— Валерий Артёмович, ну что… Пришли результаты анализов, — молодой доктор медлил, сверля глазами больничную карту. Он трусливо оттягивал вердикт, потирая желтоватую бумагу тонкими длинными пальцами.
— Что там? — тихо спросил Валера, впрочем, уже мало заинтересованный в ответе доктора, чей голос казался ему каким-то неестественным, точно записанным на кассету.
— Ну… пару месяцев, не больше, — на выдохе пробубнил врач и случайно выронил карту из рук.
Листы чуть слышно ударились о деревянную столешницу. Валера вздрогнул:
— Давайте операцию делать, раз надежды нет. Хоть отсрочим…
— Валерий Артёмович… — растерянно начал доктор. — У вас рак мозга неоперабельный, метастазы к тому же, понимаете… Надо принять, Валерий Артёмович… Какое отчество у вас необычное, вроде и много Артёмов, а Артёмовичей редко встретишь.
— Что вы со мной как с ребёнком? — фыркнул Валера и поднялся.
Покачиваясь, он на ватных ногах проковылял к выходу.
— Валерий… — говорил доктор что-то ему вслед, но Валера уже не слушал.
Вечер, несмотря на лёгкий ветерок, стоял душный. Солнце ещё не успело спрятаться за горизонт, когда из дверей мрачной городской больницы вышел поникший Валера в чёрной застиранной толстовке. Он накинул капюшон и не спеша поплёлся к ближайшей автобусной остановке.
«Молока надо купить, — думал он, почёсывая больной лоб, — батона, масло…»
И вдруг поёжился. Дурацкий поход в магазин при таком диагнозе показался до того незначительным, что Валера плюнул, решил никуда не ходить и сразу отправился домой.
Теперь всё стало издевательским. Дребезжащая маршрутка медленно расшатывала его нервы: в салоне отвратительно пахло, присесть было некуда, пришлось мучиться стоя. От каждого резкого торможения хотелось закричать. А хмурые лица пассажиров виделись чересчур надменными и довольными. Валере думалось, будто все здоровые люди отчего-то единодушно разозлились на него, умирающего.
На своей остановке он первым выскочил из автобуса и побежал в сторону дома.
Знакомые стены родного подъезда подарили Валере пару мгновений доброго забвения: на несколько секунд он даже позабыл, что болен, и, запыхавшись, с лёгкой улыбкой на лице позвонил в дверь.
На пороге стояла его жена Света. Красные глаза и трясущиеся губы сразу выдали её волнение. И ужас вернулся в Валерино сердце.
Света помогла мужу разуться, усадила его за стол на кухне, села напротив и тихо, боясь рассердить, спросила:
— Ну что там, Валерочка?
— Ничего, будем жить… — отшутился он.
— Да расскажи за ради бога!
— Я там в справках не разобрался…
— Милый! — затряслась жена.
— Два… — муж осёкся, стиснув зубы.
Света сдавленно ахнула.
— Два месяца дают, солнышко, — процедил Валера, сжав кулаки. — Всё, Светочка…
Его плечи вдруг потяжелели, в груди защемило, а на глазах навернулись слёзы.
Побледневшая от ужаса Света упала на колени и обняла мужа за ноги. Она плакала навзрыд, шепча под нос какую-то неизвестную Валере молитву, а он лишь гладил безутешную жену по волосам и рассматривал догорающее солнце за квадратным кухонным окном.
— Мне пройтись бы, обдумать… — сказал Валера, когда Света немного успокоилась.
Он поцеловал её в лоб и пообещал, что скоро вернётся.
Стены подъезда больше не успокаивали, от них теперь веяло чем-то вражеским, мерзким. Валере было тошно даже смотреть на них, поэтому он поехал вниз на лифте.
В ближайшем магазине Валера схватил литровую бутылку водки и направился на кассу. Очередь из семи человек походила на бесконечную змею, у которой что не чешуйка, то гниль.
— Пропустите меня, пожалуйста, у меня только вот… — попросил Валера невысокую женщину средних лет и показал ей бутылку.
— А у меня вот, — та приподняла корзину, доверху забитую продуктами. — Стой, как все, не один ты торопишься, алкаш. Я после работы детям еду покупаю! Пропусти его… Когда ж вы все подохнете от своей водки!
Пламенный гнев обуял Валеру, его губы дрогнули. Он со злобой оттолкнул хамоватую тётку и уже хотел двинуться к кассе, как вдруг сильная рука обхватила его шею. Кто-то, стоявший сзади, решил вступиться за женщину.
Валера развернулся, но не успел ничего сказать. Первый удар пришёлся ему в челюсть, второй — прямо в висок. В голове что-то щёлкнуло, и Валера упал на четвереньки. Третий удар последовал незамедлительно, ярый защитник безжалостно топтал обидчика, не позволяя тому подняться.
— Не бей меня! — хрипел Валера. — Не бей, я болею!
Но удары всё сыпались.
Всё было как в тумане. На крики прибежал хлипкий пожилой охранник. Вместе с высоким лысым заступником они вытащили бесчувственного, как тряпичная кукла, Валеру на улицу и посадили его на землю у палисадника.
— Не вставай лучше, урод, — прорычал лысый и со всей силы зарядил Валере ногой в бок.
Боль обожгла туловище, дыхание спёрло, Валера не смог даже вскрикнуть. Он просидел на месте с полчаса: сначала плакал, хватаясь за волосы, а потом жалобно стенал, потирая саднящие рёбра дрожащей рукой.
Звонок мобильника привёл его в чувства, Валера схватил трубку, но не сумел принять вызов: его сознание стало мутным, всё вокруг поплыло, лишилось цвета и сгинуло во мраке. Валера шлёпнулся набок и следующих звонков уже не слышал.
Сквозь болезненную дремоту до него доносились редкие голоса прохожих, сливающиеся в единую какофонию бессвязных звуков, но одну фразу всё-таки он разобрал:
«Смотри, — говорила какая-то бабка, — не дай Бог так пить… Он живой хоть? Какая страсть…»
И он был бы рад вскочить и объявить во всеуслышание, что он не падший алкоголик и не бездельник, а больной, поражённый смертельным недугом, непонятый и отвергнутый, доживающий свои последние дни. Но не было сил в его ногах и руках. Валера пролежал на земле до глубокой ночи и очнулся только когда измученная ожиданием Света, оставившая на его телефоне больше сотни пропущенных, сама вышла на поиски и вскоре нашла любимого мужа.