился к незнакомцу:
– Войдём в дом.
И они вошли только вдвоём, оставив в полном недоумении Порция и Закхеба, которые посмотрев друг на друга не сговариваясь пожали плечами и разошлись в разные стороны.
Зайдя в дом Исаи, Йешуа огляделся вокруг:
– Здесь пахнет несчастьем.
– Тихо, – ответил ему Исая, приложив к губам палец. – Не шуми, пройди и сядь к столу.
Хозяин зажёг огонь и осторожно поставил плошку, в которой горело масло на стол рядом с ножом, расположившись напротив гостя.
– Значит ты не лекарь? – ещё раз переспросил Исая.
Йешуа отрицательно покачал головой, сжав губы и, как будто в оправдание ответил:
– Я более плотник, хотя не достиг даже самых малых высот в своём деле.
– От чего же ты оставил своё ремесло и стал бродягой? Оно не приносило тебе денег?
Йешуа усмехнулся:
– Скорее оно не приносило мне спокойствия и надежду.
– Для чего же ты явился сюда? Тебе нужна работа? – спросил Исая, не отрывая взгляда от огня и ножа.
– Нет. Работа мне не нужна, я пришёл помочь.
Исая поднял глаза на гостя и криво усмехнувшись, произнёс:
– Ну и чем же ты можешь мне помочь?
– Поверь мне, я сумею. Нужно всего лишь твое желание. И чтобы ты, доверился мне. Расскажи мне свою историю.
Исая опустил голову, обхватив её руками. Он и прежде не отличался решимостью и вот теперь выглядел совершенно разбитым и беспомощным. Его гость сидел тихо, смиренно положив руки на колени, не смея нарушить тишину.
– Позволь узнать, ты второй раз спрашиваешь меня о враче. Ты болен?
Исая покачал головой:
– Нет. Врач нужен не мне, – он указал рукой на вторую половину дома, – Моя больная жена… Мина. Она там. Она сильно больна.
Гость посмотрел в указанную сторону, но Исая вдруг поднял руку:
– Нет, ты не ходи туда. Что-то тихо, она устала и наверно уснула. Под утро всегда так.
Йешуа посмотрел на хозяина и, опустив глаза, произнёс:
– Прости, но в этом доме из всех живых только мы с тобой.
Исая от удивления открыл рот, он не поверил в то, что услышал:
– То есть как это мы с тобой? Ты хочешь сказать…
– Я сказал то, что случилось. И поверь, мне очень этого не хотелось бы. Но…
Исая вскочил из-за стола, зацепив рукавом плошку с горящим маслом, от чего та упала на пол, разливая жидкость, и кинулся в ту половину дома, где спала жена.
Солнце поднималось над городом, осветив дом своим сиянием через открытую дверь и окно.
У-у-у-у! – донёсся скорбный стон оттуда, куда отправился Исая.
Йешуа резко поднялся со своего места, но потом передумал и медленно опустился на лавку где сидел до этого. С остекленевшим взглядом появился хозяин дома и кажется, совсем не замечая присутствие Йешуа, сначала подошёл к столу, а потом, взяв нож, направился к двери, превратившись в тёмный силуэт на фоне освещённого квадрата входа. Дойдя до порога, он остановился и вдруг резко оглянулся и мгновенно приблизился к гостю:
– Послушай меня! Как там твоё имя?
– Йешуа, – ответил гость.
– Да… Йешуа. Послушай меня… Ты же не мог убить её? Ты пришёл сюда вместе со мной. Мы одновременно вошли в мой дом, – Путаясь в словах, произнес Исая.
Человек молчал, глядя прямо в глаза хозяина.
– Да! Конечно… ты не мог, – отвечая на свой вопрос, проговорил он.
Йешуа накрыл своей ладонью руку Исаи, всё ещё державшую нож и тихо сказал:
– Смирись… Она умерла. Смерть ей избавление… Награда.
– Избавление?! Награда?! Да что ты такое несёшь? – зло, сверкая мокрыми от слёз глазами, ответил Исая.
Йешуа вздохнул:
– Мне кажется, что она добрая женщина. И умерла в своей постели, в своём доме, не будучи изгнанной, окружённая твоими добрыми помыслами, заботой и состраданием.
Сгорбленной походкой Исая переместился за стол, на своё прежнее место и сел напротив гостя:
– Да что ты можешь знать о моих добрых помыслах……
Гость склонил голову на бок и ответил:
– Расскажи мне.
Исая обхватил голову руками. Просидел в таком положении несколько минут, сохраняя молчание.. Потом произнёс:
Моя Мина, она заболела, – он горько вздохнул. – Даже кровопускание не помогало, лишь изредка она затихала и впадала в полное бесчувствие. Большее время она переносила страдания. И почти всегда просила, умоляла меня… убить её. Только как же я мог так поступить с ней? В конце концов, больше из милости, я обратился к своему соседу, что живёт рядом. Ты видел его… этот сириец… Закхеб. И я поразился его решимости, он вызвался помочь мне, но весь запал прошёл, когда он приблизился к Мине с ножом и та, очнувшись, взглянула на него, он даже выронил оружие, а она улыбалась при этом. Мы были хорошими соседями. И вот… – Исая поднял голову и посмотрел на Йешуа.
Он осторожно положил нож, который всё ещё держал в руке на стол, Громко кашлянул, освобождаясь от кома и хрипа в горле, продолжил свое повествование:
Закхеб убежал, отсутствовал где-то половину дня, но после, явившись ко мне, сообщил, что для такого дела он нашёл римского солдата из экспедиционного корпуса, который вскоре прибыл в мой дом. Но и решительность солдата испарилась. Мы сидели молча, и я был в полном отчаянии. Наконец Закхеб предложил нанять убийцу. Опять куда-то убежал, но в этот раз он отсутствовал недолго и, явившись к полуночи, объявил, что исполнитель может взяться за работу. Но, я должен ему заплатить на перёд. Несчастья сыпались на меня одно за другим. Откуда столько денег? Цена была слишком высока, а стенания моей жены делали ситуацию невыносимой. Я дал ей отвар, который прописал местный лекарь. А сам, с соседом и солдатом, покинул мой дом, решив действовать незамедлительно. Было достигнуто соглашение, ограбить какого-нибудь запоздавшего прохожего..
Исая провёл ладонью по лезвию ножа, вздохнул и сказал:
– Вот моя история. Теперь ты можешь выдать меня. Мои мысли преступны и меня казнят. Я не хочу жить более. И этот дом мне ненавистен. Как ты думаешь, если я отдам этот дом убийце… Пусть он убьёт меня. Что теперь мне этот мир? —
Ты умрёшь в свой срок! И не пытайся поступить иначе. Устрашись своих поступков, но более, страшись своих помыслов, – произнёс Йешуа.
Исая криво усмехнулся:
– Людей я не боюсь. И какого Бога мне теперь устрашиться?
– Одного и единственного!
– Это твой Бог? На чужеземца ты не похож.
– Нет. Это наш. Твой и мой. И нет других Богов кроме Него!
Исая с опаской посмотрел на открытую дверь и произнёс:
– Уходи! Плевать я хотел на всех Богов вместе взятых!
Как будто не слыша слов хозяина, Йешуа сказал:
Твоя душа в пепле, страдает от горя. Понимаю тебя. Я сделаю, как ты пожелаешь. А захочешь найти меня, то найдёшь. Прощай…
Гость поднялся со своего места и не спеша пересёк комнату, направившись к выходу. В один момент скорбную тишину дома Исаи наполнили звуки просыпающегося утреннего города. Торговцы открывали свои лавки, погонщики подгоняли волов, сопровождая крики хлопаньем кнутов, где-то раздавались слова команды, и ровный, одновременный звук шагающих солдат вперемежку с дробью овечьих стад, собираемых на выпас, дым от печей заволакивал улицы сопровождая запах выпекаемого хлеба. Великий город, скорбный город встречал очередной день. Йешуа шагнул через порог, подхваченный волной городской жизни. Он шёл не торопясь, прижимаясь к стенам домов, давая дорогу всему идущему, едущему и бегущему на встречу и попутно. Иногда немного расставляя руки в свободных ниспадающих рукавах хитона, инстинктивно пытаясь обнять, почувствовать в своих руках эту многоликую жизнь. Налетавший ветерок чуть развевал одежду и длинные волосы путника. Ударяясь в ладони иногда поднимая пыль с дороги, но это не мешало ему наслаждаться этим утром. Внезапно совсем маленький мальчишка выбежал из-за угла дома и как в стену упёрся в Йешуа, который наклонившись, остановил его, схватив за худенькие плечи.
– Отпусти…, отпусти меня! Что тебе нужно?
– Благодать на тебе, – сказал, улыбаясь, Йешуа. – Позволь мне узнать твоё имя.
– Дашь мне монетку? – быстро сообразил мальчишка, очевидно он был знаком с сущностью денег явно не по своему возрасту.
– Ты будешь иметь намного больше, и не каждому под силу будет твоё богатство и сила, которой будешь ты владеть. Так что же с именем твоим? – опять спросил Йешуа, присаживаясь на колени перед малышом, не отрываясь, смотря ему прямо в глаза.
– Игнатий, – ответил малыш звонко, очарованный предсказанием незнакомца о будущем богатстве и силе.
– Игнатий… Игнатий… Ступай дальше, но помни, мы скоро опять встретимся с тобой.
– А где моё богатство тогда?
Есть такой город, Антиохия, – ответил Йешуа, – Всё будет там…
Поняв, что в настоящий момент ему разбогатеть не придётся, мальчишка в нетерпении задёргал плечами желая побыстрее освободиться от рук надоедливого путника. Неотрывные и более важные дела не позволяли ему заниматься пустой болтовнёй, и он снова запищал:
– Да отпусти же меня! Иначе я позову солдат!
Он разжал руки, и мальчишка, почувствовав свободу, кинулся прочь, попутно перевернув один из выставленных для продажи глиняных кувшинов рядом с мастерской гончара. Кувшин покатился под уклон и упёрся в ногу путника, одетую в стоптанный сандалий перемотанный шнурками— срохами. Выскочивший хозяин лавки погрозил кулаком вслед убегавшему мальчишке, потом направился к Йешуа, по пути подобрав отколовшуюся ручку сосуда:
– Что тут поделать! Вот незадача-то, ну прохода нет от этих мальчишек, – потом обратился к путнику. – Ты видел?
– Видел, – не дожидаясь обозначения предмета обсуждения, ответил он.
Подняв сосуд, он внимательно осмотрел его и протянув кувшин мастеру, произнес:
– Вот, возьми свой кувшин. Он в целости. Ты ошибся, добрый человек.
Гончар осмотрел его и с удивлением произнёс:
– Действительно он цел. А как же это… – он перевёл взгляд на руку, в которой держал ручку.
Ладонь была пуста.
Гончар продолжил:
– Хорошая глина. Я один знаю это место, где есть такой материал. Грамотный замес и нужная выдержка при обжиге. Кого попало на меха не поставишь. А так бы мог разбиться.
Он был горд собой. И всё ещё рассматривая своё изделие, развернувшись, направился к своей мастерской, абсолютно не обращая внимания на путника, с головой погружённый в своё ремесло, тем не менее, не переставая думать о ручке. Дойдя до порога, гончар оглянулся вслед незнакомцу, и произнес, опять внимательно рассматривая кувшин:
– И как же всё—таки… а это… – он снова взглянул на ладонь сжимающую отколотую ручку, вновь появившуюся невесть откуда, потом махнул рукой и, улыбаясь, подумал:
«А Боги тут не причём. Это я так сделал».
«Он подошёл к многочисленным мискам, плошкам, тарелкам, кружкам, сосудам, стоявшим на земле, и взирал на них как любящий родитель, всё ещё держа в руках упавший кувшин, не решаясь поместить его к своим собратьям.
– Сделаю из него образец! А ты прощай, иди своей дорогой и спасибо тебе, – произнес мастер, прижимая ещё крепче к груди своё изделие, и опустив уже ненужную ручку в жерло кувшина, осторожно понёс его в свою лавку.
Перед тем как зайти, он в очередной раз посмотрел в ту сторону, куда направился незнакомец, ещё некоторое время он был виден, но вскоре скрылся, повернув за угол. Гончар на мгновение задумался, непонятное беспокойство не оставляло его. Он ещё раз взглянул на кувшин, для пущей убедительности, человек подёргал ручку сосуда, убедившись, что она на месте и пытаясь отогнать охватившее волнение, скрылся в лавке.