Вот он. Обыкновенный хомяк. Щёки – во! Шубейка из недорогого меха.
Хома стоит на задних лапах и смотрит вдаль.
Чуть какая опасность: лиса или пионеры, – нырь под землю!
Тут в норе Хома никого не боится. Закроет глаза и спит. Когда мы спим, мы все хорошие.
Когда Хома не спит, он шныряет по полю. Зёрна собирает. Воришка, значит. Но это мы знаем, а он не знает. Видит, зёрна осыпались – хвать! Будто так и надо. Думает, ничьи.
Поэтому его считают вредителем. Он так не считает.
Почему? А потому!
Лучший друг Суслик нередко Хому во всём слушается: Хома на целых полгода старше. Значит, умнее. Правда?
«Ты хорошо сохранился, – говорит ему Суслик. – Ну, уцелел!»
«А если б не уцелел?» – хмурится Хома.
«Тогда бы ты не был на полгода старше», – улыбается Суслик.
Такие вот они, дружки!
Всю ночь Хома плохо спал. Всю ночь по полю со скрежетом ходила огромная машина – комбайн. Она ярко глазела фарами, свет даже в нору проникал.
Хома было подумал, что больше не придётся светляками запасаться для освещения. Он думал, комбайн теперь каждую ночь по полю гулять будет. Шумит, правда, зря…
Так спал он и просыпался, пока не проснулся совсем.
Зарядку он делать не стал.
За него зарядку Суслик делал. Самому Хоме – лень.
– Сделай, – говорит, – за меня зарядку.
А сам лежит под кустом и смотрит.
Суслик и давай за двоих стараться – приседает, подпрыгивает…
Умается вконец. Еле дышит!
Но Хома ему:
– Какая же это зарядка без купания?!
А вода в ручье холодней холодной. Плавает Суслик, а Хома на бережку сидит.
– М-о-о-жет, х-хватит? – спрашивает его из воды лучший друг Суслик.
– Ишь ты! – возмущается Хома. – Плавай, плавай, пока я не устану. Мне плавать полезно. Мне доктор Дятел ванны велел принимать!
Наплавается Суслик до посинения и вылезет на берег.
– Славно я сегодня зарядился! – встанет довольный Хома и сладко потянется. Он уже задремать успел.
А Суслика от усталости так и шатает.
– Так и быть, хватит, – расщедрится Хома. – Только завтра встань пораньше, чуть светать начнёт. И побегай за меня босиком по росе. Но смотри, не жульничай. Всё равно узнаю. Мне бегать врачи велели. Ты же не хочешь, чтоб твой лучший друг заболел? Старайся!
Ну вот встал Хома, а комбайна уже нет. И пшеницы нет. Всё зерно ночью собрали.
Поле будто наголо подстрижено. И Суслик бегает.
– Бегаешь? – зевнул Хома.
– А может, не надо? – взмолился Суслик.
– Ты что, устал? – удивился Хома.
– Устал, – пропыхтел Суслик.
– Чего? Это я устал! – рассердился Хома. – Ты же за меня бегаешь! Ох, как я устал… Прилягу, отдохну. А ты бегай, бегай!
Лежит Хома, а Суслик бегает.
Вдруг трактор на поле показался.
– Все по домам! – крикнул Хома и бросился в нору. Суслик – в соседнюю.
Рычит трактор. Страшно!
Высунул Хома голову.
Трактор мимо идёт и сердито трясётся. За трактором плуг землю пашет.
А за плугом вороны вышагивают рядами, как на параде, и червяков склёвывают.
– Эй, гляди! Карр! – махнула Хоме крылом главная Ворона. – Мы трррактор приррручили! На всю стаю ррработает! Отборррные черррвячки!
– Нужны они мне! – буркнул Хома.
– Ни одного зёрнышка не останется, – поддакнул ему Суслик, тоже высунув голову.
– Не пищи, – важно заметил Хома. – Там, за рощей, ещё одно поле есть. Дальнее. Там горох растёт.
– Горох? – облизнулся Суслик.
– Ну. А ты думаешь, откуда я его ношу?
– А я не думаю, – признался Суслик. – Я его ем.
– Лентяй, – буркнул Хома.
– Я не лентяй, я шустрый, – надулся Суслик.
– Мне лучше знать! – рассердился Хома. – А ну-ка, сгоняй на Дальнее поле за стручками. Всё равно ты мало сегодня бегал, тебя трактор спугнул.
– Ого, мало! – заныл Суслик. – Три часа вместо двух!
– Три часа?! – ужаснулся Хома. – По мокрой траве?! Я же простудиться могу!
– За тебя я только два часа, – торопливо сказал Суслик. – А час за себя.
– За меня – два? А за себя – час? – Хома поспешно пощупал свои задние лапы. – То-то у меня пятки гудят!.. Раз ты за себя не добегал, беги за стручками. Хитрый какой!.. Меня чуть до смерти не загонял за два часа, а себе час выгадал.
Суслик виновато заморгал глазами.
– Не пойду, – робко пискнул он и исчез в норе. – Я Волка боюсь, – снова высунулся он и опять скрылся. – И Лисы! – опять показался он.
Снова исчез. И больше не показывался.
– Ну, я тебе припомню, – сказал Хома.
И пошёл сам. Потому что есть захотелось.
Если бы есть не хотелось, Хома никогда бы из норы не выходил. А зачем?
Были бы запасы, протянул лапу – зёрна сушёные. Протянул другую – горох.
Лежи и в потолок смотри. Интересно!
Волка Хома не боялся. Он его совсем не боялся.
Чего бояться! Трах Волка чем-нибудь по лбу – и готов!
Жалко даже, что Волки в их роще не водились.
Лиса, конечно, была. Но старая. Видит плохо. Бегает с одышкой.
Опасная Лиса. Хищник! Того и гляди!..
Хома подумал и решил назад повернуть. Сцапает ещё! Но уж очень ему есть хотелось.
Роща была далеко, чуть виднелась на горизонте. Скошенное поле кругом… Но мало ли что… На всякий случай Хома решил добираться ползком.
Полз он медленно. Проползёт немножко, встанет, подпрыгнет, оглянется по сторонам.
И опять ползёт.
Когда он ползком подобрался к роще, стемнело.
Тут Хома совсем струхнул.
Темно, ужас как темно! Шишки с деревьев падают – шлёп, шлёп! – словно шаги чьи-то.
Ползти или нет?
– Бежать! – храбро сказал себе Хома. – Раз – и там! Испугаться не успею.
Он решил как следует разбежаться и отошёл немножко назад.
Потом ещё немножко…
«Эх! – думал Хома, отходя. – Как разбегусь, сразу рощу проскочу! Главное – хороший разбег!»
Так он отходил, отходил, отходил…
Ещё, ещё, ещё…
И вдруг провалился под землю!
– Странно, – почесал Хома затылок, оглядываясь. – На мою нору похоже. А может, не моя?.. Проверим. Если ничего поесть нету, значит, моя.
Он обшарил все углы – пусто.
– Моя! – обрадовался Хома. – Посплю часок-другой, сил наберусь – и в путь.
Хома и правда провалился в свою нору.
– А Суслик уже небось спать ложится, – ворчал Хома, заваливаясь на постель. – Бывают же такие лентяи!
Хома проспал не только часок-другой, а ещё прихватил третий и четвёртый.
Он бы всю ночь проспал, если б налетевший ветер не угнал тучи.
Хома открыл глаза и прищурился. Яркая Луна заглядывала в нору и светила на Хому, как прожектор.
Попробуй усни!..
Но тут Хома вспомнил про горох и поспешил наружу.
Дальше отступать он не стал, теперь разбег у него был достаточный.
– На старт… Внимание… Марш! – сам себе скомандовал Хома и понёсся к роще.
Быстрей, быстрей, быстрей!..
Ещё, ещё, ещё!..
С разбегу Хома одолеть рощу не смог.
К роще он приплёлся шагом, потому что совсем выдохся.
– Умираю, – задыхаясь, пролепетал он.
Схватился лапой за сердце и тяжело опустился наземь у бревна через ручей.
– Караул! – хрипло заголосил кто-то под ним.
Хома не заметил, как сел прямо на старуху Лису. Свернувшись в клубок, она спала под деревом.
Хома с визгом подпрыгнул.
По бревну – через ручей! И в чащу! Откуда прыть взялась?!
Не успел Хома опомниться, как роща кончилась и он очутился на Дальнем поле.
– Вот что значит хороший разбег! – довольно сказал Хома.
Хома сорвал пять самых больших стручков.
Рвал он их так: подпрыгнет, обнимет стручок, повиснет и – хлоп с ним на землю!..
Сложил он их на передних лапах, как поленья, – и в обратный путь.
С грузом не побежишь. Да и куда там бежать, еле отдышался.
Через рощу он на цыпочках шёл, тихо-тихо. Ночь…
И прежде чем шагнуть, каждый раз лапой легонько впереди путь ощупывал.
Опасался на Лису наступить. Ложится где попало!
Дошёл до бревна через ручей и остановился.
Со стручками не очень-то просто на другой берег перейти. Равновесие держать надо.
Вот если б шесть стручков было, тогда другое дело. По три под мышку – и шагай.
А с пятью как?
Но Хома и тут нашёлся. Сначала два перенёс, а потом ещё два.
Четыре, значит.
2 + 2 = 4
Вернулся за пятым. А как его нести? Равновесия нет!
Пригорюнился Хома. Что делать?
Придумал! Ура!
Перебежал он опять по бревну на другой берег. Взял там один стручок из четырёх и возвратился назад.
Теперь у него два стручка. Ага!
1 + 1 = 2
Спокойно переходи. Он и перешёл.
Идёт через поле, вот и дом-нора уже близко, почти рядом.
И тут он остановился.
– Эх, дурень я, дурень, – покачал головой Хома. – Зачем я такую тяжесть в такую даль тащил! Надо было прямо на месте, на Дальнем поле за рощей, стручки вылущить. А горошины за щеками нести. Намного легче!
И… Хома повернул обратно.
Снова до ручья дошёл.
Снова в рощу через ручей перебрался по брёвнышку.
Только на этот раз он хитрей сделал. Просто перекидал стручки один за другим на тот берег, а затем и сам перешёл.
Стручки он до утра искал.
Кусты, темно, ничего не видно. Нашёл все-таки!
Тут и Солнце взошло.
Пересёк он рощу. Опять пришёл на Дальнее поле.
Вылущил три стручка.
Горошины за щёки в «кладовочки» сложил. Щёки раздулись, как два шара, из-за спины видно.
Два оставшихся стручка взял под мышки – и снова в обратный путь.
Идёт, сопит. Животом траву раздвигает.
Щекотно.
– Ны… смышите… мыня, – шамкал Хома сквозь зубы. – Мыне… смыяться… ныльзя!
Комар в нос укусил.
– Ны… смышите… мыня!
Дошёл до бревна.
Лягушки в ручье проснулись, прыгают, плавают.
Идёт Хома по бревну, покачивается. Видно, рассчитал плохо: за одной щекой горошин больше.
Увидели Хому лягушки, залились смехом. Хором хохочут. Весело им.
– Ны… смышите! – Держится Хома, крепится изо всех сил.
А лягушки от хохота заходятся. Очень заразительно.
Не выдержал Хома. На самой середине ручья как прыснет – фрр! – все горошины вылетели!
– Ха-ха-ха! – захохотал Хома. – Ха-ха!.. Ха-ха!.. Ой, не могу!
Лягушки от смеха чуть не лопнули.
Так Хома и вернулся домой, только два стручка и смог донести.
Положил их у входа в нору, а сам отдохнуть рядом прилёг, устал, умаялся…
Проснулся – нет стручков! А на том месте, где лежали они, Суслик сидит и облизывается.
– Стручки где? Отвечай! – вскричал Хома. – Съел?
– Я не один, – обиделся Суслик, – мы вдвоём.
– С кем? – вскипел Хома. – Веди! Я ему хвост оторву!
– Себе? – удивился Суслик.
– Как – себе?
– А так! Я за тебя утром зарядку сделал, прихожу, вижу – два стручка. Как раз на двоих. Ну, я и закусил. Ты не думай, я тебя не обделил. Сам я маленький стручок съел, а за тебя второй, побольше. Правда, вкусный?
Подумал Хома, всё верно, всё сходится. Только одно непонятно: почему ему есть хочется?
Странно…
Сидели однажды на травке Хома и Суслик. Возле своих нор. Любовались природой.
Какие отсюда виды открывались, какие горизонты – один лучше другого!
Хома медленно поворачивал голову то влево, то вправо.
Разве может что-то прекраснее быть? Луг, роща, ручей, небо!.. Что здесь, спрашивается, добавишь?
– Ничего нигде не прибавить, – так и сказал Хома, оглядываясь вокруг. – Я бы даже убавил – тех, кого пока не видно. Лису, Коршуна, Волка…
– Медведя оставь, – прервал его великодушный Суслик. – Он на нас не охотится.
Хома кивнул.
– Оставляем Медведя.
И вдруг пристально посмотрел на лучшего друга.
– Может, и меня… – оторопел Суслик.
– У тебя бы я рост убавил, – придирчиво окинул его Хома взглядом, – чтоб не хвастался, что почти вдвое выше меня.
– Не «почти», а совсем вдвое! – не выдержал Суслик.
– Будь моя воля… – опять покосившись на него, начал было Хома. И не стал продолжать.
Мечты тех, кто любуется окружающей природой, могут завести далеко…
– А будь моя воля, – поспешно сказал Суслик, боясь, что Хома снова примется за него, – я бы ещё и комаров убрал. Такие навязчивые, кровожадные!
И звонко прихлопнул комара на Хоминой щеке.
– Ты себе много воли не давай, – невозмутимо заметил Хома. Чего это ему стоило!
– Надо же от них как-то избавляться!
– Ну, избавимся от них. А кого тогда птицы и рыбы клевать будут?
– Рыбы не птицы, они не клюют, а хватают, – возразил Суслик.
– А почему тогда рыболовы всё время жалуются, что не клюёт?
– Ну и что? Рыб я тоже убрал бы, – рубанул Суслик лапой воздух. – Лично нам они не нужны. Мы ими не питаемся.
– Не питаемся, потому что поймать не пытаемся. Не можем. Не клюёт, – повторил Хома.
– Пожалуй, – неохотно согласился Суслик.
– Оставим пока рыб. Хоть они нам и не попадаются, зато от них красивые круги по воде идут.
– От дождя они тоже идут.
На что Хома, возмечтав, произнёс:
– А вот дожди я бы убрал. Дожди, особенно затяжные, мою шерсть мочат.
– И мою!
– Нет, дожди убирать нельзя, – внезапно сожалеюще отказался Хома. – А не то ничего расти не будет. Даже горох!
– Горох надо оставить, – сурово сказал Суслик.
– Ладно. Пускай дождь идёт, но только не часто. А затяжные дожди нужно убрать вовсе.
– Пусть дождь идёт только тогда, когда мы спим, – обстоятельно уточнил Суслик. – А когда не спим, пусть лишь грибной, солнечный дождик моросит.
И давай они вгорячах всё перебирать: от погоды до ненастья, от зверей до птиц и насекомых, от деревьев до кустов и трав…
С Лисой и Волком – тут всё ясно. Хома и Суслик с ними сразу распрощались!
Пришлый Кабан также в этом мире лишним оказался. Он, дуралей, корни у дубов подкапывает. Долой его!
Затем, поглядев на плавающего в небе Коршуна, друзья стали птиц убавлять.
Начали, понятно, с того, кого первым увидели. С Коршуна. Затем убрали напрочь его меньшего приятеля Кобчика, потом – Ястреба, Филина и Сову. И ещё кого-то под горячую лапу. Всех местных пернатых хищников, дневных и ночных!
Следом и мирными птицами занялись. Аиста и Журавля убрали за слишком длинные голенастые ноги, Выпь и Луня болотного – за дурные голоса, уток – за жадность, галок – за дурь, сорок – за воровство, Кукушку – за пустозвонство…
– Кукушку давным-давно надо было убрать. Она мне однажды всего один год жизни прокуковала, а я уже два года после её пророчества живу, – пожаловался Суслик. – Врунья тёмная!
– Не будет теперь свои яйца в чужие гнёзда подкладывать! – ликовал Хома.
До того дошли, что вообще мало чего вокруг оставили. От всех разных кустов один орешник со спелыми орехами уцелел.
А вот всех разных змей они в своих мечтах извели подчистую.
Если мысленно представить себе всю живописную картину местной природы, со всеми её обитателями, то на ней одни только дыры и дырки остались – и на земле, и под водой, и в воздухе.
Устали. Утомились. Умаялись.
Тяжкая эта работа – целый мир перекраивать. Тут и неделей не обойдёшься.
– Ой! – неожиданно подскочил Хома. Его какой-то Жучок ущипнул.
– Ты чего? – напустился на него всемогущий Хома.
– А ты чего на меня сел? Я всё слышал, – угрожающе проскрипел Жучок. – Если уж и мы, жуки, начнём ненужное убирать, вас первыми выбросим!
И, с треском раскрыв свои крылышки, он сердито полетел прочь. За ним тут же погналась проворная Ласточка.
– Сейчас она его уберёт, – мстительно посмотрел Хома вслед.
Суслик неожиданно забеспокоился:
– Послушай, а что это всё мы да мы?!
– Ты что? – не понял Хома.
– А если все-все вокруг начнут кого-то навсегда убирать? Кто ж тогда останется?
Хома безмолвно зашевелил губами, подсчитывая потери.
Долго он так высчитывал.
– Спрашиваешь, кто останется? – наконец вымолвил он страшным шёпотом.
– Ну да.
– Никого тогда не останется!!!
– Э-э… – протянул Суслик. – Так дело не пойдёт. Пусть лучше всё-всё и все-все на свете будут.
– Пусть, – немедленно подтвердил Хома. – Лучше нам со всеми остаться, чем всем – без нас! А то и всем – без всех!
Суслик облегчённо вздохнул.
– Правильно. Жаль только, что тогда всякие гадюки уцелеют.
– Видишь ли, – осторожно сказал Хома, – раз они есть, значит, и они нужны. Иначе бы их не было. А то бы и они вдруг взяли и решили, кого убирать и кого оставлять. Представляешь?.. Нельзя никому такую волю давать!
– А как же с человеком быть?
– Вот он-то со временем, пожалуй, всех уберёт! Будь моя воля… – И Хома снова осёкся. Вспомнил, что говорил насчёт воли.
Помолчали они. Повздыхали.
Внезапно Хома уставился вдаль. Там, над изгибом искристого ручья, замерла, склонясь над удочкой, фигурка рыболова в соломенной шляпе.
– И даже сидит-то крючком, – проследил Суслик за взглядом Хомы. – Его бы я…
– Не надо, – оборвал его Хома. – Вот из людей я бы только рыболовов оставил. С удочками. Как лишнее украшение природы.
Суслик недолго сопротивлялся. Так и решили.
Ведь и правда рыболовы, в соломенных шляпах, с удочками, украшают извивы рек, излучины озёр и даже морские побережья.
Если мусор после себя убирают, конечно.
– Никогда мы с тобой в жизни рыбки не пробовали, – сказал Суслик лучшему другу Хоме. – А мне её Выдра так хвалила!.. Пошли на ручей рыбку ловить.
– А ты ловить умеешь?
– Нет. Но я, наверное, очень люблю рыбку ловить, – заявил Суслик.
– Раз не умеешь, меня слушай, – отмахнулся Хома. – Прежде всего нужна удочка.
– Удочка. Понятно, – кивнул Суслик. – А это что такое?
– Ну, палка. Только длинная. С ниткой.
– Ага, – кивнул Суслик.
– А на нитку – поплавок, – продолжал Хома.
– Ясно, поплавок. Только длинный. Чего ж ещё, – кивнул Суслик. – А зачем?
– Ну, я точно не знаю, зачем, – признался Хома. – Поплавок – это перо гусиное, наполовину красное, наполовину белое. Я думаю, плавает поплавок на воде, тебе веселее на берегу сидеть, есть на что посмотреть.
– Красиво… – мечтательно сказал Суслик.
– А ещё грузило, – продолжал Хома.
– Ага, грузило, – закивал Суслик. – Без грузила нам нельзя! А это… как оно… на вид… такое то-о-олстое, да?
– Сам ты толстый! – взревел Хома. – Гру-зи-ло! Понимаешь?
– Я понимаю, – жалобно сказал Суслик, – я толстый. Но я ничего не понимаю.
– Охотников знаешь?
– Знаю, – поёжился Суслик.
– Чем они стреляют?
– Ружьями, – насупился Суслик.
– Я не о том! Что из ружья летит?
– Огонь, – попятился Суслик.
– А ещё что?
– Дым, – зажмурился Суслик.
– Уф-ф! – Хома вытер пот со лба. – А вот скажи, что тебе в прошлом году в хвост попало?
– Дробинка, – вздрогнул Суслик.
– Вот она-то и есть грузило!
– Теперь понял, – обрадовался Суслик, – берёшь дробинки и в рыбу кидаешь.
Хома схватился за голову, сел и начал раскачиваться:
– Да не кидаешь, а к нитке привязываешь!
– Зачем?
– А я почём знаю? Положено так. И ещё нам нужна насадка. Я раз на реке рыболова видел. Он рыбу одну за другой таскал удочкой, – затараторил Хома. – Бросит червяка в речку. Рыба хвать его, а он её – на берег!
– А почему же она губы не разжимает, – сомневался Суслик.
– Немая она, вот почему, – сказал Хома, – и ума нет.
– Ясно, – встал Суслик, – идём ловить.
Нашли они длинную палку, а нитки нет.
– Ничего, – сказал Хома, – и без нитки обойдёмся.
– А поплавок?
– А где я его тебе возьму? Я же не гусь, я из себя выдернуть не могу! Придётся без поплавка. Уж как-нибудь. А вот грузило найдём, – уверенно заявил Хома. – Пошли охотников искать. Только, чур, как начнут палить, не беги. На лету дробь лови.
Суслик сразу остановился:
– Давай лучше без грузила. Ну его!
– Пожалуй, ты прав, – согласился Хома, – всё равно привязывать некуда.
Накопали они червяков и уселись на крутом берегу.
Прямо под ними – омут, вода крутит, щепки носит.
Хома палку держит, а Суслик в воду червяков кидает и кричит:
– Тяни!
Откинется Хома с палкой назад:
– Сорвалась.
Час ловят, два ловят – не ловится рыба. Срывается.
– Тащить не умеешь! – вскинулся Суслик на Хому. – Давай меняться!
Поменялись. Хома червяков бросает, а Суслик палкой машет.
Не ловится рыба, да и всё тут.
– Может, насадка не та, – задумчиво сказал Хома. – Может, что другое кинуть надо?.. Я слышал, Сом на жареных сусликов берёт…
Суслик почему-то обиженно отвернулся.
– Слушай, – вдруг засиял Хома, – я догадался. Мы неправильно рыбу ловим. Ты полезай в воду и плавай, будто ты насадка. Вместо поплавка я тебе полено кину. Устанешь, схватишься, отдохнёшь. Эх, мы! Ну, лезь, лезь!
– А рыба? – спросил Суслик.
– А что – рыба? Ты будешь рыбу приманивать. Выплывет на тебя, на дурня, посмотреть, хватай за жабры. И мне – на берег! Только подбирай!
– Давно бы так, – подобрел Суслик, – сколько времени зря потеряли.
Стал Суслик с обрыва спускаться, поскользнулся – и шлёп в воду! Брызги полетели!
Вынырнул и орёт с перепугу:
– Тону!
Хома ему скорей полено кинул.
Хорошо, что промахнулся.
Вцепился Суслик в полено, носит его водоворот по кругу.
– Спасите! – кричит.
– Рыбу, рыбу высматривай, – советовал Хома с обрыва. – Не забывай, ты – насадка.
А Суслик знай одно вопит:
– Спасите! Помогите!
Пришлось Хоме палку ему с обрыва протянуть.
Изловчился Суслик, когда его на полене мимо проносило, и схватился за палку.
Еле-еле выбрался.
– Видал? – торжествовал Хома. – А ты говорил: зачем поплавок, зачем удочка? Только бы тебя без них и видели!
Больше они никогда не ловили рыбу. Да и как тут с ним, Сусликом, ловить?
Он только рыбу пугает!
Надоело Хоме, что Суслик то и дело Сову превозносит. Она, мол, мудрая, учёная, всё на свете знает. Когда-то на чердаке Академии в столице жила. Не чета иным умникам!
Не сдержался Хома:
– Да я с ней запросто потягаюсь!
– Куда тебе! – упорствовал Суслик.
– Проверим? – разошёлся Хома.
– Но только сейчас, днём, когда она не видит. Ночью её спрашивать опасно. И без спросу проглотит!
Пошли они в рощу.
Они уже ходили раньше к Сове. Знали, где та живёт. Встали под её деревом, постучали по стволу кулачками.
– Слушаю вас, – высунулась она из дупла.
– Это я, Суслик. У нас тут с Хомой новый спор: кто же больше всех знает, ты или он?
– Нашли о чём спорить! Бесспорно – я, – скрипуче рассмеялась Сова.
– Тогда скажи, – сразу начал Хома, пока с простого вопроса, – откуда кузнечики берутся?
– Из травы, – мгновенно ответила та.
– Всё точно, – поразился Суслик. – Откуда ж ещё!
– Почему рыбы плавают? – спросил Хома Сову.
– Потому что ходить не умеют, – ухмыльнулась она.
– Какие птицы самые вороватые?
– Вороны и воробьи.
– Кому весь день лежать не лень? А ну-ка назови!
– Тюлень.
– У кого самый лучший нюх?
– У рыб.
– Верно, – нехотя подтвердил Хома. Это был его коронный вопрос. Ответ он от Выдры знал.
– А теперь я тебя спрашивать буду, – хохотнула Сова. – Что быстрее всего?
В небе послышался гул самолёта.
– Самолёт! – выдохнул Хома.
– С подсказкой – не считается, – строго заметила Сова. – Так… Скажи, отчего ты голодным бываешь?
– Оттого что проголодался.
– А обжора Суслик? – хихикнула Сова.
– Оттого что не наелся.
– За чем по утрам туман появляется?
– За ночью. А ты думала – чтобы легче прятаться? – усмехнулся Хома.
– Почему Лиса хитрая? – продолжала Сова.
– Рыжая она – вот почему!
– Правильно, – поддержал Хому справедливый Суслик. – Ты это давно открыл.
– Раньше её, – возгордился Хома.
– И откуда ты, такой нахальный, взялся? – рассердилась Сова.
– Из норы! – крикнул Хома.
– Верно, – не сразу признала она.
– Моя очередь. Почему у Козла всего одна голова? Ну? – поторопил Хома Сову.
– Ему и одной-то много, – пробурчала она.
– А у Лошади?
– Иначе её не прокормишь.
– Точно, – вздохнул Хома.
– Знаешь, мы можем так до бесконечности всё выяснять. Давай по-другому, – вдруг предложила Сова. – Попытайся ответить на один лишь вопрос. Сообразишь – твоя победа. А не докумекаешь – проиграл.
– Идёт, – настороженно согласился Хома.
– Кто умнее всех? – вытаращила она глаза.
– Умнее? – выгадывал он время для ответа.
– Считаю до трёх. Раз…
– Умнее всех? – пробормотал Хома.
– Два… – торжественно считала она.
– Сова! – закричал Хома. – Сова умнее всех!
– Твоя взяла, – после долгого молчания угрюмо сказала Сова. – Ночью мне лучше не попадайся!
И, зловеще ухнув, исчезла.
А Хома и Суслик вприпрыжку отправились домой. Лучший друг уже и забыл, что тоже с Хомой спорил.
– Не такая уж она, Сова, и умная, – весело говорил победитель. – Видал, как я её на лопатки уложил?! Могла бы и возразить.
– А как?
– Сказала бы – хомяк.
– Да-а, – протянул лучший друг, – на это у неё ума не хватило.
– Ясно, не хватило.
– Постой, но выходит, ты её обманул?
– Она сама обманулась. Какая она после этого самая умная?
– А если бы она сказала, что хомяк – наиболее умный?
– Не сказала же!
– А всё-таки – кто? – совсем запутался Суслик.
– Хомяк, – подмигнул ему Хома. – Ты сам убедился.
Вот уж действительно.
А так – взял и нашёл.
Возле того омута, где они с лучшим другом Сусликом рыбу ловили.
Клетка у берега из воды торчала. Возможно, её течением принесло. Возможно, она где-то с воза упала.
Вытащил её Хома.
Отличная клетка. В ней не иначе Орла держали. Большая, просторная. Два шага влево, два – вправо. С дверцей.
Влез в неё Хома, дверцу закрыл. Замечательно! Живи сколько влезет.
И никого бояться не надо. Ни Коршуна, ни Лисы, ни Волка, если он вдруг объявится.
Просунул Хома ноги сквозь прутья, приподнял немного клетку и пошёл.
Гуляет.
В рощу зашёл, нарядом своим похвастаться.
Лиса его как увидела – с ней припадок случился.
Старина ёж большой завистью позавидовал. Еще бы, лучше всяких иголок защита!
Птицы отовсюду поналетели, зверьки понабежали! Ох да ах! Ахи, охи! Шмыг, шмыг, шмыг! И вздохи, вздохи!
– Это что! – гордился Хома. – Я ещё в разные цвета её покрашу.
– Везёт же! – прошептал Заяц-толстун.
Очень Хоме эта клетка полюбилась.
Он даже свою нору так приспособил, что вместе с клеткой туда залезал и спать ложился. А на ночь дверцу закрывал. Никому не войти!
А утром и из норы выходил вместе с клеткой.
Слава о нём по всем окрестностям катилась!
Виданное ли это дело! Какой-то хомяк, а куда хочет ходит, что хочет делает, и ничего с ним сделать нельзя.
До того осмелел, всюду свой нос суёт, вмешивается. Лису прямо в глаза слепой обозвал – никакого сладу!..
Совы очкастые и филины лупоглазые стаями по ночам слетались.
Сядут вокруг норы и глазами хлопают. Видит око, да клюв неймёт.
Собрались они раз на совет.
Что ж это такое?! Ишь, вздумал! Что если все хомяки, суслики, зайцы, птахи и мыши малые начнут клетки носить! Конец тогда. Хоть в воду.
Стали совы и филины Хому уговаривать клетку продать.
А он ни в какую!
– Она мне, – говорит, – дороже жизни. Жизнь нынче дорога. Очень.
А какой-то чужой Филин, не из рощи, крик поднял:
– Это моя клетка! Я в ней в тепле сидел! Меня три раза в день кормили! Она с воза упала, дверца открылась, а я, глупый, и вылетел!
– Так тебе и надо, – заметил Хома, – не вылетай раньше времени.
Жил бы себе Хома припеваючи в клетке всю жизнь, да ребята отняли.
Они ещё маленькие, они не понимали, что Хоме клетка ой как нужна.
Шёл он однажды через поле, слышит крик:
– Клетка идёт! Где? Где?.. Вон-вон! Сама идёт, на ногах!
Оглянулся Хома, мальчишки к нему бегут.
Он – от них. Но с клеткой побегай, тяжело всё же.
А мальчишки всё ближе. Открыл Хома дверцу и дал дёру.
Так Хома клетки лишился. А новую, как ни искал, не находил. Такое не часто случается.
– Уж если тебе так повезло с клеткой, – сказал ему лучший друг Суслик, – сидел бы в норе и не высовывался. Сам виноват!
Лихорадки бывают разные. Сенная, например. От сена. Малярийная лихорадка. От комаров. Или капустная – от жадности. Когда-то ею Заяц-толстун заболел, капустой объелся.
В чём явный признак любой лихорадки? Трясёт! Плохо тебе. Чего ж хорошего?!
А бывает ещё и другая лихорадка. Особо опасная. Редкая.
Мыл Хома однажды миску в ручье. Песком чистил до блеска. И вдруг ему жёлтая песчинка попалась. Тяжелее всех. Другие водой смыл, а эта на дне миски осталась.
Золото?!
Хому сразу затрясло.
Он уже имел дело с золотом. Маленький был, золотое кольцо нашёл в орешнике. Жёлтое, тяжеленное! И чудом жив остался, когда случайная Ворона на то кольцо польстилась. Ну, об этом все знают.
Вырос Хома с тех пор. И узнал, что золото – дороже всего. За него всё купить можно! Нору хорошую, сладкий горошек, орехи спелые…
У кого золота много, тот может жить беззаботно. Ничего не делать. И в потолок смотреть. Всё само собой на него свалится. На того, кто богат.
Столько про золото порассказано. Оно даже любой разговор украшает. До чего же приятно, если тебя назовут «дорогой мой». А уж когда нечаянно скажут «золотой ты мой» либо «золотко моё», сердце от радости прыгает! Или тает. У того, кому так говорят.
Золото – это золото!
«А вдруг не золото? – забеспокоился Хома, взглянув на жёлтую тяжёлую песчинку. – Откуда оно в нашем ручье? Ручей как ручей. Даже рыбой не очень богат. Прямо скажем, бедный ручей. А тут золото! Старина Ёж говорил, что только в Сибири золото водится. Но… Но раз оно в Сибири бывает, почему бы ему и здесь не быть?!»
Так размышлял Хома.
«Ладно, – подумал он, – отчего же раньше здесь золота не находили? Очень просто. Всем известно, что здесь его нет. И вся разгадка. Не пробовали искать – вот и всё».
Принялся Хома – лихорадочно! – песок промывать. А ведь не учился этому никогда.
А впрочем, чего учиться! Набирай песок миской и тихонько смывай его. Шевели миской влево и вправо. А вода лёгкие песчинки уносит.
Глядит вскоре Хома, ещё две золотые крупинки остались.
Да если так весь год стараться и не спать, то целый мешок золота наберётся! Или два мешка! Смотря какой мешок.
Размечтался Хома. Какая жизнь наступит – необыкновенная! Золотая!
Перво-наперво, он, Хома, себе весь луг купит. Ежу – всю рощу. Суслику – поле гороховое. А Зайцу – все огороды с морковью. И с капустой.
И врагов не забудет. Лисе подарит волчью шубу. А Волку – лисью.
Медведя тоже не обидит. Он ему пасеку пожалует. Особую! Без всяких злобных пчёл. С одним только мёдом.
Да, но сначала он, Хома, себе ручей заберёт. Вместе с золотым песком.
Подумал он, подумал. Помечтал, помечтал. Нет, одному с этим не сладить. Друзей надо на помощь звать. Не жалко. Золота на всех хватит. Ещё и останется. На дне ручья, про запас.
Собрал друзей Хома на берегу ручья. И, дрожа от золотой лихорадки, рассказал обо всём.
Ах, как он жаждал взрыва восторга! Криков радости! Восхищения! Тогда бы он приложил палец к губам и сказал: «Тсс, богачи… Враг подслушивает!»
Но никаких восторгов не последовало. Все тихо смотрели на него: Суслик недоверчиво, Заяц испуганно, а Ёж выжидающе.
– Покажи, – потребовал старина Ёж.
Хома разжал ладонь.
Вот тут-то и Суслик задрожал. Мелкой дрожью. Но лишь один Суслик, больше никто.
Ёж молча взял золотые крупинки. И так же молча выбросил в ручей.
– Ты что?! – взвился Хома. И чуть было не кинулся за ними в воду.
– Будем считать, что это медные опилки, – мрачно произнёс Ёж.
Хома ошалело раскрыл рот. А Суслик и дрожать перестал.
– Правильно, старина Ёж, – поддакнул Заяц-толстун. – Чего только в ручье не встречается!
– Ну да, – ничего не понял Суслик. – Я недавно в ручье медный винтик нашёл.
– Но почему? – свистящим шёпотом сказал Хома Ежу. – Почему ты выкинул?..
– Так надо, – твёрдо заявил старина Ёж. – Я не знаю точно, что ты нашёл. Но и нам самим уж лучше считать медью, а не золотом.
– Конечно, – вновь поддакнул Заяц-толстун. – Мы же не проверяли.
– Ты серьёзно? – уставился на Ежа Хома. Во все глаза.
– А ты представь, что здесь начнётся, когда узнают про золото, – горячо сказал Ёж. – Конец тогда всем и всему!
Хома беспокойно задумался.
Он внезапно, словно воочию, увидел грохочущие тракторы, бульдозеры и экскаваторы. Сотни кричащих, дрожащих от золотой лихорадки людей с большими тазами. Грязный песок. И…
– Ужасно, – пробормотал он.
– Видишь? – веско заметил Ёж. – Картина, не достойная художника Шишкина.
У него дома, на стене, висел в рамке разглаженный конфетный фантик. С известной картинкой.
– Запомните, – сказал старина Ёж. – От золотой лихорадки люди звереют, а звери…
– Людеют, – подсказал Суслик.
– Лютеют, – поправил Ёж. – Нам это ни к чему.
Так и не стали Хома и его друзья богачами.
«Рылом не вышли», – как любил говаривать пришлый Кабан. По любому поводу.
Нет, не довелось им разбогатеть. Пустые мечты…
Но и то здорово, что Хома от золотой лихорадки излечился. А ведь она уже и на Суслика чуть ли не всерьёз перекинулась.
И всё-таки засомневался в своём открытии Хома. Может, и вправду он медные опилки нашёл?!
И верно, лучше не знать.
Поймал серый Волк Зайца-толстуна. Случайно вышло. Дремал тот на солнечном припёке. А Волк мимо бежал. Хвать! И опомниться Заяц не успел, как в мешке оказался.
Хорошо, что Волк не сразу его проглотил. На ужин оставил. Ужин – всем нужен!
Слух о том, что Зайца поймали, быстро разнёсся. И до Хомы дошёл. Вернее, долетел на крыльях болтливой Сороки.
– Сцапал Волк твоего дружка! И домой унёс! – возбуждённо восклицала она. – Пропал косой! Был он Зайцем, а станет зайчатиной.
Надо было срочно действовать. С ходу. Но как?
Волка трудней обмануть, чем Лису. Та, конечно, хитра. А значит, её перехитрить можно. Но Волк-то глуп. Попробуй его переглупи! Для этого и самому нужно дурнем быть. Последним.
Эх, если б какого-то сильного зверя на него напустить! Жаль, Кабан-простак не годится. Волки сами, бывает, на кабанов охотятся. Не отдаст ему Волк Зайца.
Остаётся Медведя позвать. Больше некого. По всем статьям подходит. Да слишком он упрям и ленив. Лесной барин!
Но попытаться – необходимо. Побежал Хома к Медведю.
Странно всё в жизни устроено. За себя никого бы Хома просить не стал. Неудобно. А за другого – куда легче. И умолять, и клянчить, и упрашивать.
Вошёл Хома в берлогу. И сразу бух на колени!
Медведь даже поперхнулся. Он в это время чаёвничал. Чай с медком пил. По своему рецепту: ложку чая на кружку мёда.
– Что с тобой? – пробасил он. – Ноги болят?
– Сердце. Сердце болит, – убедительно простонал Хома.
– Тогда садись чаёк пить. Поможет, – великодушно пригласил Медведь. – Ты маленький, много не выпьешь.
– Не до этого, – вздохнул Хома. – Волк Зайца поймал.
– И на здоровье. Каждому – своё.
– А я про что? – хитро сказал Хома. – Заяц – мой.
– Как – твой? – удивился Медведь.
– Мой друг. Я хочу назад своё получить.
– Придумал! Этак все на свете голодными останутся. Никого тогда ловить нельзя. Каждый кому-то друг.
– За весь свет я отвечать не могу, – заявил Хома. – Ты – Медведь! Ты должен помочь. Скажи Волку – пусть отпустит Зайца.
– Знаешь что, – в гневе встал Топтыгин, – катись-ка отсюда! Не мешай отдыхать! – занёс он кулак.
– Не уйду!
И Хома нырнул под кровать. Из-под неё опять донеслось:
– Ты – Медведь! Ты должен помочь. Скажи Волку – пусть отпустит Зайца.
– Да я тебя! – Медведь рывком приподнял кровать.
Хома метнулся под шкаф и вновь забубнил:
– Ты – Медведь! Ты должен помочь. Скажи Волку – пусть отпустит Зайца.
Медведь со скрежетом отодвинул шкаф. Хома за тумбочку бросился. И снова начал:
– Ты – Медведь! Ты должен…
– Раздавлю!
Одним ударом разнёс Медведь тумбочку в щепки!
Увернулся Хома. И решительно вспрыгнул на край бочонка с мёдом. Выставил лапы вперёд и пригнулся, как заправский пловец.
– Сейчас туда нырну, если не поможешь! – пригрозил он.
– Утонешь, – испугался Медведь. Не за Хому. А за мёд.
– Я-то утону. Ради друга. А ты без мёда останешься.
– Неужели весь слопаешь?! – изумился Медведь.
– Забыл? Ложка дёгтя бочку мёда портит. А я тебе что, лучше дёгтя?
– Хуже! – взревел Топтыгин. – Зря я крышкой мёд не закрыл, когда ты вошёл, – пожаловался он.
– Ты – Медведь! Ты должен помочь. Скажи Волку – пусть отпустит Зайца!
– Скажу, скажу, – взмолился Медведь. – Слышать тебя не могу.
– Слово даёшь? Медвежье?
– Даю! Уф, – выдохнул Медведь. – Пошли скорее!
Он на всё был готов, лишь бы выпроводить нахала из берлоги. Спрыгнул Хома на пол. А Медведь поспешно бочонок закрыл. Мало ли что!..
– Быстрее! – торопил Хома. – А то не успеем. Ты – Медведь! Ты должен по…
Тот в отчаянии зажал уши.
Мигом примчались они к Волку. Ворвались в его просторное логово и… Волк с испугу уронил сковороду.
– Слушай меня, серый, внимательно, – прогудел Топтыгин. И вдруг, сам себе удивляясь, забубнил: – Я – Медведь! Я должен помочь. Скажи Волку… Тьфу! Говорю тебе – отпусти Зайца!
Пухлый мешок на столе тут же зашевелился.
– Не хочу и не могу! – жалобно возмутился Волк. – Я его честно поймал!
– Спящего? Честно! – выглянул из-за ноги Медведя Хома.
– Я – Медведь! – вновь загремел хозяин леса. – Я должен помочь! Говорю Волку – отпусти Зайца!
– Моя добыча! – попятился Волк.
– Я кому говорю!
– Волку, – подсказал Хома.
– Я должен… Я – Медведь!!! Зайца отпусти!!! – затопал Медведь ножищами.
– Пока мы просим, – поддакнул Хома.
– Бери, бери, – в страхе вытряхнул Волк из мешка Зайца. – Разорался.
Заяц мигом дал дёру. Только ветер за порогом свистнул. Гости тоже двинулись прочь. У выхода Медведь обернулся:
– Ты того… Не обижайся. Я – Медведь! Я должен… Ох, устал я от вас. Пойду чай пить. А тебя не зову! – гаркнул он на Хому. – Крепче дёгтя пристал!
– Налётчики, – прошипел им вслед осмелевший Волк.
Повезло Зайцу. А Хоме? Где там! Он из-за него с Медведем поссорился. Хотя кто знает…
Уважают сильные звери тех, кто за себя постоять может. А за других – тем более.
Любил Хома страшные истории. Жизнь уж очень страшна вокруг. Шакалы там, хоть их пока нет. Филины. Ястребы тоже не дремлют. Когти точат…
Ох, как любил Хома страшные истории! До ужаса – у тех, кто его слушает.
Если сам рассказываешь, не так страшно. Особенно, если ты дома. В безопасности.
Очень любил Хома о страшном рассказывать. Когда дома был.
В роще попробуй расскажи! Или в поле!
Все вокруг ушастые, слышат хорошо.
Рассказываешь вот о Лисе, а над тобой Ворон вьётся и поёт весёлую песенку – вроде он Жаворонок.
А на самом деле не поёт, а подслушивает.
И если что скажешь плохое про Лису, Ворон тут же Лисе обо всём прокаркает.
Лиса ему за это – косточку. За труды.
А Хоме теперь – ходи и трясись. Сцапает!