Книга: Я - Зло по Призванию
Глава 1.
— Дитя моё, Лавинета Таянна, освети нас своим выбором! Кем же ты видишь себя в будущем, когда вырастешь и расправишь крылья?
Преподаватель этикета, сир Ланселот, произнёс это с той сладковатой, приторной улыбкой, которую обычно используют, разговаривая с маленькими детьми или не особо умными котятами. Он восседал напротив меня на стуле с гнутыми ножками, который скрипел при каждом его движении, словно в нем завелся несговорчивый дух дерева, а я, шестилетняя, но уже пропитанная духом противоречия, с ненавистью разглядывала свои лаковые туфельки, впивающиеся в пальцы. Казалось, весь этот идеальный, вылизанный мир с его ритуалами и улыбками был создан, чтобы причинять мне физический дискомфорт.
Я медленно подняла на него взгляд своих зелено-серых глаз, не моргнув.
— Злодейкой. — объявила я четко и ясно, перекрывая его насильственно-благостный тон. — Повелительницей тьмы. И я захвачу весь мир.
Его улыбка не просто исчезла. Она сползла с его лица, словно жир с остывшего супа, оставив после себя маску полнейшего недоумения и легкой паники. Он даже поправил свой напудренный парик, который внезапно съехал набок, как будто сам пытался отползти подальше от услышанного.
— Но... но, милое дитя, — залепетал он, и его пальцы затряслись, роняя на пол изящный фарфоровый стаканчик с чаем, который он как раз собирался поднести к губам. — Это же такие ужасные, неженственные фантазии! Почему же не прекрасной принцессой в сияющих одеждах? Или, быть может, доброй феей, приносящей радость и исцеление? Их платья, надо заметить, куда как изящнее, чем какие-то... чёрные балахоны.
Я фыркнула так выразительно, что напудренный парик на его голове затрясся с новой силой, осыпая плечи белёсой пылью, и он на мгновение стал похож на заснеженную гору, пережившую небольшую лавину.
— Кто вообще хочет быть принцессой? — с искренним недоумением спросила я. — Целыми днями улыбаться как идиотка, учиться кланяться и петь глупые песни, а потом тебя ещё и на аукционе замуж выставят за какого-нибудь придурковатого наследника с челкой до подбородка. Феей? Постоянно кому-то помогать? Скукотища смертная. Волшебницей — тоже, у них там свои правила и ограничения. А вот злодейка... — тут мой голос приобрел мечтательные, почти сладкие нотки, — злодейка делает что хочет. Живёт как хочет. Никто ей не указ. У неё есть Великая Цель. И, конечно, чёрный дракон. Это само собой разумеется. Без дракона как-то несолидно.
Последствия этого диалога были стремительными и предсказуемыми. Сир Ланселот, человек впечатлительный, удалился в свои покои с приступом «мигрени» и крепким травяным успокоительным, которое пахло как болотная тина и, по слухам, могло усыпить нетренированного человека на сутки. Мой отец, лорд Аларик лин Ванесса, боевой маг, чьи молниеносные разряды на учениях обращали в бегство целые отряды, с грохотом запер массивные дубовые двери фамильной библиотеки, водрузив на них запретный замок, скреплённый личной печатью с фамильным гербом — вздыбленной ланью на фоне восходящего солнца. Мать, леди Илэйн, чьи руки всегда излучали лёгкое, целительное тепло, способное затянуть любую царапину, только вздыхала, глядя на меня с тем выражением, что обычно reserve для безнадёжно испорченного гобелена, на котором вместо пасторальной сценки вдруг проступило нечто неприличное:
— Доченька, милая, ты просто не понимаешь. Ты вырастешь, поумнеешь и всё осознаешь. Это просто детские фантазии!
Ох, как же жестоко она ошибалась. Я понимала всё с пугающей для моего возраста ясностью. Я поняла главный принцип любого уважающего себя злодея: если знания недоступны, их нужно добывать. А если добыть невозможно — начинать импровизировать. И мой полигон для импровизаций был великолепен.
Наш фамильный замок — ослепительно-белая каменная громада, парящая на холме, с огромными, в полстены, арочными окнами, позолоченными витыми орнаментами и целым лесом ажурных балкончиков. Всё здесь было пронизано светом и воздухом: светлые стены из песчаника, светлый мрамор полов, воздушные шелковые занавески, вездесущие хрустальные вазы с белоснежными лилиями и жемчужными розами. От всей этой белизны и сияния у меня рябило в глазах и чесались руки всё это перекрасить в угольно-черный и багровый, а вместо лилий расставить ветки сухого чертополоха в черепах.
Меня, к несчастью, звали Лавинета Таянна лин Ванесса. Длинное, вычурное и абсолютно не подходящее для будущего Властителя Тьмы имя. С самого сознательного возраста я требовала, чтобы все обращались ко мне просто — Тая. А в идеале — Герцогиня Лазурных Озер (озера я планировала заполнить кислотою, но это были детали, которые я пока держала при себе). Мать в ответ лишь закатывала глаза к потолку, расписанному фресками с пасторальными сценками, где пухлые амуры вечно целились своими стрелами в ничего не подозревающих овечек, а отец хмурил свои густые брови, отчего его благородное лицо становилось похоже на грозовую тучу, готовую разразиться праведным гневом.
— Тая? Это звучит как имя служанки! — возмущалась мать. — Лавинета — имя твоей прабабки, герцогини! Оно означает «непорочный свет»!
— Вот потому мне и не нравится, — парировала я. — Звучит так, будто я собираюсь всю жизнь просидеть в вакууме.
Их, разумеется, куда больше волновала моя внешность, нежели геополитические амбиции по захвату миров.
— Тая, я умоляю, сними этот ужасный, мешковатый плащ... «захватчицы миров», — мать произносила это с той же интонацией, с какой говорила бы «прокажённой бродяги». — И надень уже нормальное платье! Шелковое, голубого цвета, с кружевами! У тебя такие прекрасные волосы! — Она с тоской проводила рукой по моим чёрным как смоль, прямым и густым волосам, которые я унаследовала от бабки по отцу, женщины с характером стали и взглядом, способным сверлить камень. — И глаза... зелено-серые, уникального оттенка! Ты могла бы быть настоящей красавицей, дитя моё!
Лично я считала, что внешность — это последнее, что должно заботить будущего властителя тьмы. Мои великолепные волосы вечно были собраны в неопрятный хвост, чтобы не мешали, а вместо шелкового платья я носила практичные, хоть и слегка поношенные штаны и тот самый пресловутый плащ, сшитый мною тайком из старого темного покрывала, укравшегося из гостевой спальни. Он был колючим и пах нафталином, но зато в его складках можно было унести с кухни как минимум три пирожка, не считая яблока.
Глава 3.
Следующее утро началось не с идиллического пения птиц за окном, а с громкого, властного щелчка магического замка, прозвучавшего как приговор. Дверь приоткрылась, и в проём, словно одуванчик на ветру, робко просунулась знакомая физиономия. Это была Элси, одна из младших служанок. Девушка с глазами-блюдцами и языком, который был пришит, кажется, не совсем правильно, ибо болтал он без умолку, но в моём присутствии почему-то цепенел.
Она внесла поднос с завтраком – скромным, но всё же едой, что уже было достижением. Каша без масла, кусок чёрствого хлеба, бледное яблоко. Видимо, роскошные пиры с паштетами и безе для «исчадия тьмы» отменили, перейдя на режим строжайшей экономии и, возможно, надеясь уморить меня голодом.
— Доброе утро, мисс Тая, — прошептала она, ставя поднос на прикроватный столик так, будто он был раскалённым, и бросивла испуганный взгляд на Сейта, который сидел у меня на изголовье, словно готический декор, призванный отпугивать не только мух, но и служанок.
— Элси, — кивнула я, приподнимаясь на локте с театральной неспешностью. — Рада, что обо мне не забыли. А то собиралась начать воскрешать тараканов для компании. Говорят, они неплохие собеседники, если привыкнуть к шести лапкам.
Она побледнела так, что её веснушки стали похожи на рассыпанный перец на снегу, и я на мгновение задумалась, не является ли это новой формой искусства.
— О, мисс, не шутите так! — она оглянулась на дверь, за которой маячили угрожающие тени стражников, и наклонилась ко мне, понизив голос до доверительного шепота, пахнущего свежим хлебом и страхом. — У них тут... такие планы! Я слышала, как лорд Аларик с кем-то говорил за дверью... Из столицы, кажись, маг какой-то важный приехал. С бородой до пояса и взглядом, которым, говорят, можно гвозди забивать!
Я подняла бровь, делая вид, что мне просто любопытно, как будто она рассказывает о новой коллекции кружев.
— И что же мой обожаемый папинька замышляет в компании этого гвоздезабивателя?
Элси переступила с ноги на ногу, мучаясь между страхом и непреодолимым желанием поделиться самой сочной сплетней сезона.
— Говорили... о том, чтобы... лишить вас дара. Очистить, значит. Ритуал такой, с хрустальными шарами, святой водой и... и ладаном! — она произнесла это слово с таким ужасом, будто речь шла о расплавленном свинце. — И... и чтобы потом поскорее замуж. В дальние земли, к какому-нибудь старому барону, который плохо видит и ещё хуже слышит, чтобы вы... ну, чтобы срам от греха подальше спрятать. В общем, чтобы вас и не видно, и не слышно было.
«Шустрые какие», — беззвучно усмехнулась я про себя. Не прошло и суток, а они уже решили, как избавиться от дочери-неудачницы. Вернее, от дочери, которая слишком преуспела не в том деле. Их эффективность в вопросах моего устранения была бы поразительной, если бы не была так оскорбительна.
— Понятно, — сказала я вслух, сохраняя невозмутимость скалы, на которую вот-вот обрушится шторм. — Благодарю за информацию, Элси. Сообщение доставлено. Можешь отступать, пока не начался обстрел.
Она кивнула с такой готовностью, что, казалось, вот-вот оторвёт голову, и пулей вылетела из комнаты, словно боялась, что я воткну ей в спину костяную шпильку или, что ещё хуже, попрошу принести ещё один поднос с этой блевотной кашей.
Дверь снова захлопнулась с тем же финальным щелчком. Я отодвинула поднос с едой – аппетит напрочь пропал, вытесненный холодной яростью. Лишить дара? Выдать замуж за какого-то полуслепого старпера? О, нет, мои дорогие родители, этот поезд уже ушёл. Поезд под названием «Тьма», и билет у него – в один конец. А вы остались на перроне с своими святой водой и ладаном.
Я встала и подошла к окну, глядя на простиравшиеся за замком до тошноты солнечные долины и лаковые рощицы. В голове тут же всплыли обрывки прошлых разговоров, которые я когда-то слушала с отвращением, а теперь – с надеждой. Отец, негодующий за ужином: «Этот проклятый Неорон снова засылает своих шпионов! У них там, представляешь, три академии тёмных искусств! Три! Как будто одной мало для развращения умов! И все они носят чёрное! Сплошное траурное шествие!»
Три академии... Звучало как рай на земле. Вернее, как ад, но именно тот, уютный и гостеприимный, в котором я мечтала оказаться. Страна тёмных магов, Неорон, где мои способности будут не проклятием, а предметом гордости, где чёрный цвет в моде, а захват мира входит в учебную программу. Вот куда мне нужно.
Но для побега нужны ресурсы. Сила у меня была, но сырую, необученную магию в звонкие монеты не перечеканишь. Нужно было золото. И здесь на помощь приходил мой верный Сейт, мой миниатюрный рыцарь без страха и упрёка.
Я повернулась к крысе, которая внимательно наблюдала за мной своими алыми огоньками, словно два крошечных прожектора, высвечивающих путь во тьме.
— Ну что, мой полководец, первая боевая задача. Нужно провести разведку и добыть трофеи. Война, как известно, дело дорогое.
Я подошла к комоду, где в потайном отделении, за задней стенкой, я много лет с маниакальным упорством копила разные безделушки – не из скупости, а из врождённой любви ко всему блестящему и потенциально полезному. Там лежала старая, но массивная золотая брошь в виде аиста, подаренная крёстной (ирония судьбы, символ семьи), и несколько золотых монет, которые я когда-то выиграла у кузена в карты, обыграв его на все его карманные деньги. Идеальный начальный капитал для начала апокалипсиса.
Но этого было мало. Мне нужно было настоящее, серьёзное золото. И я знала, где его взять. Годы наблюдений за отцом и его странной привычкой исчезать в кабинете на полчаса перед крупными покупками не прошли даром.
— Слушай внимательно, — прошептала я, опускаясь на колени перед щелью в плинтусе, которая вела в сложную систему вентиляционных ходов и межстенного пространства – мой личный метрополитен. — Наша цель – кабинет лорда Аларика. Координаты: второй этаж, западное крыло. Там за камином, за третьим кирпичом справа, если считать от пола, есть потайная ниша. Там он хранит свой экстренный запас на случай революции или внезапного падения курса национальной валюты. Принеси мне оттуда немного. Но будь осторожен – там могут быть защитные заклинания на тепло или прикосновение. Ты – кость. Ты – холодна. Используй это.
Глава 2.
За стенами моей комнаты творился настоящий ад в аристократической упаковке. Казалось, сам воздух дрожал от сдержанной паники, превратившейся в откровенную истерику. Топот десятков ног, лязг доспехов, отрывистые команды, перемежающиеся испуганными возгласами служанок — всё это сливалось в восхитительную симфонию хаоса, музыку моего пробуждения. Я прикрыла глаза, наслаждаясь моментом, каждым нервом ощущая торжество происходящего. Они там, снаружи, в своем ослепительно-белом, стерильном замке, искали коварного некроманта, дерзко прорвавшего могучие защитные барьеры нашего рода, на которые отец тратил кучу денег и маны. Они рыскали по подвалам и чердакам, заглядывали в каждую вазу, в каждом углу ожидая увидеть седовласого старика с посохом из кости или зловещего типа в остроконечном капюшоне, с лицом, испещренным рунами.
А настоящий источник всего этого переполоха в это время сидел на краю кровати и с нежностью разглядывал костяную лапку, доверчиво лежавшую на его ладони. Крыска. Маленькая, идеально сохранившаяся, с двумя алыми огоньками в пустых глазницах. Моя первая и самая верная служительница тьмы. Ей, такому совершенному творению, требовалось достойное имя. Что-то звучное, краткое и несущее смысл. «Костяшка» звучало слишком просто, «Чумка» — слишком вульгарно.
— Сейт, — прошептала я, и красные огоньки в её глазницах вспыхнули чуть ярче, будто в согласии. — Отныне ты — Сейт, мой первый полководец грызуньего воинства. Надеюсь, ты оправдаешь своё имя и не подведешь в первый же день службы.
В этот самый момент по лестнице, ведущей в мои покои, раздались торопливые, тяжёлые шаги. Не один человек. Несколько. И они явно направлялись ко мне, ломая все традиции ночного визита. Веселье, похоже, начиналось досрочно. Молниеносно сообразив, я бережно сунула Сейта в свой походный чемодан, приоткрыв крышку ровно настолько, чтобы ему хватало воздуха и было что посмотреть. «Сиди тихо, мой верный слуга, — мысленно приказала я. — Наша игра становится по-настоящему опасной, а значит, и интересной». Замок щёлкнул, и я отодвинула чемодан ногой в тень, под кровать, прямо к заветной пыльной конфете, закатившейся туда ещё в прошлом году.
Если хаус начался, когда все подумали, что сюда проник тёмный маг, то что же будет сейчас, когда они увидят, что тёмный маг — это я? От этой мысли по спине пробежали мурашки чистого, ничем не разбавленного восторга, а на губы сама собой наползла самая ядовитая и довольная улыбка, какую я только могла изобразить. Их мнение? Их шок? Их осуждение? Меня это волновало чуть менее, чем вчерашняя погода. Наконец-то они увидят меня настоящую. Не ту, кем они хотели меня видеть, а ту, кем я была на самом деле. И это зрелище, я была уверена, станет для них настоящим откровением.
Дверь с треском распахнулась, от удара о стену задребезжали хрустальные подвески люстры, и одна из них, самая маленькая, со звоном отлетела и разбилась о пол. В проёме, очерченная светом из коридора, возникла мать. Леди Илэйн, всегда безупречная, собранная, сияющая благородным спокойствием, сейчас была бледна как полотно, купленное у бледного торговца бледными товарами. Её глаза, обычно такие тёплые, метались по комнате, не находя точки опоры.
— Тая! Дитя моё, ты цела? Ты в порядке? — её голос срывался на высокой ноте, неприятной для слуха. — Здесь кто-то... мы чувствовали... — она начала, но голос её замер, потерявшись в тишине комнаты, которая вдруг показалась ей подозрительно спокойной.
Её взгляд, дикий и испуганный, скользнул по комнате, бегло проверив углы, заглянув за шторы, не найдя чужаков, и наконец упал на меня. А я сидела, полуоблокотившись на гору шёлковых подушек, с той самой безмятежной, почти ленивой улыбкой, которая так разительно контрастировала с всеобщей паникой. Я же говорила, светлой девочкой-одуванчиком мне не быть, — с внутренним торжеством промелькнуло у меня в голове. Лучше уж ядовитой белладонной.
— Маменька, — сказала я сладким, слегка сонным голоском, — какой приятный и неожиданный сюрприз. Вы ко мне с ночным визитом? Или, может быть, присоединитесь к моим скромным размышлениям о бренности бытия? Я как раз размышляла, что все мы когда-нибудь станем прахом. Некоторые, — я многозначительно посмотрела на чемодан, — уже стали.
Она не ответила. Её рука в изящной перчатке потянулась к горлу, затем схватилась за кружева на груди, как бы ища поддержки у собственного сердца, которое, судя по всему, готово было выпрыгнуть из груди. Её лицо, всегда такое живое и выразительное, стало абсолютно белым, восковым, как у прекрасной, но бездушной куклы.
— Нет... — выдохнула она, и это было не слово, а стон, полный такого отчаяния, будто она только что увидела, как её любимый гобелен изъеден молью. Её ноги подкосились. Она медленно, почти грациозно, сползла по резному косяку двери на пол, бесформенной грудой дорогого шелка и кружев. Грохот её падения, приглушённый ковром, прозвучал для меня финальным, совершенным аккордом в симфонии её отчаяния. Овация, маменька, браво.
Следом в дверь, чуть не снесши её с петель, врезались отец и один из стражников, могучий детина с лицом, не обременённым излишними мыслями, зато обременённым шрамом через левый глаз.
— Илэйн! — рявкнул отец, его громоподобный голос заставил вздрогнуть даже воздух в комнате и, кажется, саму пыль на полках. Его взгляд, острый как клинок, метнулся от бесформенной груды на полу ко мне. — Тая! Что случилось? Что здесь произошло?!
Он на секунду, всего на секунду, окинул комнату взглядом опытного воина и мага, ища угрозу. Чужаков нет, окно закрыто, беспорядок обычный, для меня характерный. Вывод был ясен и молниеносен: непосредственной опасности нет. Он тут же рухнул на колени рядом с матерью, тряся её за плечо.
— Илэйн, приди в себя! Дорогая, с тобой всё в порядке? Дыши глубже!
В этот момент стражник, которого все звали просто «капитан», перевёл свой туповатый, ничего не понимающий взгляд с леди Илэйн на меня. Он смотрел на мою улыбку, на мою развязную, спокойную позу, на мой насмешливый, оценивающий взгляд. Шестерёнки в его голове начали медленно, с оглушительным скрипом, поворачиваться. Прошла целая вечность, целая минута, прежде чем его лицо, обычно красное от солнца и эля, исказилось смесью животного ужаса и запоздалого прозрения. Он вытянул руку и ткнул толстым, корявым пальцем прямо в мою сторону.