Надя Шелихова, младшая сестра графини Раскатовой, напряженно вглядывалась за стекло, за поворот поселковой дороги, и в нетерпении своем прикусывала губу чуть не до крови. Оттуда, из‑за поворота, вот‑вот, каждую секунду, могла вынырнуть полицейская карета, и Надя отчего‑то боялась этот момент пропустить.
Сестра ее тоже находилась в столовой, Надя краем глаза видела, как Светлана, натянутая будто струна, сидит и смотрит в противоположную стену. В руках она сжимала дымящуюся чашку с кофе и, время от времени вспоминая о ней, вдруг отпивала с совершенно неуместным удовольствием. Светлана вообще выглядела удивительно спокойной.
– Едут, – воскликнула наконец Надя и разволновалась еще больше. Ее бросало то в жар, то в холод, как при лихорадке. Она порывисто обернулась к сестре: – Светлана, едут! Это полиция, должно быть!
– Быть того не может, чтобы полиция так скоро явилась, – невозмутимо отозвалась сестра и снова отпила кофе. – Это Гриневские, я посылала к ним, едва рассвело.
Впрочем, Надя уже и сама удостоверилась, что сестра права. Как всегда. Темное пятно на дороге приобрело очертания запряженного парой гнедых ландо, в котором обычно объезжала свои владения Гриневская, подруга Надиной сестры и хозяйка всего поселка Горки, где вот уже которое лето подряд снимала дачу графиня. Однако сегодня подле Гриневской сидел и ее супруг.
– И как только ты можешь быть такой спокойной, Светлана! – упрекнула Надя, досадливо отходя от окна. – Твой муж лежит мертвый в библиотеке, а ты пьешь кофе, будто ничего не случилось!
– А что прикажешь мне делать – истерить, как ты? Сядь и не мельтеши, бога ради!
Надя без слов присела на краешек стула, опустила взгляд и принялась теребить кружево на юбке. Вот так всегда: сестра не стеснялась в выражениях в ее адрес. И правда, кто она, Надя, в этом доме? Приживалка, тяжкий крест, который великодушная графиня Раскатова взвалила на себя, обязавшись устроить Надину жизнь. И права голоса она здесь не имеет – Надя давно к этому привыкла.
– Прости, Надюша, сорвалась… – извинилась все же Светлана. – Шла бы ты лучше к себе, право слово.
Надя украдкой подняла на нее глаза и подумала, что, несмотря на внешнее спокойствие, сестра все же крайне вымотана случившимся.
Еще бы, ведь всего несколько часов назад Светлана сама нашла в библиотеке тело мужа. Сестра, стоящая подле него на коленях, была так бледна, что Надя в первый момент подумала, что мертвы они оба. Но потом Светлана прошептала:
– Господи боже… что я наделала…
И посмотрела на свои перепачканные кровью руки.
А теперь эта же самая Светлана спокойно пила кофе и упрекала Надю за истерику.
– Позволь мне все же остаться, не прогоняй, – несмело попросила Надя, потому как сидеть в одиночестве, в доме с мертвецом, ей до ужаса не хотелось. Но и признаваться в своих страхах хотелось не больше. Потому Надя нашлась: – Я люблю тебя и желаю помочь – ведь ты моя сестра!
– Ну как ты можешь помочь, дурочка? – Светлана произнесла это почти ласково, так, что Надя даже не обиделась в этот раз на «дурочку».
Подумав немного и набравшись храбрости, Надя поерзала на месте, чуть развернулась к сестре и, заглядывая ей в глаза, спросила:
– Светлана, а что все‑таки произошло ночью… в библиотеке?
И тотчас, не успев даже договорить, она пожалела о своем вопросе, поскольку взгляд Светланы, только что снисходительно‑ласковый, теперь, как острая спица, пронзил все существо Нади. Она опять сжалась, готовая слушать в свой адрес порцию новых оскорблений.
Однако сестра с обманчивым спокойствием отозвалась лишь:
– Ты разве чего‑то не разглядела в библиотеке, сестрица? Может, за доктором пора посылать да зрение тебе проверить?
После этого в столовой долго висела тишина, которую нарушил только бой напольных часов из библиотеки – било девять. Надя пыталась осмыслить сказанное сестрой и все не решалась поверить. А Светлана, едва часы затихли, с громким звоном поставила чашку на блюдце, резко встала и отвернулась, уронив лицо в ладони.
Надя решила, что она плачет.
– Так, значит, это действительно ты… убила Павла Владимировича, – сказала она едва слышно и судорожно сглотнула.
А сестра, оторвав руки от лица, бросила ей очередной колючий взгляд:
– Да, Надюша, вот полиция приедет – так им и скажешь! Меня тогда сразу на каторгу, а тебя – на улицу, под забор, вышвырнут. Достойное окончание рода Шелиховых, и говорить нечего!
– Так что же нам делать?.. – прошелестела Надя, всерьез обдумывая эту перспективу.
– Что делать, что делать… Уж точно не кудахтать, как курица, и не мямлить. Ничего, в полиции тоже люди служат. И не просто люди, а мужчины – договоримся.
С этими словами Светлана, уже справившись с той минутной слабостью, подошла к настенному зеркалу и начала приводить себя в порядок. Поправила непослушную прядь у виска, дотронулась пальцами до лица, будто проверяя – все так же оно совершенно в своей красоте? И оттянула корсаж платья, у которого был и без того неподходящий для утреннего туалета вырез.
Женщины красивее своей сестры Надя никогда не встречала. Высокая, стройная, со столь царственной посадкой головы, что неуклюжая и нескладная Надя иногда сомневалась: впрямь ли они родные сестры? Нет, схожесть меж ними, конечно, была: обе имели водянисто‑зеленые глаза, «русалочьи», как называл их папенька, и копну пышных, чуть вьющихся волос – темнее у Светланы и светлее у Нади. Вот только если каждая черта лица Светланы была вылеплена с любовью и старанием искусной рукой скульптора, то над лицом Нади этому скульптору трудиться было явно лень, и он, оставив по‑детски пухлые щеки, грубоватый нос и вялый подбородок, решил, должно быть, что довольно и этого.
Повернув кофейник так, чтобы ее лицо не отражалось в серебре, Надя вздохнула. Не то чтобы она была дурнушкой – совсем нет, не будь рядом Светланы, ее, возможно, даже сочли бы хорошенькой. Из‑за глаз хотя бы. Но, будучи в тени Светланы, выделиться ей нет никакой возможности… Это при том, что сестре было уже двадцать восемь, а семнадцатилетней Наденьке эта цифра казалась очень и очень почтенным возрастом. К примеру, Гриневскую, ровесницу Светланы, Надя вполне серьезно считала женщиной в годах.
– Напрасно ты позвала Гриневских, – тотчас, едва о них вспомнила, сказала Надя, – не нравятся они мне. Оба.
– А разве тебе вообще кто‑нибудь нравится, Надюша? – заметила сестра, продолжая поправлять прическу. – Алина моя лучшая подруга, единственная даже, если быть точнее. А Сергей Андреевич… он умный человек и обязательно подскажет, что делать.
Надя же еще раз покосилась на декольте платья сестры и даже фыркнула. Будто она совсем маленькая и не понимает, что эта «лучшая подруга» для Светланы лишь неприятное дополнение к «умному человеку» Сергею Андреевичу.
Словно в ответ на ее мысли, за дверью послышались громкие голоса и шаги, а после, оттесняя экономку, в столовую ворвались Гриневские, чрезвычайно взволнованные.
– Светлана, друг мой, ты так напугала нас своей запиской! – Гриневский, не здороваясь и не обращая внимания на Надю, через всю столовую бросился к ее сестре, с ходу припадая к ручке. – Что стряслось, ma chère?1
Законная же его супруга волнения проявила куда меньше. Кивнула Наде в ответ на ее книксен, после чего молча стала у камина, не торопя никого с расспросами.
Алевтина Денисовна Гриневская, которая предпочитала, чтобы ее называли Алиной, была худой, как жердь, с некрасивым веснушчатым лицом – она и впрямь выглядела отчего‑то куда старше своих лет. Надя не любила эту женщину и почему‑то побаивалась. Она казалась ей ведьмой, сбежавшей с шабаша: слишком странная, слишком догадливая и слишком себе на уме. Сходство с ведьмой дополняли огненно‑рыжие волосы, которые Алина никогда не могла толком прибрать – именно такими изображались ведьмы на иллюстрациях в сказках, которые давным‑давно читал Наде папа.
Муж Гриневской – Сергей Андреевич, – напротив, мужчина был весьма привлекательный. Высокий, статный, с густыми темными волосами. Стариком, под стать жене, он Наде не казался, хотя она и видела, что он всегда надевает очки, когда берет книгу. Но все же она не понимала, что Светлана находит в этом мужчине. Должно быть, она просто смеется над ним, ведь Наде прекрасно было известно, какие достойные молодые люди увивались за ее красавицей сестрой в Петербурге.
Наде Гриневский казался человеком неинтересным и глупым, несмотря на убежденность Светланы в обратном. Она разглядывала гостей, пока те наперебой выспрашивали у Светланы подробности случившегося – на Надю они внимания не обращали: младшая сестра Светланы никогда никого не интересовала.
– Ты уже послала за полицией?! – с оттенком ужаса в голосе переспросил Гриневский и нервно заходил по комнате. – Напрасно, совершенно напрасно…
– Не я, так кто‑нибудь другой бы позвал, – поморщилась сестра, – такого не утаишь.
– Можно было что‑то придумать!
– Что придумать? В погребе его закопать?!
– Все лучше, чем звать сюда полицию!
– Что уж теперь говорить – дело сделано… – разумно заметила Алина. – Надобно думать, как быть дальше. Светлана, ma chère, где все случилось?
– В библиотеке…
– Я взгляну, – не дожидаясь позволения, Гриневский, нервничающий отчего‑то больше всех, бросился вон из столовой.
В доме он бывал достаточно часто, чтобы знать расположение комнат, так что в провожатом не нуждался. Дамы не слишком охотно, но все же двинулись за ним. А Надя осталась.
Она заходила уже в библиотеку, видела все, и у нее не было никакого желания вновь переносить эти ужасы. И без того перед глазами стояла та картина: муж Светланы, граф Павел Владимирович, лежащий на полу с простреленной грудью в луже собственной крови. А над ним Светлана – бледная, растрепанная, с сумасшедшими глазами. Что меж ними произошло? Поссорились? Должно быть, так и есть…
Но стоять в неожиданно опустевшей столовой тоже оказалось неуютно. Поежившись, Надя решилась и тихонько вышла, чтобы, преодолев гостиную и музыкальный салон, притаиться у рояля, откуда и голоса в библиотеке были слышны, и тела несчастного графа не видно.
– Кто‑нибудь еще сюда входил? – сразу услышала Надя вопрос Гриневского.
– Никто, я сразу заперла дверь и ключ никому не отдавала, – уверенно отозвалась сестра.
– А кто еще есть в доме, кроме вас с Надей?
– Никого, – излишне поспешно отозвалась Светлана, – только прислуга, разумеется.
– Прислуга… – повторил Гриневский задумчиво, – Светлана, а в доме ничего не пропало, ты проверяла?
– Ничего я не проверяла! Не до того мне было! – По раздраженному ее тону Надя поняла, что сестра уж сама жалеет, что позвала этого «умного человека».
– Серж, в самом деле, что ты говоришь? – упрекнула мужа и Гриневская, – по‑твоему, слуги ограбили дом, убили хозяина и остались на местах?! Ведь все на местах?
– Да, кажется… – Светлане явно не нравился этот разговор. – Это абсурд, мои слуги здесь ни при чем.
Наде же это абсурдом не казалось, и она начала припоминать, как косо посмотрел на нее Петр давеча, когда она возмутилась, что он неровно правит коляской, пока вез ее в аптеку. Он явно затаил на нее зло тогда… А Василиса, экономка, с такой любовью натирает всегда столовое серебро, будто это ее собственность. К тому же Алена, Надина горничная, рассказывала, как два года назад в соседней деревне вот точно так же один крестьянин убил управляющего имением…
– В столовой‑то убирать прикажете, барышня? – Надя вздрогнула, потому что это спросила Василиса, тихонько подкравшаяся.
– Ах, не до тебя, право… – поморщилась Надя, – убирай, если угодно, мне все равно.
Василиса имела наглость покачать головой, будто еще и осуждала ее, но ушла наконец. А Надя принялась размышлять дальше.
Другой прислуги, кроме Петра, Василисы и Алены, на даче не было – да и эти местные, круглый год живут здесь, присматривают за домом и, должно быть, считают себя хозяевами.
Тем временем Гриневские со Светланой покинули библиотеку: Светлана была бледна, почти как в тот раз, Алина мрачнела и становилась еще некрасивее, а Гриневский глупо хлопал глазами, качал головой и все вздыхал беспрестанно. Однако они не успели даже сесть, как навстречу выбежала с перепуганными глазами Василиса.
– Барыня! – заголосила она, хватаясь за голову. – Барыня, там полиция! На черной большой карете! У ворот уже почти… что делать‑то?
– Скоро они явились… – Светлана сжала губы, будто задумала что‑то. – Не бойся, Василиса, я ведь сама их звала. Иди, встреть по‑хорошему, да веди в гостиную. Скажи Алене, чтоб чай подала.
Экономка как будто успокоилась, видя, что хозяйка ничуть не волнуется, согласно закивала и поспешила прочь. Взгляд же Светланы, скользнув по стенам музыкального салона, остановился на Наде, и она словно не сразу поняла, что младшая сестра вообще здесь делает. Потом нахмурилась и велела:
– Надя, ступай к себе и, пока не позову, не смей спускаться.
– Светлана, позволь… – попыталась было воспротивиться она.
– Не спорь со мною! – повысила голос сестра. – Хоть раз просто сделай то, что я велю!
– Пойдем, Надюша, я провожу, – Алина навязчиво взяла Надю под руку и почти силой повела к дверям. А уже выходя, полуобернулась к Светлане и горячо заверила: – Не бойся, Светланушка, ничего не бойся – мы с тобой!
Едва закрылась дверь за Алиной и Надей, Светлана почувствовала, как рука Сержа властно легла на ее талию, а губы оставили влажный след на шее.
– Алина права, mon cœur2, тебе не о чем волноваться, – горячо прошептал он на ухо. – Если понадобится, то я сам…
– Что – ты сам?! – Светлана раздраженно стряхнула его руку и отвернулась.
Но Серж, слава богу, больше не делал попыток к ней прикоснуться. Вместо этого он сел на банкетку возле рояля и в который уже раз вздохнул.
– Думаешь, я слишком строга была сегодня с Надюшей? – спросила вдруг Светлана.
Серж безразлично пожал плечами:
– Надя невыносима, любой бы сорвался на твоем месте. Думаю, она сама это понимает и знает, что ты все равно ее любишь.
– У меня нет никого, кроме нее, – конечно, люблю! – горячо согласилась Светлана, не оборачиваясь к нему. – Все, что я делаю, все – для нее. – Она снова решительно сжала губы. – Я сама поговорю с полицией, останься пока здесь.
Серж не стал спорить – наверное, понимал, что бесполезно. Он лишь покачал головой еще раз и досадливо молвил:
– Не понимаю, как вообще твой муж оказался здесь? Почему он не в своем имении? Кто его звал? Только вчера утром ведь его еще не было!
– Сама хотела бы знать, зачем он вдруг приехал… – ответила Светлана мрачно. – Я его с прошлой зимы не видела и даже не писала. Откуда он узнал, что я в Горках?
Но, не дождавшись, как объяснил бы это Серж – по правде сказать, она и не нуждалась в его объяснениях, – Светлана решительно направилась к дверям. Задержавшись в столовой, все у того же настенного зеркала, она оттянула корсаж еще ниже. Потом подумала и накинула поверх плеч ажурную полупрозрачную накидку – так было даже эффектнее. Однако Светлана будто бы и не заметила, как хороша сейчас, поморщившись каким‑то своим мыслям. Но все равно горделиво вскинула голову и отправилась встречать полицию.