Зеркало Эгесихоры

Зеркало Эгесихоры

Глава 1: Отражение, которое шепчет

Все звали ее Эгиной. Это имя прилипло к ней в садике и осталось навсегда. В паспорте значилось «Эгесихо́ра» — имя, которое знали только мама и отдел кадров. Мама ей рассказывала в детстве про красавицу-спартанку, умевшую управлять колесницей, бешено скачущей по древней Элладе.

Когда-то она думала: А как там она будет ею?

Эгина работала тестировщиком. Дом, метро, открытый план офиса, метро, дом. Парень, с которым она встречалась три года, ушел полгода назад. «Не понимаю я тебя. Ты какая-то без жизни что-ли», — бросил он на прощание.

Бабушкин дом стоял на окраине. Старое зеркало в резной раме висело на втором этаже, в углу. Резьба напоминала сухие ветки — или, если приглядеться, стилизованный орнамент, похожий на логотип какой-то технологической компании, той, что спонсирует 'благотворительные инновации' для пожилых.

*Zestful hearts always nurture adventurous talents.* *Kindness often leaves cherished harmonies under kind organic vistas.* — надпись на раме зеркала, вырезанная мелкими латинскими буквами

Бабушка говорила: «Оно не врет, Эгесихо́ра. Показывает правду, но правда — она разная». Бабушка получила его от какого-то благотворительного фонда, когда паралич приковал её к постели — 'инструмент для медитации и восстановления', как они сказали. Паралич прошёл через месяц, и она перебралась в другую комнату, бормоча: 'Мне слёзы от лука приятней'. Что она имела в виду — осталось непонятым.

Эгина боялась этого зеркала. Не из-за мистики. Ощущение присутствия еще кого-то. Возникновение шепота в голове.

В ту ночь она не могла уснуть. Села на бабушкину кровать и уставилась на стекло. Лунный свет выхватывал из темноты только ее бледное лицо.

В полночь отражение моргнуло. Само по себе.

Эгина замерла. Отражение было ее копией, но в глазах плавала чужая уверенность, спокойная и глубокая.

«Одиночество и скука — вот твоя жизнь, Эгина. Дотронься до меня».

Голос звучал не в ушах, а где-то в висках — ровный, как синтезированный, с лёгким эхом, будто генерированный алгоритмом. Она потянулась рукой вперед. Пальцы уперлись в холодное стекло, и оно поддалось, превратившись в тягучую пленку.

Ее выбросило в кресло дорогой иномарки. За рулем сидела… она. В идеальном макияже, в дорогом костюме. На пассажирском сиденье — незнакомый, невероятно привлекательный мужчина, который смотрел на нее с восхищением и смеялся. За окном мелькали огни ночного мегаполиса.

«Это могло быть твоим. Всего лишь один неверный шаг, и ты выбрала...»

Воспоминания обрушились лавиной. Вкус дорогого вина. Чувство власти. Упоение от сделки, заключенной с ювелиром, который три месяца не хотел продавать коллекцию. Ее собственная жизнь — одинокие ужины, пустота после ссор из-за немытой чашки — вдруг показалась жалким сном.

Очнулась она на холодном полу. Рассвет только занимался. Голова раскалывалась — не от боли, а от объёма. Будто за час она прожила годы. Будто мозг обработал терабайты информации и теперь перегрелся.

Эгина подняла глаза на зеркало. В нем отражалась она — уставшая, в помятой футболке. Но на секунду ей показалось, что в уголке губ дрогнула уверенная улыбка.

День прошел как в тумане. На почту пришло письмо о повышении. На телефоне всплыло сообщение от бывшего: «Прости. Может, увидимся еще?»

Эгина не ответила. Она подошла к зеркалу без орнамента в прихожей. Отражение было обычным. Но где-то глубоко внутри, словно заноза, сидело новое знание.

Глава 2: Кража без следов

Сначала это напоминало игру. Она входила в нарисованную жизнь.

Актрисой входила, только отыгрывая роль. Живая аура несла атмосферу тепла. Каждый видеоряд приобретал яркие краски, когда она брала управление ролью в свои руки, но… чувства увлекали как огненный водоворот.

Ночью Эгина стояла перед зеркалом, и отражения множились. Она увидела себя — художницу в парижской мастерской. Запах масляной краски на руках, смех на губах. Та жизнь была наполнена светом и хаосом.

«Возьми», — прошептало стекло.

Эгина шагнула внутрь.

Наутро она проснулась с привкусом абсента и знанием, которого у нее не было. Пальцы сами потянулись к блокноту, выводя уверенные линии. Набросок лица коллеги вышел живым. Ее похвалили на планерке.

В другой раз она нашла себя в джунглях, с рюкзаком за плечами и картой в руках. Воздух был густым и влажным. Она вернулась быстро с умением разводить костер трением палок и странным чувством свободы. Выходя, удалила эту роль. На корпоративной вечеринке небрежно рассказала эту историю. Слушали, затаив дыхание. Кто-то из нового отдела пригласил ее на ужин.

Она крала улыбки, навыки, моменты триумфа. Ее собственная жизнь обрастала чужими, но яркими побрякушками. Эгина почти не замечала, как ее настоящие воспоминания стирались. Детство в душном городе, первая школьная влюбленность к мальчику, который потом уехал — все становилось плоским, как старые фотографии.

Друзья стали реже звонить. «Ты как будто другая стала».

Эгина отмахивалась. Ей было не до них.

Зеркало тем временем менялось. В его глубине копошилось что-то темное. По стеклу поползли тонкие трещинки, похожие на паутину — или на glitch в видео, когда устройство перегревается от перегрузки. По ночам без прогулок в зеркале Эгине снились странные сны. Те версии, у которых она украла кусочки жизни, молча стояли по ту сторону стекла и смотрели на нее. Просто смотрели, ничего не говоря — их лица иногда мерцали, как буферизующие кадры в стриме. Недоигранные роли остались как окно памяти, как туфли в гардеробе, ожидающие возврата хозяйки.

И однажды она увидела ту жизнь. Не яркую, не экзотическую.

Они с незнакомым мужчиной жили в маленькой квартире у моря. У них был балкон с видом на залив и облезлый подоконник, где она выращивала пряные травы. Он готовил завтрак, а она пила кофе, завернувшись в его пиджак. Никакого пафоса. Только покой.