Я быстро отправил волку команду ни при каких обстоятельствах не заходить в лес, а дожидаться меня у самой его кромки. Получив невразумительный ответ, преисполненный чувством горькой обиды, я решил, что это смахивает на угрюмое «да, хозяин», и немного успокоился.
– И что теперь делать? Как нам с волком обратно в лес уйти? Проведешь? – У меня не было ни времени, ни желания на вежливые просьбы.
– Зачем в лес? Переночуйте у нас, – как само собой разумеющееся, заявил Степан Матвеевич. – А завтра я вас проведу. Тебе и твоему питомцу нужны отдых и пища. Регенерация, конечно, вещь хорошая, но без еды и сна она никуда не годится.
– Слушай, Матвеич, ты вот вроде бы человек не глупый, а говоришь какую-то ересь. Хочешь, чтобы я хищника к тебе во двор притащил? Серьезно? Да на утро от твоей коровы только рожки да ножки останутся. А твой пес, если и не вырвется из вольера, то спать нам точно не даст.
– Пса я успокою. – Степан, судя по ровному тону, стал привыкать к моей манере общения. – А Снега накормлю. – После этих слов Василий удивленно посмотрел на батю. – Для того, кто спас мою дочь, мне ничего не жалко, – твердо заявил Матвеич, строго глянув на сына. – Переночует в сарае. Если уж так переживаешь, то можешь с ним. Хотя, я предлагаю тебе свою комнату. Все равно всю ночь у Маши просижу, – устало закончил Степан. И только сейчас я увидел, насколько сильно он вымотан. Кажется даже не меньше моего. А впереди еще бессонная ночь.
– Как она? – хмуро спросил я.
– Должна поправиться, – горестно вздохнул Степан. – Хорошо, что ты успел. Еще немного, и было бы поздно.
– Что с ней такое? Повреждение внутренних органов?
– С физическим телом все более-менее в норме, – покачал головой Матвеич. – А вот энергетическое серьезно повреждено. Слишком многое она из себя выжала. После такого обычно не выживают.
– Энергетическое? – я с недоумением посмотрел на собеседника.
Степан нахмурился, помолчал немного, но потом вдруг махнул рукой и ответил:
– У Маши есть дар. Мы его скрываем, понимаешь? – И он пронзительно взглянул на меня. – Иначе к нам давно бы заявились духовники из Церкви Очищения.
– Я умею держать язык за зубами, – понимающе ответил я. – К тому же теперь вы тоже в курсе одного из моих секретов. – Я кивнул в сторону леса. – Так что мы квиты. Уверен, вы с Василием не из тех, кто любит болтать лишнее.
– За нас можешь не переживать. – Матвеич строго посмотрел на сына. – Так вот. Маша – одаренная. Может общаться с некоторыми монстрами, чувствовать их приближение и отваживать. Ну и еще кое-что умеет. Сам, наверное, видел. Все это делается с помощью энергетического тела. И она его серьезно надорвала. Скажем, взяла вес далеко не по своим силам. У физического тела рвутся связки и мышцы, а у энергетического повреждаются меридианы и центры. Заживление будет долгим и не совсем приятным, – угрюмо резюмировал Степан.
– Вот дерьмо. – Я вдруг вспомнил про щит, которым Машка оградила меня от второго пса Элроя. – Она что, осознанно на это пошла? Зная, что может не выкарабкаться?
– Выходит, что так. – Степан Матвеевич как-то странно посмотрел на меня, а потом быстро отвел взгляд.
Вот ведь глупая! Зачем было так рисковать ради первого встречного? Мало того, что за мной увязалась, так еще, образно говоря, и на амбразуру дота бросилась. Хотя, справедливости ради стоит сказать, что без нее я бы точно не выжил. Мне тут же вспомнилась яростная Мари с дымящимся автоматом в руках и изрешеченная пулями спина оборотня. Огонь-девчонка!
– Я могу чем-то помочь? – хмуро спросил я.
– Ты уже помог, Алекс. Она рассказала про двух ублюдков Элроя. – Степан Матвеевич немного помолчал, играя желваками и судорожно сжимая кулаки, а потом сменил тему: – Ну так что? Останешься со Снегом у нас?
Немного поразмыслив, я согласился. Матвеич, несмотря на его тяжелый нрав, нравился мне все больше и больше.
– Тогда зови своего гримлока и идем. Надо тебя перевязать. Выглядишь хреново.
Я машинально потрогал рану на затылке. Черт! Опять затянулась. Да и похрен! После Снега скрывать факт быстрой регенерации уже не имело особого смысла.
Через минуту белый волк уже стоял рядом со мной и с недоверием поглядывал на Степана с Василием, которые возились со створками ворот. Обычной калитки волку явно не хватало, чтобы зайти внутрь.
Когда ворота, наконец, были открыты, Снег уперся и ни в какую не хотел идти во двор. Шерсть на холке встала дыбом, а пасть оскалилась.
– Видимо, чует нашего пса, – задумчиво проговорил Степан Матвеевич. – Васька, сбегай, закрой вольер рогожей. Посидит Сыч ночку в темноте и под замком, ничего с ним не будет.
Василий, на этот раз без какого-либо недовольства, отправился выполнять указание отца, а я вновь занялся Снегом. Минут через пять мне все-таки удалось каким-то чудом завести его во двор. Но стоило Степану Матвеевичу начать закрывать ворота, как волк мигом ощерился и угрожающе зарычал.
– Ну-ну, успокойся. – Я легонько похлопал Снега по мощной шее.
Но волк не унимался, рыл лапами землю и продолжал скалиться, глядя на замершего в нерешительности Матвеича. В следующую секунду, услышав подозрительные и весьма враждебные звуки, к концерту присоединился Сыч, огласив окрестности громовым лаем.
– Вот зараза! Сейчас Машку разбудит! – яростно прошипел Степан Матвеевич и, оставив ворота открытыми, кинулся к вольеру. – Скажи Снегу, чтобы приглядывал за входом, – бросил он через плечо, пробегая мимо меня.
В конечном итоге, мой нервный питомец остался ночевать возле ворот. Идти в сарай он ни в какую не согласился.
Степан Матвеевич тем временем успокоил Сыча. Не знаю уж, что он там с ним сделал, но после этого собака не проронила больше ни звука. Я решил особо не заморачиваться, с чем связано такое странное поведение сторожевого пса. Надеюсь, Матвеич его не пришиб в порыве гнева.
Оставив настороженного Снега у ворот, я направился в дом. За безопасность придомовой территории особых переживаний не было. Снег отлично меня понял, когда я приказал ему стеречь ворота. Не завидую тому залетному монстру, который рискнет сегодня ночью приблизиться к дому. Я каким-то образом чувствовал, что мой питомец после всего случившегося сильно проголодался. Так что я даже где-то хотел, чтобы к Снегу на огонек забежала пара крыс-мутантов или еще какой-нибудь отвратительный представитель местной мутировавшей фауны. Желательно поупитаннее.
Я еле доплелся до крыльца, по пути напялив шлепанцы, которые так и валялись возле дома. В прихожей и столовой было пусто. У меня не осталось сил удивляться этому странному обстоятельству. Я просто привалился к стене и сполз на пол. Устроиться на диване было бы верхом свинства, учитывая, как я выглядел и благоухал. Глаза закрылись сами собой, и я погрузился в легкую дрему, пытаясь при этом оставаться на плаву и контролировать происходящее вокруг.
Вскоре раздался едва слышный скрип ступеней под чьими-то осторожными шагами. Тело среагировало мгновенно. Молниеносное пробуждение, быстрый перекат в сторону и первичная оценка обстановки. Руки при этом инстинктивно шарят по телу в поисках хоть какого-то оружия. Поначалу я не совсем понял, где нахожусь. А потом увидел замершего посредине лестницы Степана Матвеевича и тут же расслабился. По сравнению с прошлыми пробуждениями память возвратилась гораздо быстрее. И особенно порадовало, что я перестал дергаться в поисках инвалидной коляски.
– Ты чего, Алекс? – ошарашенно произнес Матвеич. Говорил он приглушенным голосом и, по всей видимости, только что вышел от Маши.
– Хрень какая-то приснилась, – попытался я соскочить с крючка.
– Ничего себе хрень, – недоверчиво пробормотал Матвеич. – Ты бы себя видел. Лучше уж тебе спящему оружие рядом не держать. Во всяком случае, у меня дома. Иначе еще до пробуждения кого-нибудь уложишь.
Я поднялся с пола и сделал вид, что отряхиваюсь. Продолжать разговор на поднятую тему не очень-то хотелось.
Степан Матвеевич покачал головой, спустился по лестнице и подошел ко мне. Я только сейчас заметил у него в руках какой-то объемный сверток.
– На, держи. Это Васькина. Должна подойти. – Он отвернул кусок чистой рогожи и показал мне добротный с виду комплект одежды: штаны, рубаху и легкую куртку. Носки с нижним бельем тоже, конечно, прилагались.
Я удивленно смотрел на Степана Матвеевича, не зная, как реагировать. С такими ситуациями я последние лет двадцать точно не сталкивался. Когда тебе так вот просто отдают что-то свое. И самое хреновое, что я не знал, сколько это все стоит. Может целое состояние? Этот мир, вроде как, прошел через некий глобальный катаклизм. Промышленность в упадке, производственные цепочки нарушены, взаимодействие между отраслями отсутствует, логистика хромает. Да и сырьевая база, наверняка, скудная.
– Слушай, Мат… Степан Матвеевич, ты это, прекращай давай. Самим, поди-ка, одеваться не во что, а ты мне тут такое богатство подгоняешь. Я лучше свое добро постираю, да залатаю. Ты мне только нитку попрочнее с иголкой дай.
– Алекс, – Матвеич твердо и даже с какой-то строгостью посмотрел на меня. – Ты это, давай не спорь. Бери и точка. – И он всучил мне сверток, а потом вдруг расчувствовался. – Да если бы с Машей… Если бы ее… Без нее бы мне все противно стало, понимаешь? Она ведь копия Аленки моей. А ты… одежда. Да тьфу на нее. Еще наживем. – Матвеич нервно отвернулся и отошел к столу. – Вон дверь в душевую. – Он показал в дальний конец комнаты. – Приведи себя в порядок. Полотенце там на вешалке. И это, воду-то горячую не экономь. Еще нагреем.
Офонареть! Да у них тут и горячая вода есть! Сто лет полноценно под душем не мылся. В смысле, стоя на своих двоих. Я что-то благодарно пробурчал и быстро ретировался в душевую. Это была небольшая комнатка с привычной светящейся полусферой на потолке. Все здесь выглядело вполне обыденно: умывальник с небольшим зеркальцем, навесной деревянный ящичек сбоку, а в углу за небольшим бортиком прямоугольник душевой со стандартной лейкой, торчащей из стены. Стены обиты деревом, а пол выложен камнем. Особенно удивил абсолютно чистый и не воняющий сток.
Первым делом я подскочил к умывальнику и заглянул в зеркало. То, что я там увидел, было мало похоже на человека. Так-с, первым делом помыться, а потом уже верификация личности. Я улыбнулся своему чумазому отражению и, быстро скинув одежду, отправился в душ.
Расписывать то блаженство, которое я ощутил под теплыми чистыми струями не имеет смысла. Все равно донести не получится. Я даже чуть не забыл про слова Матвеича насчет воды. Если уж сказал, что можно не экономить, то лучше все-таки поберечь этот ценный ресурс. Так что, затолкав подальше возмущенное бурчание неудовлетворенного организма, я с огромным сожалением выключил воду и начал вытираться.
Ну а теперь можно и внешний вид оценить. Я подошел к умывальнику, вытер запотевшее зеркало и чуть не загоготал в голос. На меня смотрел зеленый юнец с несколько наивным взглядом. Молодое, без малейшего признака морщин лицо, покрытое небольшой щетиной, выглядело непривычно, но одновременно до боли знакомо.
Выходит, Майка не соврала, и их хваленая Система подарила мне не только силу, но еще и молодость. Охренеть! Я внимательно вгляделся в свое отражение.
Неужели в юности я выглядел так… по-идиотски? Усмехнувшись, я попытался состроить угрюмую мину, но вышло, если честно, не очень.
Короче, теперь все встало на свои места: и неприязнь Матвеича из-за моего вопиюще-панибратского отношения, и высокомерие Василия, который, похоже, на моем фоне считал себя невероятно крутым.
– Ну ты и влип, салага, – ухмыльнувшись, пробурчал я своему отражению. – Придется поучиться выглядеть по-взрослому. Может бороду опустить? – Я задумчиво поскреб свою щетину. – Да к черту все! Есть дела поважнее.
Я оторвался от своего отражения и облачился в Васькину одежду, которая действительно села на меня, как на родного.
– Ну вот, совсем другое дело! – Я улыбнулся своему отражению, аккуратно сложил грязную одежду и вышел вместе с ней из душевой.
Степан Матвеевич, увидев меня, удивленно усмехнулся.
– Да ты еще моложе, чем я думал. Лет-то тебе сколько?
– Сколько есть, все мои, – уклончиво ответил я. – Куда одежду положить? Я завтра постираю. Сейчас сил уже нет.
Матвеич иронично покачал головой, но допытываться дальше по поводу возраста не стал.
– Брось в корзину. Она там, в душевой, возле умывальника, – небрежно махнул он рукой.
Я заглянул обратно за дверь. И правда – корзина. Как это я ее не заметил? Положив в нее одежду, я вернулся в комнату.
И тут вдруг сверху лестницы, ведущей на второй этаж, раздался слабый, но очень удивленный девичий голосок:
– Пап, а это кто?