Дача стояла у леса. Жоржик скоро-скоро позавтракал и побежал к грядкам. Вчера он с дворником посадил горох – надо было посмотреть, не вылез ли он уже. Но на грядках ещё ничего не было. Жоржик поковырял палочкой землю, вынул одну горошину и опять зарыл её.
Потом он подошёл к забору и стал смотреть в лес: за кустами качались ёлки, в канавке блестела вода, под можжевельником важно гуляли две вороны и о чём-то разговаривали.
«Пойду в лес, – подумал Жоржик. – Только немножко, вон до той берёзки…»
Подумал и пошёл. В старом заборе одна доска совсем отвалилась, пролезть сквозь дырку было нетрудно: сначала одну ногу, потом голову, потом другую ногу, – вот и в лесу!
По дороге к берёзке Жоржик два раза обернулся: «Вон она, наша дача… Красная крыша, огро-омная, и голубь на крыше сидит…» Дырку в заборе тоже было видно.
Дошёл мальчик до берёзки и сел отдохнуть. «Минуточку посижу и – домой. Здравствуй, букашка! Зачем по моей коленке ползёшь?»
Он снял букашку, посадил её на мох и сказал:
– Сиди тут, а то заблудишься!
Посмотрел Жоржик кругом: ёлочки скрипят («Верно, у них в середине такие пищалки, как у моего зайца», – подумал он), мураши с дровами один за другим куда-то бегут, как живая чёрная ниточка; папоротники кланяются; вверху тучки, – одна на Жоржина дворника похожа: с белой бородой и трубка во рту. Светло и совсем не страшно…
– Ах, какая беда! – запищал вдруг кто-то в лесу.
Жоржик испугался и вскочил:
– Какая беда? Кто меня пугает?
– Эй! Помоги-ка мне, милый! – опять сказал кто-то за кустами.
Жоржик хотел было заплакать и пуститься во весь дух домой, но потом ему стало стыдно. Голосок был тоненький и жалобный, как у Амишки, когда ей хвост прищемят. Чего же пугаться? Он ведь большой… Может быть, это девочка с соседней дачи заблудилась, – надо взять её за руку и привести домой.
– Кто там хнычет? – храбро спросил Жоржик.
– Это я, ста-ру-шка… Поди-ка, мальчик, сюда!
– Да где же вы? – спросил Жоржик и посмотрел кругом. Старушки нигде видно не было.
– Здесь, за канавкой! Вот так, левее!
Жоржик подошёл к канавке и перебрался по сломанной ёлке на другую сторону. На кочке лежала маленькая старушка в синей кацавейке. Ноги её попали в болото, и она никак не могла вытащить: дёргается, дёргается, а ноги всё глубже в болото уходят. Совсем как муха на блюдечке с вареньем.
Жоржику стало смешно, но он удержался: рассердится ещё старушка, – может, она волшебница какая-нибудь?
– Бабушка, – сказал он, – давай руку, я тебя вытащу!
– Где тебе! Руки-то коротеньки, да и силы у тебя, чай, как у таракана. Гляди-ка! Вон там под берёзой моя котомка. Достань-ка из неё верёвку… Один конец привяжи к берёзе, а другой брось мне. Так, молодец… Ну-ка, у-ух!
Старушка крякнула, ухватилась за верёвку, захрипела, покраснела и вытащила ноги из болота. Обчистилась на кочке, отряхнулась и говорит Жоржику:
– Спасибо, огурчик! Эх, ножки-то какие у тебя кругленькие! Что ж тебе подарить за то, что ты меня вытащил?
Жоржик задумался.
– Верблюда подари. Ма-аленького!
– Хе-хе! Верблюда… Чудак-мальчик… Где я тебе верблюда возьму? Да и тесно ему, чай, у тебя будет, – все грядки перетопчет… Постой-ка! – сказала старуха. Она приложила руку к уху и посмотрела вверх.
– Куда ты, бабушка, смотришь? – спросил Жоржик.
– Вороны кричат, чтобы я уходила отсюда. Они тут под берёзой косточку зарыли, а мы им мешаем достать её… Ладно, сейчас уйдём!
– Вот тебе на! – закричал Жоржик. – Как же ты знаешь, что это они про косточку?
– Знаю, хэ-хэ… Видишь, дружок? – Старушка вынула из уха маленький красный камешек и показала Жоржику. – Штучка небольшая, а в ней всё дело. Вставил в ухо – и всё тебе понятно: как вороны разговаривают, как коровы, как разные букашки…
– Правда?! И как слон говорит, тоже понятно?
– Всё равно, хоть слон… Только здесь слонов не водится…
– Бабушка! – сказал Жоржик и схватил старушку за кацавейку. – Ты спрашивала, что мне подарить за то, что я тебя вытащил. Подари мне этот камешек. Ну, пожалуйста.
Вороны кричат, чтобы я уходила отсюда. Они тут под берёзой косточку зарыли, а мы им мешаем достать её…
Старушка надела на плечи котомку, погладила Жоржика по руке и засмеялась:
– Ишь ты, какой проситель! Выбрал! А я с чем останусь? Я тут в лесу, милый, без этого камушка, как лягушка без воды… Нет, ты что-нибудь другое попроси…
– Бабушка, бриллиантовая! Мне хоть на один день! Только поносить…
– Не потеряешь?
– Ни за что на свете!
– И никому не покажешь?
– Никому! – запищал Жоржик. – Ах, как интересно! У нас есть Амишка и козёл-стрекозёл, огро-омный, больше тебя, и всё под нос бормочет, петух есть и тараканы есть…
– Погоди, погоди… – сказала старуха. – Заторопился! Ладно. До вечера дам, поноси.
Она сполоснула камешек в канавке, вытерла его белой тряпочкой и дала Жоржику.
– Маме тоже нельзя показывать? – спросил он.
– Маме можно… Только не говори, откуда достал. Секрет. А вечером, как ляжешь спать, положи камешек под подушку. Я приду и возьму.
– Как ты придёшь? Амишка возле моей кровати на полу спит, – увидит тебя и цапнет…
– Не цапнет! Я сама кого хочешь цапну… Ну, мальчик, прощай, – сказала старушка. – Погоди, погоди, стань-ка сюда.
Она поставила Жоржика лицом к берёзе.
– Постой так с минуточку и не оборачивайся.
– Уж можно? – спросил Жоржик, когда старуха отняла руки.
– Нет ещё.
– А теперь?
– Теперь можно! – закричала тоненьким голоском старушка из-за кустов.
Жоржик обернулся. Старушка пропала. На ладошке лежал красный камешек, маленький-маленький, как божья коровка. Жоржик быстро всунул его в ухо, подпрыгнул и бегом пустился домой.
Под кустом можжевельника всё ещё разгуливали две вороны. Жоржик остановился:
– А ну-ка, а ну-ка!
Ворона боком посмотрела на мальчика, отвернулась и сказала:
– Кра – удивительно! Опять этот мальчик. Кра – такой маленький и один в лесу гуляет.
Другая ворона подумала и ответила:
– Кра – странно.
Жоржик расхохотался, шаркнул ножкой и крикнул:
– Кра – сударыни! Кра – извините! Кра – не ваше дело!
Через полминуты он был уже в своём саду.
В саду было пусто. Только на дорожке копался большой коричневый жук. Жук отдыхал после обеда, грел на солнце спинку и не слышал, как подошёл Жоржик.
– Цап! Попался… – сказал Жоржик, схватил жука за грудку и приложил его к уху.
– Ж-ж-ж, ужасно жмёт… – зажужжал жук. – Лапками загребаю, животиком выгибаю, сейчас вылезу… Ж-ж-ах!
– Ой, как щекочет! – рассмеялся Жоржик и подбросил жука кверху.
Жук полетел и запел:
– Жин-жон-жон, Жоржик на дорожке, а я вон где!
– Даша! – закричал Жоржик. – Иди скорей сюда!
Даша шла с ведром к колодцу и остановилась:
– Зачем?
– Я тебе покажу что-то! Да скорей же!
Вдруг Жоржик вспомнил, что он обещал старушке никому не показывать красного камешка:
– Нет, Даша, не надо, не надо. Я нарочно! – крикнул он и побежал к балкону.
На балконной ступеньке лежала толстая собака Амишка. Жоржик сел на свою деревянную лошадь у балкона и стал ждать.
Амишке было жарко: глаза закрыла, пасть разинула, язык высунула. Длинный такой язык, хоть красным бантом завязывай, а бока так и ходят, как паровоз: «Таф-таф»…
Пришла кошка. Села на Жоржины качели, облизнулась, посмотрела на Амишку и мяукнула:
– Мур… У Амишки одышка, а у меня нет…
Амишка приоткрыла один глаз, посмотрела на кошку и захрипела:
– Р-р-р… Рваная шуба!
– А ты беззубый, – сказала кошка и запела:
– Мяу-мур, муха-муха, укуси Амишку в ухо!..
Амишка открыла второй глаз и встала на передние лапы:
– Р-раз! Подразни ещё, я тебе нос откушу! Кошатина!
– А ты собачатина! И подразнюсь: собаки ходят в намордниках, а кошки нет! Амишка-кубышка, голова как шишка! Хвост как палка, в животе мочалка! Не достанешь, не достанешь… – Кошка соскочила с качели и полезла на столб.
Амишка улеглась.
– И не надо! Это у тебя в животе мочалка, оттого ты и дразнишься. Я сегодня утром суп с лапшой ела. Ага! И куриные косточки ела. А за обедом блинчики буду есть и котлетную подливку… А тебе мою вчерашнюю овсянку дадут…
– Ма-ма! – жалобно мяукнула кошка на столбе и выгнула горбом спинку. – За что мне овсянку?
– За то, что дразнишься, – сказала Амишка и опять закрыла глаза.
Кошка подождала, пока Амишка не захрапела, слезла со столба и подошла к Жоржику.
– Мняу! Жоржик-коржик, дай молочка.
– Не дам, зачем дразнишься?
– Я тебе сказку скажу.
– Интересную?
– Мур… Жили-были две мышки, серые пальтишки. Жил ещё кот, бархатный живот. Пошёл кот к чулану полизать сметану, ан чулан на задвижке. А в чулане мышки… Сидит кот перед дверцей, колотится сердце, – войти нельзя! Вот и запел кот, бархатный живот, тоненьким голосишкой вроде мышки: «Эй, вы, слышь! Я тоже мышь, – больно хочется есть, да под дверь не пролезть… У вас там много в стакане, вымажьте лапки в сметане да высуньте под дверку. Скорей, глухие тетерьки. Я полижу – спасибо скажу…» Одна мышка и поверила: высунула лапку. А кот – цап! – со всех лап… Вытащил за лапку, сгрёб в охапку и гам! Так всю со сметаной и съел. Вкусно! Хорошая сказка?
– Сказка хорошая, а кот злой! Зачем обманывает? – сказал Жоржик.
– Мурлау! Я не виновата. Жоржик-коржик, дай же молочка…
Жоржик побежал к Даше, попросил у неё молока, налил в крышку от ваксы и принёс кошке.
– На! Скорей пей, мне некогда.
– Молоко! Ляп-ляп-ляп-ляп-ляп. Всё. До капли… Урлы-урлы-урлы… – запела кошка и стала тереться о Жоржины коленки, то одним боком, то другим.
«Ишь ты, какая ласковая стала!» – подумал Жоржик.
– Ну, отстань, я к козлу пойду.
Козёл стоял в тёмном сарае, блестел глазами, скрипел зубами и сердито топал ногой. Когда Жоржик открыл дверь, козёл замотал бородой и фыркнул:
– Фу… Жду-жду! Никто не идёт… Привязали за рога… Фу! Темно, мухи кусают… И я так, я и этак, ногами прыг, хвостом дрыг, а они всё кусают… Запутался. Фу! Даже почесаться не могу.
Жоржик осторожно подошёл ближе.
– Я распутаю! Ты меня не цапнешь? Нет?
– Мэ-кэ-кэ! – попросил козёл. – Распутай! Не цапну!
Жоржик распутал верёвку, погладил козла и спросил:
– Скажите, козёл, отчего вы такой грязный?
– Мэк! Грязный! Какие глупости! Старому козлу говорить такие вещи… Мэк! Грязный! Я тебе покажу грязный…
– Я не нарочно, я не нарочно! – закричал Жоржик, быстро выскочил из сарая и закрыл дверь на крючок.
– Эй, козёл-стрекозёл! – крикнул Жоржик в щёлочку. – Дворницкая шуба! Вот скажу Даше, она тебя миндальным мылом вымоет… Будешь знать!
Козёл рассердился. Разбежался, да как тарарахнет в дверь – бац! А Жоржику смешно: крючок крепкий, не соскочит.
– Кхи-кхи! – запищала вдруг крыса за дверью. – Зачем же мылом козла мыть? Мыло – закуска. Я вчера у Дашиного мыла всю корочку объела…
– Ага! Хорошо! – шепнул Жоржик. – Я скажу Даше, она вам всем задаст…
Он пошёл на кухню, но Даши на кухне не было. «Пойду в спальню, – подумал Жоржик. – Там мухи».
В спальне было тихо. На кроватке Жоржика лежала его маленькая сестричка Вава, быстро перебирала ручками и ножками и что-то скоро-скоро говорила. Жоржик нагнулся к Ваве и стал слушать.
– Мня-вля-гля, пля-мня-для, мня-гля-кля…
– Ничего не поймёшь… – вздохнул Жоржик и подошёл к окошку. – Мухи, верно, тоже так мнякают. О чём им говорить? Жужжат себе и толкаются головой в стекло.
Но мухи разговаривали:
– Зы-зы-зы… Здесь нельзя и здесь нельзя… Заперли-заперли-заперли…
– Что ты здесь делаешь, Жоржик? – спросила мама Жоржика, заглядывая в спальню.
– Я, мамочка, слушаю, как мухи разговаривают.
– Как же они разговаривают?
– А вот иди сюда. Закрой глаза и дай ушко…
– Зачем? – засмеялась мама. – Ты мне туда ещё козявку положишь?
– Да нет! – сказал Жоржик. – Не козявку. Нельзя сказать, секрет. Готово! Слышишь, что мухи говорят?
– Слышу.
– Что же они говорят?
– Говорят, что Жоржику пора обедать.
– Обедать? – спросил Жоржик. – Ну, хорошо – пойдём.
– Только их надо выпустить… Пошли! – сказал он и раскрыл окно. – Теперь давай опять ушко, – сказал он маме. – Готово!
За столом Жоржик смеялся и болтал ногами. Никто не знал почему, а он знал: кошка всё время тёрлась под столом о его ножки и мурлыкала:
– Мур! Жоржик, брось Амишке кочерыжку, а мне косточку…
А Амишка на неё из-под стола:
– Р-р-р… Тебе кочерыжку! Ж-жадина!
После обеда Жоржик побежал в сад посмотреть, где его петух. Петуха нигде не было: ни в саду, ни возле кухни, ни под сараем, ни в чуланчике. «Куда он спрятался?» – подумал Жоржик.
Обошёл Жоржик сад и слышит, что за забором кто-то быстро-быстро кудахчет:
– Куда-куда-куда! Чужой петух!!
Жоржик встал на скамейку и посмотрел: соседский рыжий петух задрал голову и бежал прямо к мусорной куче, а три Дашины курицы бегали кругом кучи, хлопали крыльями и кричали:
– Ах, куда, куда! Красный разбойник! Ах, куда, куда!
– Да где же наш петух? – спросил Жоржик. – Вот беда, вот беда!
– Кара-у-ул! – закричал вдруг из-за сарая белый Жоржин петух и, широко расставляя лапы, бросился к рыжему.
– Как ты смел! Как ты смел! – наскочил он и схватил рыжего за чуб.
Рыжий вырвался, подскочил и ударил белого лапой в грудку:
– Так и смел! Так и смел!
– Как ты смел! Как ты смел! – опять налетел белый.
– Так его, так его, так его! – закудахтали в восторге курицы, а петухи взлетели на воздух, перевернулись через голову и кубарем полетели на землю.
Жоржику стало страшно.
– Кыш! Перестаньте… Кыш!.. Вот я вас! – Он бросил в петухов палочку и ударил в ладошки.
Рыжий петух вскочил, встряхнулся, побежал домой и сердито обернулся на Жоржика:
– Тоже… Ко-ко-ко… Не даст подраться…
А белый петух взобрался на самый верх кучи, захлопал крыльями и закричал ему вдогонку:
– Кум удра-ал!
– Конечно, конечно, – сказала самая толстая курица.
Жоржик вывернул кармашек, бросил своему петуху крошки, которые завалялись в кармашке, потом соскочил со скамейки, запрыгал на одной ноге к беседке и весело запел: «Рыжий с белым разодрался, белый рыженького вздул!»
В беседке Жоржик лёг на стол и стал смотреть, как качаются веточки. Прилетали пчёлы, танцевали над головой и пели: «Зум-зум, где цветочки?»
Прилетал знакомый коричневый жук и жужжал: «Жоржик лежит, Жоржик лежит…»
Зелёненький червячок пополз по руке, а когда дополз по плечу до уха, Жоржик услыхал, как червячок чуть слышно зашипел: «Сейчас шлёпнусь…» Испугался, верно, что так высоко залез.
Когда Жоржик вышел из беседки, солнце висело над самыми ёлками и было похоже на тот таз, в котором Даша варенье варит. Только чуточку покрасней. Глазки у Жоржика были совсем-совсем сонные. С пруда кричали лягушки: «Краковяк-краковяк-краковяк…»
«Что это за краковяк? – подумал Жоржик и вдруг вспомнил: – Это танец такой… Как же лягушки на четырёх лапках танцуют? Верно, становятся на задние лапки, как Амишка…»
У балкона его встретила мама.
– Ты где был?
– В беседке.
– Что ты там делал?
– Слушал, как пчёлки разговаривают.
Мама улыбнулась и принесла Жоржику молока. Молоко было вкусное и пахло, как горячая ватрушка. Опять прибежала кошка, заходила у ног и запела:
– Жоржик-коржик, дай – мяу – молочка!
– Не дам за то, что дразнишься, – сказал Жоржик и пошёл спать.
Мама его раздела и ушла. Жоржик долго не хотел закрывать глаза. Он всё хотел дождаться старушки в синей кацавейке и хорошенько попросить её… Пусть бы оставила красный камешек ещё хоть на день. Камешек положил под подушку.
Но в комнате было тепло и тихо, а сверчок где-то близко у кроватки проснулся и запел: «Цир – закрой глазки, цир – закрой глазки, цир – закрой глазки».
Жоржик закрыл.
Утром, только проснулся, сейчас же руку под подушку – камешка нет. А вместо камешка лежит книжка: звери в ней разные, птицы, букашки и разные жучки. Всё есть. И про всех написано, как кто живёт, что ест, как кто поёт, как жужжит, как мяучит. Всех спрашивал Жоржик – и маму, и Дашу, и даже Амишку, да никто не знал, кто книжку принёс.
Должно быть, старушка – кому же больше?
‹1912›