Волшебные нити
Он снял шутовской колпак – и надел корону.
Смех шута мудрее, чем корона глупца
Приветствую всех читателей в моей новинке. Решилась замахнуться на сказку. Как ни странно, но это оказалось достаточно сложно. Книга выходит в рамках литмоба. Проды - каждый день! Как всегда, рада отзывам и подпискам!
Много лет назад жил-был царь Лукарий, который страсть как любил наряды и обновки и все свои деньги на них тратил. И к войску выходил, и в театр выезжал, либо в лес на прогулку не иначе как затем, чтобы только в новом наряде щегольнуть. На каждый час дня был у него особое платно[1], и как про царей говорят: «Царь в Думе», так про него всегда говорили: «Царь в гардеробной». Ещё он везде с собой возил своего шута, что от всех лицо маской скрывал. И хоть язык его был нем, а тело перекошено, словно старая коряга, глаза – зрячи сверх меры, и видели то, что другим не дано.
Стольный град, в котором жил царь, был большой да бойкий, на торговых путях стоял, что ни день заезжали купцы заморские да гости чужестранные. Вот как-то раз заехали двое иноземцев, видом не то купцы, не то что мудрецы. Одежды на них были простые, из сероватого льна, а глаза – глубокие, словно два колодца, в которых отражается само небо. Ходили слухи, будто видели их накануне у старого капища Макоши, что на краю леса стояло, а потом они будто из тумана возникли на дороге. Они сказались ткачами и заявили, что могут выткать замечательную ткань, лучше которой и помыслить нельзя. Платье, сшитое из этой ткани, обладает чудесным свойством. Только каким, они не знают, потому что на каждого человека ткань влияет по-своему.
– Материю мы ткём не простую, – голос у одного из них был тихий, но каждый звук отчётливо ложился в тишине покоев, – а по указу Небесной Пряхи, что судьбы человеческие нитями серебряными вышивает. Всяк, кто к ткани этой прикоснётся, свою истинную судьбу узнает.
«Вот бы мне такое платье! – подумал царь. Хотелось бы удивиться. Какое свойство оно приобретёт на великом царе? Возвеличит ещё больше?»
Правитель сказал, что скупит всю ткань, сколько бы ни наткали иноземцы. На самом деле он не хотел, чтобы волшебный материал достался ещё кому-то. Он дал мастерам много денег, чтобы они немедля приступили к работе.
Те поставили два ткацких станка и принялись работать. Работали день, ночь, ещё день. А потом пригласили царя посмотреть ткань.
Царю не пристало ходить по мастерским, и он послал своего советника. Честный и старый боярин не увидел никакой ткани. Сколько бы он ни разглядывал в лупу станок, и стол рядом, ничего не нашёл.
– Они мошенники, – доложил он королю. – Ничего не наткали, только время зря потратил.
– Что? – взревел рассерженный царь и бросился к портным. Но и он ничего не увидел. Хотел уже казнить ткачей, но те только хитро переглядывались, нисколько не опасаясь гнева правителя. А вот шут, который сопровождал царя везде, неожиданно замер.
Он провёл тонкими пальцами по нитям, которые сверкали для него необыкновенным серебром, и подушечки его вдруг ощутили тепло и лёгкое покалывание, будто он прикоснулся к спящей молнии. Перед его внутренним взором пронеслись видения: серебряная нить, ткущаяся в бесконечном полотне, и строгий лик Великой Богини.
Приподнял ткань, которая казалась нежным газовым облаком.
– Ты что-то видишь? – прищурившись, спросил шута царь. Тот кивнул, тяжело вздохнул и сделал шаг назад, отступая от потрясающей красоты ткани.
– И как это понимать? – он перевёл взгляд на мастеровых.
– Ткань безлика, мой повелитель, – ответил один из иноземцев, – только наряд, надетый на тело преобразит человека, и тогда это станет видно всем. Мы лишь челноки в руках Макоши, посланцы. Когда ткань ляжет на плечи тех, чья судьба на решенье просится, может и богиня свой лик покажет. Кому – слава и процветание, кому – позор и попрание.
Царь долго думал. Очень хотелось иметь у себя необычный наряд, но стало страшно. А вдруг эта ткань отравит его или ещё чего похуже, всё-таки эти ткачи подозрительные.
– Хорошо, сшейте из этого материала наряд моему шуту. Посмотрим, как он на него подействует. А если ткань так и останется невидимой, то вас казнят в тот же день, а шут будет ходить голым до конца жизни, – распорядился царь, приняв непростое решение.
Ткачи переглянулись и подмигнули хлопцу, который сидел возле ног правителя и качал головой, словно маятник в часах.
Ещё два дня трудились ткачи, не доверив швеям тонкую работу, а когда в назначенное время к ним явился правитель в сопровождении шута, они без лишних слов надели невидимое изделие на юношу. Ничего не поменялось. Наряда никто не увидел. Разве что лёгкое прозрачное облачко окутало фигуру шута.
Минута, две, а потом раздирающий душу вой заполнил комнату. Тело юноши воспарило над полом и выгнулось от боли. Вокруг вспыхнуло сияние, и маска, прикрывающая лицо, покатилась с резким звуком по доскам.
Ошеломлённый царь отшатнулся, подняв руку, чтобы защитить глаза от ослепительного света. Когда свечение угасло, он опустил руку и остолбенел. Правитель и ткачи увидели то, чего не видел никто в его царстве долгие годы. Чудо.
У шута исчезли страшные багровые шрамы, стягивавшие щёку и шею. Кожа под ними оказалась чистой и гладкой, будто рубцов и не бывало. Светлые, почти белые волосы теперь обрамляли не искорёженное, а удивительно прекрасное, благородное лицо с правильными чертами и высокими скулами – лицо, в котором вдруг проступила давно забытая семейная черта. Черта покойного брата царя. Правитель долго вглядывался в лежащего на полу без сознания шута.
– Раздеть и в темницу. – Кивнул на юношу и повернулся к ткачам. – А вам приказываю сшить наряд уже мне. И если вы кому-нибудь хоть слово скажете… я вас казню в тот же миг.
Адриан. Шут


Мои дорогие читатели! Книга участвует в самом сказочном и искренне народном литмобе "Наши сказки"

Жили-были на просторах Литнета сказители, что любили родную землю всей душой. И задумали они великое дело – оживить старые сказки, да так, чтобы заиграли они новыми красками, но сохранили светлую душу Руси. И понеслись по свету строки о Василисах Премудрых да Иванах-царевичах, о говорящих волках да мудрых воронах, о селениях, где люди живут в ладу с природой, а зло одолевают не силой одной, да умом да честью. А, главное, в каждой истории светится любовь к Отчизне, вера в добро и напоминание: сказки – они не просто были когда-то. Они и сейчас живут в нас, стоит только поверить.
Читать все истории тут https://litnet.com/shrt/3V3E

График выхода наших книг:
12.09 Анна Крылатая: «Мышка-Наружка: Как я в сказку попала, да мышкою стала» https://litnet.com/shrt/cI3Y
13.09 Адель Хайд: «Варвара-краса и другие чудеса» https://litnet.com/shrt/3bye
15.09 Наталья Игнатенко: "Волшебные Нити" https://litnet.com/shrt/ueCA
17.09 Неждана Дорн: "Иван и царевна: Спасти Тридевятое Царство" https://litnet.com/shrt/hwor
19.09 София Дубовцева: "А ты веришь в сказки?" https://litnet.com/shrt/EtKi
20.09 Сева Азим: "Библиотекарь для Кащея" https://litnet.com/shrt/mlAR
22.09 Ирина Юрьева: "Злата и последний медведь" https://litnet.com/shrt/yQjM
24.09 Арина Лефлёр: "Ефрем-богатырь и Любава-краса" https://litnet.com/shrt/fAT8
25.09 Тиро Томое: "Или дорогой птиц"
26.09 Елена Ха: "Сестрица Аленушка, братец Иванушка и богатырь в придачу"
27.09 Ольга (Ольга Михайлова): "Баба Яга (не) против"
28.09 Ксения Хиж: "Как я в сказке любовь искала"
02. 10. Антонина Штир: "Спасти тридевятое, или Несмеяна для чуда-юда" https://litnet.com/shrt/QKmJ
03.10 Энн Шейх: "Сердце, закалённое стужей" https://litnet.com/shrt/5weN
04.10 Елена Эйхен: "Василиса Прекрасная и царевич" https://litnet.com/shrt/nYWH
05.10 Стася Вертинская: "Берегиня для ведьмака" https://litnet.com/shrt/DqYs
06.10 Мария Самтенко: "Сыщик из Мурома. Дело об Идолище" https://litnet.com/shrt/QfwF
07.10 Ольга Новикова: "Сказочный переулок" https://litnet.com/shrt/Mym6
Добро пожаловать в НАШИ СКАЗКИ!
Снятый наряд тут же снова стал неосязаемым. Его завернули в бумагу и унесли. Ткачи покорно покивали головами и принялись за работу. Стража потащила бессознательное тело в подвал.
Царь, вернувшись в покои, метался в раздумьях. Он не мог ни сидеть, ни стоять. В голове его то и дело всплывало прекрасное лицо надменной принцессы соседнего могучего государства. Той, что отвергла его руку пренебрежительно бросив: «Я не выйду замуж за старика, чья слава осталась в прошлом».
– А эта… эта спесивая девица… она же умрёт от зависти! – прошипел он, и его глаза загорелись лихорадочным блеском. – Платье… оно должно мне помочь! Оно сделает меня молодым, сильным, прекрасным! Оно вернёт мне всё! И славу, и уважение! Тогда она сама будет ползать у моих ног! Если уж калеку эта волшебная ткань так преобразила, то меня-то крепкого мужчину уж явно сделает лишь лучше.
Племянник. Будь он неладен. Что делать с ним? Пока тот носил маску, никто и не подозревал, что это и есть тот самый выживший царевич. Но он излечился. А что, если принцесса, увидев царевича, влюбится. Нет! Этого нельзя допустить. – Он уже отдавал один раз приказ уничтожить семью брата, отдаст и ещё раз.
Лукарий потёр руки, уже предвкушая своё преображение.
Мастера, в свою очередь, всю ночь просидели за шитьём и сожгли больше шестнадцати свечей. Они очень торопились управиться до утра с новым нарядом царя. Когда в окно заглянул стражник, приставленный сторожить, его глазам предстала чудная картина. Ткачи водили в воздухе руками, будто снимали ткань со станков, резали воздух большими ножницами, они шили иглой без нитки. И странно – воздух в горнице вдруг заструился, затрепетал, словно над жарким пламенем, и на миг стражнику померещилось, что он и вправду видит на манекене дивную одежду, слепящую серебряной парчой. Но лишь на миг.
К утру мастера, наконец, сказали:
– Ну вот наряд и готов!
Стражник тут же побежал на доклад к старшему смены, а ткачи, посмеиваясь, собрали станки. Готовое платье аккуратно повесили на манекен. Накинули на плечи плащи с капюшоном, и… будто растаяли в утреннем воздухе, растворились без следа. Мастера спокойно покинули пределы града. А утром разразился скандал.
Ткачи пропали, платье никто не видит.
– Привести сюда моего шута, – в гневе приказал правитель, с силой ударив кулаком по подлокотнику трона. – Немедленно!
Прошло время, но стражники, что ушли за скоморохом, принесли дурную весть. В темнице шута не обнаружилось. Дверь заперта, внутри обнаружилась лишь маска.
Долго гонял стражников и слуг взбешённый правитель, не желая успокаиваться. Ведь где-то там, на свободе, ходил его худший кошмар – живое доказательство его преступления, обрётшее новую силу.
– Дозвольте сказать, Великий Государь, – просунул с опаской голову в палаты царя, честный советник.
– Говори, чего уж там.
– Вам надо надеть платье. Скорее всего, его оставили на манекене. Хотя бы попытайтесь.
Царь, движимый отчаянием и последней надеждой, позволил раздеть себя. Набежало куча народа, как и всегда, когда он примерял новый наряд. Только сейчас ему хотелось бы остаться одному. Но, нельзя. Боярин, дрожащими руками, стал совершать сложный ритуал облачения – брал невидимое, возлагал на царя, застёгивал мнимые запоны. Когда на плечах были расправлены невидимые бармы[1] и разглажены невидимые складки, царь закрутился-завертелся перед зеркалом. Он ждал чудо, но оно почему-то не происходило.
– Ах, как идёт! Ах, как дивно сидит! – неожиданно залебезил какой-то царедворец. – Какой узор, какие краски! Слов нет, роскошное платье!
«Господи боже! – думал царь. – Неужто я такой глупец, что собрал вокруг себя одних врунов. Вот уж никогда бы не думал!».
– Что ж вы ничего не скажете? – спросил верный советник у камердинера.
– О, это очень мило! Совершенно очаровательно! – сказал старый служка, глядя сквозь очки. – Какой узор, какие краски!.. Да, да, мне чрезвычайно нравится!
Царь смотрел на себя в зеркало и удивлялся словам придворных. Лгуны, кругом одни лгуны, а он – их предводитель. Бродячий цирк. Его мышцы давно уже обвисли. Живот опустился, второй подбородок колыхался в такт движениям.
«Я похож на голую обезьяну после родов, – подумал правитель». Вокруг тела взорвалась вспышка, ослепляя окружающих. Царь замычал от боли, а когда подданные открыли глаза, на месте царя кривлялась большая лысая обезьяна. Самка.
Придворные в ужасе отпрянули. Обезьяна скорчила гримасу, обнажив дёсны, и бессильно шлёпнулась на парчовые ковры.
[1] Оплечье, русское мужское украшение, регалия. Тканевый широкий воротник с нашитыми на него металлическими бляшками - изображениями религиозного характера и драгоценными камнями, надеваемый поверх парадного платья; часть парадной княжеской одежды, а к концу XV века — великокняжеской, потом царская регалия.


А Адриан, так звали шута, гордо шёл по родному граду. Его никто не узнавал. Все только смотрели вслед, дивясь необычной красоте юноши. Когда его кинули в камеру, он не помнил. Очнулся на тонкой подстилке, абсолютно голый.
– Мне бы сейчас мой наряд, – прошептал он, дрожа от холода, и сам испугался. Он не говорил много лет. Его лицо, шея, и один бок пострадали в пожаре. Царевич был обезображен. Со временем его шрамы зарубцевались, стянув мышцы и кожу. Когда шут увидел необычные нити, первое, о чём он подумал, – исцеление. Он так сильно хотел выздороветь, что его желание исполнилось.
Произнеся слова вслух, Адриан призвал наряд. И через секунду, он уже лежал в камере одетый, наслаждаясь теплом. А в голову полезли мысли – не свои.
«Я симбиот. Помогу тебе во всём. Я вторая кожа. Могу стать платьем, могу кафтаном. Могу согреть или остудить».
– А сделать невидимым можешь? – спросил Адриан вслух необычного собеседника, расслышав тяжёлые шаги в коридоре.
«Легче пареной репы, – ответил в голове голос, и тут же Адриан исчез». Сам-то он остался на месте. Только стал невидим для окружающих. Пока стражники с удивлением искали пленника в камере, тот выскользнул и спокойно ушёл. Выйдя в град, он пожелал снова стать видимым. Его необычный наряд стал плащом, и Адриан впервые за много лет с упоением вдыхал чистый воздух королевства. Его королевства. Ведь он – племянник правителя. И тот пожар не был случайным. В нём погибла вся семья. Адриану чудом удалось спастись, но и он пострадал в огне. Царь не стал добивать родственника. Надел на него маску, и оставил при себе, чтобы контролировать. Со временем все и забыли, что шут и наследник королевства – одно и то же лицо. Да, обезображенное, но с монаршей кровью. Так как говорить Адриан не мог, то и получилось то, что получилось.
Воздух пьянил, звал за собой, но прежде чем поддаться порыву, Адриан решил навестить дворец, в котором провёл самые ужасные годы жизни. Немой, униженный, в этих позолоченных залах, под маской шута, он каждый день боролся с собой, сжимая кулаки так, что на ладонях проступала кровь. Всё в нём кричало о мести за смерть отца, матери… и маленькой сестрёнки.
Но он был последним. Последним, кто помнил их настоящими, кто хранил в сердце тепло домашнего очага. Если бы он набросился на дядю с кинжалом – а желание это посещало его каждую ночь в течение всех десяти лет – его ждала бы мгновенная смерть. И память о его семье, их свете и справедливости канула бы в небытие навсегда. Он выбрал другую месть – выжить. Выжить, чтобы однажды восстановить не только трон, но и доброе имя своего рода.
Он дал себе клятву: не просто убить узурпатора, а лишить его всего, что тот так любил – власти, величия, тщеславия. И только потом – жизни. Эта холодная, выстраданная годами ярость была куда страшнее мимолётного порыва.
Да к тому же... он так и не увидел тело сестрёнки при погребении. Слабая надежда нет-нет да грела разбитое предательством сердце. Её образ стоял перед глазами будто вчера: смех, похожий на перезвон колокольчиков, и светлые локоны, разлетающиеся на бегу, когда она резвилась на лугу. Ему сказали, что в огне не осталось даже косточек. Но такого ведь не бывает. А иногда, грудь жгло от того, что он не смог её даже похоронить, отдать последние почести.
Борьба – ежедневная, ежечасная: с самим собой, с придворными, что так и норовили пнуть юродивого, да со всем миром, что так несправедливо обошёлся с его семьёй. Вот если бы... он снова мог стать здоровым, он наслаждался свободой бы каждый день, помогал простым людям, много путешествовал. Он точно не запер бы себя в царских палатах.
И эта возможность, о которой он мог только мечтать, теперь была у него в руках. Вернее, в самой его коже.
Царь тоже мог пожелать что угодно. Только мыслей в его голове было немного. Когда он представил себя обезьяной, то симбиот исполнил его такое необычное желание. Поговорить с разумом животного у него не получилось, и необычный материал смирился, ожидая нового владельца.
Тишину в тронном зале нарушил гул голосов за дверью. Дверь с грохотом распахнулась, и в проёме, озарённый светом факелов, предстал он. Адриан – царевич в простой, но чистой одежде, с гордо поднятой головой. Его лицо, озарённое внутренним светом, было спокойно и сурово.
– Что за шум, а драки нет? – раздался его голос, чистый и уверенный, от которого у придворных перехватило дыхание. Они замерли, не в силах понять, откуда явился прекрасный юноша с лицом правителя.
Взгляд Адриана скользнул по сгрудившейся в страхе свите, по советнику, пытающемуся спрятаться за спины стражников, и, наконец, остановился на жалкой, дрожащей обезьяне, которая пыталась натянуть на себя ковёр.
В груди царевича что-то перевернулось. Годы ненависти, ярости, планов возмездия – и вот он, его враг. Жалкое, напуганное животное, а не тиран на троне.
– Дядюшка? – в его голосе сквозило лишь горькое, щемящее недоумение и… пустота. Вместо ожидавшегося удовлетворения он чувствовал лишь ледяное облегчение. Облегчение от того, что не ему пришлось становиться убийцей. Что Макоша свершила свой суд, не запятнав его душу.
– Кажется, твой новый наряд тебе не к лицу, – произнёс он тихо, почти с жалостью. И тронул рукой свой рукав, мысленно призвав симбиота...
В тот же миг на нём появился сверкающий серебряными узорами камзол, сиявший так же, как некогда та самая ткань. Скипетр и Держава сами появились в его руках. Все охнули, но какой-то подлиза быстро сориентировался и поднёс царевичу корону. Это уже был не просто наряд. Это была власть, которую признали присутствующие, склонив спины.
– Стража! – голос Адриана разрезал воздух. – Отведите это животное в зверинец. Пусть там и остаётся. Кормить, поить, не обижать. Отвечать будешь лично ты, – он коснулся навершием плеча одного из стражников, у которого из-под забрала смотрели добрые глаза. – А всем сановникам собраться в Думе. Пришло время навести порядок в царстве, которое слишком долго было отдано на откуп тщеславию и глупости.
Адриан вышел за ворота дворца, и волна шума, запахов и красок ударила ему в лицо. Он замер на мгновение, ослеплённый этим буйством жизни. Воздух свободы, который он так мечтал вкусить, оказался сладким, как первая летняя грудинка с терпким вкусом, как дым от жаровен. Звон колоколов заставил повернуть голову в сторону городской ярмарки. Но сдвинуться с места оказалось непросто – вдыхать настоящий запах реки, видеть простых людей, рыбаков, ремесленников оказалось удивительно прекрасно. Наконец он спустился с холма.
Его не узнавали, да и откуда. Десять лет в маске шута и старания дяди сделали свое дело – образ законного наследника стёрся из памяти народа. Теперь он шагал по городу прекрасным незнакомцем. Встречные люди, видя его стать и благородные черты лица, почтительно расступались. Девушки, разодетые в цветастые сарафаны, с любопытством и смущением косились на него, пряча улыбки в ладоши или за широкие рукава. Адриан ловил их взгляды и впервые за долгие годы чувствовал не жгучую обиду, а лёгкое, пьянящее смущение. Он улыбнулся одной из них – румяной, с тугими косами, – и та вся вспыхнула, словно маков цвет.
Ярмарка гудела, как растревоженный улей. Крики зазывал смешивались с дребезжанием колёс телег, мычанием скотины и задорными наигрышами скоморохов. Пахло свежим хлебом, жареными орехами, кожаными ремнями и пряными травами. Всё это было так просто и так грандиозно после каменной тишины дворцовых покоев.
И тут его взгляд упал на небольшой шатёр, отставший ото всех, у самого края поляны. Над ним висел пучок засушенных трав и поблёскивал на солнце хрустальный шар. У входа сидела женщина в цветастом платке, и её глаза, тёмные, как спелые смородины, были устремлены прямо на него. Казалось, она его поджидала.
С бесшабашностью, на которую он был не способен ещё вчера, Адриан направился к ней. Что-то манило его в этой одинокой фигуре.
– Погадаешь, красавец? – голос у неё был хрипловатый, но тёплый, как старый мёд. – Узнаешь, что тебя ждёт на пути-дороженьке.
Адриан рассмеялся, в его груди что-то тренькнуло легко и свободно.
– А почему бы и нет? – Он прошёл за женщиной в шатёр и опустился на скамеечку напротив неё. – Судьба сегодня, кажется, благосклонна ко мне. Удиви, ведунья.
Гадалка взяла его руку в свои, шершавые от работы, пальцы. Она долго водила по линиям на его ладони, а потом взгляд её стал остекленевшим, ушедшим в себя.
– Вижу… вижу два венца над твоей головой, – прошептала она. – Один – из серебра, холодный и тяжёлый. Другой… другой сплетён из болотных трав и светится тихим светом.
Она помолчала, и тень пробежала по её лицу.
– Берегись того, кто одет в твои же одежды. Он будет говорить сладкие речи, но в сердце его – лёд. И помни: ключ к твоей судьбе не в столице, а в топи, где огонь бессилен. Ты найдёшь ту, что ищешь, лишь когда сможешь помочь той, что тебя покалечит.
Она отдернула руку, словно обожглась, и судорожно перекрестилась.
– Ступай на болота. И не говори, что я тебе это нагадала.
Адриан замер. Всё его легкомыслие улетучилось. Неужели она говорила о его сестре? Эти слова попали прямо в цель. Он молча положил на стол монету, кивнул и вышел из шатра, оставив позади запах сухих трав и тихий ужас.
Его путь был предопределён. На болота, искать сестру. Или ту, что его покалечит, – чтобы это ни значило.
Пророчество висело в его сознании тёмной тучей, но ярмарка неумолимо втягивала его в свой водоворот. Пахнущий дымом и мёдом воздух, смех, музыка – сама жизнь, которую он так жаждал, настойчиво вытесняла мрачные думы. Адриан сделал глубокий вдох, словно сбрасывая с плеч груз предсказания.
– Нет, – сказал он себе. – Сегодня я свободен. Сегодня я живу.
Он позволил потоку людей нести себя, сознательно открываясь новым впечатлениям. Он послушал скоморохов, и понемногу лёгкость вернулась к нему.
Вокруг всё кипело жизнью. Адриан, вновь улыбаясь, пробовал горячий пряник с маковым узором, как вдруг пронзительный женский крик разрезал воздух. За ним – громкое ржание испуганной лошади и суматоха.
– Ребёнок! Мальчишка под телегой!
Толпа заволновалась, сгустилась у места происшествия. Возница отчаянно пытался удержать вздыбленного коня, который бил копытами, готовый в следующую секунду обрушиться на землю. А под ним, прижавшись к грязным колесам, сидел маленький мальчик лет пяти и заливался слезами от страха. Его ярко-синий кафтанчик уже был забрызган грязью.
Сердце Адриана сжалось. Без единой мысли, движимый порывом, он рванулся вперёд.
– Прочь с дороги! – крикнул он, и его голос, окрепший и уверенный, заставил людей инстинктивно расступиться.
Он не стал бросаться под самые копыта. Вместо этого он резко шагнул к голове лошади, отвлекая её от ребёнка. Его движения были неестественно быстрыми и точными – симбиот уже реагировал на опасность, обостряя его рефлексы. Он схватил взмыленного коня за узду, и странное дело – животное сразу же немного успокоилось, почувствовав исходящую от него силу.
Не отпуская узды, Адриан метнулся к мальчику, подхватил его на руки и откатился в сторону, как раз в тот миг, когда лошадь вновь беспокойно дёрнула копытом, ударив им точно в то место, где секунду назад сидел ребёнок.
Мать, рыдая, выхватила сына из его объятий. Мальчик плакал, но уже тише, больше от испуга. Его левая рука неестественно вывернулась – видно было, что он её вывихнул или даже сломал, падая.
– Сыночек мой, родимый! Всё будет хорошо, всё... – причитала женщина, сама не веря своим словам.
Адриан опустился перед ними на колени. Он ещё до конца не понимал, что делает. Он просто положил ладонь на больное место, желая одного – чтобы боль ушла, чтобы испуганные детские глаза снова увидели радость.
И тут же почувствовал тепло и лёгкое покалывание в кончиках пальцев. Его рука будто налилась мягким серебристым светом, почти невидимым под ярким солнцем, но заметным для тех, кто стоял вблизи. Мальчик перестал плакать. Он не понимал, что происходит, – просто смотрел на руку, как на чудо