– Добрый вечер, простите, я предполагаю, что мой друг Санин должен был оставить мне что-то вроде билета или пропуска, или что тут у вас полагается в таких случаях.

– Полагается приходить во время, прежде всего, – ответила женщина со свойственным некоторым театральным кассиршам высокомерием. По случаю премьеры она была причесана в стиле Екатерины Второй и надушена духами “Терпкий остров”.

– Вы не поверите, но я только сегодня из Лондона, специально к премьере приехал, торопился, как мог, но все же… извините!


Кассирша, конечно, не поверила, а подслушивающая Лена замерла. Её глаза стали медленно расширяться. Тут наконец подошла запыхавшаяся Алина. Ступеньки дались ей особенно тяжело, и она на момент прислонилась к колонне. Лена стала делать ей знаки, чтоб она затаилась, и продолжала напряженно подслушивать голоса, доносящиеся из фойе театра.


– Фамилия, – спросила у Леши неподкупная кассирша.

– Трубный, – ответил Леша.


Лена побледнела.

– Документ есть?


Прозвенел второй звонок. Алина рванулась к входу, Лена её задержала, скорчив умоляющую мину.


– Женщина, может быть вам еще и справку о несудимости предоставить, – взмолился сын директора, – вы что боитесь, что я бомбу в театр пронесу?

– Идём! – шипела Алина Лене.

– Бомбу, – усмехнулась кассирша, а затем строгим голосом вынесла приговор: – Пройдите к лестнице, спросите Настасью Филипповну, скажите, чтобы она провела вас в режиссёрскую ложу.


– Ну, наконец-то, – произнесла наигранно громко и раздраженно Лена, потом взяла подругу за руку и поспешила вовнутрь.


Войдя в театр, она увидела Лёшу, говорящего в фойе с одной из контролёрш. Когда они с Алиной подбежали к контролю билетов, он уже поднимался вверх по лестнице.


Не смотря в его сторону, девушки повернули в партер. Дверь за ними закрылась, прозвучал третий звонок. Извиняясь перед сидящими, они прошли на свои места. Скоро в ближайшей к сцене ложе открылась дверь и Лена проследила за молодым человеком, чей профиль на мгновение проявился в освещённом дверном проеме.

– В чём дело? – шёпотом спросила Алина.

– Потом, – ответила Лена. Соседние сидения зашикали, девушки умолкли. Свет закончил гаснуть, начал открываться занавес.


Смотрела Лена первое действие, да не видела его. Её внимание захватил Лёша. Она часто косила взгляд на его ложу, но его не было видно. Она думала о том, как мог бы сложиться её вечер, если бы она, неважно в силу каких порывов или обстоятельств, приняла бы его приглашение. Наверное, сейчас они сидели бы там, наверху, одни в пустой режиссерской ложе, и, может быть, комментировали спектакль, или же, не стесненные шикающими соседями хихикали бы над ничего не подозревающими зрителями, подшучивали над прическами и нарядами собравшейся на премьеру публики. Время от времени проскальзывал бы вопрос личного характера. Она дала бы понять, что свободна не только сегодня вечером, но и по жизни, он бы пригласил её не покидать его и после спектакля. Ах, как непростительно далеко отбросил её всего лишь один неправильный ответ, какой-то миг, какое-то неважное слово! Как близка и прыщава была Алина, и как высок и невидим был Алексей! Если бы только можно было вернуться назад и всё заново пережить! Бесполезно, совершенно бесполезно было терзать себя никчемными угрызениями. А вдруг ещё не всё потеряно? Ведь он же сидит в одном с ней театре. Может в антракте она его увидит? И что делать в таком случае? Ненавязчиво атаковать, рискуя дружбой Алины, или же войти в его поле зрения и уже не выходить оттуда ни под каким предлогом. А что делать с вроде-не-уродиной? Придумать всё разрешающего хода у Лены не получалось. Она и не заметила как первый акт закончился, и вздрогнула от неожиданных для неё аплодисментов, разбавленных редкими свистами.