МАРИНА КИСТЯЕВА
«Я ВЫБИРАЮ ТЕБЯ»
ГЛАВА 1
- Ой, черт…
- Мам…
- Да блин!
- Мам!
С заднего сиденья послышалось довольное хихиканье, и Алексия не удержалась, улыбнулась.
- Всё, всё, я больше не ругаюсь.
- Чуть-чуть, да?
- Чуть-чуть, да, - подтвердила молодая женщина, кивая и аккуратно перестраиваясь в соседний ряд. – Терпеть не могу вокзалы.
- Я знаю… Но дядя Саша уехал…
- Да, уехал наш Александр Васильевич.
- И девочкам приходится всё делать самим.
Алексия вскинула брови кверху и посмотрела в зеркало заднего вида.
- И откуда у нас такие житейские познания в столь юном возрасте, барышня? Уж никак наша любимая Наталья Петровна постаралась?
Дочка довольно разулыбалась.
- Я тебе ничего не говорила.
- Спелись за моей спиной?
- Мам! Сама же сказала – я познаю житейские мудрости.
Алексия посмотрела на дочку, которая расположилась на заднем сиденье.
И чтобы она без неё делала…
Алексия жизни без неё не представляла. Её роднулечка. Её кровиночка. Её счастье.
Всегда с ней. Всегда рядом.
Даже сегодня напросилась поехать с ней. С хитрющими глазенками начала рассказывать о том, как ей будет интересно встретить гостей лично. Ведь это будет её первый подобный опыт.
Истинная причина заключалась в другом. Накануне Нюта слышала, как Леша сетовала Натальи Петровне, что немного тушуется ехать одной. Дочка решила её поддержать. Да-да, именно так.
Нютка была не по годам развита. Всё замечала, на всё реагировала.
Никогда не доставляла хлопот. Не ребенок, а золото.
Её золото… В груди поднималось тёплое, нежное и всепоглощающее чувство, которому не находилось названия.
Каждая мать её поймет. Потому что абсолютно каждая считает своего ребёнка самым лучшим, самым красивым, самым умным на свете. И это прописная истина.
По-другому попросту не может быть.
Нютка, ещё не умея как следует говорить, училась делиться последней печенькой, разламывая её на две неравные части и протягивая большую маме. Каждый раз, сталкиваясь с нечто подобным, Алексия замирала, не зная, как реагировать. Не понимая… Откуда всё это? Она учила её добру, правильности, морали, но иногда ей всё же казалось, что в Нютке всё это от рождения.
А её упертость? Леша даже иногда тормозила её, опасаясь, что её нежная девочка доведет себя до срыва.
Например, когда та училась говорить. Дочь могла часами выговаривать какое-то сложное слово, искажая его до неузнаваемости, но не сдаваясь до тех пор, пока не добивалась почти идеального звучания. Иногда подобная настойчивость смущала Алексию, потому что за собой ничего подобного она не замечала.
Или вот ещё. Она частенько ловила на себе взгляды посторонних людей в парке, на детской площадке, в поликлинике. Взгляды, в которых читалось умиление или одобрение, когда Нюта робко, но вежливо благодарила за помощь или уступала качели младшим,
Она понимала, что её восприятие, конечно, субъективно. Что оно окрашено бессонными ночами, тревогами за каждую царапину, восторгом от первого самостоятельно прочитанного слова. Да-да, Нюта в свои четыре года уже умела читать, причем чтение ей давалось тоже довольно легко. Пока только по слогам, но Алексия была уверена, что к концу сезона её красавица будет читать целыми словами.
Больше всех на свете она любила свою Анютку.
И пусть это считалось материнской предвзятостью, иллюзией. Пусть. Кто посмеет сказать ей что-то в противовес?
Иногда Алеше казалось, что её сердце разорвется от гордости и от счастья…
- А вон и вокзал, мам! Паркуйся! Вон, вон, смотри, свободное место.
Тонкий пальчик ткнулся в стекло.
Алексия свернула, куда ей указали и осторожно, стараясь, чтобы Нюта ничего не заметила, выдохнула.
Она ненавидела водить в этой части города. Слишком много машин, слишком много суеты.
- Ну что, всё, идем? Да, всё? Выходим?
Нютка тряхнула темными кучерявыми волосами. Сегодня она выпросила у мамы разрешение не заплетаться. Заколола свою красоту за ушками и пошла покорять мир.
- Правила помнишь? От меня ни на шаг. Точнее, ты держишь меня за руку.
- А табличка, мам?
- В одной руке табличка, во второй – я.
Нюта чуть нахмурилась, потом решительно кивнула.
- Идет.
- Конечно, идет.
У кого-то не было выбора, но говорить об этом вслух молодая мама не стала.
Платформа встревоженно гудела под ногами, когда Алексия с Нютой пробирались сквозь утреннюю суету вокзала. Где-то звенели колокольчики буфетных тележек, перекрываемые громогласными объявлениями о прибытии поездов. Нюта, приплясывая от нетерпения, крепко сжимала самодельную табличку с надписью «Кошкины».
- Мам, а они точно приедут?
- Хороший вопрос. Не поверишь, но я тоже волнуюсь. Но в нашей компании я вроде как взрослая, а, значит, мне и сохранять видимость спокойствия.
Дочка хихикнула, сильнее сжав её ладонь.
- И они нас найдут? А как? По табличке? А она у нас достаточно большая? Смотри, вон так надо было написать. Большими красными буквами.
Нюта тараторила, в сотый раз проверяя, правильно ли держала картонку.
- Возьмем на вооружение.
На нужной им платформе остановился поезд, из которого начали выходить усталые путешественники. Среди мельтешения чемоданов и сонных лиц вдруг появились две женщины лет пятидесяти — одна полноватая с добрым круглым лицом, вторая постройнее, с короткой стрижкой.
Они радостно улыбнулись и замахали руками.
- Кажется, это они! - Нюта рванула вперёд, но сразу застенчиво притормозила, спрятавшись за маминой спиной.
- Ну, здравствуйте…
- Кошкины? Правильно? Ирина и Валентина Николаевна?
- Так точно.
Каждая из присутствующих испытала облегчение.
- Добро пожаловать! Как дорога?
- Суетно, жарко. Душно. И в вагоне-ресторане так себе еда оказалась. Мы не то, чтобы там что-то такое дорогое заказывали… Всё-таки цены сейчас приличные на всё, но кое-что и нам перепало.
ГЛАВА 2
Утро выдалось серым и влажным, таким, каким и должно было быть утро похорон.
Рустам стоял у окна. Он не спешил одеваться. Натянул брюки, но даже не удосужился их застегнуть. У него ещё есть время. Да-а.
Полуобнаженный, он стоял, вжав ладонь в холодное стекло, словно пытаясь удержать что-то, что уже нельзя вернуть. Брюки болтались на бедрах, подчеркивая резкие линии тела - тело бойца, в любую секунду готового броситься в бой. Он и бросится. Чего уж… Точнее, уже бросился. Пять лет назад. Сегодня начнется второй рывок.
Рустам был к нему готов. Дед постарался.
Надо бы одеваться дальше.
Но мысли проваливались в пустоту, как в болотную трясину. Деда не стало.
Хреново. Он уже по нему скучал. Не думал, что настолько сильно любил старика. Особенно в последние годы, когда между ними возникало много терок. Арслан Тагирович сдавал, Рустам Шамильевич матерел.
Первый продолжал называть его щенком. Но с гордостью…
Рустам сжал рубашку так, что костяшки побелели. В горле стоял ком, не сглотнуть, не выплюнуть. Где-то внутри клубилась тьма, густая, как дёготь. Она заполняла всё: рёбра, живот, даже зрачки, делая взгляд плоским и мёртвым.
Через тридцать минут начнут съезжаться машины. Хотя уже, наверное, съезжались. Мерсы, бехи, аудюшки… Всех мастей и значимости.
Прибывали люди в дорогих костюмах, для которых сегодняшний день не просто похороны. Это передел влияния, начало новой игры. Они приедут - министры и банкиры, губернатор и прокурор, конкуренты и подчинённые. Все те, кто при жизни боялся Арслана Умарова, а теперь спешил отдать последние почести, чтобы убедиться, что нефтяник действительно мертв.
Они будут смотреть в глаза Рустаму и говорить слова соболезнования. А сами…
Рустам оскалился. Не зря его дед воспитывал. Если кто-то думает, что «щенок» не готов и с ним можно не считаться – их ждет большой сюрприз.
Рустам резко дёрнул рубашку, натягивая её на себя. Ткань обтянула широкие плечи, подчеркнув рельеф мышц.
На столе лежал галстук. Тоже черный, шелковый.
Он взял его, почувствовав, как пальцы слегка дрогнули. Всё-таки было больно…
Дед. Черт бы тебя побрал!
Единственный человек, который значил для него всё. Тот, кто растил его с младенчества, не позволяя слабеть ни телом, ни духом. Кто учил его быть сильным, потому что в этом мире слабых стирают в порошок.
Теперь его не стало.
Рустам затянул галстук, ощущая, как узкая полоска ткани сдавливает горло. Не больно, скорее, символично. Он глубоко вдохнул, выпрямился.
Пора.
Он вышел из спальни и к нему сразу направился Асад. Его самый личный тренер, которого он в последние годы подтянул к себе ближе. Они хорошо друг друга знали и смотрели в одно направление.
- Рустам?
- Давайте начинать.
- Тебя уже в кабинете ожидают.
Рустам кивнул. Ожидаемо…
Он знал почти всех. Самые близкие партнеры деда. Точнее, его. Он уже два года, как возглавлял компанию. Да-да, он. Щенок, сопляк… Как там его называли за спиной?
Теперь перестанут.
Рустам даже немного сочувствовал приезжим. А как же. Им придется сегодня сложновато. Сначала успеть на одни похороны. Потом на вторые.
Сегодня хоронят не только Арслана Умарова, нефтяного короля, олигарха, миллионера.
Но и Ибрагима Халилова. Металлургического короля, олигарха, миллионера.
Кто-то свыше пошутил от души.
Нет, Умаров и Халилов не погибли вместе в аварии, не отравились в ресторане. На них одновременно не совершалось покушение. Они оба умерли в своих кроватях под присмотром специалистов.
Вот такой парадокс.
Два влиятельнейших человека края ушли в один день, оставив своим империи молодым приемникам.
Обхохочешься, бл*дь.
Дождь перестал, но серое небо все еще нависало низко, будто придавливая землю. Дорогие автомобили выстроились вдоль узкой аллеи, их глянцевые кузова тускло отражали мрачное окружение.
Процессия двигалась медленно, словно нехотя. Люди в черных костюмах, с безупречно застегнутыми пиджаками и каменными лицами. Они шли за гробом, но их глаза были пусты. Мало кто скорбел искренне. Здесь собрались те, кто пришел не попрощаться, а отдать дать уважения. Деду. И ему. Потому что теперь именно с ним им всем придется считаться. И договариваться.
Рустам шел впереди, чувствуя на себе сотни взглядов. Сука… Как же он ненавидел это место. Кладбище… Его выворачивало наизнанку. Просто размазывало.
Сколько себя помнил, кладбище было частью его жизни.
Оно всегда вызывала в Рустаме глухую, почти физическую тошноту. Он ненавидел эти ухоженные, неестественно зеленые газоны, эти ряды холодного, отполированного гранита, уставшего хранить чужие секреты. Ненавидел гнетущую, притворно-благочестивую тишину. Она давила, била наотмашь.
Каждый визит сюда был для Рустама пыткой. Но он приходил… И часто. Чаще, чем хотел бы. Каждый раз он стоял здесь, сжимая кулаки, чувствуя, как внутри закипает ярость.
И вот снова…
Похоронная процедура.
Гроб опустили в землю.
Кто-то из присутствующих тихо кашлянул. Кто-то переминался с ноги на ногу.
Рустам пока не смотрел ни на кого. Успеет ещё.
У него была заготовлена речь. Так надо… Хотя первой эмоцией было послать всех нахрен. Похоронить деда тихо. Но он не мог нарушить его желание. Ещё при жизни Арслан Тагирович дал соответствующие указания. Рустам исполнит их все.
Речь его была недолгой. Лаконично, без эмоций.
Эмоции уже поутихли…
Лишь когда первая земля упала на крышку гроба, внутренне вздрогнул. А потом зачем-то медленно перевёл взгляд чуть в сторону, туда, где у старого дуба теснилась ещё одна процессия. Чёрные зонты, сдержанные голоса, такие же дорогие костюмы. Дагаевы. Такие же молодые и борзые, как он сам.
Встретились, считай. И где…
Близнецы стояли в полушаге друг от друга, но казались абсолютными противоположностями. Марат с молодой женой. Наиль один. Точно почувствовав взгляд Рустама через толпу и расстояние, он повернул голову и их, мать вашу, взгляды, скрестились.