Вечный лес скрипел ветвями, будто вел неспешную беседу с небом. В этом древнем звуке слышалось неторопливое прощание с летом, ушедшим месяц назад. Листья на ветках практически облетели, и деревья стояли «голые», но в этой наготе была своя, строгая графика. Частенько дул холодный пронизывающий ветер, заставляя высокие сосны раскачиваться с тихим гулом. Но заморозков еще не было, земля под ногами была мягкой и пахла влагой, прелыми листьями и терпкой хвоей. А значит, зима пока не начиналась.
Я стояла у приоткрытого окна своей избушки и готовила зелье от хронической усталости – самое то, чтобы взбодриться зимним утром, когда за окном еще полумрак, а надо вставать и заниматься повседневными делами. Та самая усталость, знакомая мне по прошлой жизни, теперь казалась лишь далеким воспоминанием. Сорок лет в роли менеджера проектов на Земле научили меня бороться с выгоранием, но лишь здесь, в Вечном лесу, я поняла, что от него можно не просто избавляться, а превращать в нечто полезное. Капля эфирного масла сосны, щепотка сушеных ягод облепихи, настоянных на лунном свете, и главный секретный ингредиент – медленное, глубокое дыхание в такт лесу.
Пар от керамической кружки смешивался с холодноватым воздухом, струившимся из щели окна. Здесь, на своем новом месте, я обрела невероятную роскошь – тишину, нарушаемую только естественными, живыми звуками. Мне были слышны все голоса Вечного леса: пересвист снегирей, деловитый стук дятла где-то вдали, шелест крыльев пролетающей мимо неясыти и, конечно, вечный гулкий шум ветра в макушках деревьев. Лес был полон скрытой жизни, и его магия, бившая здесь ключом, была не яркой и взрывной, а глубокой и умиротворяющей, как пульс самой планеты.
Я взяла кружку с почти готовым зельем – оно отливало теплым янтарным цветом – и прислонилась лбом к прохладной раме. Избушка моя, невеликая и вся в резных украшениях, которые я выпиливала долгими вечерами, казалась частью этого пейзажа. Вместо отчетов и графиков теперь моими спутниками были травостой и звёздные карты. И это было не бегство, а самое настоящее возвращение домой, о котором я даже не подозревала, пока не оказалась здесь, в этом вечном, мудром и бесконечно спокойном лесу.
Меня звали Кристина Андреевна Роскова. Мне было сорок лет, и уже почти год я жила не там, где родилась. Я – ведьма Вечного леса. А до этого была менеджером с Земли.
Моя земная жизнь была… очень упорядоченной. Иногда мне кажется, что я выстроила ее такой специально, чтобы скрыться от тишины, которая обрушилась на меня в двадцать лет. Тогда я потеряла родителей. Это случилось почти одновременно, и мир словно лишился красок и звука. Я осталась одна – родственники далеко, друзья юности постепенно растворились в своих жизнях. Я не винила их; я и сама не особо стремилась поддерживать связь. Мне было проще одной.
Поэтому моим домом, моей семьей и моей главной ролью стала работа. Я была хорошим менеджером. Ценили меня за четкость, хладнокровие и умение гасить любые кризисы. Мои дни были расписаны по минутам: планерки, дедлайны, перелеты, бесконечные отчеты. Вечером я возвращалась в свою тихую, стерильно-чистую квартиру на двадцать втором этаже. Смотрела на огни города и чувствовала себя странным наблюдателем, а не частью всей этой суеты.
Но я любила тот мир. Тихой, спокойной любовью. И сейчас, в магическом мире, я тосковала по запаху кофе из соседней кофейни, по шуму метро по утрам, по виду первого снега в свете фонарей. По тому особенному чувству, когда самолет отрывается от земли, и ты оставляешь все заботы где-то далеко внизу. Эта тоска не резала сердце, она, скорее, была похожа на старую, немного выцветшую фотографию – помнишь детали, но уже не чувствуешь их остроты.
А потом со мной случилось… Попадание? Перемещение? Не знаю, как это назвать. Однажды я просто шла по улице, а следующий шаг перенес меня с асфальта на поросший мхом путь в чаще. Не было страха. Было лишь ошеломляющее, оглушительное чувство… Прибытия. Как будто я наконец-то дошла до дома, адрес которого забыла.
За окном послышался шум, вырвав меня из мыслей о прошлом. Знакомый, почти что привычный ритуал.
— Карр! Воры! Украли! Карр! — разносился по лесу хриплый, полный театрального отчаяния крик.
— Брысь, птица наглая! — прогремел низкий, будто камень по дереву, голос.
— Карр! Сам ты такой! Карр! Отдай монету! Карр!
— Моя она! Моя! Я ее нашел!
Я невольно хмыкнула, подходя ближе к окну. За привычной сценой наблюдать было занятнее любого спектакля. На тропинке, ведущей к моему дому, стоял лесник Аргус — здоровенный детина под два метра ростом, с кожей цвета мха после дождя и добрыми, хоть и насупленными, глазами-изюминками. В его жилах, без сомнения, текло немного тролльей крови, что выдавали не только габариты и цвет кожи, но и некоторая… монументальность движений.
Перед ним, взъерошив перья и прыгая по ветке старой ольхи, бушевал Карыч — местный ворон-интеллектуал, а по совместительству — главный сплетник и обличитель несправедливостей Вечного леса.
В Лесу, пронизанном магией, владели речью практически все. Это было не чудо, а обыденность, одно из следствий той силы, что струилась по «венам» этой земли. Одни говорили лучше, другие — лишь отдельными фразами, но понять друг друга могли все.
Аргус, как официальный хранитель порядка (назначенный, как он сам говорил, «Старейшинами Дерев»), пытался эту самую речь использовать для вразумления. С переменным успехом.
— Я тебе сколько раз говорил, каркуша старая, — Аргус сгорбился, пытаясь казаться менее внушительным, и ткнул в воздух пальцем толщиной с молодую ветку. — Что нашел на своей территории — твое. Что на моей — моё. Это блестящее ты утащил с крыльца моей сторожки!
— Опять Карыч разбушевался, — послышалось за моей спиной знакомое ворчание, сопровождаемое мягким шуршанием веника по полу.
Я обернулась. Гришка, мой домовой, стоял посреди комнаты, подпирая бок лапой и скептически глядя в сторону окна. Он был невысок, плотного сложения, с добрыми, умными глазами и усами, в которых, казалось, постоянно застревали крошки моего утреннего печенья. Настоящие золотые руки. И что бы я без него делала? На нем одном держалось все наше с ним хозяйство. Он не просто готовил и убирал – он чувствовал настроение избушки, знал, когда нужно подтолкнуть дверцу шкафа, чтобы она не скрипела, и вовремя напоминал мне, если я, увлекшись зельеварением, забывала о еде или сне.
— Жадный ворон, — хмыкнула я, снимая с огня небольшой котелок и переливая готовое зелье в глиняный флакон. Потом закрыла окно, отсекая вечернюю прохладу и продолжающиеся за окном вечерние разговоры зверей и птиц. — Целый день только и делает, что что-то таскает и кричит.
— Мориска скоро поспеет, — пропустил мимо ушей мои слова Гришка, переходя к насущным вопросам. Он подошел к полке с запасами и потрогал почти пустой мешочек. – Надо к болоту идти, ягоды собирать. Знаешь же, мориска – самое то при простуде. Лучше всяких твоих эликсиров, ей-ей. Натуральное средство.
Я кивнула, с теплой улыбкой глядя на его озабоченную спину. Знаю, да. Эти янтарные ягоды, похожие на земную морошку, только с легким серебристым отливом, были волшебным даром Леса. Кисло-сладкие на вкус, они и правда прекрасно помогали от лихорадки и кашля, если их истолочь в ступке и смешать с медом, собранным с луговых цветов.
— Завтра на рассвете пойду, — пообещала я, чувствуя, как наваливается приятная усталость после долгого дня. Я потянулась, зевнула во весь рот. – Сейчас… есть хочу. Твой суп, Гриш, а то у меня уже сосет под ложечкой. Потом – в баню. Хочу как следует прогреть кости. А потом – спать. Без задних ног.
Гришка одобрительно хрюкнул – на его языке это означало высшую степень согласия.
— Суп как раз настаивается, — объявил он деловито. – На толченых каштанах, с душистыми травами. А баньку я уже потихоньку подтапливаю. Иди, садись, сейчас подам.
Я послушно направилась к столу, глядя, как он ловко управляется у печи. В его ворчании сквозила самая настоящая забота.
Суп, который Гришка поставил передо мной в глубокой глиняной миске, был густым, ароматным и согревал не только тело, но и душу. Он пах лесными грибами, дымком и чем-то неуловимо земным. Я ела не торопясь, зачерпывая душистую похлебку деревянной ложкой, и чувствовала, как усталость потихоньку отступает, сменяясь благодарным теплом. Гришка пристроился на своей табуреточке у печки и с видом знатока наблюдал за мной.
— Ну что? — наконец, не выдержал он. — Как?
— Прекрасно, как всегда, — искренне ответила я. — Спасибо, Гриш.
Он удовлетворенно хмыкнул и принялся начищать медный ковшик, бормоча что-то себе под нос о том, что вот, мол, хоть кто-то ценит его труды.
После ужина я взяла свежее белье и полотенце и отправилась в баньку, что стояла чуть поодаль от избушки. Гришка уже истопил ее по-белому, и от маленького сруба валил легкий, обволакивающий пар. Внутри пахло дубовым веником, разогретым деревом и травами, которые я развесила на стенах для аромата — мята, душица, чабрец.
Я медленно согрелась на полке, затем хорошенько пропарилась, похлестала себя веником, пока кожа не загудела и не порозовела. Потом села на лавку, закуталась в полотенце и просто сидела, прислушиваясь к тому, как потрескивают дрова в печи-каменке и как тихо завывает ветер снаружи. Все земные тревоги, все остатки напряжения словно вытекали из меня вместе с каплями пота, растворяясь в горячем пару. Здесь, в этой тишине, я была просто ведьмой Кристиной, а не Кристиной Андреевной, отвечающей за отчеты и сроки.
Вернувшись в избушку, чистую и пропахшую хлебом и сушеными яблоками, я почувствовала себя новорожденной. На столе в спальне уже стояла кружка теплого травяного чая с медом — забота Гришки. Я погасила свечу, зажгла ночник — маленький светящийся камень, что я нашла в ручье, — и переоделась в мягкую длинную ночную рубаху.
Перед сном я по привычке подошла к окну. Лес был погружен в глубокий, бархатный мрак, сквозь который лишь угадывались очертания великанов-деревьев. Где-то далеко крикнула сова. Я потянулась, чувствуя приятную тяжесть во всем теле. Завтра предстоял поход за мориской, новые заботы, новые маленькие открытия.
Я легла в постель, на свежее, пахнущее солнцем и ветром белье, и укрылась лоскутным одеялом, которое мы с Гришкой по вечерам собирали из обрезков ткани. Последнее, что я помню перед сном, — это уютное ворчание домового за стеной и чувство полного, глубокого покоя.
За мориской я отправилась на следующее утро, сразу после того, как позавтракала ароматной овсяной кашей с ягодами, которую Гришка приготовил на топленых сливках. День выдался на удивление ясным, но холодным. Солнце висело низко, отбрасывая длинные прозрачные тени, и в его свете особенно четко проступали серебристые нити паутины, растянутые между пожухлыми стеблями трав. Я шла неспешно по едва заметной звериной тропинке, дышала прохладным, словно родниковой водой, лесным воздухом и всем существом чувствовала тонкое, неумолимое приближение зимы. Ее дыхание уже не было просто обещанием в ветре — оно легло инеем на северные склоны кочек и сковало тонкой корочкой лужицы.
Болото, носившее название Тихое, находилось в дальнем, глухом конце Вечного леса, в месте, где магия становилась гуще и прихотливее. Туда не захаживали случайные путники — тропа была слишком сложной, а ориентиры –обманчивыми. Все, кто появлялся на его зыбких берегах, шли туда с определенной целью. Чаще всего — как и я, за целебными ягодами. Хотя, по словам Аргуса, иногда находились отчаянные головы, чаще молодые и глупые, которые шли туда специально, чтобы подразнить местную нечисть — тех же шишиг.
По местным преданиям, если суметь как следует напугать шишигу, отнять у нее гребень или развязать узелок на ее одежде, то испуганное существо, чтобы откупиться, обязательно укажет путь к кладу, скрытому в трясине. Я слышала эти байки у костра от самого Аргуса, который, рассказывая, лишь крутил своим могучим пальцем у виска. За все время он не знал ни одного такого счастливчика, нашедшего клад. Зато об утопленниках, которых защекотали до смерти и утянули в трясину рассерженные шишиги, истории были вполне конкретными и регулярными. Аргус каждый сезон находил на краю болота брошенные котомки или пустые фляги таких «кладоискателей».
Тропа пошла под уклон, воздух стал влажным и тяжелым, пахнуть прелой ольхой, стоячей водой и чем-то сладковато-терпким, возможно, цветами болотного багульника. Ноги утопали в упругом мху, а под ним слышался тихий, неуверенный хлюп — это земля под моими ступнями дышала, насыщенная влагой. Я шла осторожно, проверяя путь длинной палкой, которую подобрала еще на сухом месте. Впереди, меж чахлых, искривленных сосенок, уже замерцала свинцовая гладь воды, покрытая ржавыми пятнами ряски. Царство мориски и шишиг было уже близко. Я натянула капюшон потуже и продолжила путь, чувствуя, как знакомое волнение исследователя смешивается со здоровой долей осторожности. В этом месте шутить с природой, даже волшебной, было себе дороже.
И потому, едва в нескольких шагах от меня с громким хлопком, похожим на лопнувший пузырь, раскрылся неряшливый портал и выплюнул троих парней в темно-коричневых, одинаковых одеждах, я не насторожилась, а именно напряглась. Это еще кто? И что им, с их паническими глазами и пахнущими чужой магией одеждами, надо возле моего болота?
— Да чтоб вас! Альт! Не мог правильные ориентиры прописать?! – с чувством выругался один, самый коренастый, отряхивая с плеча комок липкого болотного мха.
— Я прописал! – огрызнулся второй, высокий и тощий, нервно поправляя очки на носу. – Это Лес магию отводит! Здесь все искажено!
— Хорош ругаться! – встрял третий, с мечом на бедре. Он-то меня и заметил. Его взгляд скользнул по моему простому платью и корзинке в руках, и он снисходительно ухмыльнулся. – Альт, Дирк, мы тут не одни. Девица-красавица, не подскажешь дорогу…
Он не договорил. Вода у их ног вдруг заволновалась. Со дна, с глухим бульканьем, стали подниматься пузыри, крупные, как куриное яйцо, пахнущие серой и вековой гнилью. Воздух задрожал от пронзительного, леденящего душу хихиканья. Верное предсказание скорого появления шишиг.
Практически сразу же они и объявились. Словно вырастая из самой трясины, появились невысокие, скрюченные фигурки, похожие на злых, сморщенных старух с длинными цепкими пальцами и горящими зеленоватым огоньком глазами. Их кожа отливала сизым, как у утопленника, а волосы были спутаны в колтуны из тины и веточек. Они скользили по воде, не проваливаясь, и их хихиканье становилось все громче и злее.
Парни вскинулись в боевую стойку. Тот, что с мечом, безымянный, выхватил клинок, но почва под ним закачалась, и он едва удержал равновесие. Коренастый — Дирк — начал чертить в воздухе дрожащие руны, но его магия, яркая и чужая, лишь раздражала Лес, отскакивая от набухшей магией трясины. Высокий очкарик, Альт, что-то бормотал, листая потрепанный блокнот.
Шишиги, почуяв растерянность, стали смелее. Одна из них, проворная, как ящерица, рванула ко мне, цепляясь за подол платья. Я чувствовала леденящий холод, исходящий от ее пальцев.
«Хватит», — мысленно сказала я, и это было не слово, а намерение.
Я не стала вскидывать руки и кричать заклинания. Магия здесь, в Вечном лесу, была не в жестах, а в воле. Я просто шагнула вперед, поставив себя между пришельцами и болотом, и сосредоточилась. Я представила не огонь и не молнию, а тихий, неумолимый приказ — приказ уйти.
Я вдохнула запах гниющих листьев и влажного мха, почувствовала, как магия Леса течет под моими босыми ногами, и мягко, но твердо направила ее. Не для уничтожения, а для изгнания.
Воздух вокруг шишиг сгустился, заволновался. Вода, которая была им опорой, вдруг перестала быть твердой. Они начали погружаться, не в трясину, а в саму воду, их хихиканье сменилось удивленным писком, а затем — обильным ворчанием. Они не исчезли, не испарились — они просто ушли. Схлопнулись в мутных пузырях и скрылись в глубине, не в силах противостоять спокойной, уверенной воле самой Лесной Чащи.
Наступила тишина, нарушаемая лишь моим ровным дыханием и тяжелым пыхтением троих парней. Я обернулась к ним. Они смотрели на меня с новым выражением на лицах — прежней снисходительности не осталось и следа. Теперь в их глазах читался шок и растущее уважение. Дирк опустил руки, с которых сбежали несостоявшиеся руны. Альт уставился на меня через очки, словно видя впервые.
— Спасибо, — наконец выдохнул безымянный мечник, опуская клинок. — Мы… мы не думали, что они такие…
— Быстрые, — закончил за него Дирк, все еще бледный.
Я лишь кивнула, снова поднимая свою корзинку.
— Вам все еще нужна дорога? — спросила я спокойно. — Потому что отсюда есть только один безопасный путь. И он ведет прочь от болота.
Я уже собиралась развернуться и указать им направление к окраине Леса, как мечник сделал шаг вперед. Его поза потеряла воинственность, сменившись на почтительную, хотя и немного неуклюжую.
— Вообще-то, нам нужна ведьма, — поправил он себя, спохватившись, и торопливо представился, прижав руку к груди в некоем подобии рыцарского жеста. – Прошу прощения, прекрасная леди. Я – Стив. Мои друзья – Дирк и Альт. Мы пришли сюда из столицы. И нам очень, очень нужно увидеть ведьму Вечного Леса. — Он произнес это почти благоговейно. – Говорят, она способна помочь в любой беде.
Я подавила тихий вздох, глядя на их полные надежды лица. Внутренне я мысленно попрощалась с тихим утром, корзинкой мориски и планами на спокойный вечер за сушкой трав. Похоже, сегодня ягодам предстояло подождать. Раз уж сюда, в самую глушь, пожаловали гости аж из столицы, значит, дело и правда было серьезным, пахло отчаянием. И еще эти порталы... Сомнений не оставалось — «прекрасной леди» покоя сегодня не видать.
Дирк смотрел на меня с новым интересом, словно пытаясь разгадать загадку. Альт же, не отрываясь, вглядывался в меня сквозь свои очки, и во взгляде его читался не столько страх, сколько жгучее любопытство исследователя, столкнувшегося с уникальным феноменом.
«Ну вот, Кристина Андреевна, — пронеслось у меня в голове с легкой иронией. — Из менеджера проектов в решатели „любых бед“. Карьерный рост, ничего не скажешь».
— Ведьма... — медленно проговорила я, давая себе последнюю секунду на раздумье. Я посмотрела на затихшее болото, на сгущающиеся над ним туманы, а затем перевела взгляд на троих неудачливых искателей приключений. — Ладно. Пойдемте. Только предупреждаю: болотные твари — это было лишь начало. В Лесу не любят суеты. Идите за мной, и старайтесь не отставать. И... — я бросила взгляд на все еще активные, но уже блекнущие руны на руках Дика, — по возможности, не рисуйте в воздухе ничего без лишней необходимости. Лес может... неправильно понять.
Обратный путь до избушки прошел в почти полном молчании. Тропа, казалось, сама сокращалась под моими ногами, ведя нас кратчайшим путем. Лес, лишь минуту назад враждебный и пугающий, теперь лишь тихо шумел кронами, пропуская нашу маленькую процессию. Я шла впереди, чувствуя на себе три пары глаз — полных надежды, недоумения и остаточного страха.
Когда сквозь деревья показался знакомый силуэт избушки с дымком из трубы, я услышала сзади сдавленный возглас. Вид у моего жилища был более чем скромный — низенький, почерневший от времени сруб, резные наличники, горшки с целебными травами на крылечке. Ничего общего с мрачными башнями или таинственными пещерами из столичных легенд.
Дверь со скрипом открылась, и на пороге появился Гришка, подоткнув за пояс половник и держа в руке луковку.
— Опять кого-то привела? — буркнул он, окидывая троих парней оценивающим взглядом. — Места всем хватит, только ночевать вповалку придется.
— Ненадолго, Гриш, — ответила я, переступая порог. — У гостей беда. Серьезная.
В тесной, но уютной главной комнате, пахнущей дымом, сушеными травами и свежим хлебом, история выплеснулась наружу. Стив, облокотившись о грубо сколоченный стол, рассказывал тихо и с надрывом. Его младшая сестра, девушка по имени Лила, странно заболела после того, как принесла домой старый медальон с аукциона. Сначала просто слабость, потом — беспробудный сон, сквозь который ее не могли вывести лучшие столичные лекари.
— Она словно спит, но… не живет, — прошептал Стив. — Отец не отходит от постели Лилы. Мы перепробовали все. Осталась только последняя надежда… на вас.
Я молча слушала, глядя на запотевшее стекло окошка. Симптомы и впрямь звучали зловеще. Магическое усыпление, проклятие артефакта… Вариантов было несколько. Я встретилась взглядом с Гришкой. Он понимающе хрюкнул и исчез в кладовой, откуда вскоре донесся звук передвигаемых склянок.
— Ладно, — сказала я, поднимаясь. — Покажите мне этот медальон.
Я прошла в свою рабочую комнату — тесное пространство, заставленное полками с травами, кореньями и книгами в потрепанных переплетах. Быстрыми, точными движениями, отточенными годами практики, я стала собирать сумку. Склянка с эликсиром ясности, пучок коры пробуждающего ясеня, несколько свечей из чистого воска для ритуалов очищения, горсть соли — на всякий случай. Последним я положила маленький, но тяжелый компас, стрелка которого указывала не на север, а на источник сильнейшей магии в округе.
Вернувшись в главную комнату, я увидела, что Альт что-то шепчет Дирку, чертя в блокноте схему. Видимо, мой скромный быт не слишком соответствовал их ожиданиям от «могущественной ведьмы».