Что происходит в мире, когда в каком-нибудь городке под покровом ночи или, может, в день знойной жары рождается очередной гений?
Вряд ли на небе в это мгновенье пролетает комета или происходит солнечное затмение, наступает полнолуние или прочий символизм. Должно быть, никто не замечает в рождении такого ребенка ничего особенного, чего не скажешь о всей его последующей жизни.
Что ж, звучит весьма возвышенно. На деле же – одна большая головная боль.
Юнона всегда поражалась противоречивости своего имени и воли матери, которая решила совместить в одном флаконе невероятную мягкость и жесткость.
Назвать дочь в честь богини материнства и семьи, назвать и надеяться, что та пойдет по предначертанному пути? Юнона верила, ее мать не такая, и придерживалась версии случайности. Как, в общем-то, и по отношению ко всему, что происходило в мире.
Если верить причинности всего на свете, очень быстро можно столкнуться с нарушением, казалось бы, достоверно найденной закономерности. Удача или неудача не существует до тех пор, пока вы не решите, что они есть. А как только решите, они и в правду появятся, но только в вашей голове.
– Полагают, что Шекспиром мог быть некий актер У. Шакспер.
Миссис Доуи читала лекцию по литературоведению по обыкновению неторопливо, мелодично, отчего задние пары студентов в аудитории уже перестали подавать признаки слушания. А может, и жизни.
– Это вздор, – прошептала под нос Юнона, глядя в свою тетрадь с кучей нарисованных черточек. Сидящий по левую руку парень, его звали Роб, толкнул ее локтем, а потом до непристойно громко заявил на весь класс:
– Миссис, здесь всезнайка Райдер снова не согласна, – он говорил громко, с язвительной насмешкой, словно возможность уколоть одногруппницу каждый раз казалась ему подарком судьбы.
Юнона сжала челюсти, подавляя желание размахнуться и с такой силой толкнуть мальчишку, чтобы тот свалился с места. Она не подняла взгляда, но была точно уверена, преподаватель, теперь остановивший поток речи, смотрит на нее, как и все еще не уснувшие студенты. Взяв в руки ручку, Юнона нарисовала еще несколько черточек, пожирнее.
Она ненавидела, когда внимание приковывалось к ее персоне, особенно так часто в последнее время. В Стай, средней школе, было иначе.
– Юнона? – обратилась к Райдер миссис Доуи, вынуждая студентку взглянуть на нее.
– Да? – наивно переспросила Юнона, встречаясь с усталыми, но все-таки добродушными глазами женщины. Миссис Доуи, замотавшись в шаль, стояла невдалеке.
– Поделишься с нами?
Юнона глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, но в итоге повторила вполголоса ровно то, что шепнула сама себе пару минут назад:
– Это вздор.
Несколько человек, сидящих позади перебросились тихими фразами, в них Юнона расслышала осуждающее цоканье. Миссис Доуи же выглядела слишком утомленной, чтобы выразить недовольство, но скрещенные руки выдавали ее неодобрение. Тогда Райдер продолжила:
– Шакспер не дотягивал до Шекспира ни происхождением, ни словарем, ни манерами, – она сделала паузу, – ни стилем жизни – он никогда не покидал Англию, никто не откликнулся на его смерть.
– Что ж, – миссис Доуи задумалась, подбирая слова. Очевидно, возражения не входили в число ее планов на эту лекцию, она не любила дискуссий, – весьма убедительно, мисс Райдер. Думаю, мы можем продолжить.
Знаете, иногда хочется выйти «подышать свежим воздухом», когда в месте, где ты находишься, его не хватает? Так вот в подобные моменты Юнона особенно остро ощущала, что воздух не тот. Еще досаднее становилось от мысли, что, как бы долго ты не прогуливался, вернуться, непременно, придется.