Пройдя по окутанному туманом парку с лесными криками горлицы и глухим оханьем местной совы, Гранин вышел на безлюдную набережную.
Наполненный живительной сосной воздух приятно и свободно наполнял легкие. Пропитанный прохладой моря, он слегка щекотала ноздри.
Белесое небо раннего утра с едва заметным ореолом солнца тихо пробуждали чувства и желания нового дня.
Он спустился к тихой ласкающий взор воде. Влажный песок поскрипывал под ногами.
«Скоро он превратиться в обжигающую пыль и вместе с жарой до конца дня завладеет этим красочным островом покоя» – с некоторым сожалением подумал одинокий мужчина.
Немолодой, но еще довольно стройный отдыхающий, каждое утро прогуливался здесь в Гурзуфе в объятьях ласкового морского бриза и наслаждался целительной крымской природой.
С момента прибытия в санаторий, он сразу почувствовал, как не хватало ему этой благоуханной и необычной красоты. Казалось даже, что и Крым ждал его и также радовался долгожданной встрече.
Гранин бывал здесь перед окончанием школы с отцом, приезжал сюда «дикарем» после службы в армии, потом студентом в преддверии будущей наполненной надеждами жизни. Невольно предаваясь воспоминаниям, он вдруг остро ощутил ту неоправданную суету жизни, которая заставила его на долгое время забыть и прервать общение с этими прибрежными красотами.
Глядя на уходящий вдаль синий горизонт, он чувствовал, как будто вернулся в родные места юности, в ощущение молодости и теперь ясно понимал, что его душа оставалась здесь всегда и теперь, будто заново ожила, наполняясь новыми надеждами.
Словно изголодавшийся по родным местам путник он удивлялся постоянно меняющимся краскам безбрежного моря. Они двигались к берегу из темной синей пучины от горизонта. Отдаляясь от него, водная гладь светилась яркой глазурью с зеленоватыми оттенками и постепенно переходила в широкую прибрежную нефритовую полосу с ласкающими глаз барашками волн, а уже совсем близко становилась прозрачной, оголяя крупные подводные камни и нежно омывая пляжный песок.
Гранин заворожено смотрел на выходящий с Аюдага круто отесанный горный осколок, отбросивший в воду две непохожие друг на друга скалы. На фоне громадной фигуры зверя-исполина они казались забавными и разными по характеру братьями-медвежатами.
Вдалеке чуть ниже горизонта был заметен круизный теплоход, казавшийся издалека крохотным и беззащитным на фоне морской стихии.
«Как он похож на нашу скоротечную жизнь – эту вечно двигающуюся куда-то песчинку мироздания в необъятной вселенной…» – невольно промелькнуло в его голове.
Мужчина прошелся по пляжу, по крутым ступенькам вновь поднялся на набережную и медленно пошел вдоль моря. В преддверии жары оно уже начинало немного волноваться.
Гранин повернул обратно. Прибрежные платаны, строгие кипарисы зашевелились от дуновения слабого ветра, а цветущий миндаль ответно вторил нежными запахами весны. Подойдя к воротам санатория, он, не спеша, пошел вверх вдоль шумящей речки между реликтовыми соснами, можжевельником и лавровым кустарником гурзуфского парка.
Накануне в местном киоске Гранину попалась на глаза красочно оформленная книжка-альбом «Антон Чехов. Письма из Ялты». Он с удовольствием полистал издание и с интересом узнал и об опубликованном недавно дневнике Синани – владельце старинной книжной лавки в Ялте, где он успешно продавал книги русских писателей. Большинство из них, в том числе Чехов, Куприн, Горький, Бунин, именитые художники того времени оставили там незаурядному книголюбу свои записи и краткие впечатления. В книге упоминалось о необычной широкой скамейке около магазина, где часто сидели и беседовали мастера слова. Было любопытно узнать, что Синани искренне дружил со многими из своих посетителей, и Антон Павлович за три дня до своей смерти написал ему теплое благодарственное письмо из далекой Германии.
«После завтрака поеду в Ялту» – решил он, – «Надо найти этот книжный магазин и скамейку».
Ялта встретила Гранина мягким дружелюбием и спокойным уютом гостеприимства. Сперва он заглянул на обширный и разноликий базар, прошелся по его рядам, где размеренная жизнь, будто из прошлого, ненавязчиво напоминала о постоянных заботах насущного.
Окутанные южной зеленью дороги вели вниз к морю.
Он спросил у прохожих о местном книжном магазине.
–Кажется, в самом начале набережной, – ответили ему не очень уверенно.
Выйдя на широкую набережную, Гранин сразу ощутил ее величие и неповторимую красоту. Своим простором и разнообразием архитектуры она скорее походила на городской проспект, где перспектива моря была его важной составной частью. Именно здесь остро чувствовалось, что Ялта – особенный крымский город со свойственным только ему простором, внутренней теплотой и необычной свободой. Сидящие на набережной рыбаки и множество шхун на фоне силуэтов кораблей гавани дополняли это живое умиротворение.
Широкие платаны, кипарисы, ухоженная прибрежная растительность, строгие и красивые здания, выходящие на набережную, наяву подтверждали упоминания о городе, как о жемчужине Крыма.
Бросалась в глаза насыщенная здешняя архитектура, которая на протяжении нескольких веков впитала с себя курортные традиции изящного восточного стиля и западной культуры.
Гранин нашел в начале набережной крупный книжный магазин, но ни продавцы, ни покупатели не смогли подсказать ему об известной в начале века книжной лавке Синани. О знаменитой скамейке перед входом тем более никто не знал.
Идя по широкой набережной, Гранин продолжал спрашивать об этом у продавцов сувениров, журналов и местных прохожих. Но люди пожимали плечами и лишь с любопытством смотрели на пожилого мужчину.
Одна преклонного возраста продавщица газет безуспешно пыталась вспомнить и посоветовала искать недалеко от Морской улицы. Там Гранину сказали о библиотеке имени Чехова, находящуюся в 5-ти домах от набережной.
«Ну, уж в библиотеке наверняка знают об этом хорошо», – с надеждой подумал он.
Однако и там миловидная девушка-библиотекарь ничего не знала о книжной лавке Синани. Заметив расстройство собравшегося было уходить мужчины, она участливо произнесла:
–Наш архивариус, – указывая наверх, обрадованно вспомнила она, – Наверняка, знает это.
Поднявшись на второй этаж, Гранин зашел в просторный кабинет, в самом углу у окна заметил небольшую фигуру девушки, похожую на подростка.
– Синани…сейчас погодите, достала она уже знакомую Гранину книгу о Чехове «Письма из Ялты».
– Прекрасно! – невольно произнес он.
– Ничего прекрасного в этом нет. Вы меня очень отвлекаете, – строго посмотрела молодая женщина.
– Неужели вам это не интересно?
– У меня масса работы, а вы меня отвлекаете.
Мужчина недоуменно молчал.
– Подождите, – вдруг встрепенулась она, как бы противореча своим словам – Посмотрим по карте конца 19 века.
Она нашла нужную книгу.
– Это бывшая гостиница «Париж», – двигала она по странице маленьким пальчиком, – От Морской следующая улица к центру. Вот тут, в 10-15 метрах от зданий набережной, – уверенно показала она.
– Спасибо, – промолвил Гранин.
– Ужасно много работы, – опять недовольно повторила молодая архивариус.
«Как-то странно звучат эти слова» – подумал он.
Выйдя из библиотеки, Гранин опять спустился к набережной, попав во власть фешенебельных магазинов, торгующих золотом и украшениями. Он не стал спешить и решил осмотреть все вокруг. Налево от Морской располагалась улица Краснова. Она начиналась оставшимся, видимо, от прежних времен красивым необычным зданием. В нем царствовала фирма Persona Grata, призывая туристов в экзотические страны, по краям здания стояли привлекательные фигуры каменных идолов, будто с острова Пасхи. Дальше улица красиво уходила вверх и касалась невысокого каменного парапета городского парка.
Справа от Морской, куда направляла архивариус, была более узкая улица, на ней тоже располагались здания старой постройки. Прямо перед ней красиво пестрели громкими названиями магазины: Крым-Золото, Shaled, Domino Eight, Monet. Выше просматривалась осовремененная старинная открытая летняя терраса. Справа в начале небольшой улочки располагался банк. Слева возвышалась временная фанерная конструкция, на стене которой значилось объявление – реконструкция магазина одежды Daniell.
«Видимо, существует необходимость очередного бутика…» – подумал Гранин.
Угол обозначенного на старой карте дома находился немного глубже черты сегодняшних строений набережной. Здесь уже не было никаких следов книжной лавки.
Пройдя несколько шагов, Гранин увидел на указанном месте красивый бар с каменными столбиками ворот при входе.
Он прошел мимо них, смело открыл дверь и вошел. Приятная обстановка, тишина и никого кругом. Неожиданно появилась молодая девушка в строгом костюме.
Гранин обрадовался и начал задавать вопросы об искомом старом магазине.
Девушка молча слушала, довольно тупо глядя на клиента. Она ничего не знала о предмете расспроса. Глаза ее ждали заказа.
Гранин понял это довольно быстро:
– А у вас можно заказать бокал хорошего вина?
– Конечно, проходите к столику, – радостно и удовлетворенно смотрела она, – Какого желаете?
– Хереса… массандровского, – нерешительно произнес клиент, даже не спросив меню.
– Открыть бутылочку? – оживилась девушка.
– Пожалуй, грамм двести хватит.
– Мы не продаем в розлив, – он уловил небольшой холодок в глазах официантки.
– Я доплачу, – отреагировал посетитель.
Гранин сидел у широкого окна с видом на море. Через минуту красивый бокал, заполненный чуть выше половины, стоял перед ним. Глоток хереса был сказочно приятен, и после долгих поисков он сразу поднял настроение. Мужчина посмотрел вновь на набережную и смерил глазами расстояние, вспомнив старую карту.
«А ведь именно здесь и находилась эта заветная скамейка» – подумал он.
Гранин с удовольствием сделал еще два небольших глотка, прищурился, отвел глаза в сторону. Будто наяву перед ним вдруг предстали Толстой и Чехов, сидящие около торгового дома книги, фасад которого напоминал русскую избушку.
Внимательный взгляд скромного человека в пенсне с едва заметной улыбкой доверительно внимал даровитому мастеру:
–Жизнь удивительна и многообразна, дорогой Антон Павлович, и чем больше живу на этом свете, тем более не перестаю удивляться. С каждым годом все больше желания глубже познать ее безграничность. Скажу больше, я уверен, что и смерти-то нет, как таковой…
Толстой неожиданно вздыхает:
– К сожалению, мысли людей больше заняты собственным материальным интересом, а радость окружения природы и самой жизни ускользает, будто вода в песок. Человек теряется от этой внутренней слабости.
– С этим трудно не согласиться, и именно здесь так влечет к себе необыкновенный морской простор и живительный воздух. Я даже грешным делом купил в Гурзуфе небольшой клочок земли со скальным выходом к морю. Смотришь на него утром или рыбачишь один недалеко от берега и радуешься, как оно прекрасно и живо…
–Завидую вам. Прибрежные скалы, солнце, ласковый ветер – настоящая радость жизни…
– Но по мне эта минутная радость всегда приземлено напоминает, как хрупка, скоротечна и зависима от природы человеческая жизнь.
– Спасибо вам, Антон Павлович…. Я порой не могу отделаться от пафоса природы, некого… ее наваждения.
– Лев Николаевич, а я этот ваш пафос бесконечно люблю, когда в гурзуфском парке представляю молодого Пушкина, пишущего свои изумительные русские сказки или обдумывающего строки поэмы-провидения «Руслан и Людмила» … А во мне, как дьявол, сидит приземленный простой человек…и в нем своя неповторимая музыка.