Слабые люди - читать онлайн

–Ну, вот и я о том же! Расслабься, братан, у мамы там все чики-брики и тому подобное. Трудно с братом, кстати?

–Да я бы так и не сказал. То есть, всегда есть неприятная часть обязанностей, но на то они и обязанности, что их нужно выполнять.

–Не думал братца куда-нибудь сплавить?

–Что значит "сплавить"? – напрягся Кирилл, но задавший вопрос Тяпчик тут же примирительно поднял руки:

–Не переживай ты так, это ж просто вопрос!

–Вопрос, значит? Давай, я тебе задам встречный вопрос, идет? – и, не дождавшись ответа, продолжил, – Вот у твоего брата будет сын, так? Представь, что он родится таким же, как мой брат.

–Ты берега-то не путай! – завелся Вован, – Мой пацан родится и будет настоящим русским богатырем, каких матушка-Россия еще не видала!

–А если все-таки…

–Не, Кирюха, не задавай ему этот вопрос. – Тяпчик похлопал Кирилла по плечу, – Звиняй за неудобные вопросы, Вован просто меры не знает. Давай я задам вопрос по-другому? Если бы ты, вот допустим, внезапно узнал, что у тебя тоже скоро будет ребенок, ты бы отдал брата в клинику?

–Завязывай с такими вопросами!

–Ладно, не хочешь– не отвечай, заставлять не буду. Я просто слышал, что там принимают разные случаи, не только твой.

–Я сказал– завязывай!

–Все, паря, видишь? – Тяпчик вновь поднял руки, не забывая тут же отпить пива, – Не хочешь об этом, будем о другом. Вован, задай ему че-нить другое.

–Да без балды. Короче, если бы ты стал президентом, че б ты сделал в первую очередь?

–А что на счет тебя?

–Да легко! Я бы первым делом выпер из страны всю эту гастарбайщину, что наши рабочие места занимает! А еще бы назначил Тяпчика министром обороны– мы оба служили, но он после срочки еще несколько лет помотался по стране, людей там узнал, пообщался со всякими! Вот и думается мне, что уж он-то на месте главного вояки будет всяко лучше нынешнего, который даже не служил. Ты сам-то служил?

–Нет.

–А че так? Откосил небось?

–Да, блять, откосил, представь себе! Ты бы тоже откосил, если бы твой брат под себя срался и ни на что не был способен!

–Да-да, не спорь с ним, братан! – весело поддержал его Тяпчик, – Прикинь, как бы все было– вот, я срусь под себя, как немощь какая-то, а ты раз– и кидаешь меня ради погон! Не, это ни фига не мужской поступок! В армии бы тебя поняли, если бы ты отказался служить– родина родиной, а брата-то кто защищать будет, если не ты? Вот если б за это еще платили, было б ваще шикарно– и из дома никуда не уезжаешь и статус такой же, как у служивого! Придумал! Короче, я бы издал указ, чтобы всех людей, у кого родственники инвалиды, награждали медалями за службу, ну, че-т там из этой канвы– не "за отвагу", так за "заслуги перед обществом". А, как тебе, Кирюха?

–Идея, конечно, крутая, но ты не обессудь, потому что я опять не согласен.

–А че не так-то?

–Понимаешь ли, ты никогда не был в моем положении и не можешь просто так прийти и заявить, что я– герой, суя при этом какую-то железку. Вот, если бы ты выписал мне чек на кругленькую сумму, чтоб я мог Роме купить эти новомодные электронные коляски, сиделку ему нанять, чтоб постоянно с ним была, или даже на лечение положить, то вот это было бы по-настоящему круто!

–Так это ж не лечится, по-моему, не?

–Ты прав, но я читал об этом– если бы у меня были деньги, мой брат мог бы уже ходить. Не так, как мы, здоровые, но самое малое– до туалета дойти, – ему было бы обеспечено. Он бы мог передвигаться по квартире, может, даже ванну самостоятельно принимать и мне бы не пришлось беспокоиться о том, чистый ли он или опять придется его мыть.

–Да, брат, поганое дело, не спорю. Что ж, беру свое предложение с медальками обратно, а предлагаю бабло. Мир?

–А мы, что, спорили? – рассмеявшись, Кирилл вновь почувствовал, как отлегает от сердца, и налег на пиво, – Еще пиво будет или придется в магаз бегать?

–Да, давай! А мы за малым посмотрим– Маришка у нас мамой скоро будет, так хоть потренируется на нем! – тут же предложил первый близнец.

–Не, парни, брата на вас я оставить не могу– моя ноша, как-никак. – с этими словами Кирилл начал было вставать, но Тяпчик тут же усадил его обратно.

–Ты че, не доверяешь нам?

–Да нет, я просто…

–Не ссы, парень, мы твоего брата не обидим. Пивас подождет, а нам вот интересно еще немного поболтать. Потом вместе пойдем– возьмем пива, занесем твоего братца домой и заберем тебя к нам. Вызовем девок, развлечемся немножко! Сиди давай! – снова удержал на месте, не отпуская плеча, – Мы– люди хорошие, зла никому не желаем, вот и ты будь таким же.

–Ладно.

Сперва повисла неловкая тишина. Пока близнецы переглядывались между собой, Марина не отрывала взгляд от Кирилла, то и дело улыбаясь то ли лукаво, то ли просто из вежливости, при этом не выпуская из рук владимирову длань с истерзанными ногтями. Почему эта женщина, все описание которой улеглось бы в одну фразу, – "Природа не обделила размерами."– все так же молчала, будто немая, Кирилл так и не понял.

–А чего только мы тут балаболим? Марина не хочет со мной разговаривать?

–Не, не, братан, все в порядке. Понимаешь ли, она, типа, моя женщина и все такое, уважает меня и мое слово, вот я и сказал ей не разговаривать с незнакомыми людьми. Но! Ты у нас– свой человек, твое имя мы уже никогда не забудем, стали друг другу почти что товарищами, потому, так уж и быть, давайте привнесем в наш мужской разговор и женские нотки. Давай, дорогая, скажи что-нибудь!

Чуть поморщившись от шлепка по заду, не переставая все еще улыбаться, она кивнула ему и снова обратилась лицом к Кириллу:

–Знаешь, а мне нравится, что ты такой. То есть, брату помогаешь, с нами вот тут так хорошо общаешься! Ты классный парень!

–Спасибо, наверное. Ты тоже…– чуть покосившись на Владимира, он аккуратно продолжил, – Хорошая женщина?

И снова его слова были встречены дружным смехом. Даже она смеялась, прикрывая рукой свои некрасивые зубы, открыв на внутренней стороне запястья партачное тату в виде скорпиона и еле различимой строчки, выписанной почерком с претензией на каллиграфичность.

–Да, Кирюх, ты у нас– настоящий джентльмен. Давай, Мариш, задай нашему гостю вопрос!

–Насколько у вас все серьезно с Наташей? Я же правильно помню ее имя?

–Да. Ну, как вам сказать…

–Тебе!

–Да, тебе. Хотелось бы верить, что у нас все серьезно, но я не совсем уверен, что все так. Родители ее, к примеру, против нашего брака.

–А почему?

–Ну… можно сказать, у меня напряженные отношения с ее отцом.

–Это какие же?

–Хм…– Кирилл задумался о том, стоит ли ему говорить все, – А, ладно. В общем, он считает, что я– неподходящая для нее партия. Типа, денег у меня немного, брат больной, сама семья не очень хорошая. Задвигал про дурную наследственность и тому подобное, а я за это ему морду бил.

–Сильно бил?

–Стулом разок заехал, было дело.

–Ни хрена себе! – вновь сильно хлопнув его по спине, расхохотался Тяпчик, – А ты у нас опасный, я погляжу! Гроза района! И че, батя ее после стула сговорчивее стал или, там, перо пригрозил сунуть?

–Если б он на меня с пером попер, я бы его на месте урыл. – серьезно заявил Кирилл, – Я никому не позволю на себя залупаться.

–Да, парниш, ты у нас не человек– камень! – хохотнул Вова, снова шлепнув Марину под зад, а она тут же спросила:

–А сколько лет твоей девушке?

–Восемнадцать. – но он заметил, что его голос немного сел, тут же сделав вид, что прочищает горло, не замечая, как она понимающе усмехнулась.

–А тебе?

–Двадцать три.

–Совсем взрослый! Не думал ли ты, что ее папа действительно беспокоится за свою дочь?

–А чего ему бояться-то? – он смотрел в ее медовые смеющиеся глаза, не понимая, что выдал себя, – Я женщин не бью, если что. Я бы мог сменить работу, взять заочку в технаре, на сварщика выучиться и рубить бабло.

–Да, но есть же что-то и кроме этого, не так ли?

–Например?

–Например, он видит, как ты заботишься о своем брате…– покосившись на Рому, все так же бездумно пускавшего слюни на птиц, она продолжила, – Я думаю, что он не совсем это принимает, ведь выходит так, что для тебя твой брат все равно будет на первом месте.

–Да, будет, но это не значит, что Наташе от этого будет плохо.

–Наивный мальчик! – то, как она усмехнулась, ему не понравилась, – Для женщины, если она настоящая, важно быть всегда на первом месте для любимого! Только так она будет уверена, что он любит ее и готов на все. Сможет содержать ее, поддержать в трудную минуту, сможет показать, что для него она– все и даже больше! Не думаю, что ты сможешь ей это дать, если зациклишься на своем брате.

–Не согласен! Она понимает, в какой я ситуации, и принимает ее. Если мы поженимся, она не будет против того, что Рома будет с нами.

–Ты так думаешь? – теперь Марина смотрела с откровенной насмешкой, – Так уж и быть, дам тебе подсказку. Ты же водишь ее к себе домой? Вот, вы приходите вместе к тебе, а там твой брат. Понимая, что ты сейчас не думаешь о ней, она вынуждена ждать, пока все твое внимание, которого ей так хочется, снова вернется к ней. Как ты думаешь, приятно ли ей просто сидеть и смотреть, как ты забываешь о ней даже на десять минут? – "Вообще-то не менее часа…"– Чем она занимается в эти минуты? Просто сидит и ждет тебя, может, в телефоне ковыряется или с подружками по видеосвязи болтает? Не важно, что она делает– она скучает по тебе! И ей обидно, можешь мне поверить, по-настоящему обидно, что приходится делиться тобой с твоим братом.

–Ну уж нет, Наташа не такая! – но она была такой. Он прекрасно помнил этот недовольный взгляд, перерастающий в скуку. Она всегда не особо радостно принимала предложение вернуться к нему домой, зная, что опять придется сидеть на кухне. Она даже не воспринимала Рому, как человека, лишь изредка притворно улыбаясь перед ним, тут же спеша спрятаться на кухне.

–Будь уверен, Кирюша, она такая! Женщина не довольствуется остатками внимания– ей нужно все без остатка!

–И что ты предлагаешь? Выбирать между ними?

–Если ты любишь ее, то обязан сделать выбор в ее пользу. Только так…

–Отказываюсь! – он вскочил на ноги, не взирая на попытки Тяпчика его остановить, – Я не буду выбирать между ними! Он– мой брат, а она– моя будущая жена! Мы или будем жить все вместе или она может искать себе нового парня.

–Не сомневайся, так и будет, если ты…

–Все, хватит с меня! Мы уходим.

–Да ла-адно тебе, братан, чего ты ее слушаешь?– взглядом заставив ее прикусить язык, завел Вова,– Это ж баба, у нее дурий язык, который что хочешь испортит! Будет тебе ее слушать, садись обратно.

–Не, ребят, я думаю, что пора нам домой.

–Да будет тебе квохчать над ним, как курица! – вставил Тяпчик, явно испытывая тягу хлопать все, что движется, – Садись давай, у нас еще сосиски есть– пожарим, поедим!

–Сказал же, что мне нужно брата отвести. – уровень вскипающего раздражения стал подниматься, – Было приятно посидеть, но мне реально пора.

–Не, так не пойдет. Ты, по сути, кидаешь нас на середине разговора, толком не закончив, а так дела не делаются. – привстав с места, Тяпчик приблизил свое лицо, – Понимаешь ли, Кирюх, мы– парни ровные, живем по понятиям, стараемся поступать правильно. А то, как сейчас пытаешься сделать ты, ни хрена в них не вписывается.

–Я повторяю еще…

–Да забудь ты про своего дауна! Ты только посмотри на него– ему ж на все насрать! Ему главное– пт… – но близнец заткнулся после удара, перевалившись через бревно.

Маринка взвизгнула и отскочила прочь, а второй близнец кинулся к брату с воплем:

–Ты че, сука, творишь?!

–Не смей называть моего брата дауном!

–Да я тебя, суку…– выхватив горящую палку, Владимир замахнулся на Кирилла и тот отступил.

–Не ходить за мной– урою! – вцепившись в кресло, не обращая внимания на их ругань и на ромины вопли, Кирилл покатил прочь.

И, точно внезапно приняв за правило оскользнуться на каждом камушке, коляска упрямо не желала ехать вперед. Он толкал и толкал ее вперед, но колеса упорно дребезжали на месте, заставляя коляску ходить ходуном. Едва не рыча от злости, Кирилл толкнул сильнее, почти выпрямив спину и ноги, как вдруг тяжелая длань опустилась на его плечо и он обернулся. Ухмыльнувшись пираньими оскалами, оба близнеца немедленно же двинули ему кулаками под дых, отчего он упал, уткнувшись носом в кроссовки одного из них, вызвав своим положением очередной приступ хохота.

–Смари, как лежит фраерок!

Кирилл знал, что нарвался, как и то, что брат рядом с ним в опасности, потому тихо просипел:

–Простите, парни, я просто за брата…

–Слушай сюда, щенок. – Тяпчик поднял свою ногу и опустил ему на затылок, вжимая носом в влажную землю, – Никто не смеет меня трогать! Никто, усек?

Кровь стучала в ушах, в кончиках пальцев покалывало, а от внезапно дикого страха сознание словно выпарилось из головы– Кирилл сам будто вылетел из своего тела, уселся на одно из деревьев, продолжая наблюдать за всем происходящим со стороны. Вован, явно самый нетерпеливый из братьев, схватил его за грудки, вздернул вверх и начал орать, плюя в лицо:

–Я те задал вопрос, сучара! Отвечай!

–Я понял.

–Вот, другой разговор! – театрально раскинув руки, ответил Тяпчик, – У меня еще вопросик есть, подсоби с ответом! Кто те сказал, что ты можешь двинуть кому угодно по роже и спокойно уйти? Небось мамашка твоя, да?

–Никто. Ты оскорбил моего брата, а значит, и меня тоже! – и вновь ответом был этот смех.

–Слушай сюда, сучара! Я могу делать, что хочу и когда хочу, а ты мне не указ! – снова дыхнул ему в нос пьяной вонью Владимир, тут же ухмыляясь и смакуя каждое слово, – Зачем ты грузишь этого дауна? Че время зря тратить на этого овоща, если ты давно мог бы его того… придушить подушкой!

–Следи за языком, это мой брат! – выпалил Кирилл.

–О-хо-хо, не советую я тебе так с ним говорить, он ж тебе наваляет! – гоготнул Тяпчик, хрустя костяшками.

–Ты, кажется, не въезжаешь…– в миг осмелев, первый близнец взял Кирилла за грудки, но тот схватил его за кисти рук и сдавил изо всех сил. Заорав благим матом, Вован в ту же секунду двинул ему в лицо и миг спустя оба брата повалили Кирилла наземь, после чего стали добивать ногами. Его била даже Маришка, трусливая курва, каблуки которой больно рассекли кожу на голове и врезались в другие части тела. Все трое выдохлись только через минуту.

"Ну, кончено."– подумал Кирилл, как вдруг услышал лязг коляски и крик брата. Ужас всколыхнулся у него в груди; он повернул голову, едва не скуля от боли. Кресло было запрокинуто на спинку, а Маришка, казавшаяся из всей компании самой адекватной, со смехом наступила каблуком Роме прямо в пах. Бедняга визжал и рыдал от боли, беспомощно колотя слабой ручонкой по ее икрам, но та лишь смеялась и давила сильнее. Кирилл собрался было подняться, мигом утонув в темноту, когда что-то тяжелое опустилось ему на голову.

Он падал вниз и вокруг него стенали голоса. Внезапно вынырнув из темноты, он увидел, как Рома навис над ним, пуская слюни, рыдая во весь голос: он умудрился доползти до него с привязанной к ногам коляской! "Бедный мой братишка… Прости, что я такой осел!.." Повернув голову к земле, Кирилл заметил, что желтая трава под ним влажная от крови. Ахнув от боли, прострелившей во всем теле, кое-как поднялся и пощупал здоровенное рассечение на затылке. Не иначе как камнем двинули, твари!.. Едва устояв на ногах, он поднял и усадил младшего брата на колеса, заметив, что чертовы уроды не остановились даже перед бездушной железкой– оба колеса были погнуты, а одно из мелких вращающихся и вовсе оторвано. Успокоив малого, сквозь боль вышепивая ласковые слова из тех, которые еще помнил, Кирилл отряхнул его и покатил домой, охая при каждом шаге. Кажется, колено снова пострадало, но идти можно…

Неизвестно, как долго он вышагивал, то и дело сгибаясь над травой в приступе рвоты, но наконец добрался до выезда. Брат успокоился, но то и дело вертел головой, стараясь заглянуть все еще испуганными, все еще слезящимися глазами в его, стремясь поймать их на себе. Но Кирилл не смотрел на брата– он заметил, что птицы, мимо которых они прошли часами ранее, куда-то пропали, а вместо них осталось чье-то истерзанное черное тельце. Подойдя поближе, Кирилл сморщился не то от боли, не то от отвращения. Нет, так не пойдет– брату нельзя ее видеть! Вернувшись к коляске и развернув лицом к городу, он аккуратно подцепил ее пальцами за торчавшее крыло и, стараясь дышать лишь ртом, выбросил в траву. На асфальте осталось лишь кровавое месиво, но соскребать уже и это ему вовсе не хотелось. Птицы больше не видно, Рома не будет волноваться.

Потратив около десяти минут на тяжелый подъем и на скорую руку приведя братца в порядок, не забыв накормить, напоить и тут же включить очередной мультик, он в приступе сентиментальности обнял его, стирая с лица все еще стекающие сопли и слезы, беспрестанно извиняясь в полголоса. Рому до сих пор жутко трясло, хотя он даже звука не издал с минуты, как они вернулись домой, все еще не переставая вжимать голову в плечи. Сумев успокоить его, Кирилл наконец привлек его внимание к веселым движущимся картинкам на экране, потрепал по голове и, поцеловав напоследок влажный после душа лоб, пошел в кладовке. Достав из ее недр лопату и монтировку, вышел из квартиры и тихо прикрыл дверь. С этого момента он перестал сдерживать себя и позволил звериному оскалу обезобразить лицо, обнажив неровные, но крепкие и здоровые зубы, нижний ряд которых вызывающе выдался вперед. Стремительным шагом он спустился во двор, где ему на пути попался парень с нижней квартиры, тут же отпрянувший к углу. Тот самый козел с вечеринки! "Не сейчас!" Мощным толчком Кирилл сшиб его с ног и добавил ногой, крича: "Не смей стоять у меня на пути, мразь!" Перебежав через весь двор, забежал в третий подъезд третьего корпуса, быстро поднялся по ступеням, перепрыгивая за раз через пять. И оказался перед тускло-желтой хлипкой на вид дверью, стоявшей здесь с прошлого века. Его слух уже уловил громкую болтовню тех троих, что были у пруда– ни о чем не беспокоясь, они кричали там, внутри, то ли счастливые в угаре, то ли упившиеся в хлам.

Отступив на пару шагов, Кирилл поставил к стенке монтировку и выбил дверь с ноги. Вбежав в гостиную, сразу с размаху обломил лопату о голову Тяпчика, тут же со смешным бульканьем осевшего на пол. Не слушая поднятый визг, вернулся за монтировкой, сразу же бросившись на поспевшего Вована, угостив и его парой ударов по рукам и спине. Оба сукиных сына лежали перед ним, раскрывшись словно упаковка новогоднего подарка– бери, рви, вскрывай! Найдя глазами обидчицу брата, Кирилл сдавил ей шею и рыкнул:

–Кто еще прикасался к моему брату?!

Она тут же указала на отца своего ребенка.

–Спасибо!– сдавив ее шею до хруста, он выпустил ее, едва она потеряла сознание, перевернул обмякшее тело и что есть силы впечатал подошву своего кроссовка в живот,– Не видать тебе ребенка!– и продолжал бить ее по лицу, вкладывая в каждый удар душу, смакуя каждый момент. Внезапно его обхватил сзади один из близнецов, а перед лицом возник второй. Быстро скоординировавшись, Кирилл ударил стоявшего перед ним меж ног, разорвал захват второго и отправил лбом в стену. Схватив выпавшую монтировку, что есть сил зарядил по тяпчикову колену. Не обращая внимания на крик, повторил действие со второй ногой. И повторил. Снова повторил. Ублюдок заскулил и молил о прощении, тогда Кирилл засмеялся своим самым искренним смехом, каким только мог смеяться человек. Он стоял, запрокинув голову, и смеялся от всего сердца. Успокоившись лишь минуты через три, он покинул квартиру и направился домой, решив не тратить сил на второго брата. С них хватит– остается лишь поговорить, предупредить обо всех последствиях, если они хотя бы пикнуть посмеют кому бы то ни было.

* * *

Поднимаясь по ступеням наверх, Кирилл снова наткнулся на Филиппа, которого и сшиб совсем недавно. Чувствуя, как ноет колено, как вновь открывается ранка на голове, как все в этот день довело его до грани, снова смеется, не отводя взгляд от парнишки.

–Прочь с дороги, жердь! – но Фил не дал ему пройти, уперевшись руками в стену и перила, – Что, тоже по морде получить хочешь?!

–Уж точно не от тебя– слишком уж сильно тебе досталось. Ты едва стоишь на ногах, вот-вот грохнешься в обморок и все, что мне останется, это заставить покатиться твое ущербное тело вниз по ступеням. – услышав это, Кирилл вновь рассмеялся.

–Поверь мне, сутулая ты псина– таких, как ты, я способен уделать одной левой!

–С теми, что сделали это с тобой, ты не справился.– тонкая рука указала на его грязную, в земляных пятнах и потеках крови одежду,– Ты похож на свинью, которую решили зачем-то вывалять в помоях перед забоем– такой же тупой неотесанный урод, не понимающий очевидную мысль– ты не имеешь права меня трогать.

–Не тебе мне указывать, погань мелкая! Сгинь с глаз моих, пока я тебе череп не проломил!

–Извинись и можешь проходить спокойно.

–Извиниться?! Перед тобой?! Не забудь чмокнуть меня в зад, чмо патлатое, пока я буду тебя ломать! – но не успел он поднять обломок лопаты, как кулак подростка с неожиданной силой впечатался в его челюсть.

Опрокинувшись, Кирилл скатился по лестнице вниз, внутренне ухохатываясь от мысли, что уж теперь-то понимает, что чувствовала его мать, не в первый раз за свою жизнь скатываясь подобным образом. Достойно признания– не очень приятно и очень даже больно! Надо бы поразмыслить над тем, стоит ли заставлять испытывать маму таким способом еще раз, а то так ведь можно и шею сломать! Но его размышления прервал удар в грудь.

–Никто, слышишь, НИКТО не смеет бить меня безнаказанно! – шипел разъяренный Филипп.

Теперь в тиски попала его собственная шея. В голове помутилось и боль отступила, уступив место медленному удушью. Внезапно давление исчезло и он увидел как ни в чем ни бывало удаляющуюся по лестнице вверх спину врага.

–Это еще не конец! – заорал он, догнал Филиппа, едва тот успел открыть входную дверь, и, подняв его на плечи, швырнул в открытый дверной проем, – Я тебя, суку, достану, достану!!!

Они продолжили борьбу уже в квартире, стремясь пересилить друг друга. Вдавливая кудрявую голову в пол, Кирилл занес кулак для удара, но подросток извернулся, тут же вонзившись зубами в запястье. Вне себя от неожиданного сопротивления, он приземлился лбом по лицу, чувствуя, как хрустнула косточка, тут же снова возопив от боли, когда ловкий палец впился прямо в уголок глаза словно в попытке выдрать верхнее веко. Вырвав руку, он наконец-то нанес удар, но никак не мог освободиться от вцепившейся в него руки, а едва отодрав ее, уклонился от щелкнувших возле уха челюстей.

–Кусаться будем, тварь?!– ну все, больше он не будет сдерживаться!

Юркое тело уже выпросталось из-под него, но Кирилл схватился за его ногу и потянул к себе. Извернувшись, Филипп лягнул его прямо в лицо и разбил губу. Лягнул второй и попал пятой в поврежденный глаз. И снова Кирилл закричал от боли, лишь сильнее распаляясь от сжиравшей его ненависти к мелкой крысе, посмевшей дать отпор. Едва мальчишка встал на ноги, мощное тело Кирилла подхватило плечом за пояс и впечатало спиной в шкаф. Швыряя врага по всей квартире, сшибая cо стен картинки в рамочке и ломая его телом столы и стулья, Кирилл неизменно получал тычки по глазам, кадыку, ушам и коленям, каждый раз смеясь от тщетных попыток себя остановить, усиливая натиск, взбесившись и пуще прежнего войдя в яростный азарт после удара ящиком от письменного стола, проломив головой подростка новенький телевизор. Тело мальчика обмякло, упало на пол, когда полыхнули шторы. Схватив злополучный ящик, Кирилл что есть мочи опустил его на голову Филиппа. Тело дрогнуло, но ему было мало! Схватив бездыханное тело за ногу, одним ударом переломил в колене.

–Что, сука, нравится?!– кричал он, впившись в невидящий взгляд, – Нравится?!

Но осознание того, что происходит, наконец пробилось через кровавую завесу его злобы. Оглянувшись вокруг, Кирилл понял, что находится в эпицентре пожара– огонь уже пожирал навесной потолок, проползая по чернеющим обоям и опускаясь к ковру. Половина гостиной уже была объята огнем и времени оставалось катастрофически мало. Изменившись в лице, он посмотрел на поверженного противника, не зная, что ему делать. Ступор завладел его телом, не желая отпускать. "Бежать!" Но ни единое сочленение внезапно ослабшего тела не посмело и шевельнуться… "Бежать!" Пальцы рук дрожат, но не от страха, а от съеживающей мышцы боли. Они вот вот подогнутся, обломятся вновь! "Бежать!" Опухшее лицо всего лишь мальчика продолжала смотреть на него. Линза в левом глазу, еще не опухшем от его ударов, сложилась пополам между ресницами, открыв настоящий цвет радужки. "Бежать!" И его губы растянулись в улыбке, ощерившись нарушенным рядом серых кирпичиков. "Бежать!"

Внезапно одна из штор оторвалась и упала на пол, обдав его жаром, тут же вырвав из секундного паралича. Схватившись за руку Филиппа, Кирилл снова наткнулся на его улыбку, вновь взглянул в его глаза и отпустил ее. Чувствуя странную пустоту и полное безмыслие, зацепил еще не горящий край шторы и перетащил прямо по телу подростка во вторую половину гостиной, забросив на не замедливший загореться диван и, не останавливаясь на достигнутом, перетащив в прихожую, сбрасывая сверху куртки, сумки, даже обувь. На секунду остановившись в еще открытом дверном проеме, вбежал на кухню и повернул ручку газопровода. Теперь точно все! – и запер дверь снаружи, сразу же обломав ключ в скважине.

"Теперь вниз, во двор!"

Едва выбежав наружу, он услышал мощный хлопок.

И только минуту спустя сообразил, что его зовет брат.

Междусловие третье.

Они с отцом мирно ужинали за столом. Впервые за долгое время. Силясь угадать, с чего отец так расщедрился на готовку и накрытый по всем правилам стол, Фил отправлял кусочки мяса и картофеля в рот. Они сидели на против друг друга, уперевшись локтями в белую скатерть, которую мама обычно накрывала на стол по праздникам и выдающимся дням. Таким, как тот день, когда она, казалось бы, шла на поправку. В тот самый день они накрыли на стол, подали выпивку, поставили свечи и купили торт. Уплетая салаты и жаренного цыпленка, сын с отцом соревновались, кто же лучше произнесет тост, и пили: Фил, так как был ребенком, всего лишь малиновый сок, отец– шампанское. Мама в силу своего положения и беспокойства за свое здоровье тоже предпочла сок. Тихие семейные посиделки с оттенками праздника. Смотря друг на друга увлажненными от робкого счастья глазами, они тихо беседовали на разные мирские темы, нередко травя друг другу беззлобные анекдоты. В тот день мама старалась как можно реже выпускать их руки из своих ладоней, словно стараясь слиться с ними воедино и уже никогда более не расставаться. Ласкова трепля сынишку по пышной шевелюрке и прижав мужнину руку к своей влажной от то и дело стекающей слезы щеке, она говорила, как сильно их любит и что все у них будет прекрасно. И они верили ей, два маленьких и наивных человека.

А потом она просто умерла и похоронила их с собой. Она действительно в тот день слилась с ними и уже никогда более не отпускала, оставив семью страдать от горя. Но не мама была в этом виновата– вся вина лежала на болезни, комом засевшей в ее теле еще в раннем детстве, с годами подпитывающейся жизненными силами, вырастая в огромную опухоль, смертоносный паразитом воцарившемся в слабом теле. Они ненавидели ее болезнь и искренне жалели, что нельзя было просто взять и вырезать, выбросить осквернявшую любимое тело тьму.

Ибо благое намерение всегда чревато летальным исходом.

Но какая разница, если он был бы в любом случае?

Глядя в кастрюлю со свежеприготовленной пастой с фрикадельками, Филипп молчал. Молчал и отец, в эту минуту нервно орудовавший ножом и вилкой, то и дело неприятно звякая лезвием о фарфор. Наконец он их отложил и посмотрел на сына из-под сцепленных кистей рук.

–Поговорим, сынок?

–Говори, отец. – хрипло ответил Фил и подцепил лапшу вилкой.

–У нас ведь все хорошо, ведь так? – поинтересовался отец, не отрывая взгляда.

–Да, папа. Все прекрасно. – Фил отложил столовый прибор, – У тебя есть стабильный заработок, обеспечивающий нам обоим крышу над головой и тепло под ногами, всяческие удобства и досуг. А я вот-вот поступлю в какой-нибудь колледж, где получу степень бакалавра и начну сразу же работать. У меня есть пара идей, куда податься. – дождавшись кивка, продолжил, – К примеру, можно пойти на факультет филологии, а после устроиться в книжное издательство. Редактором, к примеру. Раз у меня не получается с писательской деятельностью, то можно ведь и по-другому продвигаться в подобной отрасли. С русским языком я на "ты", справлюсь. Заявление, кстати, я уже подал, не волнуйся. Как раз в срок.

–Я рад, что ты наконец-то решился, сын. – отец тепло улыбнулся ему, – Но ты ведь рассматривал другие варианты?

–Какие, например?

–Ну… жизнь ведь это не только учеба и работа.

–Да, но я не понимаю, к чему ты ведешь, пап. – Филипп отпил из стакана воды, – Если ты про общение с людьми и проведения досуга, то я уж как-нибудь разберусь. Верь мне, пап, я не стану затворником-зубрилой. Я и сам понимаю, что захочу быть с людьми, возможно, сойтись с какой-нибудь приятной девушкой, начать строить с ней отношения и все такое.

–Только предохраняться не забывай!

–Ну чего ты начинаешь-то? – в ответ отец тихо засмеялся, приложив свою большую ладонь ко рту.

Удивлению Филиппа не было предела– он уже и не помнил, когда в последний раз видел отца смеющимся. Видимое сейчас разительно контрастировало с его обычно мрачным лицом и тусклым взглядом. Но нет! Сейчас отец словно был сам не свой– настолько легко и просто он смеялся. Смех невольно заражал и даже у сына уголки губ поползли вверх. Спустя минуту они смеялись вместе. Ни с того ни с сего.

–Да я ж шучу. – перегнувшись через стол, хлопнул отец сына по плечу, – Ты ж у меня не глупый мальчик, все и сам понимаешь! Но я спрашивал не совсем об этом.

–Я тебя уже не понимаю, так что давай начистоту, ну правда! – живот с непривычки болел и Фил наполовину сполз со стула, распластав ноги под столом.

–Ты не хотел бы устроить небольшую паузу после школы?– неестественно качнув головой, начал папа,– Ну, там, ненадолго забыть про колледжи и работы и заняться кое-чем другим.– лукаво подмигнул,– Я тут сумму кое-какую скопил и, как мне кажется, ее вполне хватит на то, что я задумал. А задумал я украсть у тебя всего один год. Не понимаешь? – весело смотрел он в удивленные глаза Филиппа, – Суть в том, что мы с тобой наконец исполним нашу маленькую мечту– отправимся в путешествие. Купим "Урал", сперва поколесим по Европе, потом можно и в Азию. А если останется еще прилично, то махнем в Америку. Ты только скажи, визы сделаем– там всего пару недель подождать и готово. Ну как?

Фил потерял дар речи. Предложение отца выбило его из колеи своей внезапностью, буквально унесло почву из-под ног. Голова закружилась от в миг нагрянувшего предвкушения и картин предполагаемого будущего, где мелькали разные города и страны, знаменитые постройки и здания, люди и их разномастные одежды. И море, озаренное бликами неподдельного солнца! От нахлынувшей радости он приоткрыл рот, так и сидя с глупым видом, глядя в свои фантазии. Отец был несказанно рад его реакции и уже расписывал примерный маршрут и города, которые они посетят, зачитывал вслух список всего, чего нужно купить и взять с собой.

–А квартира? Что с квартирой, пап?

–Я уже подал объявление, есть желающие снять. С виду вроде приличная семья, будут откомандированы сюда на какое-то время.

Филипп снова засмеялся открывшейся перспективе и счастливому лицу своего отца. Оба впервые за долгое время видели себя такими и зрелище их очень забавляло, если не вдохновляло. Отец потянулся к нему и Фил ответил на объятья.

–Я люблю тебя, сын!

–Я люблю тебя, папа…

Эпилог.

Оказавшись в самом пекле, Филипп понял, что он заперт в ловушке. Каким-то чудом огонь обошел пятачок, на котором он валялся без сознания, но на этом чудо кончилось– он бушевал повсюду и бежать было некуда. Совсем близко слышался истошный вопль кота– он кричал от боли. Задыхаясь от жара и дыма и от боли в вывернутой ноге, Филипп полз в неизвестном направлении, ориентируясь лишь на звук визга и шаря руками по полу. Он понял, что добрался до батарей под окном, как раз между двумя горящими шторами, когда рука ткнулась в уже нагретый чугун. Зашипев от боли, опустил руку и секунду спустя вытащил отчаянно брыкающегося кота, глубоко впустившего когти в кожу. Бедняга был в ужасном состоянии– шерсть вполовину обуглилась, проплешины розовой плоти закоптились. Сквозь струпья вытекало что-то блестящее. Глаза животного были полны слез.

Филипп одним движением свернул ему шею. Ни с того ни с сего ярость и страх растворились в дыму, уступив овладевающему телом странному чувству умиротворения, и он встал на четвереньки. Выбив здоровой ногой висевшую на одной петле дверь, ведущую в его комнату, услышал визг крысы, мечущейся в страхе по своей железной тюрьме. Сбив клетку со стола взмахом руки, он спас ее, избавил от страданий. Оба маленьких тела– одно маленькое, все еще целое, другое обгоревшее, – плетьми висели в его руках, когда взрыв сотряс всю квартиру– газ! Увернувшись от упавшего куска сгорающего накладного потолка, Филипп кое-как затоптал его, отпихнул от себя обратно в гостиную. Ему некуда бежать– пламя уже вовсю разгоралось по всему полу. Привстав на одной ноге, Филипп выглянул в окно и сквозь дым увидел, как все жильцы дома столпились внизу и смотрели на то, как сгорает его квартира. Не обращая на все ближе подбирающийся огонь сквозь дымную завесу он сумел различить, как соседского психа, угрожавшего ему камнем, наконец-то поймали и засунули в автомобиль те двое, которым невольно пришлось помочь, пока не подвернулась возможность увильнуть, видел, как в выезде по стенам арки бежали синие блики от пожарной машины, как с дерева упала какая-то девчушка… Стоп! Это Соня! Поддавшись порыву выглянуть наружу, он вновь обжегся об оплавившийся пластиковый подоконник. Ему все труднее становилось устоять на единственной ноге, воздуха катастрофически не хватало, слезы в сжигаемых болью глазах заслоняли обзор. И он словно начал тонуть сквозь пол. "Вот если б я и вправду провалился сквозь пол…"– после этой мысли Фил увидел своего другого соседа, того придурка, из-за которого все и случилось. Даже оттуда было видно, как у него были выпучены глаза, а его залитый кровью рот был широко раскрыт в немом отчаянии.

Кирилл выбежал на улицу и влетел в толпу зевак. Завязалась потасовка, десятки рук схватили его как раз в тот момент, когда он услышал визг брата аккурат над тем местом, где бушевал огонь. Заревев: "Отпустите меня, там мой брат!", Кирилл стал изо всех сил вырываться, но тщетно– руки все так же крепко вцепились в его куртку, в локти, в капюшон, а грозные голоса кричали что-то наперебой. Он смотрел, как огонь медленно добирался до окон его квартиры, как старое дерево загоралось, как лопнули стекла и крик стал отчетливее. Буквально прочувствовав на себе страх своего парализованного брата, Кирилл видел, как тот бешено раскачивался в кресле, пытаясь спастись от огня, перекосив рот от ужаса. Огонь уже пробрался внутрь. Кирилл заплакал, но в легких не нашлось кислорода для крика, и он стал вырываться еще сильнее, как вдруг услышал душераздирающий крик.

Соня тоже услышала и ее сердце замерло. Она поняла, что нашла место, где жил Филипп. Она нашла его! Ловя ртом воздух, девушка широко распахнула глаза от страха, сей же миг излившиеся ручьями слез– София рыдала и попыталась прорваться сквозь толпу, превратившейся в живую стену, глухую к ее мольбам и крикам. Она царапалась, лягалась, кусалась и кричала имя своего друга, пока его легкие испускали предсмертный крик в невыносимой боли. Где-то выла пожарная сирена, но было уже слишком поздно и крик внезапно оборвался. А с ним враз затихла вся округа. Все так же бушевало пламя в черных зевах окон, все так же люди вопили наперебой, брызжа слюной, все так же сердце отбивало в груди стремительную дробь… Но все стало тихим, таким медленным, будто кто-то повернул ручку на проигрывателе времени чуть влево, максимально замедлив его. Было видно, как медленно трепетала хвоя на уцелевших деревьях, волнообразно переливаясь подобно чешуе рептилии, ранами которой выступали горевшие черные проплешины и ветви соседних гигантов; как пыль медленно вздыбилась под топотом разбегающейся толпы, как капли брызжущей изо ртов пены летели по дуге в разные стороны; как цепкие руки снова и снова медленно-медленно сжимали отвороты на куртке незнакомого человека, как к медленно разверзающемся столпотворению бежали спасатели, походя в своих массивных костюмах на космических странников, прибывших в слабое притяжение Луны; как языки огня отрывались от главного очага и, извиваясь подобно змеям, растворялись в воздухе подобно быстро угасающей страсти и как массивные клубы дыма поднимались вверх, закрывая своей чернотой несуществующее небо; как медленно падали, переливаясь в огне, осколки стекла; как расплавленный пластик подобно бледному меду стекал по кирпичной стене вниз серой пузырящейся жидкостью.

И как внезапно над их головами возникла воронка из тысячи птиц, разинувших свои клювы в безумном, раздирающем барабанные перепонки грае.

Они все задохнулись в клубах боли.

3.Проводник

Пролог.

Комната допроса. Серые стены, каменный пол и большое зеркальное стекло, скрывающее молчаливых наблюдателей. В центре аккурат под люминесцентной лампой на металлическом стуле за металлическим столом с оцарапанным покрытием белого цвета сидел мужчина лет тридцати. Длинные взлохмаченные волосы, высокий с небольшим уклоном лоб, запавшие темные глаза в окружении темных кругов, свидетельствующих о длительном недосыпании, нос горбинкой, тонкие губы над волевым подбородком. Одет он был в грязную заплатанную рубаху, потертые джинсы и рабочую обувь. На запястьях– наручники. Пальцы пластом лежали на столешнице.

Дверь в комнату открылась и на пороге появился высокий поджарый полицейский в форме. Его голубые глаза пронзительно впились в заключенного, щеточка седых усов скрыла сжавшийся в тонкую нить рот. Не медля ни секунды, детектив уселся напротив мужчины и, положив руки на стол, сплел пальцы. Их взгляды вновь столкнулись. Ни разу не мигнув, они сидели так в течении минуты, пока новоприбывший не разжал губы:

–Попробуем еще раз. Ты знаешь, почему ты здесь?

Помедлив пару секунд, мужчина ответил:

–По ложному обвинению в доведении до самоубийства. – его глаза расширились.

–Ложному, говоришь? – служитель закона осклабился и откинулся на спинку стула, – Тебя нашли на месте преступления, сидящим в абсолютном спокойствии с трупом в одной руке и баночкой вот этого вот в другой! – с этими словами он положил на стол прозрачный пакет с упаковкой снотворных таблеток.

–И что?

Удивлению полицейского не было предела:

–И что?! Ты никак издеваешься, да? – и не позволил повисшей паузе продлиться и секунды, – Тебя нашли на месте преступления с фактическим орудием убийства. Ты не убежал, не спрятался. О том, чтобы спрашивать об алиби, и речи быть не может, сам ты толком ничего не говоришь. У нас есть тело, у нас есть ты, который даже не вызвал скорую помощь. Что же это, как не убийство? – подозреваемый молчал и коп не стал тянуть, – Ладно, допустим, что ты не доводил ее до самоубийства. Тогда почему к нам посреди ночи приходит вызов с информацией о том, что в квартире сто сорок вторая по адресу Бартон-стрит на пересечении Бартон-Ньютон девятнадцатая слышны непрекращающиеся крики о помощи, а по прибытии на место мы находим тебя, не кого-то другого? И, если ты не убийца, то почему ты ее не остановил? Ты же был рядом! – он склонился к лицу мужчины поближе, – Не хочешь ли ты сказать, что просто вошел в случайную квартиру, обнаружил труп и сел рядом?

–Так и есть. – арестованный слегка кивнул.

–Так и есть что? Ты был в момент самоубийства рядом или нашел ее уже мертвой? Если первое, то объясни же мне, почему же ты не предпринял попыток ей помочь?

–А я и не должен.

Теперь пауза имело гораздо большую фору. На лице усача появилось выражение, на котором было написано явное желание ударить сидевшего напротив. Еле заметно шевельнув губами, детектив переспросил:

–Что значит "не должен"?!

–Я же вам еще в самом начал…– начал было мужчина, но полицейский его перебил.

–Да-да, я слышал этот бред, что ты выдал ребяткам, повязавшим тебя. Но не думай, что ты проведешь их или меня, слышишь?

–Не думаю. – тут губы пленника скривила издевательская усмешка.

–Еще и улыбается, гляньте на него! – коп тоже улыбнулся, покосившись на свое отражение, стараясь удержать контроль над тихим гневом, – Ты понимаешь, что ты в безнадежном положении? Не хочешь сделать признание, чтобы смягчить наказание?

–Смысл делать признание, если я ни в чем не виноват? – спокойным голосом поинтересовался арестант.

–Мне сказали, что все, что ты до этого момента сказал: "Я проводник." Ты же так и сказал?

–Так. – собеседник кивнул, – Вижу, что вы так и не поняли.

–У меня есть парочка догадок, но я предпочту услышать все из твоих уст. Занесем это в признание.

Секунду-две человек помолчал, качнул головой, словно соглашаясь с самим собой.

–Хорошо, сейчас я вам все разжую. У вас сигареты не найдется? – едва чиркнула зажигалка и вспыхнула сигарета, он глубоко затянулся и, выдохнув, продолжил, – Я– проводник. Я…

–Постой-постой, не говори. – поднял руку легавый.

Он поднялся и вышел из помещения, громко хлопнув дверью. Глаза допрашиваемого уставились в никуда.

Прошло пять минут, прежде чем служащий закона вернулся, и допрос продолжился.

–Продолжай.

–Я проводник. – повторил арестант, – Я помогаю людям.

–Отправляя их на тот свет, да?

–Нет.

–Да как нет-то, если да? Тебя нашли с тр…

–Как вы собираетесь слушать меня, если все время перебиваете? – качнув головой, невозмутимо спросил "проводник".

На секунду замешкавшись, детектив нехотя кивнул:

–Слушаю.

–Людям зачастую не хватает смелости уйти самим. – выдержав паузу, человек продолжил, – Самоубийцы, как правило, люди либо очень одинокие, либо глубоко отчаявшиеся. В первом случае они просто строчат на сайтах самоубийц, стеная о том, как трудно им в этом мире и как им до смерти одиноко. Как они хотят умереть, но как им страшно уходить в одиночестве. А вторые ломаются после личных трагедий вроде смерти родственника и так далее. При подготовке к смерти они всегда сперва убивают себя морально, доводя свое состояние до нужной кондиции, когда рука не дрогнет и шальная мысль не попытается убедить их, что еще возможно пойти по другому пути. И они тоже очень одиноки, ведь после смерти покойник воспринимается ими так, словно без него невозможно жить. Это как с лебедями. Только вот люди способны это пережить и даже найти того, на кого проецировать свою любовь, добившись тем самым собственного спасения. Однако не все на это способны. Многим куда проще уйти из этого мира. Можно воды? – внезапно спросил рассказчик.

–Да, сейчас. – спустя несколько секунд коп принес бутыль воды и, испив ее, арестант продолжил:

–Я– проводник. Моя задача– помочь этим людям. Таких людей я не нахожу специально– они сами ищут и просят, чтобы я проводил их в последний путь.

–Так это у тебя не впервой? – поднял брови полицейский, на что рассказчик замолчал и с укоризной смотрел ему в глаза, – Ладно, продолжай.

–Я не убиваю их и никогда не убивал. Я просто становлюсь за небольшую плату другом на последний час. – его вновь перебил нервный смех полицейского:

–Так что, ты у нас прям как шлюха в одном французском фильме про лечебницу суицидников?– но он быстро прекратил смеяться.

–Нет, не как. Шлюха просто трахает готового вот-вот превратиться в труп старика, а я помогаю людям морально подготовиться к смерти. – "Ого, он знает этот фильм." – Это может выливаться в разные формы. Например, поговорить по душам с инвалидом, полжизни проведшего в коляске, повозить его по местам, где он ранее не бывал. В пределах разумного, конечно. Или же просто полежать рядом с подростком-неудачником где-нибудь в тихом месте в полной тишине. Или споить его до бессознательного состояния, если он того пожелает. За его средства, разумеется. А дальше идет самое трудное– смотреть умирающему человеку в глаза и говорить утешающие фразы вроде… "Все будет хорошо, ты отправляешься туда, где лучше."– пленник на несколько секунд замолчал, явно задумавшись, – Иногда людей в такие моменты пробирает на бурные эмоции. Они дрыгаются, кричат, рыдают в полный голос, крича о том, что не хотят умирать. Некоторые, в особенности женщины, просили заняться с ними сексом. Но такие запросы я удовлетворять не могу.

–Ждешь, пока дух испустят, а потом принимаешься за дело? – с ноткой сарказма хмыкнул коп.

–Нет. Если б мне захотелось переспать с клиенткой, я бы сделал это до того, как она вольет в себя всю упаковку таблеток либо полоснет по запястью. Меня не привлекает перспектива спать с вот-вот-уже-вот трупом.

–Вернемся к эмоциям тех, что уходят. – глаза детектива вновь прищурились в попытке припомнить нужную строку, – Ты сказал… "Пробирает на бурные эмоции, после чего они кричат, что не хотят умирать.", так? Разве это не стоп-фраза, означающая, что они передумали?

Коп не без удовольствия заметил, как его допрашиваемый напрягся.

–Где мой адвокат?

–Прибудет еще не скоро. – полицейский широко улыбнулся, – Продолжай уж, раз попался.

Помедлив с минуту, мужчина продолжил:

–Я не должен их спасать. Они платили мне, я выполнял их волю. Никаких исключений, никаких отступлений. Все, как и должно быть.

–Они же говорили, что не хотят умирать! – усач уперся кулаками в столешницу, – А ты ради наживы отказывал им в этом!

–Я вып…– но ему не дали закончить.

–Знаешь, а ведь это вполне может сойти за убийство, а? – с ликованием в голосе детектив продолжал, – У вас было все, чтобы спасти их, но вы пренебрегли всеми возможностями! Стало быть, здесь вполне пойдет как статья о доведении до самоубийства, так и статья о намеренном неоказании помощи. Что, по счастливому стечению обстоятельств, у нас приравнивается к преднамеренному убийству. А? Как тебе это?

Лишь на секунду глаза арестанта полыхнули, но лишь секунду– он сразу успокоился.

–И что теперь? Обвините меня во всех смертных грехах? Повесите на меня липовое обвинение?

–Чертовски верно, вот только поправлю– не липовое. У нас есть улики, есть труп, есть подозреваемый, есть состав преступления. Вам остается признаться только в мотиве. – резко встав из-за стола, полицейский продолжил, – Вы обвиняетесь в убийстве второй степени Лоры Рихтер. Вас будут содержать в заключении в отделении, а после скорого суда отправитесь в увлекательное путешествие до ближайшей тюрьмы особого режима, где и будете гнить, пока мы проверим всю вашу подноготную и найдем остальных жертв. Я лично буду ходатайствовать перед судьей, чтоб тебя закрыли до конца твоих ублюдских дней! Уберите его с моих глаз! – уже рычал он, когда пара крепких молодцов званием пониже подхватили арестанта под мышки и уволокли из комнаты.

–Знали бы вы, сколько у меня было всего, что мигом бы разбило в пух и прах ваши обвинения… – раздалось уже из коридора, прежде чем закрылась дверь.

Поглаживая усы, полицейский смотрел на свое отражение, стараясь заметить хотя бы малейшие признаки сомнения.

Глава первая.

Вывалившуюся из-под белого покрывала руку аккуратно положили обратно на носилки, снова укрыв от глаз. Труп вынесли. Из коридора донеслось протяжное эхо топота тяжелых ботинок по ступеням. Было слышно, как кряхтят и ругаются сквозь зубы медбратья, медленно спуская все ниже и ниже отголосок прошлого.

Проводя все это глазами, молодой мужчина прошел к дивану и тяжело опустился на матрац. С натужным скрипом первая половина дивана слегка подалась вниз под его весом. Проведя подушечками пальцев по своей лысине, он поднял глаза на следователя. Тот стоял напротив него. В его руках нетерпеливо вертелись ручка и маленький блокнотик. Прищуренные глаза следили за каждым его движением, но, едва холодные глаза жителя квартиры встретились и вцепились взглядом, метнулись в сторону.

–Все было так, как вы и рассказали? Никаких больше подробностей? – словно смутившись своей мимолетной слабости, полицейский вернулся к черным глазам.

–Да. – их выражение ничуть не изменилось– все такое же вежливое холодное внимание.

Поежившись, служитель закона положил ручку и блокнот в нагрудный карман. Сделав шаг в сторону двери, замешкался:

–И, это… сочувствую. – прохрипел он и, сдерживая позыв мокротного кашля, немедля удалился, не поленившись закрыть за собой дверь.

Едва щелкнула задвижка, глаза жильца сверкнули. Осмотревшись во внезапно опустевшей квартире, он понял, что здесь ему больше нечего делать.

Ему была нужна цель, но какая именно– кто ж знал?

* * *

–Ты как? – она гладила мужчину по щекам, шее, ключицам и груди.

Они лежали в постели, сплетя ноги.

–Обязательно спрашивать об этом сейчас? – от долгого молчания голос прозвучал не совсем чисто, скрежетнув в тишине словно острие ножа по стеклу.

–Прости меня. – она положила голову на покрытую мягкими волосками грудь и уже тянулась губами к соску, когда голос приказал:

–Слезай.

–Что?

–Слезай с меня.

–Но… постой, я тебя чем-то?..

–Слезай, говорю, мне нужно встать.

Только теперь она разобрала, как где-то на полу в отброшенных брюках от похоронного костюма вибрировал мобильный телефон. Рука схватила трубку, палец нажал на кнопку вызова.

–Слушаю. – слушал и отвечал, – Да, это я… Да, я подавал объявление… Нет, это не шутка… Да, именно столько я хочу за свои услуги… На самом деле нет– вам они все равно не нужны… Хорошо, где вы живете?.. Так далеко?.. До вас только самолетом могу долететь… Вы согласны покрыть все расходы? – и, усмехнувшись, покосился на нее, – Да, у меня не хватает средств. То есть, вы согласны? Хорошо, завтра я к вам прибуду. Номер своего лицевого счета предоставлю при встрече.

–Стоп, стой! – этот разговор ей ой как не понравился, – Что это значит? Ты уезжаешь?

–Да.

–Надолго? – при этом вопросе ее мужчина застыл, так и не набросив на плечи рубашку-

она так и висела на его локтях, пока его лысая макушка покачивалась, будто играя бликами тусклого света, исходящего из полуприкрытых штор.

–Навсегда, возможно.

–Но… А как же я? – в замешательстве спросила женщина, внезапно чувствуя, как земля уходит из-под ее ног, – Я, что, ничего для тебя не значу?!

–Ага. Выметайся.

Заливаясь слезами, она быстро натянула свои пожитки и вышла из комнаты. Секунд через десять раздался громкий хлопок входной двери. Неспеша надевая на себя все оставшееся, он посмотрел на себя в отражение зеркала и вышел следом.

* * *

–Как вы думаете, мистер, мы с вами доживем до встречи с внеземной цивилизацией? – внезапно оторвавшись от журнала, обратился к нему мужчина лет сорока.

Шел лишь первый час полета. Свет в салоне самолета уже приглушили, стюардессы спрятались в своем отделении, наверняка решив пригубить бутылочку горячительного, а остальные пассажиры либо спали, либо смотрели на своих планшетах видеозапись кровавых расправ, то и дело мерзко хихикая. И лишь только одному внезапно захотелось заняться тем, что нормальные люди уже воспринимают за признак дурного тона– начать ни с того ни с сего очередной бесполезный разговор черте о чем.

–Мы? Контакт с внеземной цивилизацией? Очень сомневаюсь. – тем не менее он криво улыбнулся соседу по месту, решив, что от короткого обмена фразами ничего серьезного не произойдет.

–А я вот верю в то, что это произойдет до того, как я сыграю в ящик. – попутчик блеснул своими белыми зубами.

Вставные. Если так, ему уже недолго осталось.

–Сейчас это вряд ли возможно. Мы перестали быть исследователями, превратившись в потребителей. – человек достал из-под ног бутыль воды, выудив из сумки, – Сейчас прогресс пошел не в ту сторону. Все озабочены большей комфортабельностью нашего существования, стремясь довести ее до абсолютной составляющей, что само по себе абсурд тот еще. Еще в двадцатом веке мы летали в космос, на Луну. А теперь? Прошло больше сотни лет, а людей волнует только одно: у кого мощнее гаджет и чья машина быстрее, дороже. И чей кошель бездоннее, считай, все! Никто больше не хочет лететь в космос, а уж тем более и встречать какую-то там цивилизацию. Слыхали, вон, недавно объявили о выходе в массовую продажу кресел на автоуправлении? Никакая машина теперь не нужна– сел на эту чертовщину с солнечной батареей и гони себе хоть на край света. Или в соседний магазин– стоит только докупить многофункциональный прицеп. С функцией навеса который.

–Ну-ну, Вы утрируете, мистер.

–Вовсе нет. Скажите нам, каковы шансы, что сюда хоть кто-то захочет прилететь? А каковы шансы, что мы наконец построим космические корабли и отправимся покорять космос? Их нет! Сейчас даже редки случаи, когда решают отправить очередной исследовательский зонды– вбухивают миллионы, посылают… и то лишь профанации ради. Это практически ничего не дает! Если б не система потребления, за счет которой обогащаются толстосумы, вовремя присосавшиеся к яблоку изобилия, то мы… я, вы, вот этот человек слева от меня, что храпит как медведь, не летели бы сейчас в самолете, а были бы среди звезд. Вопрос все тот же– зачем более развитой в техническом и моральном плане цивилизации выходить на контакт со столь отсталой, как наша?

С задних рядов начали шикать возмущенные пассажиры.

–Я вас понял. – пробубнил мужчина со вставными зубами и отвернулся к иллюминатору.

Стало быть, долгожданный покой. Человек осмотрелся вокруг себя, стараясь не заглядывать в движущиеся картинки в руках пассажиров в его поле зрения– ничего хорошего он там не сможет найти. Не зная, испытывать ли ему отвращение каждый раз, как взгляд касался чьих-то улыбок, плотоядно облизывающихся ртов или ликующего шепота: "Да-а-а, давай еще раз!", он начал испытывать скуку. Впереди было еще как минимум полтора часа полета, в то время как перспектива выспаться за столь короткое время казалась ему совсем ничтожной. Сидение казалось жутко неудобным, левой ноге было тесно в соседстве с короткими, но мощными бревнами спящего соседа, а в спинку уже вдавились чьи-то колени в предупреждение его потенциального намерения опустить ее и разлечься, вытянув ноги. Решив размяться, он расстегнул пряжку ремней безопасности и выскользнул в коридочик, едва не задев своим задом наклонившееся лицо в ус не дующего бородача, некстати склонившего свою голову на свои бесчисленные подбородки. Куда ни глянь, одни и те же ухмыляющиеся рожи– все как один смотрят старые записи с когда-то шумевших на весь мир трансляций. То и дело пальцы, вымазанные в курином жире или собственных слюнях, утыкались в нижние левые уголки планшетов, заставляя запись прогоняться в очередной раз. Ненасытные. Эти точно никогда не захотят умереть, сохранив надежду увидеть продолжение хотя бы в последние секунды своей собственной жизни.

Пройдя в хвост самолета, он отодвинул шторку и застыл, увидев целующихся стюардесс. Тотчас оторвавшись друг от друга, они в смущении разбежались, – хотя было бы куда разбегаться, в самом деле! – при этом сосредоточенно разглаживая сшитую с иголочки голубую форму и потупив взгляд.

–Мне не важно, чем вы тут занимаетесь. – сказал он, глядя в глаза красивой блондинке, осмелившейся поднять на него свои голубые цвета дневного неба глаза, – Я просто решил пройтись по салону, размять конечности. Вы не будете против, если я попрошу сварить мне кофе и принести к сто первому "Е"? – когда они синхронно кивнули, он открыл дверь в уборную, зачерпнул из-под крана водицы и прохладил лицо.

Не говоря больше ни слова, прошелся из хвоста к носу и обратно, не глядя ни на отказывающихся спать детишек, прыгающих в кресле и пинающих спинки, ни на их матерей, все с той же дурацкой улыбочкой смотревших все те же видео, ни на представительных стариков в бизнес-классе, ни даже на молодого стюарда, с некоего перепуга решившего, что он пьян. Вернувшись к своему месту и вновь перешагнув через "медведя", нехотя поджал колени и уселся.

–Как прогулялись? – доброжелательно поинтересовался все тот же болтун, – Нашли что-нибудь интересное?

–А разве в этом мире осталось хоть что-то интересное? – проворчал он в ответ, пихнув локтем бородача.

–Разумеется, есть! – как будто могло быть иначе, – Вы же в курсе, что на этом Аэробусе, к примеру, вместо одного стандартного маршала имеется сразу три?

–А разве их работа еще актуальна?

–А как иначе? – удивленно оскалил свои белые зубы спутник, – Чем дольше живем, тем больше опасность, разве нет? Пусть у нас и настало время, когда террористическая угроза уже не столь велика, как, допустим, в те же десятые-двадцатые, но мы ведь с вами помним, что творилось по всему миру не так уж и давно? Все эти взрывы, убийства, сплошное насилие кругом– ведь это было не так уж и давно, чтобы вы, я и кто-либо еще мог заявить, что не застал в своей жизни подобных событий! Вы знаете, что, хоть мы и старались, но не смогли искоренить рабство до самого конца? Где-то там, на Востоке, все еще крадут или добровольно продают детей, хотя, стоит признать, уже не в таким масштабах, что, кстати, никак не исправило ситуации– уровень бездомных детей растет с каждым годом и дела до них никому нет. Они воруют, сбиваются в стаи, устраивают набеги на злачные места, только что не убивают, потому что знают– коль они переступят эту черту, их тут же показательно казнят прямо на площади.

–Будто бы и не выбирались из древних времен. – усмехнулся он в ответ.

–Ну, не соглашусь. Казни необходимы для того, чтобы напоминать им, напоминать нам о важности жизни и о том, что мы все давно знаем– после не будет уже ничего. Нельзя преступать закон, попирая чью-то жизнь, от которой он, возможно, зависит. Ведь, если убьют, к примеру, торговца, на том же рынке произойдут неизбежные, пусть и небольшие перемены, которые все равно произведут переформирование. Теперь уже его место не займет конкурирующий деятель, нет! Все они– деятели, я имею в виду, – задумаются о том, что же сделал или не сделал их фактический коллега, и предпримут соответствующие меры, усилив, к примеру, свою охрану. Усиление охраны повлечет за собой повышенные траты, что в свою очередь выльется в повышение цен, ведь никому из них не захочется даже ради безопасности снижать свой общий уровень жизни. И тогда убийцу проклянут в третий, в пятый и пятидесятый раз те, что наблюдали за тем, как ему ломают руки и шею, решив не ограничиваться расстрелом.

–Так это ж на востоке, в других странах иначе.

–Может быть да, может быть и нет. Но соль в том, что мы попытались изменить мир к лучшему, но он упорно не меняется. Благое намерение отдается фатальными последствиями и вот ты уже не благодетель и спаситель детей, а атаман их маленького жаждущего крови сборища.

–Я ничего не делал. Хотите кого-то обвинить– начните с себя. – буркнул он, понимая, что не хочет больше поддерживать беседу.

–Да послушайте же вы, я вас не обвиняю! Ваш выпад вполне ожидаем и я прощаю вам его, тут же и добавив, что я, как и все мы, делал много хорошего и много плохого, ни на секунды не задумываясь о том, в какую сторону склонилась чаша весов.– худая суховатая ручка похлопала по его ладони как бы довершая показную миролюбивость,– Я уверен, что и вы в свое время сделали что-то плохое, о чем будете жалеть всю свою жизнь. Например, смотрели к…

–Нет. – отрезал он, убрав руку, – Я никогда ни о чем не жалел и не буду жалеть. Я не задумываюсь о том, что плохо, что хорошо– я делаю так, как сам решил. Разговор окончен.

–Не буду настаивать. – в ответ прошептал умирающий мужчина.

Больше они не заговаривали.

* * *

–Вы совсем другой, нежели я представляла. – подозрительно прищурившись, выдала Мисс Один.

Заметив поднявшуюся в скепсисе бровь, она пояснила:

–Нет, вы не подумайте плохого! Просто в объявлении вы не представили фото, а голос у вас звучал как-то… постарше?

–Я и подавал объявление. Аванс на руках?

–Он у меня дома. Вы готовы начать прямо сегодня?

Грустная, полноватая женщина двадцати пяти лет чуть исподлобья взирала на него своими большими глазами с редкими ресницами, не зная, пугаться ли ей его приходу, то и дело убирая со лба спадающую челку русых волос. Рот, изогнутый дугой краями вниз, чуть приоткрылся в ожидании ответа.

"В чем же твоя проблема?"

–Вот. – обведя рукой скромные апартаменты, она сложила ладони в замок.

Опустила на миг взгляд, изучая свои тапочки, словно не замечая царивший хаос в квартире. Дожидаясь его, Первая устроила настоящий погром в своем коттедже– видимо, начав паковать вещи, в которых больше не испытывала нужды, по коробкам, пришла в истерику и просто разбросала все по углам: книги, бесформенные цветастые одежды, бесчисленные комплекты постельного и нижнего белья, грязные полотенца, чехлы на диванные подушки и прочее. Часть из вещей собралась в наиболее крупную кучу прямиком под окнами с обзором на озеро, возле которого и расположился домик. Не обошлось и без битого стекла– посуда, снесенный с ножки абажурный светильник, расколоченные рамки из-под фотографии, тут же и их обрывки посреди осколков возле каркаса металлического столика. Часть комнатных растений так же не избежала горячей руки, но, судя по всему, были спасены случайной мыслью о нецелесообразности их уничтожения. Во всяком случае, об этом свидетельствовали земляные разводы на гладком линолеуме в окружении осколков. Сами же цветы, выкорчеванные из привычных горшков, ныне переколоченных, были пересажены в оставшиеся целыми вазы, а те, что поменьше, в сахарницы. Из всех предметов обихода нетронутым остался только громоздкий телевизор на полстены да сам диван, на котором удобно устроилась банка с растаявшим мороженым. Шкафчики, стеллажи и некогда привинченные к стенам полки в разваленном виде так же лежали на полу.

"И правильно– зачем поддерживать чистоту в такой день?"

–Когда вы хотите это сделать?– вместо этого спросил Проводник, не встретив от нее ответа, так и остановившись в гнетущей тишине, пока Мисс Один чуть обескураженным взглядом окинула свой домашний бедлам,– Я хочу знать, когда?– чуть тверже заявил Он, заставив ее содрогнуться от своего громкого голоса.

Ее лицо розовое лицо побелело, стало белее самого чистого мела. Губы задрожали в попытке что-то прошептать. Подойдя поближе, Проводник уже понял, как ему нужно действовать, потому более тихим голосом продолжил:

–Не обязательно отвечать с полной конкретикой. Мне просто нужно знать примерный ориентир, чтобы знать, что я могу сделать.

Первая быстро закивала головой:

–С… сегодня вечером… нет, ближе к ночи… можно?

–Все, как вы пожелаете. – чуть улыбнулся он, приобняв за плечи.

–Зовите меня!.. – она не переставала шептать еле слышным голоском.

Он не обратил внимания ни на единое слово, прослушав и ее имя, и прочие не относящиеся к делу обрывчатые объяснения, не зная, что она видит, как пустеют его глаза. Только когда слезы унижения хлынули из глаз, стекая по круглым загорелым щекам, поспешно сменил отсутствующее выражение лица на более приемлемую добрую улыбку.

–Ну, ну, тише, мисс Один, не плачьте! – человек чуть сильнее сжал ее плечи и усадил на диван, – Хотите, может, чашечку чая?

Она вновь закивала, утирая свое бледное, стучащее зубами от нахлынувшего страха лицо.

–Все, не плачьте, мисс, не плачьте… Видите? Я рядом, никуда не ухожу! Я понимаю, что вы испытываете, потому и пришел к вам. Позвольте мне помочь вам хотя бы немного… хотя бы чуть-чуть! – приподняв брови и пустив влагу в глаза, улыбнулся одними уголками рта, – Глубоко вздохните и выдохните– увидите, вы вернете контроль над собой… Умница! А теперь, не будете ли вы так добры подсказать мне, пожалуйста, где мне взять чайные принадлежности? Просто не хочу копаться зря и слишком надолго оставлять вас одну.

–Верхний слева! – слезы еще текли, но ее дыхание наконец выровнялось.

Он послушно прошел на кухню, где, судя по всему, недавно был ремонт– свежие, еще не потускневшие от времени и испарений с плиты обои, новая мебель без малейших признаков повреждений. Вся кухонная утварь на месте, все разложено по принципу "от мала до велика", будь то ложки, вилки или посуда. Все как с обложки. И ни единого признака царившей всего лишь за одной стеной разрухи. Вероятно, это помещение она не смогла решиться разнести. Или просто не успела.

Раскрыв левый шкафчик, висевший на стене, Проводник достал упаковку чая, сахарницу, затем подцепил пальцами пару ложек и расставил все на кухонном столе. Поискав глазами чайник для заварки, тут же снял его с плиты и поставил перед собой. Электрический же нашелся у окна, стоя на подоконнике под денежным деревом, чьи хрупкие сегментированные ветви с маленькими, но от этого не менее толстыми листьями были сплошь увешаны красными лентами с прицепленными сквозь квадратные отверстия медными монетами. Задержав взгляд на иероглифах, он вернулся к столу, где снова замешкался, разглядывая чайные листья.

–Извините, мисс! – сдавленное "Что?", – У вас нет зеленого чая? – "Простите, нет! Я… я не знала…" – Чтоб тебя.

Быстро управившись с заваркой, человек налил наполнил чаши, поставил их на поднос с разнообразнейшей ретроспективой этнических танцев и отнес в комнату. Мисс Один сидела все там же, на диване, но теперь уже вовсю зажимала в тисках рыжего толстого кота, при виде которого он сразу остановился, как вскопанный.

–А животное? – там, где должно быть негодование, не было ничего.

Сухой, как треск угля, голос.

–Кот? О!.. о… о…– отрывисто выдыхая воздух, она переводила взгляд с питомца на гостя.

–Что будет с котом?

–Он не мой! На передержке! – ну, наконец-то человеческая речь, – Я взяла его месяц назад, сегодня хозяйка должна забрать его.

–Вы же не хотите сказать мне, что этим займусь я?

–О, нет, что вы! – замахала она руками, выпустив кота.

Животное, задрав пушистый хвост трубой, невозмутимо засеменило прочь, изящно обходя осколки и оставив после себя еле уловимый запах тепла и шерсти.

–Вы решите это перед нашим с вами делом?

–Да, да, потому я и просила перенести… на ночь. – неловко улыбнувшись, Первая подвинулась, освободив для него место и придвинув то, что осталось от журнального столика.

–Что ж… – сев рядом с ней и установив поднос на уголок остова, на котором недавно располагалась столешница, он отстегнул с ремня сумку и достал папку,– Тогда давайте сначала решим самую банальность– подпишите этот договор.

На самом деле это была обычная распечатка бланков, содержимое которого едва ли умещалось в таблицу о десяти строках. Текст он сам и набросал, не заботясь о расписывании полного перечня услуг, предложений и расценок. Для Проводника как и услуга, так и оплата должны были быть неизменными– получить приличную цену и помочь уйти. Никаких прав на свою деятельность он не заявлял, а если бы и заявил, то неизбежно получил отказ за ее незаконностью по всем существующим конституциям и сводам законов, прекрасно сознавая, что ему просто могли сказать: "Ты не в лиге." Но его это не волновало, как и отсутствие юридической обоснованности тому, на что он решил поставить.

Почему был выбран именно этот путь, Проводник не спрашивал даже у самого себя.

Тем временем мисс Один уже подписала бумажку, не задав ни единого вопроса, не потратив и секунды на раздумья, даже не читая содержимое. Наверное, ее тоже не интересовал его путь– лишь свой собственный.

–Итак…– улыбнулся ей Проводник, убирая заветный документ обратно в сумку, – Нам вовсе не к чему спешить. Вечер– время долгое и полное разными событиями, так почему бы нам не устроить променад вдвоем? Прихватим с собой вашего питомца, вернем хозяйке, а потом так же не спеша двинемся обратно?

Удивленная его заведомо спланированным предложением, она улыбнулась и кивнула.

–Вы поможете мне определиться с нарядом? Все-таки… последний вечер, как-никак…

–Уверяю вас– для вас это не должно иметь былого значения. Вам стоит провести этот вечер так, как вам этого хочется, не задумываясь о том, как вы при этом выглядите. Подумайте не о ком-то, но о себе в первую очередь. Посмотрите на меня. – окинул себя взглядом, – Я одет просто, можно сказать, неказисто, но мне удобно. Пусть же будет удобно и вам.

Уже менее робко улыбаясь, она кивнула и удалилась наверх. Вернувшись через пять минут, предстала в закрытом спортивном костюме.

–Когда-то я купила его, чтобы заниматься, но так ни разу и не одела. Почему-то не хочется рядиться во все эти платья или что-то другое– мне все равно ничего не идет.

Но выглядела она до жути нелепо.

–Костюм вам к лицу. – солгал он, – Идемте?

* * *

–Ой, Мусипусик ты мой сладенький, ой, как я по тебе соскучилась, мой жирдяйчик! – пищала грудным голосом хозяйка, не успев открыть им дверь и уже тиская переноску с котом, – Дорогая, вы так прекрасно откормили моего карапузика, аж наглядеться не могу! Ну как, манюник? – дородная старуха за пятьдесят снова обратилась к питомцу, – Хорошо тебе было у тети? Ну, конечно ж хорошо– вон какой пузатенький стал, прелесть!

Пушистый был явно не рад этой встрече– из сумки донеслось шипение.

Едва они собрались уйти, как бабулька протянула свою пятерню с двумя смятыми купюрами. "Внушительные цифры!"– отметил Проводник.

–Вот! Это вам за то, что составили компанию моему сладенькому! – жеманно проворковала тем временем бабка и с грохотом захлопнула дверь.

По ту сторону было слышно, как старая гортань начала издавать звуки, отчаянно претендующие на сходство с оперной певицей. Бедный кот! Покрутив в руке чаевые, мисс Один тут же сунула их в руку Проводника.

–Берите. Мне они ни к чему. – купюры тут же шмыгнули в карман.

–Обратно пешком или на машине? – ее деланно равнодушный голос не обманул человека– он дребезжал, как расстроенная струна.

–Пешком. Не лишайте себя прогулки! Как следует осмотритесь вокруг, вдохните побольше воздуха! Возможно, вы услышите новые оттенки, узрите много интересных деталей, которые не замечали ранее. Вам понравится, обещаю вам!

Она посмотрела на него искоса, будто ожидая подвоха:

–Возможно, ты и прав. Можно, я возьму тебя за руку?

Их пальцы сплелись, и они двинулись по тротуару. Солнце давно было проглочено горизонтом, освободившим небо для ночных звезд, и потому пустынная дорога освещалась лишь белым свечением уличных фонарей, стоявших у самой линии поребриков неподалеку от изредка попадающихся на пути канализационных люков. Проводник был удивлен подобной тишиной– в месте, где он жил, было в разы шумнее. Даже ночью.

–Как ты пришел к такой идее? – внезапно спросила мисс Один, оторвавшись от созерцания скучной непроглядности ночного пейзажа.

–Мать умерла. – простой ответ на простой вопрос.

–Ох, прости… Сочувствую твоей потере. – но она лгала, пусть даже и сжала свои пальцы.

Он не отдернул ее. "Контракт важнее." Пожал своими большими пальцами пухлую ручку в ответ.

–Думаю, самое время спросить вас, что привело уже вас к поискам меня. – "Важно, чтобы ты выговорилась до конца, не пытаясь сказать мне что-то напоследок, когда будет уже слишком поздно."

–Эта нудная история? Ее вовсе не обязательно выслушивать.

–У нас еще есть время, поверь.

Долго глядя ему в глаза, мисс Один решилась:

–Дело во мне. Ты и сами все видишь, не правда ли? Моя жизнь никогда не была какой-то особой, чем-то отличной от других. Из-за своего веса и внешности я стала объектом насмешек в начальной школе. Это было ужасно– десятки и сотни визжащих детских глоток, скандирующих: "Жирная, жирная, жирная!" Сначала я пыталась бороться с ними, но все вокруг меня будто сговорились– в итоге всегда был виноват не кто-то другой, а всегда я. Привести себя в форму никак не получалось– полученный стресс я заедала чипсами и жирной пищей, в очередной раз плюя на себя, отказываясь от тех немногих улучшений, которых мне удавалось добиться. Став постарше, я пыталась понравиться людям, показать себя как человека веселого и интересного, но все впустую. Дети жестокие существа, они отказывались видеть во мне что-то кроме необъятного куска сала. Тогда я попыталась отвлечься от их мнения, убедить себя в том, что я такая, какая есть, и мне вовсе не нужно себя менять. Долгое время делала вид, что люблю себя и свое тело, что считаю себя по-настоящему красивой. У меня за всю жизнь не было ни одного друга, но в процессе самолюбования я нашла других союзниц, которые активно меня поддерживали.

–Значит, друзья у тебя все же были, разве нет?

–Нет. – хлюпнув носом, Первая качнула головой, продолжая глядеть себе под ноги,– Поначалу и я думала, что они мои подруги, раз поддерживают меня, но все чаще и чаще стала замечать, что их доброжелательность по отношению ко мне… ненастоящая. Будто бы поддержка меня была для них не актом доброты, а социальным экспериментом как бы в поддержку их собственного о себе мнения, не говоря уже о том, что это в целом поддерживалось в обществе. И они были не единственные– мне говорили, что я красива, с экранов телевизора, с модных журналов, со всяких частных блогах, в интернете. Но, как я и сказала, настоящего в этом было лишь чуть– стоило мне сделать что-то не так– например, рассказать о том, что мне нравится мальчик, как на меня накидывались всем скопом, вменяя вину за то, что я, по их мнению, неправильно мыслю. "Ты должна быть выше этого!" – говорили мне. "Он– никто, а ты стелешься перед ним, как покорная псина!" – но я даже не подходила к тому мальчику, не говоря уже о том, чтобы показать ему, что он мне нравится.

–И что же случилось?

–Они все отвергли меня. Мальчик убежал сразу же, как только я заикнулась о том, что хочу с ним погулять, а девушки… обозвали так, как меня еще никогда в жизни не обзывали! Просто представь, что ты– изгой, которого наконец-то приняли… и тут же вытерли об тебя ноги! Они не называли меня жирной, как остальные, потому что это было неполиткорректно и ставило под сомнение их движение, но эпитеты, которыми одарили взамен…– вздохнув, Первая сжала зубы и зло посмотрела в глаза Проводнику,– За такое мне следовало сделать с ними что-то действительно плохое. Но я была слабой, ей же и осталась. Розовые очки не разбились стеклами внутрь, но были содраны с меня не менее грубо, а ненависть к себе и своему телу возросла до тех вершин, с которых ее уже нельзя было скинуть. Упорно пытаясь верить в то, что я все равно красивая, я не предпринимала попыток изменить себя, думая, что это кому-то важно. А вышло так, что никому до этого не было дела– если ты не вписываешься в их картину мира, то вся их мнимая благосклонность неизбежно выйдет боком. Понимаешь?

–Понимаю. Это не то, как должна была начаться твоя жизнь.

–Да! Но, несмотря на то, как жестоко со мной обошлись, я все еще смела надеяться, что после окончании школы жизнь поменяется и я найду хоть кого-нибудь, кто сумеет принять меня. Оказалось, что мои ожидания не стоили того– все было абсолютно так же! Вне зависимости от места. Школа, университет, работа…– на секунду женщина замолкла, – У меня не было ничего, ради чего стоило бы продолжить жить, но я продолжала. Уставала от постоянного одиночества, но продолжала жить. Вновь пыталась выйти на одну волну с теми, кто предал меня из-за детской глупости, но уже не смогла остаться с ними, потому что знала, что взгляды, пропагандируемые ими, не сделают меня счастливыми.

Делая вид, что обдумывает ее слова, Проводник увлек мисс Один вслед за поворотом, ведущий вместо ее дома к самому озеру, вокруг которого так и не было установлено ночное освещение. Только на противоположном берегу возвышались пятиэтажные жилые дома, чьи горящие окна отражались в черной глади, еле заметно покачиваясь по волнующимся дюнам. Различив в темноте расположившуюся у самой кромки воды скамью, оба уселись и принялись смотреть в небо. Наконец, Проводник тихим голосом ответил:

–Ты могла пустить свою жажду внимания на что-либо другое. Могла бы заработать себе на путешествие куда-нибудь за границу. Возможно, на восток, где полные женщины ценятся выше. Или пойти в модели.

–Если бы. – горько засмеялась Первая, – К сожалению, я позволила себе забросить все начинания еще в самом начале и просто попытаться смириться. Неужели ты думаешь, что я не рассматривала твои варианты? Они же в самом деле банальны– вот проблема, надо от нее сбежать! Гениально!.. Нет. – ее сил не хватило даже на то, чтобы разозлиться, – Понимаешь ли– для меня поезд ушел не впритык, а давно. Я была бы актуальна лет тридцать назад, но никак не сейчас. Мужчины, ценившие женщин в теле, уже давно вымерли, как мне кажется, а на женщин я не падка, как бы сама не отчаялась. Тем более что сами общепринятые модели отношений сами по себе неустойчивы– куда ветер подует, туда и общественное мнение склонится. В итоге, чему или кому не отдай предпочтение, всегда найдутся толпы готовых осудить и высмеять.

–И их мнение для тебя было так важно?

–Да. Я уже проиграла битву за любовь к себе и мне не хотелось бы проигрывать еще и остальным. Все, о чем я могла теперь просить– чтобы меня хотя бы не ненавидели за мой уродский вид, за то, что я не вписалась в их ряды, не поддержала взглядов, которые они придерживались, требуя меня любить и ненавидеть каждого, на кого сами указывали, а я не могла!.. Я не могла просто взять и следовать их велению, потому что сама хотела чего-то… своего.– Первая вновь схватила его за руку и он не противился; даже когда она приблизила свое лицо к нему,– Все, чего я хотела, это простой человеческой любви, ничего больше! Для меня было бы чудом, если кто-то, как ты, просто сидел рядом и не выдирал своей руки. Знаешь, как это приятно– сидеть с человеком, который не испытывает к тебе отвращения, который слушает и говорит с тобой?

–Да.

–Да…– эхом повторила она и прижалась щекой к его плечу, – Конечно, я не питаю иллюзий на твой счет, но все равно рада тому, что даже такая мелочь наконец-то привнесла себя в мою жизнь. Наверное, ради этого стоило назначить себе крайний срок! – и тихо засмеялась, трясясь всем телом.

–Ради этого я и здесь. – и он прислонился щекой к ее волосам, – Дать то, чего не смог дать остальной мир, чтобы хотя бы последний день не был прожит напрасно. Ты чувствуешь это? Так выглядит и ощущается минута, когда мы и в самом деле живем. Не несемся сквозь ветер как умалишенные, стирая мозоли на пятах, не карабкаемся по скалам без страховки и не колотим друг друга в стремлении почувствовать то, чего не можем достичь этим абсурдным делом… но просто сидим здесь, смотрим на ночной город и чувствуем тепло друг друга. Чего ж еще желать, правда?

–Ну… если только мороженого? – пошутила Первая и вновь глупо захихикала, прижав ладонь ко рту.

–У твоей истории есть еще хотя бы одна глава или ты решила сразу перейти к эпилогу?

–Да как тебе сказать… На какое-то время я смогла приостановить все на паузу и задуматься о том, что мне довелось пережить… Пусть в личной жизни я совсем не удалась, но в профессиональной чего-то у меня да получилось достичь. Я заработала денег и их бы хватило спустить на все развлечения мира– путешествия, развлечения, алкоголь, наркотики.– Проводник усмехнулся ей, предлагая продолжить,– Или, допустим, ездить на разные фестивали и концерты, которые всем так нравятся, посещать самые знаменитые выставки и богатые историей места и так далее. На крайняк спустить все в казино и на бедных жиголо, которым бы просто пришлось лечь со мной в одну постель. Я признаю, что для меня это не было бы чем-то, чего делать не стоило, но желания делать то, что делают остальные, вовсе не возникало. Была мысль поехать в один город, но я как раз наткнулась на твой сайт и подумала: "А чего ради я верчусь, как рыба на сковородке, раз уж собралась умереть? Разве мне нужен весь мир на поминках, чтобы уйти с достоинством?" Так что вместо того, чтобы растратить все деньги…

–Ты решила часть отдать мне. – закончил за нее Проводник.

–Да.

–И ты готова мне платить за это?

–Да.

–Странно.

–Что?

–У тебя есть деньги, которые, как ты и сказала, можно было бы пустить на все развлечения мира. Другой человек предпочел бы мир мне одному, потому что я всего лишь человек и не способен исполнять желания по щелчку пальцев.– перехватив ее руку, он поднес ее к своим глазам,– Я не знаю, каким ты меня представляла и представляла ли вообще, за что готова заплатить из того, что я могу предложить. Например…

–Хочешь, могу отдать все? – "О эти большие наивные глаза!"

–Нельзя. Только сумма, указанная в договоре. Остальное– грабеж. Завещание составлять поздно, так что оставь все как есть.

–Но почему? – "Потому что следующий кандидат не дождется."

–Потому что не считаю, что большая сумма, отданная лишь мне, сможет принести какую-то пользу. Если ты решила избавиться от денег, то стоит написать записку с последним волеизъявлением. Например, перечислить их в фонд бездомных животных.

–Ты забыл, что с ними сделали?

–Да, точно. – на самом деле забыл, – Тогда просто забудь и оставь, как есть. Кто-то да приберет к рукам, а тебе они больше не нужны. Но ты так и не ответила на мой последний вопрос о них.

Чуть помолчав, вспоминая его вопрос, она кивнула.

–Я в детстве посетила полмира с родителями. И я не впечатлена. Так что вариант с бонусом за десять миллионов миль идет мимо.

–Что ж, резонно.

Не став нарушать возникшее молчание, Проводник и мисс Один вернулись к ее дому, чуть задержавшись на лестнице, разглядывая светлячков. Усадив его на диван, так и стоявший посреди погрома в мрачном одиночестве, она удалилась на кухню, вернувшись с двумя полными чашками чая.

–Можно мне положить голову тебе на колени? – попросила она, едва они его допили.

"Контракт важнее."

–Да.

Первая с удовольствием примостилась своей большой головой.

–Можешь провести своими пальцами по моей щеке? Нежно?

"Контракт важнее."

–Да, мисс. – и он стал нежно поглаживать ее по щеке, по волосам, по подбородку, глядя, как опухшие веки смаргивают молчаливые слезы. Она прикоснулась своими ладонями к его, обхватила их, сжала. Так они и сидели, долго и тихо, не шевелясь, лишь его пальцы все так же скользили по ее щекам, огибая редкие прыщики, да пальцы другой руки сжимали ее потную ладонь.

Часы пробили одиннадцать.

–Ты когда-нибудь любил? – шепотом спросила Первая, подняв свои глаза.

–Да, любил. – вновь солгал Проводник, – Я любил бесчинствующее число раз и каждый раз оказывался у разбитого корыта с вдребезги разбитым сердцем. Они всегда находили кого-то лучше, богаче, красивее меня и тут же уходили, не оставив и записки. Возможно, такова моя судьба– быть в роли использованного презерватива.

Женщина тихо рассмеялась.

–Не против, если все случится в спальне? Я бы хотела… умереть в своей постели.

–Твое желание для меня– закон.

Ее спальня не отличалась от его представления. Скромно обставленная, совсем без излишков: просторная двуспальная кровать с мягким матрасом на резной раме, два прикроватных столика– один ее, доверху уставленных стопкой книг под абажуром, второй пустой, вероятно заготовленный для того, кто никогда не разделит с ней ложе. В углу стоял массивный платяной шкаф, возле него– белые решетчатые дверцы гардероба, почти что сливающиеся с скучными серыми обоями. У окна– рабочий стол без единой царапины, с парой тетрадей по его центру и пустым органайзером. Вторая дверь вела в душевую.

–Полежи со мной.

И он подчинился, лег поверх одеяла рядом с ней, сразу же приобняв за плечи. Так они и лежали в молчании, пока Первая вновь не спросила:

–Можешь мне ответить еще на несколько вопросов? – он кивнул, – Все твои отношения… они стоили затраченного времени?

–Не знаю. Знаю лишь, что, в каком-то плане, они заполнили мою жизнь. Без каждой из этих женщин я бы не пережил какие-то события, которые не смогли прийти в мою жизнь иным способом.

–Хорошие, надеюсь?

–Когда как. Например, я родился в одном маленьком городишке, жители которого до сих пор умудряются делать глупости, которые неприемлемы во всем остальном мире. Например, они все еще празднуют разные праздники, связанные с религией, но при этом умудряются перегнуть палку каждый раз, потому что в них царит неуемная тяга к развлечениям. Как-то раз они чуть было не подорвали целую улицу, по глупости или из собственных каверзных соображений устроив возле автомобилей прицепы с салютом, толком не закрепив их как следует. В итоге они покосились и все огни полетели то в людей, то на стены домов, ожидаемо отрикошетив от стен. Бились стекла, люди горели, а подростки, прыгающие по крышам, лишь смеялись.

–Жуткое, должно быть, зрелище. – поежившись, прошептала мисс Один.

–Да. Но я не о том рассказываю, верно? – скосив на нее взгляд, Проводник улыбнулся, – Я родился в этом городе и встретил молодую девушку, которая позвала с собой в небольшое путешествие. Автостоп. Мы шли по дорогам, иногда доезжали до заправок на попутках, лопали те же чипсы и снова ловили попутки. Остановились в одном городе, где все было максимально непохожим на то, к чему я привык за годы своей жизни. Мы сняли квартирку, закупились с аукционов мебелью и жили вместе несколько лет, проводя их, думаю, достаточно насыщенно. Потом просто разошлись в разные стороны– ее влекло к вершинам, а я всегда довольствовался тем, что имею.

–Вы поругались?

–Нет. Просто в один день поняли, что нам не по пути, и разошлись, пожелав друг другу удачи. Я еще какое-то время задержался в том городе, после вернулся домой и стал помогать матери, чем мог.

–А какая она была?

–Прекрасная женщина. Лучших я и не встречал.

–Она страдала?

–Нет.

Каждое слово, что он выговорил своими губами, было ложью, но Первая даже не подозревала, что человек, пришедший к ней с благой целью, мог врать даже в последние часы ее жизни. Немного поразмыслив, она потянулась к пряжке его ремня, тут же остановленная крепкой рукой.

–Тебе это совсем не нужно.

–Ты так думаешь? – он даже немного удивился тому, что она не обиделась, ожидая другой реакции, – Я просто хотела довершить этот день еще одной приятной деталью… но не буду заставлять тебя делать это.– рука вновь вернулась в его,– Ты ведь и так уже достаточно сделал для меня, правда! Было бы грешно просить тебя о большем. Как я и сказала, когда мы были у озера, мои прежние дни никогда не были такими же. За эти несколько часов ты ни разу не сделал того, что делали остальные, напротив– был обходителен, даже галантен. Настоящий джентльмен! – хохотнула, – Я сейчас немного витаю в облаках, представляя такого же человека, как ты, который встретился бы мне лет пять назад. Тогда моя судьба могла бы повернуться иначе. Я даже бы ушла с ним в отрыв, растратив все свои деньги, лишь бы только утонуть с ним в вихре одних лишь развлечений! Напоила бы, как следует, и заманила в брачное агенство. На следующее утро мы бы проснулись мужем и женой, вовсе не огорченные этим фактом, скорее насмешенные невероятностью произошедшего. Мы бы не поссорились из-за этого, о нет! Скорее бы выбежали на улицу и стали трясти каждого встречного, не переставая кричать и смеяться, суя без конца под нос свои руки с кольцами и тут же убегать к следующему. Скорее всего нас бы упекли в полицию за нарушение общественного спокойствия, но, черт возьми, этот перформанс бы того стоил. Я бы тогда предложила развестись, перед этим наняв фотографа, чтобы заснял удивленное лицо агента, что оформил нас. Только представь– двое, что никак друг другу не подходят, спьяну женятся и почти сразу же возвращаются, со смехом прося расторгнуть брак, который был всего лишь шуткой! Да, его лицо мы бы точно повесили вместо свадебной фотографии, собираясь вдвоем по вечерам за бокалом вина. Потом он бы женился по-настоящему, влюбившись в какую-нибудь девушку, а я бы стала подружкой невесты, не выпуская из рук ее шею, сразу же предупредив ее, что не дай черт она наставит ему рога или как-то иначе обидит, и тогда я приду и сяду ей на лицо…– вновь захихикав, Первая прижалась к нему еще плотнее,– Да, такая жизнь могла бы быть, если бы такой, как ты, появился раньше.

"Глупая женщина."

–Пора, мисс…– и ее улыбка тут же испарилась, – Пора умирать, мисс Один.

Она медленно села, будто не веря внезапной новости, но справилась с собой. Открыв ящик на своей тумбочке, тут же и достала пузырек таблеток. Глядя на выход в своих руках, она не могла отвести глаз.

–Ты будешь держать меня за руку? – почти взмолившись.

Вместо ответа человек лишь протянул руку.

–Вторая половина, мисс Один. – он должен был напомнить.

–Она тут. – с этими словами она достала пакет, что лежал между подушками, – Теперь это все твое. У меня здесь еще сейф, код…

–Спасибо, мне этого хватит.

–Нет, это тебе спасибо! – лицо ее преисполнилось благодарностью, – Спасибо, что ты нашелся, пусть даже и под конец моего последнего дня, молодой человек! Спасибо, что приехал именно сегодня, когда я закончила все свои несущественные дела! Спасибо, что подарил мне немножко человеческой ласки! Спасибо, что сделал этот день лучшим днем в моей жизни! Пусть это безмерно мало, пусть для тебя он ничего не значит, но я прожила всю свою жизнь в одиночестве, лишь в этот вечер получив крупицу того, о чем мечтала всю свою жизнь. Теперь я знаю, что нет в этом мире ничего ценнее, чем человеческое внимание… во всяком случае, для меня. Ты, наверно, и представить себе не можешь, как действительно много это для меня значит! Спасибо тебе, спасибо! – с этими словами она залпом выпила содержимое флакона, запив приготовленным заранее стаканом воды, тут же отшвырнутом прочь. Прикрыв глаза и перевернувшись на бок, попросила:

–Полежи со мной еще немножко…

–До самого конца. – и в этот раз Проводник не лгал.

Невольно он испытал трепет в своей груди, предвкушение чего-то с чем доселе не был знаком. Ему было интересен процесс, само протекание наступающей смерти. Будет ли она плакать, когда внезапно поймет, что совершила ошибку? Будет ли она пытаться уговорить ее спасти, когда почувствует разливающуюся по всему телу гудящим сплавом слабость, или предпримет попытку сама? Или, может быть, ее уверенность выстоит до самого конца, даже когда сам организм зайдется в конвульсивных попытках исторгнуть из себя отраву?

–Я заметила, что вы ни разу не назвали меня по имени, предпочитая "мисс один"? Это для того, чтобы вам не было так тяжело смотреть, как человек, которого вы только что узнали, уходит в мир иной?

Он не ответил, просто мягко улыбнулся.

Первые минуты мисс Первая просто плакала и улыбалась, не отводя от него свой лучащийся радостью взгляд. Затем улыбку сменила расслабленность и фокус поплыл. Подбородок медленно отъезжал в сторону, как оползень, пока голова наконец не повернулась полностью к подушке, напоследок тряхнув щеками. Значит, она и не собиралась отступать. Хорошо. Перевернув обмякшее тело на спину, почти утопая руками в ее жировых складках, Проводник расположился так, чтоб она видела Его лицо. Ее глаза еще долго пытались сфокусироваться на нем, но с каждым разом тяжелеющие веки медленно надвигались на радужку, лишь усилием воли удерживаемые от того, чтоб не закрыться навсегда. Губы разлепились и в левом уголке начала собираться жидкость. Время шло, она погружалась все глубже и глубже, вздымаясь грудью все медленнее. Еще полчаса спустя ее тело зашевелилось, рот задергался– запал язык. Она задыхалась. Тело пробирали слабые судороги и пальцы чуть заметно сгибались, словно в попытке вцепиться в одеяла. Раскрыв ее веко, Проводник смотрел, не реагирует ли зрачок на свет, но черная точка застыла, не заняв и половины пространства радужки. Спустя еще две минуты тело перестало подавать признаки жизни.

Глава вторая.

"Никогда б в жизни не подумал, что это возможно. Удивительно, насколько люди боятся смерти в полном одиночестве, что готовы платить огромные деньги, лишь бы видеть хоть кого-то рядом. Даже незнакомца. Интересно, что они при этом чувствуют? Наверняка разочарование. А что думают? Наверняка "Вот бы это был Икс, но нет– вместо него этот безликий лицемер Игрек. Ах, как бы я хотело увидеть Икс… Но слишком поздно…" Именно с такими мыслями они все умирают, даже если улыбаются мне. Несчастные, все еще одинокие, погружаются в бесцветный омут, лишаясь обоняния, осязания и напоследок– зрения. Вокруг уже ни звука, а мое лживое лицо все так же маячит перед их глазами, медленно, но верно растворяясь в дымке. Если б я мог становиться другим, стал бы я это делать? Возможно. Контракт важнее. Но я– это я, этого не изменить. Я мог бы быть писателем их жизни и мое присутствие, мой голос, читающий последнюю главу, облегчили бы их уход, сделали бы его не столь жалким, вовсе не похожим на побег! Я мог бы быть актером, а они– моими ролями. Я бы сыграл самую лучшую сцену из их жизни, обернув в обертку любимого фильма, ни капли не переигрывая, но вкладываясь в нее телом и душой и их руки слабо, но хлопали бы до момента полного бессилия. Я мог быть врачом, что вводил бы их в состояние глубокого сна, не причиняя боль, сопровождая процесс увядания сознания ободряющими обещаниями, что они проснутся. Я мог бы быть кем угодно, но стал никем. Просто куклой для объятий и прикосновений. Куклой, что обладает голосом и имеет готовый набор утешающих фраз. Куклой, которую хотели бы иметь все до единого. Куклой, которую бы все прятали в шкафу в страхе, что к ним прикоснется кто-то еще."

* * *

Безмолвный домик с мертвой женщиной внутри исчез в прошлом, оставленный без страха и стыда. Теперь она– их забота. Его же забота– изменить порядок. Теперь, когда точка невозврата пройдена и подтверждение своей необходимости хрустит в конверте при каждом шаге, стоит быть осторожнее, чтобы не допустить шансов потери. Телефон– в урну, в нем больше нет нужды. В объявление внесутся правильные коррекции– никаких номеров, счетов, даже просто имен, по которым его можно выследить, оставить нетронутым только текст. Ищущие да обрящут– с какой только целью не лезет во всемирную паутину человек в стремлении найти то, чему еще нет места в первых рядах, и натыкаясь на сущий кошмар, копнув чуть глубже положенного! Именно там и находится он, Проводник, в ожидании, когда понадобится кому-то, что готов искать и сам.

Обновить. Пусто.

А пока нет заявок, стоит припрятать половину получки где-то вне дома, желательно ночью, в полной темноте, отсчитывая шаги, ориентируясь лишь по расположению рук, отмеряя повороты по градусам и снова считая шаги. Где-то здесь, в прохладной почве, она и будет лежать, чтобы ни внезапная облава, ни неожиданная кража не спутали всех планов. Того, что на руках, хватит на то, чтобы ни в чем себе не отказывать: еда, одежда, банальный досуг. Вариантов, на что потратить, всегда будет полно– было бы желание. Что толку сидеть сиднем в ожидании, когда на глаза попадется что-то, заслуживающее интереса, если можно просто встать и пойти, куда глаза глядят?

Обновить. Пусто.

Он и пошел. Посетил какой-то заткнутый между стриптиз-клубом и гей-баром кинотеатр для извращенцев. Однако, увидев изуродованную рожу с содранной кожей, тут же вышел, стараясь не смотреть на изрядно поднадоевшие улыбочки любителей мастурбировать на оголенные раны. К характерным соседям идти не хотелось, магазины были закрыты. Глядя на тусклые вывески, Проводник стоит на одном месте, чуть дыша. Куда идти?..

Обновить. Пусто.

Лучше сменить одно место на другое, чтобы никто не присматривался, не запомнил его лицо– мало ли что. Люди имеют дурацкую привычку запоминать не то, что следовало бы, а то, что никак не изменило бы их жизнь к лучшему. Тусклые, обманчиво цельные, они снуют за его окном туда-сюда по своим мнимым делишкам, всякий раз косясь на потрескавшееся стекло. Да, определенно стоит уйти сегодня ночью.

Обновить. Пусто.

Это ничего– находят лишь те, что действительно заинтересованы, а остальные– побоку. Пусть упиваются себе в своих барах, страшась сделать единственный шаг в верном направлении. И без них найдется нужный человек.

Раскинуть руки от третьей плитки от правого нижнего угла, три полуметровых легких шага вперед, отклонить левую руку на двадцать градусов вниз, повернуться всем телом на девять часов, выровняться. Сделать короткий шаг вперед, затем длинный прыжок. Так, теперь в какую сторону? Влево… нет, прямо– еще один шаг, а затем повернуться на два часа. Семь коротких, три часа, один длинный, снова два часа, длинный шаг влево, не поворачивая тулова. Опуститься, мягко вложить пальцы в податливую земляную крошку. Вот она! И никто ничего не видел…

Обновить. Пусто.

Что ж, с этим местом все. Никто не узнает, что он ушел, пока не постучится в номер с криком: "Уборка номера!" К тому времени Проводник будет уже в другом городе, спокойно пересаживаясь на другой автобус, устроившись в самом последнем ряду и с интересом выставляя самому себе ставку на то, сможет ли вытерпеть жар, исходящий от двигателя, до самого конца. Он-то знал, что сможет в любом случае, но решил узнать, возникнет ли внутри потребность, по-настоящему осознанное желание пересесть на другое место. Однако, едва кузов тронулся с места, тут же с усмешкой пересел вперед– не к чему вспоминать эти детские игры с жаром.

Обновить. Пусто.

Даже теперь, в другом городе, Проводнику вовсе не хотелось куда-либо выходить. Непривычное глазам солнце, слишком активно взявшееся за растопку окружающего мира, вовсе не привлекало к тому, чтобы вырядиться в пляжные шорты и пойти поплескаться в местный бассейн, а затем скушать мороженое. Нет, этим пусть занимаются те, кому еще предстоит понять иллюзорность своей жизни, ему же вовсе не обязательно сливаться с ними в толпе, ведь они все скрыты от его глаз, как и он– от их.

Обновить. Пусто.

В помещении темно и прохладно– работает вентилятор, чуть светит экраном один из гостиничных ноутбуков, который предоставляли за дополнительную плату, каждые пять минут выключаясь и включаясь, стоило шевельнуть хотя бы рукой. Не иначе, как веб-камера реагирует. Надобно заклеить… готово. Теперь точно никто не видит. Возле руки лежит буклетик с перечнем услуг: завтрак, обед, ужин и эротический массаж прямо в номер, а также кальян с дрянным табаком или сам хозяин– настолько самонадеян, что внес себя в список услуг, взимая плату за обычный разговор о политике. "Выпивка за ваш счет!" Еще чего, пусть держит карман шире.

Обновить. Пусто.

Да, жизнь порой бывает настолько скучной, если позволить себе целиком и полностью заняться бесплодным ожиданием конкретного события, забивая на все остальное. Однако скука– приговор только для социальных проституток, которым и заняться то нечем, кроме как досаждать каждому встречному, готовому обратить на нее или него все свое внимание. Зачем нужно внимание, если оно не приносит выгоды? Хотя бы в формулировке этого вопроса они все, и Проводник в том числе, сходятся, вновь разбегаясь по трактовкам: одна считает выгодой одно только внимание, другая– внимание и сопутствующие материальные приятности, а третий предпочитает только самые сливки… или изюминку, если так посмотреть. Проводник же задавал вопрос, но не шел вслед за ответом, дожидаясь, пока тот от снедающей скуки сам припрется и разляжется на пороге.

Обновить. Одно оповещение.

Может, его выгода заключается сразу в трех вариантах, метя в извечную абсолютизацию?

* * *

Он стоит перед небольшим пятиэтажным домом с тремя подъездами. Стены не крашены уже лет пятьдесят, кирпичи потихоньку начинают крошиться по углам. Ржавые потеки между окнами не внушают доверия, а старая обшарпанная дверь, ведущая в подъезд, наводит на мысль, что дом заброшен. Но нет– стекла не побиты, за ними сквозь шторы просвечивают люстры. Иногда виден чей-то сутулый силуэт, при взгляде тут же прикрывающийся тюлем, будто его и за ним не видно.

Вздохнув, Проводник тянет руку и распахивает дверь, входит. Скрипя петлями, словно издыхающая бабка, дверь захлопывается, едва он делает хотя бы шаг. Кромешная тьма. Рука рефлекторно ищет выключатель, но под пальцами лишь щербатая стена, невидимая в темноте с еле различимой границей краски с побелкой. А выключателя нет.

Он боялся темноты, не мог решиться сделать шаг в незримое. Первый шаг всегда самый трудный. Его левая нога медленно поднимается, чуть продавливая вперед почти осязаемую тьму, и опускается на пяту. Человек чувствует в очередной раз, как под подошвой что-то движется, затем впивается в щиколотку, нарушая тишину тихим змеиным шипением. С таким звуком выгодил газ из раструбов внутри газовых камер. Фантомная боль на миг сотрясла тело. Когда правая нога ступила, видение исчезло. Страх отступил.

Сквозь тусклые, немытые столько, сколько он сам не жил, стекла даже не различался дневной свет, оставив первый лестничный подъем все в той же темени. Но с каждым шагом наверх она рассеивалась, становясь сначала дымчато-серой, затем и вовсе рассеявшись к третьему этажу. Впереди четыре двери, между которыми электрический щит и бесчисленные мотки черных шнуров, пришпиленные хомутами и гвоздями к потрескавшейся голубой стене. Дерево старое, в черных пятнах от ожогов и гнильцы. Медные цифры складываются в двухзначный номер.

Трижды постучать.

–Здравствуйте, вы к кому?

Ему открыла дверь бабуля лет семидесяти-восьмидесяти. хотя черт знает, сколько ей лет. Приветственно искривив свое лицо улыбкой, больше похожей на оскал зомби из-за стянувшейся на скулах морщинистой кожи, типичная представительница стариков– сарафан в цветочек, сверху теплый кардиган, на сморщенных жилистых пальцах, сжимавших сложенные очки, большой кошачий глаз, а на еще более отвратительных взору ногах– тапочки в горошек,– чуть отступила назад, приглашая войти.

–Э-э… здравствуйте… – начал было Проводник, но очень грубый, даже резкий голос, прозвучал откуда-то из глубин квартиры.

–Впусти его, мама. Это ко мне!

Вновь оскал зомби:

–О-о-о, так вы друг моего мальчика, да? Ну конечно, проходите, располагайтесь! – голос, который по задумке должен был прозвучать как приторный, скрипел подобно двум ржавым пилам, плашмя скребущих друг друга.

Лицо Проводника не дрогнуло, когда он прошел внутрь, чуть придержав вдох.

Довольно милая квартирка. Прихожей тут, как таковой, не намечалось– лишь по сторонам от входной двери располагались вешалки и подставки для обуви– и взору сразу открывалась просторная гостиная, сплошь уставленная мебелью. В центре комнаты левым боком к нему стоял массивный диван темно-красного цвета, уставленный подушками с кисточками на уголках. Сзади, за спинкой, у правой стены стояли два кресла и небольшой круглый столик для чаепития, вовсю уставленный макулатурой. Там же стояла и лампа, над которой возвышалась картина, сплошь изрисованная непривычно кольцующимися диандрами на мутно-зеленом фоне. Перед диваном же было небольшое свободное место, как раз подходящее для свободного прохода для жильцов и посетителей, а у левой стены на большой тумбе стоял старый ламповый телевизор. Как раз в этот момент экран искрился периодическими помехами, изнутри раздавался треск. Раритет– таких уже сто лет не делают! На стенах висели и другие картины с осенними пейзажами. Красиво, но обыденно, не сравнится с первой. У правого края дивана был еще один пятачок свободного пространства, оканчивающийся массивными светонепроницаемыми шторами, наверняка скрывающих за собой сплошь уставленный цветами подоконник и оконную раму.

Будь это однокомнатная квартира, она бы показалась слишком маленькой и тесной. Но то была не однокомнатная квартира, ибо по обоим углам гостиной располагались арки дверных проемов, возле которых стояли еще несколько подставок для цветочных горшков. Из правого проема на миг выглянула лысая голова и волосатая до невозможности, к тому же огромная рука махнула, как бы зовя внутрь.

Проводник ради приличия вытер ботинки о рядом стоявший коврик как раз для такой цели, расшнуровал и аккуратно водрузил на подставку. Сняв куртку, вывернул наизнанку и повесил на капюшон. Кивнув молчаливо ухмыляющейся бабульке, прошел мимо дивана и юркнул в правую арку.

Вот теперь ему невольно пришлось зажать нос– в гостиной царила атмосфера старости и избытка цветов, но стоило миновать арку, как в нос ударил резкий запах пота, давно немытого тела и вонючих до омерзения носков с примесью чего-то тошнотворно-сладкого, гнилого. Хозяин комнаты развалился в кресле прямиком перед игровой приставкой. Белая когда-то футболка сейчас походила на холст современного художника, наобум размахивающего кистью с краской преимущественно желто-бордовых тонов, а черные подштанники и вовсе были готовы разойтись по швам. Их обладатель был воистину исполин– широкие плечи и сильные руки так и вопили о бодибилдерском прошлом, но уже потеряли былую форму, благополучно заплывая жиром. Огромный живот свисал над короткими, но мощными ногами, а их пальцы весело подрыгивались в такт гремящему из наушников габберу. Лысая башка не столь блестела, сколь искрилась от пота.

Замявшись на входе, человек сверлил взглядом здоровяка, чувствуя досадливое нетерпение– не этого он ожидал увидеть. Но мысль, что ему некуда спешить, притушила чересчур ретивую искорку. Вздохнув, Проводник решил дать хозяину время и осмотрел комнату. Все готовящиеся умереть забывают об элементарном порядке? Помимо шкафчика, на котором стоял жк-телевизор, по экрану которого в данный момент разносились мириады взрывов и огней, тут была лишь здоровенная двуспальная кровать. Смело можно дать голову на отсечение на то, что здоровяк и на такой с трудом помещается! Белые простыни были смяты и тоже все были в отвратительных глазу пятнах. Стараясь не думать о том, кем или чем они вызваны, он перенес взгляд на стены. Дельфинчики, кальмары и всякая морская живность вперемешку с кораллами– именно такие веселые обои были в этом маленьком оплоте уединения. Сразу в голове нарисовалась картинка, как несколько десятков лет назад маленькое, грузное и лысое существо в очках каталось мячиком по полу, давя игрушки и забытый на полу пирожок с клубникой. А вот он случайно выпрыгнул в окно, разбив вдребезги стекло, снеся еще и раму…

Сделав неуверенный шаг вперед, Проводник мигом ощутил, как крошки затрещали под ступнями. Скривившись от мимолетного приступа, он громко хмыкнул.

–Секунду, мистер, я скоро закончу миссию! – помахав огромной лапищей, трубой прогудел гигант.

–Пожалуй, нет, я пойду. – сказал Проводник жестким тоном и развернулся.

–Нет, постойте же… черт! – сзади раздался натужный скрип и секунду спустя на его плечо словно опустилась плоская и мягкая гиря, – Простите меня, давайте поговорим!

Стряхнув руку, Проводник обернулся.

–Вы позвали меня сюда для очень важного дела. – с этим придется идти по-другому пути и, поняв это, он скривился от презрения, сверля злобным взглядом нависший над ним подбородок, – И я не намерен тратить время на пустые ожидания, когда вы наиграетесь в свои игрушки. Судя по всему, ваше время прошло.

Здоровяк при последних словах содрогнулся, словно гора при землетрясении– того и гляди с лысой макушки посыплются булыжники и спустя секунду следом за ними огромная куча камня лавиной хлынет вниз, на шерстяную землю с многотысячными поселениями паразитов, зародившихся во время всекомнатного загрязнения. Глаза живой глыбы подернулись влажной пеленой и губы предательски скривились.

–Ну, нет, здоровяк, ты не будешь плакать при мне! – звонкий шлепок тыльной стороной ладони и затылок немедля обдало холодом.

С трудом сохранив прежнее выражение лица, Проводник чуть отступил назад, слыша внутри головы скрежещущее: "Ну, и что же ты делаешь, черт бы тебя побрал?"

Почесав покрасневшую щеку, мужчина смотрел на прибывшего, словно на пришельца. Взяв себя в следующую же секунду в руки, стал быстро елозить ногами по полу, разгоняя мусор по углам. Быстро покопавшись в куче сваленной одежды, выудил оттуда очередную засаленную футболку и прошелся по столешнице. Затем громогласно позвал старуху-мать и приказал ей принести ему и гостю по чашке чая. Пока тапки старой звучно шаркали прочь, хозяин комнаты жестом предложил сесть в свое кресло.

Когда гость, вновь поморщившись от легкого отвращения, сел, тяжелый зад гиганта опустился прямо на пол и голова прибывшего оказалась аккурат напротив его носа.

–Будем говорить, когда мать принесет чай. – и смущенно улыбнулся, обдав жаром и легкой вонью изо рта, – Сначала попьем и поговорим. Простите за мою безалаберность.

–Конечно. – "Время всегда есть. Но не у тебя."

Когда чашки были опустошены, маленькие для столь большой головы глазки вперились с неожиданным добродушием.

–Ну-у, наверно, начнем, да? – кисти рук сцепились друг с дружкой.

"Нервничаешь, да?"

–Стоит, наверно, рассказать, как я вас нашел?

Проводник покачал головой.

–Вовсе нет. Это и так очевидно. Я же здесь с другой целью. – гора вновь содрогнулась.

–Н-но…– он начал заикаться, – я н-не зна-аю, как это вообщ-ще сделать.

–Вы не выбрали способ? – глаза холодно прищурились.

–Я надеялся, что вы поможете. – прошептал новоозначенный Мистер Два, скосив взгляд на кухню, проверяя– не слышит ли мать?

"Вот и приехали."

Проводник усмехнулся, опустив лицо к коленям, чуть провел ладонью по ежику отрастающих волос. Если человек еще не выбрал способ самоубийства, то ни о каких гарантиях и речи быть не может– он до сих пор сомневается, все еще выискивает пути отхода, повод оставить свою жизнь себе, холера такая… Лучшим вариантом бы было встать и уйти, сделав это за неукоснительное правило, однако… Не сдаваться же просто так?

–Вы неверно оценили мои услуги, мистер. – "Вы, люди, невероятный народец– умеете быть абсолютно уверенными, при этом более чем полностью неготовыми." – Я не наемный убийца, который сам решит, когда и как вам умереть, я про…

–Да-да-да! – замахал на него руками детина, чуть было не попав по лицу, что наверняка смертельно, – Я… я знаю, но мне страшно выбирать самому– я ж не знаю, какой способ сколько боли принесет!

"Чертов дурак."

Вместо этого он улыбнулся ободряющей улыбкой. Людям надо внушать доверие– пусть и этот чувствует себя непринужденно.

–Эх, вы. И что прикажете мне с вами делать?

–Я не знаю. – "Ладно, успокойся, сейчас сам что-нибудь придумаю."

–Может, для начала поговорим? – предложение Второму пришлось по душе, что выразилось в легкой улыбке.

–О чем?

–О чем угодно. Я ведь приехал не только затем, чтоб быть рядом, но и, возможно, помочь вам в чем-то разобраться. Возможно, что и прийти к какому-то решению, которое не будет мешать выполнению контракта. Сперва можете рассказать о себе– мне интересно, к кому я пришел.

–Вы так сказали, словно можете помочь мне и найти решение помимо суицида.