Сиротский дом - читать онлайн

Глава первая

Клара Ньютон дернула за шнурок колокольчика, и секунд через двадцать дверь слегка приоткрылась. В щель выглянула монахиня. Клара знала, что до последнего времени детским домом «Шиллинг Грейндж» занимались именно монахини, однако она никак не ожидала, что там еще осталась хоть одна живая их представительница. И надеялась, что ее встретит та дама с добрыми глазами и гладко причесанными густыми волосами, что проводила с ней собеседование.

Впускать Клару в дом монахиня явно не собиралась. Она даже щеколду с петли не сняла, так и выглядывала в щель, и Кларе ее лицо показалось каким-то неестественно белым, словно напудренным. И на этом белом лице ее маленькие живые черные глаза выглядели, как камешки в снегу.

– Ну что, какая у нас беда стряслась? – спросила она.

– Что, простите?

– Расстегни-ка пальто. Дай-ка я посмотрю. Так, пожалуй, недель двенадцать, не больше.

Клара тут же пожалела, что в поезде слопала сэндвич с кресс-салатом, и смущенно пробормотала:

– Я сюда работать приехала. Я – новая заведующая детским домом.

Лязгнув щеколдой, монахиня со скрежетом отворила перед ней дверь, и Клара молча последовала за ней в просторную кухню, находившуюся в задней части дома.

– Меня зовут мисс Ньютон… Клара. К вашим услугам.

Ответа не последовало.

– А вас как мне следует называть?

– Сестра Юнис вполне сойдет.

– Разве из Совета вам не сообщили, что я приезжаю?

Сестра Юнис фыркнула.

– Я кого постарше ожидала!

Клара решила принять это как комплимент и спросила:

– А… а… а дети где?

– В школе.

Ну да, конечно, дети в школе.

– Когда они возвращаются?

– В начале первого, – буркнула сестра Юнис. – На ланч придут.

– А потом снова в школу вернутся?

– Куда ж еще?

Сейчас была только половина десятого. Утром в половине седьмого Клара на цыпочках вышла от Джуди, стараясь никого не разбудить, и села на поезд в 8.15; затем, добравшись до Челмсфорда, где нужно было сделать пересадку, полчаса прождала на платформе.

Сейчас ей казалось, что до полудня еще целая вечность.

– Да, понятно, спасибо. А может быть… я могла бы пока познакомиться с документами? Пока жду? Есть же, наверное, какие-то папки с делами воспитанников. Подобная предварительная работа всегда полезна.

Собственно, Клара обычно именно так овладевала ситуацией. Для этого у нее имелась своя система, благодаря которой она вполне успешно справлялась со своей работой в фирме «Харрис и сыновья». У нее все имело свое место: счета, статьи расхода, всякая всячина. В течение десяти лет она считалась «находкой компании», а потом вдруг ни с того ни с сего стала не нужна. Ее уволили. При всех ее благих целях и намерениях. Она, правда, получила крошечную компенсацию, но тем не менее была именно уволена. И теперь надеялась лишь, что великолепная мисс Барбер, занявшая ее место, чувствует себя крайне неловко на любимом вращающемся стуле Клары за обожаемой Кларой пишущей машинкой. Впрочем, вряд ли это соответствовало действительности: к сожалению, она, Клара, доведя свою систему до совершенства, сделала ее полностью «защищенной от дураков», даже от такой полной дуры, как эта мисс Барбер.

Сестра Юнис, не отвечая, смотрела куда-то в пространство, и Клара осмелилась повторить:

– Я спросила, имеются ли у вас детские карты? Или еще какие-то материалы о состоянии приюта и о самих детях?

– Да ни в чем таком никогда и нужды-то не было. – Эти слова сестра Юнис произнесла, по-прежнему глядя в пространство. – Мы своих детей и так знаем.

– Ну, должны же быть какие-то документы, записи… Мне же нужно с чего-то начать.

– Начните со стирки белья.

В корзине для грязного белья оказалось четыре простыни, кое-какие мелкие вещички типа полотенец и одна мягкая игрушка. День был теплый, воздух звенел от множества насекомых, и казалось, что лето вовсе не торопится уступать свое место осени. А когда Клара принялась катать белье, ей даже стало жарко. Покончив со стиркой и вполне удовлетворившись достигнутым результатом, Клара вытащила корзину с бельем в сад. Сад был чудесный, со всех сторон защищенный раскидистыми деревьями, выстроившимися вдоль ограды, а в дальнем углу виднелся садовый сарай, похожий на сказочный домик. Во всяком случае, этот сад сильно отличался от детских игровых площадок Лондона, вечно усыпанных мусором и битым стеклом. Клара развесила простыни, прикрепила их прищепками и полюбовалась тем, как красиво они развеваются на ветру – словно чистые листы для еще не составленных отчетов.

Увидев объявление в газете «Ивнинг Стэндард» – «Занимайтесь тем, что вы, женщины, умеете делать лучше всех: заботьтесь о ближних», – Клара поняла, что это, пожалуй, единственное место, куда она могла бы обратиться с просьбой о работе.

Она ведь не была ни бывшей военнослужащей, ни мастером по ремонту автомобилей, «обладающим также отличными навыками вождения», ни шеф-поваром, мастерство которого оценили бы в любом фешенебельном ресторане лондонского Мейфэр. Не искала она и новых увлекательных возможностей нажиться на многочисленных распродажах.

Однако она, безусловно, была женщиной «от двадцати до сорока» (ей было двадцать шесть), считала себя вполне ответственной и здравомыслящей (ну, почти всегда) и действительно искала некую «стимулирующую» работу в приятной местности, не требующую особых навыков и опыта.

Она никак не ожидала, что для начала ее пригласят на собеседование – но, получив приглашение, решила, что пойдет: пусть это собеседование послужит ей неким разогревом или хотя бы даст определенный опыт в дальнейших поисках настоящей работы. Она позаимствовала у Джуди выходные туфли и костюм, который та надевала исключительно в школу на родительские собрания, и отправилась на собеседование, совсем не волнуясь – возможно, потому, что на успех она не особенно и рассчитывала. Она бойко отвечала на вопросы комиссии, сидевшей за столом и состоявшей из двух мужчин и дамы с добрыми глазами и густыми, гладко причесанными волосами, и вообще держалась так, словно ей и терять-то нечего.

На самом деле она тогда сама себя удивила. Особенно ее поразило собственное красноречие. Нет, она, разумеется, ничего не придумывала, хотя, возможно, все же чуточку преувеличила и свои умения, и свои интересы. Нет, даже не преувеличила, а как бы поместила их под увеличительное стекло, и они стали выглядеть значительней и сложней, чем в реальной жизни. Ведь в реальности они были… ничего, в общем-то, не значащими. А под «увеличительным стеклом» годы, которые она в юности провела в школе-интернате, вполне могли показаться «отличной практикой для работы в детском доме», а ее умение работать с отчетами и документами, столь успешно проявившееся в компании «Харрис и сыновья», было сочтено «весьма существенным» для налаживания работы данного детского учреждения; разумеется, уверяла она членов комиссии, «защита детей от дурного влияния всегда будет для нее на первом месте в списке самых важных вещей», и так далее, и тому подобное.

Хотя собеседование с Кларой и проводили члены Совета графства Саффолк, она как-то не особенно задумывалась о том, где конкретно может находиться ее возможное будущее место работы. Само собеседование проходило в Ислингтоне в тускло освещенном помещении над зеленной лавкой… но затем выяснилось, что работать ей придется не где-нибудь, а в Лавенхэме – и одного этого было вполне достаточно, чтобы она сказала «да».

Потом она неоднократно с трепетом перечитывала присланное ей «письмо с подтверждением» и даже заставила Джуди прочесть его вслух. Вообще-то Клара особой суеверностью не отличалась – она, например, запросто, даже, пожалуй, с неким шиком входила в дом, не закрыв предварительно зонт, или могла пройти совсем близко от приставной лестницы – хотя и не прямо под ней, – но в данном случае ее даже пугало слишком большое количество всяких счастливых совпадений.

Надо же, Лавенхэм! Нет, за эту работу она бы непременно ухватилась.

Сестры Юнис нигде не было видно. В кастрюле варилась картошка, а на столе лежал кусок ветчины – вероятно, о ланче монахиня уже позаботилась. Возле раковины подсыхала вымытая посуда, в доме царили чистота и порядок, дети все еще находились в школе.

И Клара решила подняться в отведенную ей комнату. Она распаковала чемодан. Поколебавшись немного – стоит ли выставлять на всеобщее обозрение любимые фотографии в рамочках? – она все же решила: а почему нет? В конце концов, теперь она здесь живет. А когда делаешь вид, будто все у тебя в порядке, то порядок в итоге как бы сам собой устанавливается и в душе, и вокруг.

На выцветшей фотографии номер один был Майкл во младенчестве. Он сидел в детской коляске с большими колесами, под подбородком у него болтались завязки шерстяной вязаной шапочки, и он показывает свою погремушку кому-то невидимому – наверное, фотографу. Эту фотографию в один из тех трех сладостных беззаботных месяцев прислала Кларе мать Майкла – после того, как Майкл сообщил ей, что они с Кларой намерены пожениться.

На фотографии номер два они с Майклом были запечатлены вместе в дансинге в Клэпхэме. Кажется, он назывался «Рокси»? (Господи, они же столько раз туда ходили!) Их сфотографировали в тот самый вечер, когда Майкл сделал ей предложение, и она, слегка задохнувшись после быстрого танца «линди-хоп», сразу выпалила: «Да!», опасаясь, что он еще может и передумать. У нее-то никаких колебаний на сей счет не было. Она не просто хотела выйти за него, но и готова была вместе с ним уехать в Америку. Их совместное будущее расстилалось тогда перед ними подобно великому приключению. Какой же счастливой я выгляжу на этом черно-белом снимке! – думала Клара. Белая блузка прямо-таки светится. Даже цвет помады, кажется, разобрать можно. Такое ощущение, словно это вообще не она, а какая-то другая девушка.

Третья фотография была ее любимой: на ней Майкл в военной форме стоит, чуть прислонившись к самолету. И самолет такой огромный, что Майкл по сравнению с ним выглядит совсем маленьким, а ведь он был здоровенным широкоплечим парнем. Он сфотографирован в коричневой кожаной куртке на базе RAF[1] в Кокфилде – или, как тогда говорили, на базе RAF в Лавенхэме. Иногда Кларе было невыносимо больно смотреть на эту фотографию, но она понимала, что должна, обязана вынести все. Сегодня она смотрела на эту фотографию любовно. И знала, что Майкл гордился бы ею.

Затем Клара вытащила из сумки пачку бумаги, ручку, чернила и удобно все разложила на письменном столе. Довольно мечтаний. Она приехала в Сиротский дом «Шиллинг Грейндж», чтобы работать. Клара никогда от своих обязанностей не увиливала; уж это-то качество всегда было в ней неизменным, тут и «увеличительное стекло» не понадобилось бы. И она принялась писать свой первый отчет:

«Шиллинг Грейндж» – весьма живописное средневековое здание с мощными потолочными балками и каминами. Здание старое, и это сразу чувствуется: так и хочется узнать, что сказали бы эти стены, если бы могли говорить.

Перед домом на улице имеется огромный указатель вроде рекламного щита, который пропустить просто невозможно. «Грейндж» использовался как детский приют с начала 1900-х годов, и всем в нем заправляли монахини, но в этом году почти все они покинули приют. Впрочем, сестра Юнис осталась, и она, похоже, отлично знает, что делать дальше. И «на корабле» у нее полный порядок, она ведет его твердой рукой, а я постараюсь всему у нее научиться.

В доме имеется весьма просторная кухня с плитой, холодной кладовой и, по-моему, практически со всем необходимым (хотя это еще нужно проверить). Кладовая неплохо оборудована. Я заметила, что там большой запас муки и не слишком много банок с консервами. Мне кажется, сестра Юнис печет сама.

У меня удобная и достаточно просторная комната на втором этаже. Обстановка самая простая, но есть все, что нужно. Рядом ванная комната, которую, предположительно, мне придется делить с сестрой Юнис. Там очень чисто.

Гостиной внизу, похоже, почти не пользуются, поскольку стулья и кресла накрыты пластиковыми чехлами. Впрочем, пыли я не заметила. Тот, кто занимается здесь уборкой – кто бы это ни был, – прямо-таки мастер своего дела. Здесь фантастически чисто! Я очень обрадовалась, увидев в гостиной радиоприемник.

В доме имеются две большие спальни, одна на втором этаже, вторая на первом, и в каждой по четыре кровати. Неужели здесь сейчас восемь детей? (Это надо проверить). Ванная комната для детей находится на первом этаже; там темно, сыро, а запах просто невообразимый. Там же два туалета; в туалете для мальчиков на полу огромные лужи (Возможно, протечки? Проверить.), а в туалете для девочек все вроде бы в порядке.

В ванной комнате четыре раковины и четыре душевые кабинки. Неплохо! Все туалетные принадлежности пронумерованы. Не знаю, почему на них не написали просто имена или фамилии. Под туалетными принадлежностями я подразумеваю: кружку, зубную щетку, фланелевую салфетку для мытья, полотенце и расческу. Все это, конечно, знавало лучшие времена. Имеется зеркало, хотя и с трещиной. Пожалуй, стоит поговорить с сестрой Юнис о его замене.

На улице тоже есть уборная; там по всему полу разбросаны квадратики газетной бумаги, и, похоже, пользуются этой уборной разве что пауки.

Интересно, можно ли будет переоборудовать некоторые помещения в доме, чтобы у старших детей было какое-то личное пространство? А еще хорошо бы устроить игровую зону. Тот сарай в саду, например, отлично подойдет для игр.

На самом деле до меня только сейчас дошло, что пока я нигде не видела ни детских рисунков, ни игрушек, ни настольных игр. Как это ни неприятно, но приходится признаться, что это производит довольно мрачное впечатление. Надо поскорее обсудить это с сестрой Юнис и/или связаться с сотрудниками Совета.

Три с лишним часа пролетели незаметно, и Клара заметила, что на кухне стали появляться первые представители маленького народа, кто в платьицах, кто в коротких штанишках. На ногах – гольфы или носки и далеко не новые, но старательно начищенные башмаки, хотя дыры в них не могла скрыть даже самая лучшая чистка. На головах у детей были одинаковые черные шапочки, делавшие их похожими на летучих мышей. Одни дети буквально глаз не сводили с Клары. Другие же совершенно ее игнорировали.

И Клара вдруг поняла, что давным-давно не оказывалась среди детей, не общалась с ними. На самом деле с тех пор, когда и сама была ребенком – тогда в школе-интернате она в течение нескольких лет была окружена детьми с утра до ночи. А вот Джуди отлично умела обращаться и с малышней, и с подростками. Кларе же куда лучше давалось «общение» с графиками и таблицами.

Вдруг самая маленькая девочка подбежала к ней и просунула ей в руку свою ручонку. Клара так и застыла.

– А вы не знаете, где моя мама?

– К сожалению, нет.

И девочка тут же выдернула свою руку из ее ладони.

А сестра Юнис снова куда-то исчезла. У нее был прямо-таки дар исчезать бесследно и ни в коем случае не оказываться с Кларой в одном и том же помещении, хотя Клара так надеялась на ее помощь! Ей казалось, что, наблюдая за сестрой Юнис, она и сама поймет, как именно нужно вести себя с детьми. Да нет, она, конечно, должна отыскать сестру Юнис и в ближайшее же время обстоятельно с ней побеседовать: ведь им нужно столько рассказать друг другу!

– Вы кто? – спросил один из мальчиков.

– Я новая заведующая вашим детским домом. – Клара старалась говорить так, как, по ее мнению, и следовало разговаривать с маленькими детьми: чуть-чуть сюсюкая. Хотя раньше такой привычки за ней не водилось. – Вы знаете, что это такое? – спросила она, выговаривая каждое слово так медленно и старательно, словно мальчик был иностранцем. Иностранцы у них в офисе фирмы «Харрис и сыновья» иногда бывали, так что опыт у нее имелся.

Дети дружно покачали головой.

– А почему вы так странно говорите? – спросил мальчик, в точности изобразив ее манеру.

Клара смутилась и чуть прибавила темп.

– Заведующую назначает Совет графства, чтобы она как можно лучше о вас заботилась. Обо всех и о каждом в отдельности.

– А мою маму вы искать будете? – снова подняла свою излюбленную тему та девочка.

Клара знала, что никаких обещаний давать не следует, тем более таких, которые она, скорее всего, сдержать не сумеет, но у нее невольно вырвалось:

– Я могу попытаться.

Девочка даже подпрыгнула несколько раз, приговаривая:

– Найдите мою маму! Найдите!

Плоховато начинаю, подумала Клара и посмотрела на остальных: некоторые ребята были совсем большие, худющие, лохматые, отросшие волосы свисают, закрывая лицо, а у кого-то и вовсе чуть ли не колтун в волосах. Зато у некоторых волосы чистые и блестящие. Два мальчика показались ей похожими друг на друга как две капли воды.

– А вы монахиня? – спросил мальчик, у которого голова была выбрита наголо и оттопыренные розовые уши смешно торчали в разные стороны. Кларе даже показалось, что он вот-вот заденет своими ушами стопку тарелок на краю кухонного стола.

– Не совсем.

Не совсем?

– Как же нам тогда вас называть?

– Вы можете называть меня… – Вообще-то раньше она считала, что дети вполне могли бы называть ее «тетушка Клара», но сейчас столь неформальное обращение показалось ей неуместным. – Мисс Ньютон.

– А меня зовут Алекс. – Мальчик протянул Кларе грязную руку, и Клара, разумеется, ее пожала. Она просто не могла ее не пожать, хотя и подумала с ужасом: интересно, где успела побывать эта рука и чего успела коснуться? – Это Рита, – и Алекс указал на девчонку, которая все продолжала подпрыгивать, выкрикивая: «Мама! Мама!» – А это Питер. – Парнишка, стоявший с ним рядом, застенчиво улыбнулся и сказал:

– Приятно познакомиться.

Ростом этот Питер оказался существенно выше Клары. Он как раз пребывал в том возрасте, который служит как бы мостиком между миром детства и миром взрослости. И у него было столько веснушек, что кожи было не разглядеть.

Питер, повторила она про себя. Нужно постараться как можно быстрее запомнить их имена. Значит, Алекс с ушами, Питер с веснушками и Рита с мамой…

Еще один ребенок протолкался вперед и заявил:

– А я Терри!

– Здравствуйте, молодой человек.

Один из тех близнецов расхохотался:

– Какой же она «молодой человек», она же девчонка!

– Ага, теперь понятно. Значит, твое полное имя Тереза, да?

– Нет, меня зовут Терри. – И Терри, выпятив нижнюю губу, подперла подбородок кулачком.

– Хорошо-хорошо, но я пытаюсь понять, от какого имени образовано это уменьшительное «Терри».

– Уменьшительное?

– Ну, это значит, что есть еще и полное. Вот мне и стало интересно, откуда эта «Терри» взялась…

– Вообще-то я из Лондона.

– Вот и отлично.

Два совершенно одинаковых близнеца выскочили вперед, словно предоставляя Кларе возможность их проинспектировать. Белые волосы, красные щеки, башмаки стоят ровненько, в одну линейку. Они отсалютовали ей и сообщили:

– Мы близнецы.

– Я так и подозревала.

– Я – Билли.

– Я – Барри.

– А как ваши полные имена? – спросила Клара уже более уверенным тоном, но, увидев замешательство на их лицах, повторять вопрос не стала. – Ну, и ладно! Значит, Билли и Барри.

Дети отправились умываться, и Клара с облегчением вздохнула, надеясь, что несколько минут побудет наедине с собой, но тут открылась задняя дверь, и в кухню вошел мужчина, неся на плечах маленькую девочку. Он что-то такое напевал ей насчет рыбок и улыбок, а девочка очень четко отбивала ритм, колотя ему по груди ногами. У мужчины были очень темные, почти черные, волосы и мужественный подбородок. Здесь, конечно, была не совсем территория «Отчаянного Дэна»[2], но еще каких-то несколько сантиметров, и он вполне мог бы ее себе присвоить. Пел он, в общем, так себе, зато с большим энтузиазмом.

– «…когда корабль заходит в порт!» – громогласно завершил он песню, а девочка все продолжала совершать руками такие движения, будто гребет.

И тут, наконец-то заметив Клару, он застыл в полном изумлении. Потом, запинаясь, вымолвил:

– Я и не знал, что у нас гости. Простите мое… вторжение…

– Я новая заведующая детским домом. – Клара никак не могла прийти в себя. – Я… мне… знаете, мне ваша песня даже понравилась.

Она вытерла о юбку вспотевшие ладони. Ей, конечно, не следовало бы ни волноваться, ни покрываться испариной в присутствии молодого привлекательного мужчины – она все-таки была уже зрелой женщиной! – однако она разнервничалась и вся взмокла. Даже у Джуди наверняка при виде этого красавца брови взлетели бы до самых волос.

– Ну, а тебя как зовут, детка? – спросила Клара, обращаясь к девочке.

– Айвор Дилани, – тут же ответил мужчина не моргнув глазом.

Клара вспыхнула.

– Я спрашивала у этой малышки! Скажи, девочка, как тебя зовут?

Девочка испуганно вытаращила глаза и спрятала лицо у Айвора на плече. Он с размахом – опля! – ссадил ее на пол и пояснил:

– Ее зовут Пег.

– Здравствуй, Пег! – Клара старалась говорить самым веселым и приветливым тоном, на какой только была способна. Прямые как палки волосы Пег свисали ей на лицо, одна прядка прилипла к вылезшим из носа густым соплям. Да что же такое с этими малышами? Почему у них никогда нет при себе носового платка? Значит, носовыми платками и нужно будет заняться в первую очередь!

Айвор протянул Кларе руку и сообщил:

– Мой дом вон там, на той стороне улицы, – там я и Пег сегодня нашел. И, пожалуйста, зовите меня просто Айвор.

– Клара. Клара Ньютон.

Пока они обменивались рукопожатием, Клара просто глаз не могла отвести от второй руки Айвора, которая примерно на уровне локтя превращалась в уродливую культю. По спине у нее вдруг пополз озноб. И не потому, что культя была такой уж безобразной – просто это было совершенно неожиданно. Айвор, заметив, куда она смотрит, слегка взмахнул своим обрубком и закусил губу. Ей хотелось сказать, что ее вовсе не пугает его изуродованная рука, что это отнюдь не выглядит отталкивающе, что она просто не сумела скрыть своего любопытства, но как было изложить все это словами?

– А я никак не могла понять, куда же делся еще один ребенок, – солгала Клара. – Ну, как вы поживаете, мисс Пег?

– Пег не говорит. Совсем, – тихо сказал Айвор.

– Уверена, что это не так.

– Это так.

– Ну а почему?

Качая головой и словно не веря собственным ушам, Айвор что-то пробормотал себе под нос – возможно, даже какое-то бранное слово.

– Какая очаровательная… – Клара поискала глазами что-нибудь такое, что могло бы послужить для бедняжки Пег комплиментом, приободрить ее, – у тебя блузочка. Синий, наверное, твой любимый цвет?

Девочка обеими руками вцепилась в ногу Айвора и спряталась за ней. Она была совсем крошечная, даже меньше маленькой Риты.

– А я больше всего люблю красный, – продолжала болтать Клара. – То есть, в одежде, конечно. Глаза мне, например, нравятся карие; а еще мне очень нравится голубое небо и зеленая трава, особенно пока она совсем свежая… – Клара нервно рассмеялась. – А тебе какие цвета нравятся, Пег?

Но девочка лишь выразительно помотала головой.

– Каких слов в предложении «Пег не говорит» вы не поняли? – неприязненным тоном осведомился Айвор. А малышка опрометью выбежала из кухни, и почти одновременно с этим через заднюю дверь на кухню вошла другая девочка, постарше, лет, должно быть, тринадцати. Клара даже обрадовалась ее появлению, прервавшему этот мучительный диалог.

– Ну, здра-а-авствуй! Добро пожаловать!

Добро пожаловать? Да кто она такая, чтобы так говорить?!

– Значит, вы наша новая монахиня?

Клара одарила девочку самой широкой своей улыбкой, надеясь, что та, будучи уже почти взрослой, непременно станет ее союзницей.

– Я не монахиня, меня зовут мисс Ньютон. – У девочки были густые светло-каштановые волосы, и, несмотря на ее насупленное личико, Клара сразу заметила, что она прелестна, как бутон розы. – Но поскольку ты уже большая, ты можешь называть меня просто по имени: Клара.

– Кажется, у вас что-то в зубах застряло, мисс Ньютон.

– Морин, – тихо сказал Айвор. – Постарайся быть гостеприимной по отношению к мисс Ньютон. Сможешь?

– Добро пожаловать! – попугайским голосом воскликнула Морин.

Айвор тут же развернулся и направился к двери, бросив на ходу:

– Желаю удачи.

– Спасибо, что привели обратно Пег. – Клара очень хотела прибавить: «и приструнили Морин», но говорить такое в присутствии самой девочки не решилась.

– Рад служить. – Айвор чуть помедлил, держась за ручку двери. – Хотя – просто чтоб вы знали – я с этими переменами не согласен.

– С какими переменами?

– Да с теми, что здесь творятся. С тех пор, как был принят этот детский закон. Ведь раньше все шло нормально. А теперь, – он окинул взглядом кухню, – отсюда все монахини уехали.

– Сестра Юнис не уехала.

– А это свидетельствует только… Впрочем, ладно. Но детей-то зачем разделили? Зачем их туда-сюда безо всякой причины таскали? – Айвор помолчал, глядя в пол, потом зло бросил: – А теперь Совет еще и целую армию канцелярских крыс сюда пришлет, которые с детьми обращаться не умеют!

Канцелярских крыс? Не умеющих обращаться с детьми? Клара вспыхнула. Это же он обо мне!

– А они, бедолаги, понятия не имеют, во что влипли. Даже если у них вагон абсолютно неприменимых идей имеется. – Этими словами он как бы вбил гвоздь по самую шляпку.

В общем, если и был на свете определенный тип людей, который Кларе, безусловно, не нравился, так это те, кто всегда забивает гвоздь по самую шляпку.

– Что ж, благодарю за высказанное мнение, – надменным тоном сказала она.

– Когда вижу, как что-то делают неправильно, я прямо об этом говорю.

– Интересное качество.

И тут Клара с душевным смятением заметила, что глаза у него карие. Интересно, что он подумал, когда она сказала Пег, что больше всего ей нравятся карие глаза? Может, решил, что она именно его глаза имела в виду? Может, ей следовало сказать, что и голубые глаза тоже очень хороши?

– Особенно, когда речь идет о детях.

– Вы совершенно правы.

– Извините, если я сказал совсем не то, что вам хотелось от меня услышать. До свидания.

Клара подумала, что прямо сейчас могла бы написать в своем дневнике целую главу под названием: «Айвор. Мой сосед-злюка». Морин злорадно усмехалась, искоса на нее поглядывая. Вскоре на кухне появились и остальные дети, спокойно занимая места вокруг стола. Никаких споров насчет того, кому где сидеть, не возникало. Впрочем, вскоре стало ясно, что для Клары места нет. Собственно, там и детям-то места едва хватало. Сестра Юнис вплыла в кухню, точно большой пароход, и, воцарившись во главе стола, неодобрительно огляделась. Морин тут же подала на стол вареную картошку. Кто-то из близнецов – Билли или Барри – принес ветчину. Дети, не поднимая глаз, смотрели в свои тарелки. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Клара заставила себя вымолвить: «Ой, а мне, похоже, и сесть-то некуда…»

Никто даже не пошевелился. Наконец тот веснушчатый мальчик – кажется, Питер? – отодвинул со скрипом свой стул и шепнул ей с таким видом, словно делает нечто непозволительное: «Я сейчас что-нибудь отыщу».

Сестра Юнис в сторону Клары так и не посмотрела.

Питер приволок какую-то низенькую скамейку – похоже, это была скамеечка для ног, – и с грохотом пристроил ее у свободного конца стола. К сожалению, Клара, сев на нее, сразу оказалась на голову ниже всех остальных и видела перед собой только край обеденного стола. Она надеялась, что, может, кто-нибудь из детей уступит ей свое место, но никто и не подумал это сделать. Мало того, кое-кто из них – близнецы, например, – злорадно ухмылялся. Даже маленькая Пег-которая-совсем-не-говорит. На самом деле они могли бы с тем же успехом загнать Клару в угол и заставить ее напялить дурацкий колпак, чтобы она уж полностью испила из чаши унижений.

Сестра Юнис прочла молитву. Клара беззвучно повторяла слова, одним глазком, как в детстве, подглядывая за теми, кто сидел вместе с ней за столом. Восемь детей! Восемь индивидуальных характеров. Восемь человек, и у каждого свои собственные желания и потребности. Раньше, когда она представляла себе свою будущую работу, это количество не казалось ей таким уж большим. Но теперь, когда они оказались непосредственно перед ней, она вдруг поняла, что это очень много.

Ничего, уверяла она себя, всему можно научиться. Сестра Юнис ей поможет, будет ее направлять, а своим умением быстро всему учиться Клара всегда гордилась. Когда фирма «Харрис и сыновья» получила приказ незамедлительно переключиться с производства бытовых приборов на изготовление боеприпасов и оружия, Клара сразу оказалась в авангарде и сумела моментально перестроиться. Значит, и сейчас тоже сумеет.

– В общем, я очень рада, что здесь оказалась! – сказала Клара, едва отзвучала молитва. – Как чудесно, что я смогла сразу со всеми познакомиться…

– Мы едим молча! – Сестра Юнис воздела вилку к небесам, а затем сунула ее в рот.

– Что? В течение всей трапезы?

Сестра Юнис кивнула.

– Я никак не ожидала…

Сестра Юнис прожевала, медленно проглотила и пренебрежительно бросила:

– Ну ясное дело!

Собираясь после ланча в школу, дети напялили свои одинаковые черные шапки, сразу опять став похожими на летучих мышей.

– Зачем вы носите эти уродливые штуковины?

Этот вопрос они сознательно проигнорировали, и Клара не выдержала.

– Я, кажется, задала вопрос! – рявкнула она, и дети наконец-то включили внимание, а младшие еще и принялись испуганно переглядываться. Терри задрожала, а у Алекса уши стали совершенно красными.

– Зачем мы их носим? – Это заговорила самая старшая девочка, Морин. Она с отвращением стянула с себя шапку и выкрикнула: – Да чтобы каждый сразу понял, что мы из «Шиллинг Грейндж»! Ведь без этих шапок мы, чего доброго, станем выглядеть как нормальные дети, а нам этого нельзя, верно ведь?

Чем же ей теперь заняться? Сестра Юнис опять куда-то исчезла. И пока в четыре часа дети не вернутся из школы, Клара была совершенно свободна. В итоге она решила, что ей стоит пройтись и немного осмотреться.

Утром она по сторонам практически не глядела и следила лишь за тем, чтобы правильно отыскать по нарисованной схеме нужный дом, но сейчас, оказавшись на главной улице Лавенхэма, увидела, что там много выстроившихся в ряд магазинов и красивых частных домов. Оштукатуренные фасады, корзинки с цветами на стенах, булыжная мостовая… Кое-где виднелись даже соломенные крыши. У Клары возникло ощущение, словно она вернулась на несколько десятилетий назад. И все до мелочей было в этом очаровательном городке именно так, как рассказывал ей Майкл. Она еще, помнится, решила, что он преувеличивает – Майклу страшно нравилось все английское, и он словно не замечал никаких временны́х отличий. Но сейчас Клара испытывала совсем иные эмоции и почти с нежностью рассматривала и эти небольшие лавочки, где наверняка бывал и Майкл, и таверну «Белая лошадь», куда он, возможно, заходил по вечерам, чтобы немного выпить (Клара не помнила точно, упоминал ли он это название, и страшно ругала себя за то, что никак не может вспомнить.)

Зато ей вспомнилось многое другое. Например, слова Майкла: «Лавенхэм – это готовая декорация для какого-нибудь фильма». И был совершенно прав. Во всяком случае, Лавенхэм очень сильно отличался от Лондона, но именно такая перемена и была ей нужна сейчас. Ей хотелось оказаться в сельской местности, хотелось настоящего леса, лисиц, белок, папоротников, вращающихся калиток, возле которых целуются влюбленные. Нет, к последнему она, пожалуй, была еще не готова. И к встречам в поле с коровами тоже. Она не раз читала в газетах о фатальных встречах людей со стадом коров; честно говоря, если судить по этим публикациям, коровы, оказывается, были не менее опасны, чем фашисты.

Клара бродила по Лавенхэму, жадно впитывая новые впечатления, когда на нее вдруг налетела молодая модно одетая женщина, двигавшаяся на удивление быстро – особенно если учесть булыжную мостовую и высоту каблуков незнакомки.

– Здравствуйте! Вы, наверное, заблудились?

В Лондоне уж точно никто не подошел бы к ней вот так, в толпе незнакомых людей, поглощенных своими делами, но внимание молодой дамы было Кларе почему-то приятно, и она ответила:

– Да нет… я вовсе не заблудилась. Пока что я вполне ориентируюсь. Я просто хотела немного осмотреться.

– Надолго собираетесь здесь задержаться?

– Надеюсь, что да.

– Но это же просто чудесно! – Женщина в порыве восторга стиснула Кларе руки. – Нашему старому городку не помешает немного свежей крови. Да одно ваше присутствие мгновенно вполовину уменьшит средний возраст местных жителей! – И она засмеялась собственной шутке.

Дальше они пошли рядом, как две подружки, давно и хорошо знающие друг друга. Незнакомка была, видимо, ровесницей Клары. На ней был отлично сидевший костюм приятного небесно-голубого цвета – жакет и юбка-карандаш. На пальце, естественно, обручальное кольцо – большинство ровесниц Клары были замужем, – хотя, конечно, после войны эта женщина могла оказаться и вдовой. Волосы у нее были почти белые, обесцвеченные – этот голливудский стиль Клара просто обожала. Такими блондинками стали сейчас очень многие знаменитости, и если бы у нее самой хватило смелости, она наверняка сделала бы со своими волосами то же самое. Впрочем, она свой стиль не меняла уже много лет, с сожалением понимая, что обесцвеченные и окрашенные волосы требуют постоянного внимания и ухода, на что у нее, вероятно, не хватит ни времени, ни терпения. Честно признаться, она в последнее время ленилась порой даже носик попудрить, считая это необязательным.

А потому сочла большой удачей столь внезапное знакомство со своей ровесницей, которая впоследствии могла бы стать ей подругой.

– Вы знаете, я гуляла и все думала: ну до чего красивая деревня!

– Да у нас и община просто замечательная! Слушайте, я же вам все могу рассказать и о Лавенхэме, и о наших жителях. Меня Дотти зовут. Миссис Гаррард – ох, до чего же приятно это произносить! Вообще-то замужем я всего полгода. А вон и мой муж – и слово «муж» произносить тоже очень приятно! Ларри! – окликнула она мужчину в мягкой фетровой шляпе, изучавшего объявления в витрине почтового отделения. – ЛАРРИ! Иди скорей сюда, познакомься с…

– Мисс Ньютон. Клара.

– Мисс?

И, конечно же, снова «этот взгляд». Клара даже не сомневалась, что он последует. А миссис Гаррард еще и языком сочувственно поцокала, окрасив себе зубы яркой помадой.

– Ничего страшного, не берите в голову, – затараторила она. – Я обожаю строить планы и осуществлять их. И уверена, что мы с вами непременно подружимся. Вы где остановились? Если в «Лавендер Армз» – то это просто мечта. Говорят, только ради их завтраков умереть стоит. Ларри обещал, что на годовщину свадьбы мы проведем денек в этом отеле. На деревянную свадьбу. Или железную? Никак не могу запомнить.

– Я живу в «Шиллинг Грейндж».

Миссис Гаррард остановилась как вкопанная.

– В Грейндже? Но ведь это же не гостиница!

– Нет, не гостиница.

Но Дотти Гаррард, совсем понизив голос, все продолжала удивляться:

– Неужели вы остановились в бывшем сиротском приюте? Ведь Грейндж – это же сиротский приют!

– Да, именно там я и остановилась.

Она сразу почувствовала, как изменилось отношение к ней миссис Гаррард. Подбоченившись, с вызовом та спросила:

– Но зачем, скажите на милость, вы там остановились?

– Я там теперь живу. И работаю. Я – новая заведующая этого детского дома.

Кларе нравилось слово «заведующая». Оно предполагало, что ее главная задача теперь именно в заведовании этим домом, в заботе о нем. А уж это она могла делать даже с закрытыми глазами. Сотрудники фирмы «Харрис и сыновья» любили повторять, что ее второе имя – трудяга.

– Вот, значит, как?

– Что именно?

– Это заведение здесь совершенно ни к чему! А уж с главной улицы его точно следует убрать. У нас городок респектабельный. Здесь родилась Джейн Тейлор.

– Кто?

Миссис Гаррард, словно приходя в отчаяние, тряхнула головой и заявила:

– Знаменитая поэтесса! И Констебль![3] И сэр Маннингс[4], художник! Вам, конечно же, известны его портреты лошадей?

– Сэр Маннингс рисовал портреты лошадей? – Клара окончательно развеселилась, представив себе художника за мольбертом, которому позирует лошадь.

К миссис Гаррард наконец присоединился ее муж. У него под мышкой была маленькая коричневая собачка, шерсть которой полностью совпадала по цвету с цветом его усов. С виду он казался весельчаком. Джуди бы, наверное, сказала, что этот человек «доволен собой».

Миссис Гаррард пихнула его под локоть.

– Это… в общем, она приехала сюда работать в сиротском приюте! Ничего получше не нашла!

– Знаете, нам бы так хотелось убрать отсюда этот приют! – прочирикал ее супруг. Голос у него оказался неожиданно высоким, и это было так смешно, что Клара, хоть и была смущена их реакцией, с трудом сдержалась, чтобы не хихикнуть. – Поймите, ничего личного! Просто он не вписывается в стандарты здешней жизни. И сбивает цены на недвижимость.

– Не говоря уж обо всем прочем! – фыркнула его жена.

– Нам кажется, им было бы лучше в Ипсвиче, – снова вступил он. Песик покровительственным жестом положил лапку ему на плечо. Только это не он нуждается в покровительстве, подумала Клара. – Или в Клэкстоне. В Клэкстоне для детского дома самое место.

И чета Гаррардов медленно двинулась прочь.

– У вас будет бумажная свадьба! – крикнула Клара. – Точно, бумажная! Так первая годовщина называется. Бумажная, а не деревянная!

Не успела Клара вернуться домой – ядовитые слова миссис Гаррард все еще звенели у нее в ушах, – как появилась сестра Юнис, плотно закутанная в плащ и с ковровым саквояжем в руках.

– Ну, прощайте, моя дорогая, – сказала она вполне душевным тоном, которого Клара даже и представить себе не могла в ее исполнении.

– А что случилось?

– Уезжаю я. Навсегда.

– Как? Уже? Не может быть!.. А кто же… кто же расскажет мне, что и как тут делать?

Сестра Юнис даже не пыталась скрыть, что счастлива.

– Ничего, дорогая, вы постепенно всему научитесь.

– Но разве вам не хочется… – Клара цеплялась за каждую соломинку. – Неужели вам не хочется попрощаться с детьми?

– Лишняя суета мне ни к чему.

– А вы… – Кларе столько всего хотелось сказать и спросить, что она не знала, с чего начать. – Не дадите ли вы мне на прощание какой-нибудь ценный совет?

– Порите их. – Сестра Юнис вдруг склонилась к ней совсем близко. – Почаще и как следует. Особенно когда они в постель мочатся. Прощайте.

В ящике буфета среди прочих бумаг нашелся листок с телефоном Совета графства, на котором было написано, что звонить следует только в случае крайней необходимости. Была ли это крайняя необходимость, трудно сказать, а вот телефонного аппарата Клара в доме пока не обнаружила. Итак, у нее нет ни телефона, ни плана действий, ни малейшего представления о стратегии, ни какого бы то ни было графика – то есть вообще никакой информации.

Разве это не «крайняя необходимость»?

Для начала надо выпить чашку чая, решила Клара. Именно так они с Джуди и поступали во времена Лондонского блица[5], и этот способ никогда не подводил. А сейчас, по крайней мере, никаких бомбежек не было. И дети не выстраивались «змейкой», надев противогазы. И среди уличного мусора не валялись куски человеческих тел.

А теперь сделай глубокий вдох. Уж это-то Клара точно могла сделать.

Когда дети вернулись из школы, веснушчатый Питер – тот, что тогда притащил Кларе скамейку – первым делом принялся отскребать кухонную плиту. Он буквально с головой в нее залез. Алекс тем временем все приготовил к утреннему завтраку. Близнецы почистили овощи для запеканки, планировавшейся на ланч. Девочки подмели и натерли повсюду полы. В комнатах сразу запахло воском.

Затем дети выстирали свои носки и гольфы и развесили их сушиться на горячей трубе в ванной. Затем они вычистили свои поношенные башмаки. Интересно, думала Клара, когда же они успокоятся и присядут? И, может, все вместе послушают «Детский час» по Би-Би-Си? Но они явно были слишком заняты.

В шесть часов Алекс сообщил ей, что все дети выпили чаю; старшие еще поели крекеров с сыром и мясными консервами «Спам», а младшие ограничились просто крекерами, но у всех все в порядке, так что ей, Кларе, ни о чем беспокоиться не нужно.

Дети поели быстро и в полном молчании, а потом еще и посуду за собой убрали. Затем все дружно уселись и принялись читать (или притворяться, что читают) Библию.

Странно, подумала Клара, ведь в половине восьмого слишком рано ложиться спать? Ну, разумеется, детям нужно какое-то свободное время. Она еще не подозревала, что уже в половине девятого ей больше всего на свете захочется оказаться как можно дальше и от этого дома, и от этих детей, хотя они за все время не сказали ей практически ни слова. Впрочем, одного их присутствия было для нее более чем достаточно.

– Всем спокойной ночи, – объявила она, и они послушно потащились в свои спальни, точно усталые часовые после смены.

На кухне царили чистота и порядок; и к следующему дню все было полностью готово. Завтра ей оставалось только запеканку в духовку сунуть.

Итак, первый день прошел не так уж и плохо, несмотря на потрясший Клару отъезд сестры Юнис. Сиротский дом явно функционировал как хорошо смазанный механизм, а его маленькие обитатели бóльшую часть дня отсутствовали. Вот и сегодня после школы они все вымыли и прибрали за собой, а потом послушно улеглись спать. Чем-то они немного напоминали Кларе животных в зоопарке: ничего особенно печального, просто обитатели клеток настолько привыкли находиться в плену, что без особых жалоб и сожалений с ним сосуществовали. Помнится, ее первый день в офисе фирмы «Харрис и сыновья» тоже приятным назвать было бы трудно. Буквально сразу же кто-то сцарапал с фирменного бейджа две последние буквы ее фамилии «Ньютон», и она, глазом моргнуть не успев, ко всеобщему веселью превратилась в «Клару Ньют»[6]. Да и работу свою Клара начала любить по-настоящему только три года спустя, когда там появилась Джуди. Джуди стала ее новой начальницей; а когда разразилась война, у Джуди под началом оказались и все фабричные девушки-новички. Джуди была всего на пять лет старше Клары, но, казалось, на несколько световых лет взрослее; однако, как ни странно, они крепко подружились. Во время налетов они обычно лежали рядышком в убежище и шепотом говорили о том, что будут делать, когда закончится война. Джуди хотела работать в школе – и ее желание осуществилось, – а Клара собиралась по-прежнему заниматься канцелярской работой, но уже в Америке, со своим Майклом.

Когда сверху донесся крик, Клара колебалась всего секунду, а потом рысью ринулась в спальню девочек. Сердце готово было выскочить у нее из груди. Итак, первая же ее проблема не замедлила возникнуть!

Рита стояла посреди комнаты, закрыв руками лицо. Морин, Пег и Терри стояли вокруг, и, если бы на лицах у них не было написано искреннее неверие, можно было бы подумать, что все это просто игра.

– Что случилось?

– Вот! – Рита воздела руку, в которой подобно обвинительной улике была зажата маленькая серая мышка, связанная из шерсти. – Вы выстирали мою мышку Молли!

Морин глянула на Клару так, словно та совершила кровавое преступление.

– Но я же не знала, что ее нельзя стирать, – начала оправдываться Клара. – Мышка лежала в корзине с грязным бельем, откуда же мне было…

– Мама! – крикнула Рита, захлебываясь слезами. – Она пахла мамой! МАМОЙ!

– Прости, пожалуйста.

Но Рита лишь еще громче и отчаянней зарыдала, время от времени подвывая так, что просто сердце разрывалось.

Клара и сама чуть не заплакала. Неужели сестра Юнис нарочно подсунула ей эту чертову мышку? Или она просто настолько тупа, что не соображала, что делает?

– Рита, я вовсе не хотела, чтобы так получилось, я не нарочно, честное слово.

Но Рита на нее даже не взглянула. Отвернувшись к стене, она зарыдала так громко, что все четверо мальчишек с грохотом взлетели по лестнице. Билли – или, может, Барри? – схватил Риту в охапку и стал гладить по голове.

– Что она тебе сделала? – спрашивал он у плачущей малышки.

– Да ничего я ей не сделала! – возмутилась Клара. – Я просто не знала…

И тут все они уставились на Клару так, словно в следующую секунду она начнет у каждого отнимать самое дорогое. Терри даже руками себя обхватила, пытаясь сдержать нервную дрожь, Пег спрятала голову под подушкой. А Рита все продолжала плакать и причитать: «Она же мамой пахла!»

– Пожалуйста, Рита, – умоляла ее Клара, – перестань, успокойся.

– Ладно, не беспокойтесь, я о ней позабочусь, – бросила Морин, буквально испепелив Клару презрительным взглядом. – Меня-то она любит.

Выходя из комнаты, Клара споткнулась о башмаки Терри, и та тоже завыла. Заглянув в ванную, Клара поскользнулась на отмытых до блеска плитках пола и повернулась к шедшей следом Пег, чтобы всего лишь предупредить ее, чтоб ступала осторожней, но та почему-то разревелась, и теперь уже три девочки рыдали в голос, а Морин продолжала обливать Клару гневным презрением.

Барри – а может, Билли? – попросил у Клары шиллинг, но, как только она ему отказала, попросил снова и теперь уже два шиллинга. Впрочем, через некоторое время он сообщил, что это просто шутка такая.

– Какая же это шутка? – возмутилась Клара. Она много раз слышала выражение «дойти до точки кипения», но сама никогда подобных ощущений не испытывала и только теперь поняла, что это такое. С трудом сдерживаясь, она сердито сказала: – Чтобы что-то сочли шуткой, это, по крайней мере, должно быть смешным.

– Не совсем так, честно говоря, – поправил ее лопоухий Алекс. – Любая шутка одному может показаться смешной, а другому нет. – Клара велела себе ни в коем случае не менять выражения лица и держаться спокойно, однако Алекс не унимался: – Вам что, больно, мисс Ньютон? – спросил он с искренней заботой. – У вас такой вид, словно у вас что-то болит.

Когда Клара спустилась вниз, в дверях мальчишечьей спальни ее уже поджидал один из близнецов.

– Плохие новости, – сообщил он. – У меня опять «гости».

Клара ожидала очередной дурацкой «шутки», но мальчик протянул ей серый носовой платок. Она невольно отшатнулась.

– Да вы глядите, глядите! – сказал он ей, и она увидела множество крошечных черных точек. Движущихся черных точек. Гадость какая! Клара так и отпрянула.

– Господи, это еще что такое?

– Вошки.

– Боже мой, нет!

– Вы что, никогда раньше вошек не видели? – явно развлекаясь, спросил Алекс.

Только теперь Клара поняла, зачем его обрили наголо.

– Нет! – в ужасе воскликнула она. – Да, конечно, видела! Нет, нет! О господи!

К тому времени, как Клара смогла, наконец, снова вернуться на кухню, там было полно дыма. Ее внезапный уход оказался фатальным для запеканки. Возможно, в обычное время такое блюдо сочли бы несъедобным, но сейчас наступили необычные времена, а это означало, что завтра на обед у них будет либо сильно подгоревшая запеканка с черной коркой, либо ничего.

Должно быть, где-то в четверть девятого Клара поднялась к себе – выяснив, что радиоприемник в гостиной не работает, – и уже через несколько минут в дверь ее комнаты кто-то постучался. Должно быть, это всезнайка Алекс, подумала она. Ему так нравится все объяснять, а она в его присутствии чувствует себя двухлетней малышкой. Наверняка она опять что-нибудь не так сделала.

Но на пороге стояла зареванная Рита, по-прежнему сжимая в руках мышку Молли.

– Я не могу уснуть!

– А ты просто ляг и постарайся ни о чем не думать.

Рита смущенно потупилась.

– Ну, что еще?

– Морин всякие глупости говорит.

– А ты скажи ей, чтоб перестала.

– Я говорила.

– Скажи, что я ей велела немедленно перестать.

– Она не послушается.

Клара очень старалась держать себя в руках, но это было трудно. Должна же она, как и любая другая женщина, иметь хоть какое-то личное время? Да, в фирме «Харрис и сыновья» ей часто приходилось много работать, порой и сверхурочно, но вечера-то, по крайней мере, всегда принадлежали ей самой. И как же ей быть теперь? Как без этого обходиться? Судя по тому, как прошел сегодняшний вечер, ей здесь и вздохнуть-то свободно не дадут.

Она снова поднялась в спальню девочек. Морин лежала животом на подоконнике, высунувшись в окно; серая фланелевая ночная рубашонка явно была ей слишком коротка. Похоже, перед тем, как Клара вошла в комнату, Морин еще и курила. Толком разглядеть Клара не успела, но в комнате отчетливо пахло сигаретным дымом, хотя, возможно, это был просто запах сгоревшей запеканки, которым успел пропитаться весь дом.

– Немедленно закрой окно, – ровным тоном сказала Клара, стараясь держать себя в руках. Тем более Морин все-таки оказала ей услугу – успокоила Риту. – Ты же простудишься.

Но Морин еще больше высунулась в окно и крикнула кому-то на улице.

– Ладно, до завтра! Готовься!

Потом она оглянулась на Клару и, в раздражении покачав головой, буркнула:

– Что же вы нас никак в покое-то не оставите?

Клара попыталась дать ей отпор и уже придала собственному взгляду суровости, но тут вмешалась Терри, дернувшая ее за руку.

– Ну, а у тебя-то что случилось? – сердито спросила Клара, опустила глаза и невольно вскрикнула. Кровь! Целая лужа ярко-красной крови на полу! И у Терри все лицо тоже в крови!

– О господи! – прошипела Морин. – Подумаешь, кровь из носа пошла. Это же не последствия кровавой резни!

К девяти часам Клара почувствовала себя до предела измученной. И, улегшись в постель, еще долго не могла заснуть – комната насквозь пропахла дымом и моющими средствами, и ей почему-то все вспоминался последний внезапный приезд отца из Африки – случившийся совершенно некстати, – когда повсюду в доме, который Клара когда-то так любила, за отцом оставался тонкий, как пленка, слой мелкого песка.

А еще у нее перед глазами стоял рисунок на ковре, что лежал на полу в гостиной у Джуди и Артура. После возвращения отца она какое-то время жила у них и спала в гостиной на диване перед новеньким электрическим камином. Артур, помнится, был потрясен, когда она сказала ему: «Я поживу у вас немного, хорошо? Всего несколько дней? Джуди считает, что это совершенно нормально и я вас ничуть не стесню».

Как все-таки странно, что сейчас она совершенно одна в большом доме с восемью детьми, которые способны на что угодно; например, они могут, сговорившись, вооружиться мачете и напасть на нее, пока она спит. Они даже голову ей могут отрезать. А что? Запросто!

Не надо так думать! – приказала она себе. Это хорошие дети. Думай лучше о Майкле. Вспоминай, как он улыбался, когда они встречались после долгой разлуки, или как он, едва успев протереть утром глаза, шептал ей: «Привет, любимая!»

И тут вдруг произошло нечто удивительное.

Клара, тихонько лежавшая в темноте, увидела, как стол, стоявший у окна, сдвинулся с места. Но ведь он никак не мог этого сделать. Неодушевленные предметы сами двигаться не способны.

И все же стол сдвинулся!

Сперва на дюйм, не больше, и ножки под ним так и вихлялись. Но двигался он действительно самостоятельно. Понемногу, но, тем не менее, двигался!

– Майкл?

Она давно уже ожидала от него хоть какого-нибудь знака. Собственно, именно ожидание этого в первую очередь и помогло ей тогда выжить. Она знала, что все люди получают от своих любимых некие знаки. Невесты – красногрудую малиновку, севшую на кухонное окошко, жены – птичьи перышки на дорожке перед домом, матери – радугу в небе на день своего рождения.

Но она, Клара, никогда никаких знаков не получала. Ни одного. И пришла к выводу, что все-таки, наверное, не существует ни призраков умерших, ни возможностей получить некий привет из мира мертвых – в общем, ничего такого, потому что, если бы у мертвых действительно был какой-нибудь способ связаться с миром живых, Майкл непременно бы сделал это.

Он, возможно, в этот ночной час и умер, так что вряд ли это простое совпадение…

– Майкл?

Стол все продолжал трястись и раскачиваться, словно отвечая ей, и определенно двигался теперь куда более активно.

Значит, Майкл все-таки пытается установить с ней связь? Ну, конечно! Это он посылает ей некий знак. Но что именно он пытается ей сказать?

Папки с ее записями сперва сползли на край стола, а затем с шелестом соскользнули на пол. Ну, если уж и это не знак, то что же это такое? Странно… Да нет, совсем не странно! Ведь Майкл обещал, что всегда будет с ней, и… вот он!

– Майкл, это ты? О, мой дорогой!

Дверь в ее спальню начала потихоньку приоткрываться. Сама собой. Клара смотрела на это как зачарованная, боясь пошевелиться. Внезапно в дверном проеме возникла призрачная светящаяся фигура, послышался стон, и Клара, пронзительно вскрикнув, бросилась к ожившему письменному столу, нырнула под него и скрючилась там, прижав коленки к груди и уткнувшись в них испуганным лицом.

Когда она все же осмелилась поднять глаза, то увидела трепещущую в воздухе простыню. Затем из-под простыни появились двое мальчишек, выглядевших столь же испуганными, как и сама Клара. Это были близнецы Билли и Барри.

– ДА КАК ВЫ СМЕЕТЕ! – взревела разгневанная Клара.

– Только не бейте нас!

– Вон из моей комнаты! – Клара и сама удивилась тому, сколько ярости звучит в ее голосе.

– Она нас сейчас своими шлепанцами побьет!

– Нет, только не шлепанцами!

– Немедленно убирайтесь отсюда вон! Вы слышали? ВОН! НЕМЕДЛЕННО ВОН!

Когда близнецы, хлопнув дверью, исчезли, Клара поднялась на ноги. Ну и дикари! Просто туареги какие-то! И никакой это был не Майкл. И никаких привидений не существует, как бы ты ни надеялась на обратное.

Теперь в луче света, падавшем из открытой двери, она вполне отчетливо разглядела толстые хлопчатобумажные нитки черного цвета, с помощью которых проказники-близнецы и заставляли ее письменный стол двигаться и трястись. Это был никакой не привет от ее погибшего возлюбленного. У Клары было такое ощущение, словно маленькие хулиганы дергали не за привязанные к столу нитки, а за самые больные струны ее души.

Ну все, с нее хватит!

Клара снова оделась, но все же решила немного выждать. Лишь услышав, как в девичьей спальне негромко щелкнул выключатель, она принялась тихо складывать в чемодан свои вещи, записи и фотографии.

Как же ей не хватало предсказуемости своей прежней работы! Той, которой она занималась в компании «Харрис и сыновья». Она прямо-таки тосковала по аккуратным столбцам правил и милых ее сердцу цифр, по перерывам на чай с черносмородиновой ватрушкой, по фабричным парням, любившим с ней пофлиртовать. А новая работа в Лавенхэме оказалась настолько странной, что Клара совсем растерялась.

Такое ощущение, что и она – не она, и дети ей совершенно чужие, и ничего у нее не ладится. Пока что ей не удалось установить контакт ни с одним из них – эта вязаная мышь, эти сигареты, это курение у нее на глазах… да вообще все! С какой стати она вообразила, что, явившись сюда, с легкостью впишется в жизнь этого приюта и будет наслаждаться жизнью в уютном и чистом доме с симпатичными окрестностями? Нет, ей, конечно, следовало знать заранее: в жизни за все и всегда приходится платить.

Выжидая, чтобы дети уж точно уснули, Клара вспоминала последние десять лет своей жизни. Да нет, пожалуй, всю свою жизнь. Ей так много довелось пережить – не только войну и гибель Майкла, – но она всегда была уверена, что все преодолеет. Сама. Ей только нужно собраться с силами.

Один альбатрос, повисший у тебя на шее и тянущий в пучину[7] – это уже достаточно плохо. А когда их восемь? Ответственность оказалась поистине невыносимой, всепоглощающей. Да у нее в жизни ни для чего другого и места-то не останется! А ведь ей и самой иногда с трудом удавалось прожить день – так она изнывала под тяжестью собственного горя и одиночества. Ее пугала уже сама мысль о том, что придется взвалить на себя еще и чужое горе – горе каждого из этих сироток. Нет, это и впрямь как-то слишком. Нельзя требовать от одного человека – каким бы сильным он ни был – столь многого.

Она не сомневалась: эти дети вскоре попросту ее изуродуют, уничтожат как личность.

Так что, собственно, выбора у нее нет.

Ничего, какая-нибудь другая работа непременно найдется.