Все происходящее слилось для нее в один белый шум – люди, проносящиеся машины, тупое и равномерное моргание светофора. Уже десять минут она стояла на перекрестке и все никак не решалась сделать шаг – не потому, что боялась или раздумывала, а потому, что никак не могла вспомнить, куда она должна была идти. Но ведь куда-то должна! Надо бежать, доказывать, убеждать, бороться… Надо бороться. Но не хочется. Хочется спать. И зачем бороться? Ведь все уже произошло. Все самое страшное, что могло произойти в ее жизни, уже случилось. Хуже не будет, поэтому можно просто спать. Как можно дольше спать и не просыпаться, чтобы не думать.
Ольга глубоко, с тоненьким всхлипом вздохнула и резко шагнула на проезжую часть. Словно в ответ на ее всхлип, истерично и резко взвизгнули тормоза, и для девушки наступил, наконец-то, спасительный покой.
Аристарх Владиленович с любопытством изучал внутреннее убранство приемного покоя больницы. Посмотрите на врачей – боги! Боги обшарпанного Олимпа. И простые смертные, доставленные сюда злой волею судьбы, с мольбой в глазах ожидают их божественного вердикта: нам куда? На землю? Или здесь, в рабстве и муках побудем? Мы побудем, вы только прикажите, а потом отпустите. Но боги суровы, некогда им. Носятся по коридорам, не замечают подобострастных взглядов землян, ветер раздувает паруса их незастегнутых халатов.
Дед фыркнул – нафантазировал! А что еще делать? Ожидание затянулось, уйти просто так и бросить даму он не может, не так воспитан. Час назад, в сквере, прямо перед ним неловко поставила ногу и упала женщина примерно одного с ним возраста. Она так мило ойкала и извинялась, что Аристарх просто не мог не доставить ее в больницу, а доставив, не дождаться, пока новой знакомой не наложат гипс на сломанную, как оказалось, руку. Дед маялся. Он ничего не знал о новой знакомой, а вдруг у нее угрюмый недобрый муж? Что, если он заявится сейчас в поликлинику, увидит тайный смысл в их нечаянной встрече и обидит Инессу? Откровенно говоря, была еще одна причина, по которой дед не смог просто так уйти. У дамы оказалось редкое, овеянное вихрем революции имя – Инесса. Когда-то это имя принадлежало его давно потерянной ветреной супруге. Ариша склонил голову, губы его тронула мягкая, слегка горестная улыбка, перед глазами встал образ юной зеленоглазой брюнетки с точеными чертами лица. Как он мог потерять ее?
Внезапно сладкие и одновременно горестные размышления прервал неприятный шум: двое выясняли отношения. Женщина явно с трудом сдерживала эмоции, мужчина невнятно и растерянно пытался ее успокоить.
Аристарх Владиленович был любопытен, время надо было чем-то занять, поэтому он искоса посмотрел в глубину больничного коридора – действительно, молодой, холеный, хорошо одетый мужчина и женщина в возрасте. Было видно, что женщина пытается сдержать эмоции и говорить тише, но у нее это не очень-то получается. Она едва сдерживала рыдания:
– Это ты! Ты виноват! Я все знаю, мне рассказали.
– Катерина Ивановна, о чем вы? Да, у нас с Олечкой была размолвка, но разве сейчас это важно? Сейчас надо спасать Олю!
– Не смей даже говорить о ней! Уходи! Ненавижу! Ненавижу, ненавижу! – женщина выкрикивала это слово на одной ноте, раскачиваясь, словно убаюкивая себя. Теперь притихли уже все немногочисленные посетители приемного покоя.
«Надо это заканчивать!» – решил Аристарх Владиленович, несколько мгновений поколебался, борясь с врожденной стеснительностью, и мягкой походкой неслышно подошел к этой странной паре:
– Поверьте, вам сейчас лучше уйти, – шепнул он на ухо молодому человеку.
Тот удивленно вскинул на него глаза, хотел что-то сказать, но, видно, передумал, махнул рукой и быстро зашагал к выходу. Аристарх присел рядом с женщиной, по-отечески обнял ее за плечи. Женщина была немолода, но явно годилась ему в дочери, поэтому он легко позволил себе эту мягкую ласку.
– Успокойтесь, милая, на вас все смотрят. А если не можете, идемте в больничный сквер, там мало любопытствующих. Не стоит выставлять свое горе на суд равнодушных зрителей.
– Да, конечно, – приподнялась было женщина, но тут же села обратно. – Нет-нет, я не могу, врач может выйти, а меня не будет на месте.
После того как вышел мужчина, агрессивность ее улетучилась, но нервозность осталась. Женщина суетливо озиралась, нервно теребила пальцами полу халата, некрасиво покусывала губы. Она напоминала Аристарху зверька, пойманного в вольном лесу и посаженного в тесную загаженную клетку. Вернее, самку, лишившуюся к тому же детенышей. У него сжалось сердце. Женщина тем временем продолжала говорить:
– Я врача жду. Он сейчас у Олечки. А меня к ней не пускают. Вот скажите, я же мама, как можно маму к ребенку не пускать? Может, мне к главврачу сходить? Или деньги кому-нибудь дать? У меня есть! Как нарочно, собиралась за квартиру заплатить, положила в кошелек, а тут звонок – Олечка в больнице.
Она достала видавший виды кошелек и продемонстрировала несколько сотен и десятки.
– Как фамилия вашей дочки? – вздохнул дед. – Никуда не уходите, я сейчас.
Ариша не любил пользоваться связями, но сейчас был тот самый случай, когда церемонии казались излишними. Главврач больницы изредка составлял ему партию в покер, он был человеком старой закалки, то есть неалчным до материальных ценностей, но жадным до общения. Он искренне обрадовался визиту своего приятеля.
– Аристарх Владиленович, какой сюрприз! Надеюсь, причиной этой нечаянной радости не являются проблемы с вашим здоровьем? Нет? Прекрасно! Вы не представляете, каким коньячком угостил меня сегодня один благодарный пациент. Присаживайтесь, у меня как раз есть полчаса свободного времени.
– Спасибо, дружище, – затряс ему руку Ариша, – но я, к сожалению, с просьбой. Там, внизу, женщина сходит с ума от неизвестности. Помогите, пожалуйста, узнать, что с ее дочерью. Не могу смотреть, как она мучается.
Скоро Ариша владел всей информацией. Ольга, по показаниям свидетелей, буквально выпала на проезжую часть прямо под колеса автомобиля. Никто из окружающих не понял, что произошло, видели только, как машина отшвырнула девушку обратно на тротуар, прямо под ноги пешеходам. Удар был сильным, девушка сразу потеряла сознание, поэтому ее сочли погибшей, но врач прибывшей «Скорой», на счастье впавшего в панику водителя, сбившего девушку, обнаружил у нее признаки жизни и под вой сирены доставил пострадавшую в операционную. Уже на операционном столе выяснилось, что обошлось без переломов и внутренних ушибов, но этот факт никак не мог утешить родных Ольги. Результатом удара головой о бордюр была сложнейшая черепно-мозговая травма. Операция шла уже третий час, а хирурги все не могли дать гарантий в том, что их пациентка будет жить.
Главврач уверил Аришу, что операцию делает лучший нейрохирург отделения и если девушке суждено выжить, она выживет. Большего он гарантировать не мог. Дед горестно покачал головой: он так надеялся принести бедной женщине добрую весть! Что ж, он взял на себя ответственность за нее, ему и нести ее дальше. Если утешить мать не получится, придется отвлечь. Старый интеллигент спустился на первый этаж и подошел к пребывающей в неведении женщине:
– С вашей дочкой все будет в порядке. У нее нет ни одного перелома, не придется лежать в гипсе. Позвоночник не пострадал, внутренние органы целы. Она сильно ударилась головой, но ей помогает самый лучший врач, он сделает все как надо. Что же поделать, милая, бог не всегда бережет наших детей. Но вы не должны отчаиваться. Она жива, это главное, а вот мой сын…
Обычно Ариша умел заглушать боль воспоминаний, но сейчас они нахлынули на него, не спрашивая разрешения, вместе с запахами медикаментов, аурой горя, царившей в отделении, и озабоченными взглядами докторов. Дед сел рядом с матерью Ольги и закрыл лицо ладонями. Теперь уже ему требовалась помощь, и теперь женщина мягко положила руку ему на плечо. Так уж мы устроены – даже когда сами находимся на грани отчаяния, всегда находим силы поддержать другого, даже плохо знакомого нам человека. Мой дед собирался отвлечь женщину от мрачных мыслей, но никак не думал, что будет рассказывать ей о нашей общей трагедии.
Моего отца он воспитывал один, не владея никакими специальными педагогическими техниками, выдвигая подчас противоречивые требования, так как сам воспитывался на симбиозе пролетарской, даже скорее жесткой чекистской дрессуры со стороны своего отца и тихого внедрения аристократических замашек со стороны матери, дворянки по происхождению. Поэтому дед мой был человеком голубых кровей с буйным, несколько хулиганским нравом. Хотя хулиганский нрав можно тоже приписать дворянской крови, – предки его отличались склонностью к смуте, а один из них даже участвовал в восстании декабристов. Но вот кто из предков возьмет на себя ответственность за пристрастие деда к азартным играм и легкому, ни к чему не обязывающему карточному шулерству? Наверное, опять дворяне. Пролетарии-чекисты же, тихо презрев идеалы марксизма-ленинизма и пользуясь служебным положением, вдоволь наэкспроприировав экспроприированное или награбив награбленное, говоря более понятным языком, обеспечили ему безбедное существование.
Впрочем, моего папу он воспитал вполне нормальным человеком, законопослушным, успешным, любящим. Они с моей мамой погибли в автокатастрофе у меня на глазах, когда мне, Полине Андреевне Казаковой, было четырнадцать лет. Виновником аварии был главный прокурор города, он же представил все так, будто папа, а не он, в пьяном виде управлял автомобилем. Дело закрыли, не доведя до суда, нам с дедом пришлось выплатить компенсацию за ремонт автомобиля прокурора и перебраться за город, в коттедж, который мама и папа только-только успели достроить. С тех пор мы друг для друга – единственные близкие люди. Я, несмотря на свои двадцать восемь лет, так и не вышла замуж и не нарожала ему внуков, дед тоже остался верен своей первой любви, моей бабушке, исчезнувшей около сорока пяти лет назад.
– Господи, как я мог забыть! – встрепенулся Ариша. – Инесса!
Он действительно запамятовал, как оказался в приемном отделении. Видимо, пока он узнавал о состоянии здоровья Ольги, его новая знакомая получила помощь и ушла, не найдя галантного старика на месте. Позор! Что она о нем подумает! И он так и не успел ничего узнать о ней: кто она, замужем ли, любит ли оперу или предпочитает джаз. Кошмар! Дед приуныл. Но уныние не давало ему права бросать еще одну женщину, попавшую в более серьезную передрягу – мать Ольги, Катерину Ивановну, как она ему представилась.
– Откровенность за откровенность, голубушка, – без церемоний приступил он к вопросу, который не давал ему покоя. – Кто тот молодой человек, которого вы прогнали? И почему вы обвинили его в произошедшем с Ольгой? Считаете, это он толкнул ее под колеса автомобиля?
На лицо женщины опять набежала тень, черты ее некрасиво исказились, губы сжались.
– Толкнул. Только не физически, а морально. Он бросил мою девочку, когда и без этого ее жизнь потеряла смысл. Олечка лишилась работы, таланта, будущего. Он ославил ее на весь город, чуть не упек за решетку, оставил без средств к существованию. Это страшный человек! Но я знаю, что я сделаю. Он тоже не будет жить. Деньги у меня есть – копила Олечке на свадьбу. Она в последнее время хорошо зарабатывала и почти все деньги отдавала мне. Так я на хозяйство из ее зарплаты ничего не тратила, все откладывала, думала, ей пригодится. И правда, пригодилось. Только не на то, на что я рассчитывала.
– Постойте, – перепугался Ариша, – вы хотите нанять киллера? Не вздумайте! Есть множество законных путей наказать порок, например, написать заявление в милицию. За доведение до самоубийства дают хороший срок, пусть поживет среди уголовников, похлебает тюремной баланды.
– Что вы, Олег очень богат, он откупится! А моих средств не хватит на хорошего адвоката. Или хватит? Вы не знаете случайно, сколько может стоить адвокат?
– Знаю, голубушка, знаю. И даже могу порекомендовать вам прекрасного специалиста. Видите ли, я не последний человек в этом городе, у меня есть некоторые связи. Я попробую вам помочь. Сегодня же постараюсь увидеть его и рассказать о вашей беде.
В этот момент в глубине плохо освещенного коридора зловеще лязгнула дверь, и санитарка в несвежем халате с грохотом выкатила из полумрака ржавую железную каталку с телом, накрытым коричневатой простыней. Простыня была, как обычно водится, коротковата, поэтому не прикрывала желтоватые ступни, на одной из которых уныло висела клеенчатая бирочка. Катерина Ивановна тихо охнула и приросла к стулу. Санитарка, глухо откашлявшись, зычно гаркнула:
– Зинка, найди Петровича, работу ему везу!
Дежурная, сидевшая у входа, отозвалась:
– Да он с утра в котельной завис, сегодня уже не работник.
– А меня не касается! Можно подумать, ему живого человека резать. Да тут и так все ясно, пусть поковыряется для вида да зашьет, любой алкаш справится.
Ариша от изумления потерял бдительность, поэтому не успел перехватить Катерину, птицей кинувшуюся к каталке и запричитавшую над трупом. Она выкрикивала проклятия в адрес Олега, а также всех эскулапов мира, алкоголиков, адвокатов, обнимала тело под простыней, отталкивала пытавшихся оттащить ее санитарок. Весь этот кошмар продолжался до тех пор, пока простыня не сползла и неожиданным зрителям не предстало благообразное лицо старушки с заострившимся носиком и скорбно поджатыми губами. Только после этого Арише удалось оттащить женщину от каталки и усадить обратно в кресло. Тут же подлетела молоденькая сестричка с маленьким стаканчиком остро пахнущей жидкости, одной рукой привычно поддержала женщину за затылок, а другой мягко опрокинула стаканчик с успокоительным ей в горло. Никто не заметил, как из дверей, ведущих к операционной, вышел немолодой доктор с потухшими глазами. Он подошел к маленькой группе, снял шапочку и вытер ею пот со лба.
– Операция прошла успешно, состояние вашей дочери стабильно тяжелое. В сознание она придет не скоро, пока будет находиться на искусственном жизнеобеспечении, а дальше – посмотрим. Идите домой, сейчас вы ничем не можете ей помочь.
Он постоял еще немного, потом, так и не взглянув в глаза женщине, зашагал дальше по коридору.
– Не надо мне адвоката, – сквозь зубы прошептала мать, – я знаю, как расквитаться с ним. Я бабку одну знаю, она нашлет на него такую порчу, что никто снять не сможет!
– Послушайте меня, – тихо произнес Ариша, – пока ничего не отвечайте, только выслушайте. Я хоть и старый безбожник, но знаю: то, что вы задумали, не принесет успокоения вам и здоровья вашей дочери. Я знаю человека, который сможет сделать так, что все, содеянное вашим врагом, вернется к нему же. Девочка будет отомщена, злодей наказан. А перед богом и людьми вы и Олечка останетесь чисты. Помните, я рассказывал вам о смерти моего сына и невестки? Тот, кто явился причиной их смерти, спустя четырнадцать лет был жестоко наказан. Он потерял состояние, репутацию, здоровье, разум. Его жестоко предали самые близкие люди, теперь это жалкий, нищий, одинокий старик. И свершился суд не при помощи магии или божьего промысла. Смерть – слишком простое наказание для вашего обидчика. Правильнее будет заставить его покаяться, заставить страдать так, как страдала Оля. Возьмите визитку и подумайте над моим предложением.
Ариша вложил в руку несчастной матери карточку с моим телефоном и вышел из приемного покоя. Свежий ветер взъерошил его тщательно уложенные волосы и унес облако больничного запаха. Все, что он рассказал, было чистой правдой. Когда мне исполнилось двадцать восемь лет, я действительно разыскала бывшего главного прокурора города и собрала сведения о нем и его семье. Оказалось, что мой враг женат во второй раз на молодой и неглупой женщине, старший сын его является крупным строительным магнатом города и замешан в махинациях с рентой, младший сын – лоботряс и наркоман.
Я подружилась с его женой и убедила ее бежать от мужа, прихватив солидную часть семейного состояния. Для падкого на дешевые развлечения прокурора наняла девицу легкого поведения, которая шантажом довела его почти до безумия, а также перессорила его сыновей, сделав из равнодушных друг к другу людей лютых врагов, а затем собрала и передала в прокуратуру материалы, уличающие старшего сына в преступных махинациях с договорами пожизненной ренты. В конце концов, я явилась невольной причиной того, что дом этой семейки сгорел, а сыновья практически похоронили отца заживо под его обломками. В последний момент мне удалось вытащить господина прокурора из горящего дома, я не смогла спокойно смотреть, как в страшных муках гибнет человек, даже если этот человек заслуживал такой смерти.
Итак, я отомстила за своих родителей и теперь не прячу глаза при взгляде на их портреты. Мой дед был прекрасно осведомлен о ходе моего расследования, и не только не отговаривал меня, но и очень помог мне советами, знанием, делом, помощью нужных людей. Кроме него, больше никто в полном объеме не владел информацией о моем участии в странном развале внешне крепкой и обеспеченной семьи, но многие догадывались. Например, моя подруга Алина, девица взбалмошная и непостоянная, но верная и преданная, или журналист местной газеты «Горовск сегодня» Антон Ярцев, который помог мне с опубликованием необходимой информации, или старый друг нашей семьи, полковник ФСБ Сергей Дмитриевич Курбатов. Когда погибли мои родители, он был далеко и не мог помочь мне, поэтому счел своим долгом теперь закрыть глаза на некоторые явные вещи и прикрыть меня перед прокуратурой. В умении всех этих людей держать язык за зубами я была уверена, однако в городе пошли слухи о том, что возмездие настигло семью прокурора не только по воле божьей.
Спустя некоторое время я получила свой первый заказ – мне предстояло разобраться в деле о странном взрыве на кирпичном заводе. Справилась я блестяще и в результате поняла, что больше не могу прозябать на скучной и серенькой должности юрисконсульта сего завода. Я уволилась и на общественных началах занялась частным сыском. Однако практика была небольшой: всего несколько семейных дел. На самом же деле я ждала, когда мне представится возможность восстановить справедливость и защитить тех, кто нуждался в помощи. Это стало своеобразным наркотиком, смыслом жизни, кислородом, без которого я уже не представляла своего существования.
И заказы шли. Шли, несмотря на отсутствие какой-либо рекламы и тщательную маскировку, прибегать к которой стало моим правилом. Видимо, в таком маленьком городке, как наш Горовск, нонсенс – само существование тайны. Конечно, не всегда была возможность действовать законными способами, поэтому иногда я позволяла себе нарушать законы и путаться под ногами правоохранительных органов, но блестящее знание юриспруденции и престижное высшее образование позволяли мне избегать стычек с законом. С законом, но не с моими противниками. Я умела бороться со страхом, и эти стычки только добавляли драйва к моей работе. Но порой в дело вмешивались эмоции. Так, я практически влюбилась в старшего сына прокурора, Вадима, и только личная ненависть к этой семейке помогла мне, если не справиться, то хотя бы заглушить чувство к обаятельному и жестокому противнику. Кстати, Вадим до сих пор находится в розыске за совершение ряда тяжких преступлений, а так как именно я стала причиной крушения его империи, жить мне приходилось с оглядкой.
И все же в последнее время мне не попадалось ни одного мало-мальски интересного дела. Помочь с разводом, поймать на месте преступления блудливого супруга, оформить наследство… Тоска. Время от времени я даже отказывалась от рутинных дел – денег нам с Аришей хватало, а чахнуть над текучкой не хотелось, чем бы тогда отличалась работа частного детектива от службы на кирпичном заводе «Красный Октябрь»?
Сегодня мне было особенно тоскливо: за окном монотонно капал серый дождик, ведущий моей любимой радиоволны с натугой пытался вдохнуть оптимизм в радиослушателей, на телевизор я даже смотреть не хотела, дел интересных не наблюдалось. Я достала из футляра саксофон и добавила в эту тягомотину свой вклад – затянула нуднейшую композицию Клода Дебюсси. Обычно саксофон помогал мне справиться с дурным расположением духа, а иногда в процессе музицирования меня посещали интересные мысли по поводу решений сложных дел, но сегодня был не тот случай. Мне было грустно, и, следуя логике духа противоречия, клин следовало вышибать клином, то есть сделать так, чтобы стало совсем тоскливо.
Добить себя окончательно не дал мне Ариша. С сердитым лицом он возник в дверях моей комнаты и замахал руками:
– Полетт, прекрати немедленно! Подобного кошмара я не слышал с тех пор, как по неразумению купил тебе барабан! Тебе тогда исполнилось пять лет.
– Что, фальшивлю?
– Если бы! Играешь виртуозно, но чересчур пессимистично. Прекращай это безобразие и спускайся вниз, пока клиент не удрал. Твои рулады – прекрасная антиреклама. Поторопись, я нашел тебе интересную клиентку. – Он гордо поднял голову. – И она пока терпеливо ждет тебя в гостиной.