Глава 1. Начало путешествия...
От автора: Дорогие читатели, начало этой книги требует небольшого разъяснения. Эта книга написана больше четырех лет назад, когда я только-только начинала свой творческий путь. Герои нетипичные, героиня сверхчувствительная и значительно закомплексованная, что отражено в ее поступках. Конечно же, при этом нужно учитывать особенности мышления девиц того времени, особенно девиц с христианским воспитанием. Всё это сделало историю специфической, немного наивной. Роман останется БЕСПЛАТНЫМ, публиковаться будет постепенно, чтобы набрать хоть какую-то аудиторию. Прошу, не будьте строги к героям, потому что, когда их судьба рождалась на бумаге, я даже не представляла, что однажды вообще хоть кто-то будет этот роман читать. Тема непопулярная, но вдруг кому-то будет интересно…
Прерия завораживала
На сотни миль вперед простиралась равнина, усеянная целым морем высокой зеленой травы. Местами встречались кустарники, даже с десяток низкорослых деревьев, а на горизонте высилась горная гряда, к вершине которой резво устремлялся огромный орел.
Виола не могла насмотреться и надышаться вдоволь: настолько ее завораживало всё это. Более красивого места, чем Великие Равнины, она еще никогда не встречала. Ни океан, ни многочисленные леса, поляны и водопады, которые ей приходилось видеть в родных местах, не вызывали в груди такого странного щемящего чувства, как будто она… вернулась домой.
Ощущая себя немного глупой от теснивших грудь странных чувств, девушка скосила взгляд на брата.
Генри очень непринужденно держался в седле. Он был высок, широкоплеч и белокур, как и все в их семье. На плечах новёхонькая замшевая куртка, на поясе кобура с «кольтом», на голове – широкополая шляпа, которую он купил за баснословные деньги в соседнем городке… В этом был весь Генри: любил покрасоваться, показать себя. Девушки липли к нему, как мухи…
Виола усмехнулась.
Генри не зря считал себя неотразимым, ведь таким и был! Жаль только, что самой Виоле совершенно не досталось подобной красоты!
Брат очень походил на мать – красавицу-англичанку. Отец несколько лет ухаживал за ней, прежде чем она согласилась стать его женой. О таких женщинах говорят, что они – само воплощение мечты. Так вот сына она родила себе под стать.
Виоле же достался невысокий рост, худощавость и грубость черт лица отца. Вместо буйных золотых кудрей – бледный «мышиный» цвет волос, вместо породистого лица – курносый нос, короткие светлые ресницы и тонкие – в одну полоску – губы. Мышь! Серая, невзрачная мышь! Ах да. Еще уши! Смешные растопыренные…
Виола скривилась и тяжело выдохнула. Конь под ней нервно мотнул мордой, наверное, чувствуя настроение хозяйки. Девушка поспешно погладила за его ушами и снова посмотрела в сторону гор.
Лучше думать о них, чем о себе. Хватит уже ныть, сколько можно???
Прошла ровно неделя с тех пор, как Виоле пришлось остричь свои пусть не выдающиеся, но все-таки длинные волосы.
О Боже! Это было ужасно!
Больше месяца назад отцу написал дядя Джонатан и предложил Генри невероятно престижное место работы – свою компанию по производству колючей проволоки. Продажи были баснословными: фермеры повально скупали недорогой продукт, чтобы ограждать им свои территории. Деревья в прерии почти не росли, и достать древесину для постройки загонов было почти невозможно. Поэтому проволока была невероятно востребована. Генри должен был стать управляющим, а так как он давно мечтал хорошенько подзаработать, то откликнулся на предложение дяди с большой охотой.
И тут встряла Виола.
Она тоже хотела к дяде. На все лето. А может и на полгода. А лучше на год. Ведь в его родном городке уже давно процветала художественная школа, которой руководил знаменитый мастер Йоланд Мор. Виола мечтала попасть на его уроки в последние несколько лет…
Отец согласился легко. Они как раз с матерью хотели отправиться в Европу для посещения многочисленных родственников. Поэтому вопрос с переездом был решен быстро.
Но уже в пути Генри в голову пришла «гениальная» идея – переодеть сестру в мальчика.
Виола искренне возмутилась. Да с чего бы ей вдруг лишать себя женского достоинства? А когда оказалось, что придётся обрезать волосы, она и вовсе устроила брату скандал.
- Тогда у тебя только один путь, - пожал плечами Генри, - дилижансом вдоль побережья. Это займет у в три раза больше времени… А еще это безумно дорого. Придется спустить на это все деньги, которые отец оставил на расходы…
Виола ужаснулась. Такая перспектива не радовала.
- Да я только немного укорочу, - с ложным безразличием бросил Генри, щурясь в задорной улыбке. – Завяжешь волосы в хвост, как у меня…
И тряхнул головой, демонстрируя шикарное буйство волос, стянутых тугим шнурком.
Виола долго не могла решиться на это, но потом все-таки смирилась. Всё равно она постоянно носит шляпки, волосы всегда можно закрепить булавками, на затылке создав весьма скромный пучок. Да и отрастут они быстро…
Но Генри – будь он неладен – так коряво орудовал ножницами, что в итоге волосы Виолы едва достигали плеч.
Она поколотила его, ударяя кулаками в каменную грудь. Генри хохотал и уворачивался, а Виола скрежетала зубами от негодования.
- Как ты мог??? – кричала она. – Ты же мне всю красоту испортил!!!
- Зато теперь твои очаровательные ушки будут всегда скрыты! – хохотнул Генри, беззлобно шутя, и Виола... сдалась.
Генри очень любил ее. Просто являлся заядлым озорником. В свои двадцать два он был ещё сущим мальчишкой, хотя выглядел этаким богатырем со своими железными мускулами и крепкой шеей.
Когда Виола натянула на себя мужские портки, рубашку и куртку, то… обомлела.
Из зеркала на неё смотрел курносый глазастый подросток, которому была очень к лицу короткая, по плечи, вьющаяся шевелюра. Но ничуть не женственный. Грудь, которую и без утяжки можно было только оплакивать, была надежно спрятана под полотном и рубахой, на узких бедрах – широкие, на размер больше штаны, и вылитый «младший братик» здоровяка Генри готов!
Глава 2. Красивый дикарь...
Рано утром следующего дня, когда первые лучи солнца осторожно пробились сквозь плотные облака, лагерь окутала тревожная тишина. Сухой треск ветки заставил Генри моментально открыть глаза. Его рука инстинктивно потянулась к винтовке, а взгляд пронзил пространство перед ним. Виола же, свернувшись калачиком под тонким одеялом, медленно приходила в себя. Её сонный разум ещё не успел осознать, что что-то не так.
— Вставай! — шёпотом бросил Генри, не оборачиваясь.
Девушка вздрогнула и тут же села, растерянно моргая. Мир вокруг показался ей нереальным: серебристая дымка рассвета стелилась по земле, кусты казались живыми, а где-то вдали перекликались хищные птицы. Но голос брата быстро вернул её к реальности.
На горизонте, в мягком утреннем свете, медленно двигались тени. Всадники. Их было четверо. Виола заметила яркие узоры на одеждах, длинные чёрные волосы, спадающие на плечи. Сердце застучало быстрее.
— Это индейцы? — одними губами спросила она.
— Апачи, — коротко ответил Генри, не отрывая взгляда от приближающихся фигур. — Но с ними двое белых. Не делай резких движений.
Виола судорожно сжала одеяло и, забыв о своём маскараде, крепче прижалась к брату. Генри, почувствовав её страх, на мгновение сжал её руку.
— Всё будет хорошо, — пробормотал он.
Один из охотников лагеря, долговязый мужчина с жёваной трубкой в зубах, наблюдал за ними с презрительной насмешкой. Его взгляд скользнул по Виоле, и он с отвращением сплюнул на землю.
— Сопляк, — проворчал себе под нос и отвернулся.
Всадники приблизились. Их спокойствие не предвещало опасности, но Генри не опускал винтовку. Закон прерии был прост: доверие — редкая роскошь.
Виола не могла отвести взгляд. Она впервые видела индейцев так близко. В их одеждах пестрели яркие цвета, узоры казались притягательно-таинственными. Один из апачей взглянул прямо на неё, его тёмные глаза блеснули в рассветном сиянии солнца.
— Генри… — прошептала она с легким испугом.
— Тихо, — как отрезал брат.
Лошади всадников остановились в нескольких шагах от лагеря. Один из белых мужчин, невысокий и жилистый, поднял руку в знак приветствия.
— Доброе утро, путники! — выкрикнул он.
Голос его был хриплым, но не враждебным. Генри медленно опустил винтовку, но пальцы его оставались на спусковом крючке.
— Доброе, — ответил он.
Виола вздохнула, но напряжение не покидало её. Ветер шевелил её короткие волосы. Казалось, что весь мир замер в ожидании развязки этой пугающей встречи. Незнакомцы могли принести как мир, так и смерть. И пока рассвет продолжал заливать прерию золотистым светом, никто не решался сделать первый шаг.
А Виола могла только смотреть и молча молиться, чтобы всё обошлось.
Чтобы не нервничать так сильно, она начала снова рассматривать внешность индейцев.
На апачах были одеты традиционные штаны и куртки, украшенные бахромой и вышивкой, а в длинных, иссиня-черных волосах болтались орлиные перья. У каждого через плечо были перекинуты ружья, а за поясами торчали рукоятки ножей.
Виола никогда бы не подумала, что внешность дикарей может производить настолько мощное впечатление. Помимо откровенного страха в ее душе разгорелось глубокое любопытство.
Один индеец выглядел особенно грозным и невозмутимым. Он был уже немолод, а по замечаниям некоторых из отряда, Виола поняла, что это вождь. Трое остальных индейцев казались гораздо более молодыми. Их бронзовые лица было трудно отличить друг от друга, словно они были родственниками.
Их белые спутники – двое светловолосых охотников - приветственно подняли руки и прокричали:
— Друзья! Мы с миром. Куда держите путь?
Мистер Хантер Дик, главный в лагере путешественников, прищурившись, сказал:
— А с кем имею честь разговаривать?
Один белый, мужчина лет сорока, одетый в потертую одежду охотника, широко улыбнулся:
— Я Фрэнк Стоун. Это мой брат Джордж Стоун, — он указал на своего товарища. — А это хозяева этой земли – наши друзья-апачи: вождь Кваху (Орёл) и его сыновья Текода (Друг Всем), Чуа (Змея) и Кохэна (Быстрый). Мы увидели ваши следы и решили узнать, кто вы и куда направляетесь…
Фрэнк Стоун замолчал, ожидая реакции. Он выглядел дружелюбным, но напряжение всё не покидало окружающих. Виола затаила дыхание, широко раскрыв карие глаза.
Индейцы её пугали и завораживали одновременно. Она понимала, что нельзя так бесстыдно разглядывать кого бы то ни было, но не могла ничего с собой поделать.
Лошади переминались с ноги на ногу и возбужденно фыркали. Легкие порывы ветра играли не только с гривами животных, но и с длинными черными космами дикарей.
Мистер Дик наконец-то нарушил гнетущую тишину и чинно произнес:
— Мы направляемся в форт Дрейк. С этого места снимем лагерь уже завтра. Надеюсь, мы не сильно побеспокоили вас своим присутствием?
Братья Стоуны засмеялись, и гнетущая тишина мгновенно испарилась.
— Мы рады приветствовать вас. Наши друзья апачи готовы искурить с вами трубку мира…
Индейцы спешились и с братьями Стоун были приглашены воссесть около кострища. Мистер Дик распорядился принести воды и немного вяленого мяса.
Вождь Кваху торжественно снял с пояса трубку мира и стал передавать по кругу. Виола ужаснулась. Неужели ей тоже придется затягиваться этим отвратительным дымом? Генри, видимо, тоже об этом подумал и зна́ком показал Виоле сесть позади него на траву и не двигаться. Девушка охотно послушалась и замерла. Трубка благополучно перекочевала мимо, и Виола почувствовала облегчение. Видимо, ее воспринимают, как мальчика-подростка, а не как мужчину…
Пока торжественный обряд продолжался, и мужчины по очереди выпускали дым изо рта, Виола имела возможность тщательно рассмотреть также и охотников.
Фрэнк Стоун и его брат с виду были обычными бродягами. Их светлые бороды и голубые глаза сильно контрастировали с загоревшими лицами. Их взгляды были удивительно дружелюбными, что вызывало у Виолы искреннее изумление.
Глава 3. Похищение, видение, спасение...
Вечер наступил неожиданно быстро. У переселенцев было множество дел: охотники успели подстрелить нескольких куропаток для ужина, но мечтали о большем — о крупной охоте на бизонов.
Виола не любила есть вместе со всеми, но ей нельзя было выделяться. Она тихонько присела на траву поодаль от костра, медленно пережёвывая жёсткое мясо птицы. Остальные — пять охотников, мистер Уоррен Дик, четверо переселенцев и Генри — сидели вокруг огня в гнетущем молчании. Дрова потрескивали, разбрасывая искры в ночное небо, а где-то в траве визгливо трещали сверчки.
Помимо запаха дыма и аромата жареного мяса, в воздухе ощущался тонкий привкус спиртного. Все знали, что охотник Форест Гич неравнодушен к бутылке. Конечно, каждый мужчина здесь не отказался бы от пары глотков, но Гич был другим. Он пил часто, пил много и превращался в опасного зверя.
Невысокий, с седыми неопрятными усами и бородой, в которой вечно застревали кусочки табака, он обладал тяжёлым, угрюмым взглядом, пронизывающим до костей. Для него все вокруг были либо обузой, либо врагами, и даже свои товарищи старались держаться от него подальше.
В тот вечер Гич выпил особенно много. Визит братьев Стоун и апачей весь день выводил его из себя, и он шептал проклятия себе под нос. Но сейчас, у костра, он сидел молча. Это молчание было даже страшнее его обычных бормотаний. Гич пристально смотрел в языки пламени, не притрагиваясь к своему куску мяса. Атмосфера вокруг стала тяжёлой, как перед бурей.
О нём ходило много слухов. Говорили, что он участвовал в нападениях на индейские деревни и не щадил никого — ни женщин, ни детей. Его обвиняли и в других чудовищных злодеяниях, но доказательств этому не существовало. Однако одно знали все: с Форестом Гичем лучше не спорить, особенно когда он пьян.
Виола, наблюдая за охотником, почувствовала, как по её спине пробежал холодок. Она переплела пальцы рук и начала тихонько молиться:
— Господи, сохрани нас от этого страшного человека. Пусть не будет ссор и беды, пусть эта ночь пройдет спокойно…
Она замолчала на мгновение, а затем ещё тише добавила:
— Дай этому страшному человеку раскаяться во всех злодеяниях, что он совершил. Аминь.
Но не успела она договорить, как Гич резко вскочил на ноги. На лице его появилось какое-то дикое выражение, глаза засверкали безумием. Он начал выкрикивать бессвязные ругательства и размахивать руками, словно пытался убежать от чего-то невидимого, что не давало ему покоя. Виоле на мгновение показалось что он всячески изгонял Святого Духа из ее молитвы…
Охотники и переселенцы моментально вскочили вслед за ним, схватившись за ружья и рукоятки ножей. Генри подбежал к сестре, потянул её за руку и повёл к обозу.
— Вилли, сиди внутри. Я буду охранять снаружи. Не волнуйся, мы его угомоним.
Виола кивнула и послушно залезла в повозку. Она укрылась одеялом и, измождённая переживаниями, провалилась в глубокий сон, едва её голова коснулась подушки.
Этот сон был удивительно светлым. Она видела юношу-индейца, который улыбался и весь светился дружелюбием, что было крайне сложно представить в реальности. Она чувствовала себя легко, счастливо — как никогда прежде. Это был удивительный, почти волшебный сон, настолько яркий, что казался реальностью.
Но вдруг всё изменилось. Воздух сгустился, а в голове вспыхнула резкая боль. Сон разлетелся на осколки, как разбитое стекло, и Виолу окружил плотный, давящий мрак…
***
Странное, гнетущее состояние тьмы начало постепенно рассеиваться. Боль, хотя и не исчезла, больше не была такой острой. Виола слабо приоткрыла глаза, но их тут же ослепил яркий солнечный свет, и она снова их зажмурила. Сознание возвращалось постепенно, и вместе с ним пришло осознание тяжести в теле и мучительной боли в запястьях. Она попыталась пошевелиться, но руки не слушались.
Снова открыв глаза, на этот раз медленнее, Виола смогла что-то разглядеть. Было уже далеко за полдень. Вокруг раскинулся редкий лесок с невысокими, но достаточно старыми деревьями, искореженные стволы которых были довольно-таки толстыми. Однако не было ни намека на лагерь или человеческое присутствие. Девушка попыталась пошевелить руками и вдруг осознала, что они крепко связаны за спиной, а её тело плотно привязано к дереву. Каждое движение отзывалось жгучей болью в плечах и затёкших руках. Голова пульсировала, будто готовая взорваться от боли.
«Где я? Почему я здесь? Что произошло?..» — проносилось в голове.
Перед её глазами промелькнули обрывочные воспоминания: вечерний костёр, Генри с винтовкой, а затем… Гич. Его безумные крики и дикие передвижения по лагерю…
Холодок ужаса пробежал по спине, просветляя сознание окончательно. Кто-то похитил ее, связал и бросил здесь. Но почему? Как такое могло произойти в лагере, полном вооружённых мужчин? А Генри? Почему он не спас её? Почему не защитил свою сестру? Неужели Гич убил его?..
— Господи… — сорвалось с пересохших губ. — Спаси меня! Помоги мне!
Мысли путались, сердце бешено колотилось, а дыхание стало прерывистым. Она снова попробовала пошевелиться, но верёвки болезненно впились в запястья. Из уст вырвался слабый стон. Паника нарастала с каждой секундой, но девушка заставила себя замереть. Возможно, Гич был где-то рядом, наблюдая за ней, или же… он оставил её умирать здесь, медленно и мучительно — от голода, жажды или когтей диких зверей.
Словно в ответ на её самые мрачные мысли, где-то неподалёку раздался приглушённый вой. Виола замерла и затаила дыхание. Она чувствовала, как смерть дышит ей в лицо.
— Боже, помилуй… — прошептала в отчаянии. Голос дрогнул, а по щекам покатились горячие слёзы. Прятать их больше не было никакого смысла…
Она закрыла глаза и начала молиться еще более усиленно. Сначала шёпотом, затем мысленно, но с каждым мгновением её сердце всё сильнее устремлялось к Небу. Она молилась до изнеможения, до исступления, пока вдруг не ощутила что-то удивительное. Тепло, спокойствие, умиротворение начали медленно наполнять её душу. Боль притупилась, страх отступил, и она словно провалилась в сон-забытьё.
Глава 4. Божий человек...
Её мысли прервались резким ощущением холода на запястьях. Виола широко распахнула глаза и инстинктивно попыталась поднять руку к лицу, но обнаружила, что её ладони удерживаются сильными руками индейца. В нос ударил пряный, терпкий запах, и она поняла, что он втирает в её кожу какую-то мазь — скользкую и резко пахнущую.
Растирание оказалось болезненным, и Виола зажмурилась, сдерживая стон. Почему так больно? В тот же миг перед её глазами вспыхнули обрывки воспоминаний: безумный Гич, его злобное лицо, повозка, боль, верёвки, впивающиеся в запястья…
Она забылась от боли, но страх вновь поднял её с глубин бессознательности. Виола распахнула глаза и попыталась приподняться. Индеец, заметив её движение, осторожно поддержал за плечи, помогая присесть.
Головокружение накрыло её, будто волной, и едва не толкнуло обратно на землю, но крепкие руки апача удержали её. Накатывала тошнота, но Виола заставила себя сосредоточиться и не поддаться слабости. Когда наконец смогла сфокусировать взгляд, то поняла, что индеец всё ещё сидит вплотную и поддерживает её, и это осознание вызвало в ней странные, противоречивые чувства.
Его руки — такие же сильные и уверенные, как у Генри — внушали доверие, создавая иллюзию безопасности. Но затем прилетала пугающая мысль: это не Генри. Это индеец. Дикарь! Абориген!!! И от этой мысли холодок страха пробежал по её спине.
— Спасибо… — прошептала Виола, и её голос предательски дрогнул.
Индеец ничего не ответил. Убедившись, что она может сидеть самостоятельно, он отпустил её плечи и сел по другую сторону костра. Его движения были грациозными и уверенными. Молча и с каменным выражением лица он подбросил в огонь несколько сухих веток и начал что-то аккуратно нарезать маленьким ножом.
Виола наблюдала за ним с тревогой. Он казался ей живой статуей — ни одной эмоции на бронзовом лице, ни тени улыбки или мыслей во взгляде. Только холодное, спокойное безразличие. Его длинные волосы блестели в свете костра, а чёткие черты лица казались выточенными из камня.
Через несколько мгновений индеец закончил своё дело, поднял голову и внимательно посмотрел на Виолу. Она съёжилась и замерла под его пронзительным взглядом. Время, казалось, остановилось. Наконец, она заметила, что он что-то ей протягивает. Виола опустила взгляд и увидела кусок вяленого мяса.
— Тебе нужно поесть, — произнёс он.
От звука его голоса её бросило в дрожь. Он говорил не грубо, не угрожающе, а очень спокойно, но в его голосе не было тепла. Виола с трудом протянула руку и взяла мясо. Почему он так пугает её? Он помог ей, позаботился о ней… но рядом с ним было страшно.
И тут до неё дошло: он говорил на чистейшем английском!
Он может говорить! Он может понять её! Может отвезти к Генри! Может знать, кто её похитил…
Но тут в её разум ворвалась страшная мысль: а вдруг это он её и похитил? А вдруг именно индейцы напали на лагерь и убили Генри?..
Холод сковал её изнутри, а воздух вдруг стал тяжёлым и вязким. Головокружение накрыло с новой силой, и через несколько секунд её сознание провалилось в темноту.
***
«Я послал этого человека спасти тебя… Я послал этого человека спасти тебя…»
Эти слова звучали в её голове, будто эхо, разгоняющее тьму. Кохэна… Он человек Божий!
— Господи, прости, что я забыла об этом! — прошептала она мысленно.
С этой мыслью Виола открыла глаза. В её душе царил удивительный покой, а страхи рассеялись, словно туман.
Утренний свет мягко пробивался сквозь ветви деревьев, и Виола щурилась от его яркости. Она медленно приподнялась, и сердце её забилось быстрее: Кохэны нигде не было видно.
— Он ушёл? — прошептала она, оглядываясь по сторонам.
Слева начинался негустой лес, а с противоположной стороны от их стоянки простиралась бескрайняя прерия. Птицы весело щебетали, и утро казалось удивительно спокойным. Только сердце девушки не находило покоя.
Она заметила, что лежала на мягкой бизоньей шкуре. Ещё одно доказательство того, что индеец был её спасителем, а не похитителем. Но где он теперь? Сердце Виолы болезненно сжалось. Возможно, страх одиночества гнал её мысли по кругу, но было что-то ещё… что-то глубокое и важное. Сон, в котором Иисус сказал ей, что Кохэна — Его человек.
Он перестал быть для неё чужим, перестал быть просто дикарем. Теперь он был человеком, посланным Богом, и это значило всё.
Вихрь её мыслей был прерван лёгким шорохом позади. Виола осторожно развернулась и увидела своего спасителя. Кохэна вышел из леса, неся в руках подстреленную куропатку. Его длинные волосы слегка развевались на ветру, а бронзовое лицо оставалось невозмутимым.
Но когда он заметил выражение лица Виолы — светлое, полное радости — его собственное спокойствие на мгновение дрогнуло. Он замер, будто смутившись, но быстро справился с собой и вновь вернул лицу привычное выражение спокойной уверенности…
Глава 5. Холодность и сомнения...
Только сейчас Виола осознала, что ведёт себя странно, и смущённо опустила голову.
Так, приди в себя! Что же делать? Спросить у индейца о Генри? Спросить, как он меня нашёл? Или, может, стоит сначала представиться? Это ведь невежливо — разговаривать, не познакомившись… Хотя… вдруг у дикарей нет привычки общаться с белыми слишком близко?
Мысль о том, что она снова подумала об индейцах как о «дикарях», совестливо кольнула изнутри. Это клеймо вдруг показалось ей несправедливым и обидным.
— Ладно… у индейского народа! Не у дикарей, а у индейского народа, — шёпотом сказала она себе, словно заключая важный договор с собственной душой.
Тяжело выдохнула, сбрасывая с себя душевное напряжение, и украдкой взглянула на Кохэну. Индеец, казалось, совершенно не обращал на неё внимания, методично разводя костёр и готовясь к приготовлению мяса.
Почему он молчит? У них не принято знакомиться? Или я должна первой заговорить? Как же сказать? «Привет, меня зовут Виола! Я…»
Но внезапно Виола замерла. Мысль, будто молния, пронзила её разум: Она же не Виола! Она Вилли! Во свете последних событий она полностью забыла о своей роли и вела себя, как девушка.
Виола опустила взгляд на свою одежду: мужская грубая куртка, кожаные штаны, потертые сапоги, которые были ей велики. Затем её рука машинально потянулась к волосам, и пальцы наткнулись на короткие пряди у шеи. Всё внутри неё сжалось. Я же парень! Как я могла забыть об этом? А вдруг Кохэна всё понял?
Она испуганно взглянула на индейца, но тот даже не смотрел в её сторону. Он сидел на корточках и нанизывал тушку куропатки на острый прут.
Её одежда была застёгнута, всё выглядело в порядке. Виола облегчённо выдохнула, но взгляд её упал на руки. Запястья уже почти не болели, только синие полосы напоминали о верёвках и недавних мучениях. Она вспомнила, как Кохэна обрабатывал её ушибы, и сердце странно сжалось.
А может, это была вовсе не забота? Почему я решила, что он делал это с какой-то теплотой, как Генри? Он просто помог мне, чтобы потом получить вознаграждение. Вот и всё! Ты же «парень», глупая девчонка!
Она тряхнула головой, отгоняя эти беспорядочные мысли, и заставила себя успокоиться.
— Извини, пожалуйста! Мы можем поговорить?
При звуке её голоса Кохэна лениво поднял взгляд и коротко кивнул.
Виола нервно сглотнула. Она не знала, как правильно говорить с индейцем и боялась совершить ошибку.
— Спа-с-спасибо… — голос её предательски дрогнул. — Спасибо, что спас меня и… за помощь… с руками… — Она показала на свои запястья. — В общем, я благодарю тебя.
Она поняла, что начала тараторить и слишком затянула с благодарностями. Запнувшись на мгновение, продолжила:
— Я хотел спросить… Ты не знаешь, где мои спутники? Мы были в лагере… Генри… мой брат… Отведи меня к нему, пожалуйста. Мой брат отблагодарит тебя!
Слова повисли в воздухе, а Кохэна, казалось, даже не услышал их. Он спокойно переворачивал мясо над огнём, словно никого не было рядом. Тишина длилась мучительно долго, и сердце Виолы, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Наконец, индеец поднял на неё взгляд, и его тёмные глаза пронзили её насквозь.
— Все ли бледнолицые начинают просить о чём-либо, не назвав даже своего имени?
Щёки Виолы вспыхнули ярким румянцем. Она осознала, что поступила невежливо, и мысленно себя за это отругала.
— Прости, я… я не хотела обидеть тебя, — поспешно сказала она. — Меня зовут Вилли. Я запомнил твоё имя — Кохэна. Оно означает «Быстрый» на языке твоего народа…
На лице индейца промелькнула едва заметная тень удивления, но почти мгновенно исчезла. Он явно не ожидал, что бледнолицый запомнит имя и его значение.
— Пожалуйста, отведи меня к моим друзьям…
Кохэна молча смотрел на огонь, словно обдумывая ее просьбу. Его лицо вновь превратилось в бесстрастную маску.
— Я отведу тебя к твоим бледнолицым братьям. Они ищут тебя.
Эти слова заставили сердце Виолы подпрыгнуть от облегчения. Но вместе с радостью пришли тревога и страх: Что произошло с Генри? В порядке ли он?
***
Кохэна украдкой наблюдал за белым мальчишкой. Как индеец, воспитанный в традициях своего народа, он привык скрывать эмоции и презирал тех, кто не мог этого делать. В этом же бледнолицем он видел слабость. Его тонкие руки, детское лицо — всё это вызывало в нём отторжение.
Но когда он обрабатывал его руки прошлой ночью, что-то в нём дрогнуло. Эти тонкие запястья, больше похожие на женские, могли принадлежать нездорвоому человеку… Но нет! Кохэна отогнал эти мысли. Юноша должен быть сильным. Даже если он бледнолицый!
— Скажи, кто меня ищет? Генри? Как ты меня нашёл? Ты давно знаешь, что меня ищут?
Вопросы срывались с губ Виолы один за другим. Она понимала, что теряет самообладание, но не могла остановиться. Кохэна, не отвечая, перевернул мясо на вертеле, затем отрезал ножом кусок и протянул ей.
— Бери, ешь. Скоро отправляемся.
Виола вздохнула. Он явно не хотел отвечать на её вопросы. Приняла кусок мяса и начала есть, не отводя взгляда от земли. Внутри неё копились раздражение и обида.
Почему он такой холодный? Почему так презирает меня? Зачем тогда спас? Ради вознаграждения!
Слова из её сна вновь всплыли в памяти, но теперь казались далёкими и нереальными.
Господи, я запуталась… — мысленно произнесла она, вцепившись в кусок мяса, и сглотнула очередной комок в горле.
Пока жевала жёсткое мясо, к ней начала возвращаться ясность мыслей. Трезвый ум осторожно, но настойчиво подсказывал: эмоции — вещь переменчивая, и сейчас не время предаваться смущению или досаде. Единственное, что действительно важно, — это как можно скорее найти Генри.
«Да, так я и поступлю», — твёрдо решила она и мысленно отмахнулась от ледяного равнодушия Кохэны.
Когда они закончили есть, индеец быстро и ловко потушил костёр, собрал свои скромные пожитки и убрал их в кожаную сумку. Его длинные волосы, будто чёрный шёлк, падали на плечи и грудь, иногда закрывая лицо, но он, казалось, совсем не замечал этого. Виола поймала себя на мысли, что завидует таким шикарным волосам. Но эта мысль тут же улетучилась: сейчас гораздо важнее было понять, как они будут добираться к переселенцам.
Глава 6. Нападение...
Тело Виолы ныло от усталости, а от тряски и голода её начало слегка подташнивать. Скачка на спине мустанга вместе с молодым индейцем длилась уже не один час, и девушка едва держалась в седле. Она давно ухватилась за кожаную куртку Кохэны вместо седла, но из-за изнеможения даже не заметила этого.
Как же хочется, чтобы это был Генри! — пронеслось у неё в голове. Тогда она могла бы прижаться к его спине, доверчиво обвить его талию руками и не бояться ничего. Но это был не Генри. И она не могла расслабиться рядом с Кохэной, даже несмотря на его помощь и молчаливое спокойствие. Господи, когда же это закончится?..
Веки начали тяжелеть, а голова клониться вперёд, когда Кохэна вдруг остановил мустанга.
Конь начал тревожно втягивать ноздрями воздух, его уши нервно задёргались. Индейца окутала тревога — это чувствовалось по его напряжённой позе и взгляду, устремлённому куда-то в долину.
— Слезай, бледнолицый. Оставайся в траве и жди, — произнёс он с явным акцентом, вызванным, очевидно, волнением.
Эти слова испугали Виолу. Она не сразу поняла, что от неё хотят, но всё же послушно сползла с лошади. Кохэна не смотрел в её сторону, направляя мустанга к краю обрыва и скрываясь за большим валуном.
Оставшись одна, Виола почувствовала острое одиночество и бессилие. Она опустилась на траву и обхватила себя руками.
Неужели он бросил меня? Просто оставил здесь, потому что я ему надоела?
Нет, в этом не было смысла. Что-то произошло.
Она прижалась щекой к мягкой траве и закрыла глаза, заставляя себя дышать ровно и спокойно.
Прошло не более получаса, когда воздух прорезал резкий хлопок — выстрел.
Виола замерла. Кровь отхлынула от её лица, сердце забилось так быстро, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Кто стрелял? Это был Кохэна? Или кто-то стрелял в него?
Она не шевелилась. Время замерло. Тишина снова окутала долину. Лёгкий ветер играл в траве, щекоча лицо девушки, кузнечик стрекотал где-то рядом, будто успокаивая: всё хорошо… всё хорошо…
Но ничего не было хорошо. Прошёл час, а Кохэна так и не вернулся. Что-то произошло. Ей нужно было выяснить, что именно.
Страх сковывал её движения, но она вспомнила наставления Генри. Он учил её, как вести себя в опасной ситуации, как быть незаметной, как ползти по земле. Собрав всю свою волю в кулак, Виола поползла вперёд, прижимаясь к земле и замирая при каждом шорохе. Она добралась до огромного валуна и осторожно выглянула из-за него.
Перед ней открылась долина, спускавшаяся вниз каменистыми уступами. Внизу поблёскивала на солнце узкая река, вдоль которой росли низкие деревья. Оглядевшись, Виола не увидела ни Кохэны, ни кого-либо другого.
Нет, он не мог просто уйти… что-то произошло.
Она понимала, что оставаться в укрытии бесполезно. Что-то подсказывало ей, что Кохэна где-то там, внизу. Она закрыла глаза и прошептала выученную молитву:
— Господи! Помоги мне и сохрани меня! Будь моим щитом. Ангелы Твои да осенят меня крыльями своими. Помоги мне найти Кохэну. Спаси его, сохрани его…
На мгновение она замолчала, потому что почувствовала, как к её словам примешивается странное чувство — как будто она молилась не просто о спутнике, а о брате.
И вдруг перед её глазами вспыхнуло видение: Кохэна лежит лицом вниз в высокой траве. Его куртка окровавлена, а рядом ни лошади, ни оружия.
Виола вздрогнула, её сердце сжалось от ужаса. Она знала, что это не просто воображение — это было послание, ясное и чёткое.
— Господи, не дай ему умереть! — прошептала она и, подкреплённая этой мыслью, вскочила на ноги и побежала вниз по склону.
Она бежала, цепляясь за траву и острые камни, но не останавливалась. Какая-то внутренняя сила двигала ею, и страх растворился в решимости.
Когда Виола достигла линии деревьев, её дыхание сбилось, но она не притормозила. Девушка двигалась вдоль реки, взгляд бегал по земле, и вот — она увидела его.
Кохэна лежал на боку, его лицо было скрыто спутанными волосами, а куртка испачкана кровью.
Мустанга рядом не было. Винтовка тоже исчезла.
Виола подбежала, упала на колени рядом с ним и коснулась его шеи. Слабый, но явный пульс бился под её пальцами.
— Слава Богу… — прошептала она.
Осторожно перевернув его на спину, она увидела кровоточащую рану у виска, как будто пуля задела голову краем. Лицо индейца было бледным, а дыхание — едва уловимым.
Не теряя времени, Виола оторвала лоскут от своей нательной рубахи и перевязала его голову. Затем вытерла кровь с его лица, стараясь быть максимально осторожной.
— Кохэна… Кохэна, ты слышишь меня? — тихо позвала она.
Он слегка застонал, но не открыл глаз.
Виола ощутила, как в душе растёт паника, но тут же вспомнила слова из Псалма: «Что ты унываешь, душа моя, и что смущаешься? Надейся на Бога…»
Она закрыла глаза и прошептала:
— Господи, я знаю, Ты поможешь нам.
Оглядевшись по сторонам, она пыталась сообразить, что делать дальше. Ей было страшно. Она понимала, что в любой момент здесь могли появиться те, кто ранил Кохэну.
Но внутри неё была уверенность. Всё будет хорошо. Господь с ними.
Теперь главное — помочь Кохэне выжить…
Она глубоко вздохнула, стараясь удержать в себе спокойствие, и снова взглянула на юного воина, лежащего перед ней. Ей нужно было действовать. Прямо сейчас.
Не прошло и нескольких минут, как из-за деревьев начали появляться тёмные фигуры. Виола замерла, пытаясь разглядеть незнакомцев. Но, к её облегчению, вскоре стало понятно, что это белые люди — фермеры, вооружённые винтовками, мотыгами и вилами. Обычные работяги.
Всё в порядке, — подумала она, но радость быстро улетучилась. Свирепые лица фермеров, их настороженные взгляды и осторожные шаги выдавали страх, подозрительность и… агрессию.
Виола подняла руки и заговорила:
— Друзья, не бойтесь нас! Мы не враги. Пожалуйста, помогите! Мой друг ранен…