Лучи позднего солнца играли на гранях хрустального бокала, рассыпая по стене радужные зайчики. Лиза ловила их взглядом, лениво и счастливо потягиваясь на кухонном стуле.
Воздух был густой и сладкий, пахло свежесваренным кофе и сиренью, стоявшей в вазе на подоконнике.
— Ну что, невеста, как ощущения? — раздался сзади голос Максима. Его руки обняли ее за талию, губы коснулись шеи, заставляя ее вздрогнуть от мурашек.
— Ощущение, что я в слишком красивой сказке и вот-вот проснусь, — честно призналась она, поворачиваясь к нему и касаясь пальцами его щеки.
Он поймал ее руку и прижал к своей груди, прямо к тому месту, где под тонкой тканью рубашки отдавалось ровное, уверенное сердцебиение.
— Никаких пробуждений. Эта сказка — наша с тобой реальность. До свадьбы всего месяц, ты готова?
Лиза рассмеялась:
— К свадьбе — да. К тому, чтобы зваться твоей женой… Боже, Максим, я до сих пор не верю.
Он улыбнулся своей фирменной улыбкой, которая делала его глаза лучистыми, и достал из кармана джинсов маленькую бархатную коробочку.
— Тогда это поможет поверить.
Внутри, на черном бархате, лежало обручальное кольцо. Идеально гладкое, платиновое, без лишних деталей. Именно такое, о каком она мечтала, но никому не говорила. Оно было похоже на каплю света.
— Макс… — она потеряла дар речи.
— Но мы же уже все выбрали…
— То было для гостей. А это — только для нас. Для тебя. Примерь.
Дрожащими пальцами она достала кольцо. Металл был прохладным. Она надела его на безымянный палец. Оно село идеально, будто было всегда его частью.
В этот момент в ее телефоне, лежавшем на столе, раздался короткий звук сообщения. Лиза машинально взглянула на экран.
Неизвестный номер.
Текст был лаконичным и от этого еще более леденящим:
«Сними его. Он не твой. Ты не носишь его белое».
Кровь отхлынула от лица. Весь теплый, уютный мир на кухне будто вымерз за секунду.
— Что-то не так? — Максим нахмурился, заметив ее перемену.
Лиза молча протянула ему телефон. Он прочитал, и его лицо исказилось гримасой досады и раздражения.
— Опять эта дура. Прости, солнышко. Это Алиса. Должно быть, раздобыла твой номер через общих знакомых. Не обращай внимания.
— «Опять»? — уловила Лиза его слово.
— Она уже писала?
Максим вздохнул и отодвинул телефон, как будто он был заразен.
— Присылала пару анонимных спамов в директ инсты. Я думал, сама успокоится. Видимо, нет. Я с ней поговорю.
— Мне страшно, Макс, — тихо призналась Лиза, сжимая руку с новым кольцом.
— Это же ненормально.
Он снова обнял ее, крепко, почти до боли.
— Это просто слова. Пустые слова обиженной девочки. Она не представляет для нас никакой угрозы. Обещаю. Ничто и никто не испортит наш день. Забудь.
Он поцеловал ее в макушку, и Лиза попыталась утонуть в этом ощущении безопасности, которое он излучал. Он был таким большим, таким сильным. Он прав. Все будет хорошо.
Она глубоко вздохнула и заставила себя улыбнуться.
— Хорошо. Забуду. Спасибо за кольцо. Оно прекрасно.
Но когда Максим отошел, чтобы налить кофе, она украдкой снова посмотрела на свой телефон. Сообщение все еще было на экране.
И фраза «ты не носишь его белое» отдавалась в ее ушах зловещим эхом, которое не заглушал даже стук ее собственного, теперь уже тревожного сердца.
Прошла неделя. Предсвадебная суета нарастала, как снежный ком: утверждение меню, дегустация торта, бесконечные примерки нарядов для подруг и мамы.
Лиза старалась утонуть в этих хлопотах, чтобы не оставалось времени на тревожные мысли. Сообщение она удалила, но ощущение липкого, холодного комка в груди не проходило.
Максим, как и обещал, «поговорил» с Алисой. Он сделал это по телефону, в соседней комнате, и Лиза слышала лишь обрывки его фраз:
«…прекрати это немедленно…», «…абсолютно неадекватно…», «…больше ни одного звонка…». Он вышел оттуда с раздраженным лицом.
— Все, вопрос закрыт. Пообещала, что отстанет. Сказала, что просто не смогла сдержать эмоций. В общем, ерунда.
Лиза хотела спросить, что именно сказала Алиса, но увидела его усталое, отстраненное выражение и промолчала. Он явно не хотел в это погружаться.
Ей стало неловко, что она своей тревогой причиняет ему неудобства. Она сделала усилие над собой и попыталась забыть.
Но Алиса не исчезла. Она начала появляться. Словно тень, всегда на периферии, всегда случайно.
В субботу они с Максимом пошли в кино. И когда они выходили из темного зала, щурясь от яркого света фойе, Лиза заметила ее. Алиса стояла у стены, прислонившись к ней, и смотрела прямо на них.
На ее лице не было ни злобы, ни ненависти. Только холодное, изучающее любопытство, словно она наблюдала за подопытными кроликами. Она не сделала ни шага в их сторону, просто проводила взглядом, а потом растворилась в толпе.
— Макс, это же она… — прошептала Лиза, сжимая его руку.
Он обернулся, но никого не увидел.
— Кто? Никого нет. Показалось тебе, солнышко. Нервы.
В понедельник Лиза встретилась с подругой Катей в небольшом уютном кафе. Они обсуждали планы на девичник. Лиза уже начала расслабляться, смеяться над шутками Кати, как вдруг ее взгляд упал на улицу.
За стеклом, на противоположной стороне улицы, стояла Алиса. Она была одна, курила и смотрела прямо на Лизу. Прямо в глаза. На этот раз Лиза смогла разглядеть ее получше: идеально собранные волосы, дорогое пальто, бесстрастное, почти красивое лицо.
В ее позе не было ничего угрожающего, но от этого спокойного, немигающего взгляда стало муторно и страшно.
Она дернула Катю за рукав.
— Смотри. Вон та женщина. Это Алиса.
Катя повернулась, нахмурилась.
— Которая та самая? Стрёмная типка. Стоит и смотрит, как стервятник.
— Видишь? Значит, мне не кажется! — с облегчением выдохнула Лиза.
— Да уж, не кажется, — Катя помолчала.
— Слушай, а может, правда в полицию? Или Максу сказать, чтобы жестче с ней поговорил?
— Макс говорит, что она просто сумасшедшая и не стоит обращать внимания. Говорит, она хочет именно что внимания, реакции.
Катя фыркнула:
— Ну, свою реакцию она уже получила. Ты вся побелела. Идиотка. Ладно, не смотри на нее. Сейчас встанем и уйдем через черный ход.
Они так и сделали. Но ощущение, что за ней наблюдают, не покидало Лизу до самого вечера.
Вечером, когда Максим приехал к ней, она снова попыталась завести разговор.
— Макс, я видела ее сегодня. И в кино, и потом в кафе. Она следит за мной.
Он тяжело вздохнул, положил телефон на стол.
— Лиз, ну хватит. Я же с ней поговорил. Может, это просто совпадения? Город не резиновый. Ты себя накручиваешь, ищешь ее в каждой женщине. Это начинает походить на паранойю.
Он сказал это не зло, даже с долей заботы, но в его словах прозвучало легкое раздражение, усталость от этой темы. Лиза почувствовала, как ее отчаяние наталкивается на глухую, непробиваемую стену его нежелания видеть проблему.
— Но, Макс…
— Нет «но», — он перебил ее, подошел и обнял.
— Хватит. Перестань. Все хорошо. Она просто несчастная дура, у которой нет жизни. А у нас с тобой она есть. И она прекрасна. Давай не позволим никому ее омрачать, хорошо?
Он поцеловал ее в лоб, и Лиза сдалась. Он был таким твердым, таким уверенным. Он был ее скалой. Может, и правда, она сходит с ума от предсвадебного стресса?
— Хорошо, — прошептала она, прижимаясь к нему.
— Прости.
— Не за что, — он улыбнулся.
— Забудь. Завтра у нас примерка платья. Вот о чем думать нужно.
Он повел ее на кухню, рассказывая анекдот про своего начальника. Лиза заставила себя улыбнуться. Но где-то глубоко внутри, в самом темном углу ее сознания, поселился крошечный, но цепкий страх.
Он шептал, что ее скала на самом деле — слепая гора, не видящая приближающейся лавины. А лавина уже срывалась со склона. И ее имя было Алиса.
Салон свадебных платьев пах дорогими духами, пудрой и свежим льном. Воздух дрожал от почти церковной, торжественной тишины, нарушаемой лишь шелестом ткани и сдержанными голосами консультанток.
Для Лизы это место было храмом, а сегодняшний день — главным ритуалом.
Мама Лизы, Ольга Сергеевна, сидела в бархатном кресле, смахивая скупую слезу умиления. Подруга Катя с телефоном наготове исполняла роль официального фотографа.
— Готовься обалдеть, — прошептала консультант Анастасия, затягивая шнуровку на спине Лизы.
Лиза стояла, не дыша, спиной к огромному зеркалу в пол. Сердце колотилось где-то в горле. Вот он, самый важный момент до самой свадьбы.
— Можно смотреть, — объявила Анастасия, совершая финальный штрих.
Лиза медленно повернулась.
И замерла.
В отражении на нее смотрела незнакомая женщина. Сказочная, сияющая, невесомая. Платье из воздушного итальянского кружева и шелка идеально повторяло каждый изгиб ее тела. Лиф, расшитый жемчужными бусинами, тончайший рукав-фонарик, ниспадающая юбка, струящаяся как водопад. Фата, как облако, обрамляла ее лицо.
— Доченька… — выдохнула мама, и это было самым главным отзывом.
Катя, обычно такая болтливая, молчала, широко раскрыв глаза.
— Лиза… Ты просто… Боже.
Лиза не могла отвести взгляд. Все ее страхи, все тревоги, тень Алисы — все растворилось в сиянии этого платья.
Она видела себя такой, какой должна была быть в этот день: счастливой, прекрасной, любимой. Это был не просто наряд. Это была кожа ее новой жизни, ее обещанное будущее.
— Максим просто рухнет на колени, — наконец нашла дар речи Катя и щелкнула камерой.
Имя жениха вернуло Лизу в реальность. Она улыбнулась своему отражению, и в этот миг оно улыбнулось ей настоящей, безоглядной верой.
— Это оно, правда? — тихо спросила она у мамы.
— Это оно, родная. Ты прекрасна.
Анастасия, сияя, поправила складку на юбке.
— Идет как влитое. Никаких изменений не нужно. Вы родились в этом платье.
Лиза попросила несколько минут побыть одной в платье, поймать и запомнить это ощущение. Мама и Катя вышли в примерочную, чтобы выбрать аксессуары.
Она стояла, гладя ладонью прохладный шелк, всматриваясь в свое сияющее лицо.
«Все будет хорошо, — сказала она своему отражению.
— Максим прав. Мы счастливы. Ничто не может это разрушить».
И в этот самый миг ее взгляд случайно скользнул за собственное отражение, вглубь зеркала, в которое она смотрела.
В салоне было еще одно большое зеркало, расположенное под углом. Оно отражало часть улицы за большим витражным окном.
Там, на тротуаре, через улицу, стояла она.
Алиса.
Она не пряталась. Она стояла, заложив руки в карманы легкого пальто, и смотрела прямо на витрину салона. Прямо на Лизу в ее свадебном платье. И на ее лице не было ни злобы, ни безумия.
Было холодное, почти профессиональное любопытство, смешанное с удовлетворением. Словно она оценивала работу, ход которой давно знала.
Лизу бросило в ледяной пот. Сияние платья вдруг померкло. Оно стало просто тканью, тяжелой и нелепой. Красота — маской. Она почувствовала себя голой и абсолютно беззащитной.
Она резко отпрянула от зеркала, сердце бешено заколотилось. Дыхание перехватило.
— Мам? Кать? — позвала она, и ее голос прозвучал сдавленно и испуганно.
В ту же секунду в примерочную вошли мама и подруга.
— Что такое? Что-то не так с платьем?
Лиза, не помня себя, указала пальцем на окно.
— Она! Снова она! Смотрит!
Ольга Сергеевна и Катя бросились к окну, отодвинули тяжелую портьеру.
Улица была полна спешащих людей. Но никого знакомого среди них не было.
— Никого там нет, Лизка, — обернулась Катя, нахмурившись.
— Опять показалось.
— Но я же видела! Я точно видела! Она стояла и смотрела прямо на меня!
Мама подошла к ней, взяла за руки. Ее лицо выражало тревогу, но не из-за Алисы, а из-за дочери.
— Доченька, успокойся. Нервы. Всякое бывает перед свадьбой. Видимость, игра света. Никто на тебя не смотрел.
Лиза затрясла головой, чувствуя, как по щекам катятся предательские слезы, угрожая испортить макияж.
— Нет… Вы не понимаете… Она везде…
Анастасия смотрела на эту сцену с вежливым, но заметным беспокойством.
Катя обняла ее за плечи.
— Все, собирайся, переодевайся. Едем есть тот самый чизкейк, о котором ты говорила. И точка. Никаких маний преследования.
Лишу отвели в кабинку, расшнуровали платье. С него смахнули слезинку. Когда она сняла его, то почувствовала не облегчение, а странную потерю, как будто с нее сняли не ткань, а броню, щит, защищавший ее от злого глаза.
Она вышла из салона, держась за руку матери. Перед тем как сесть в машину, она в последний раз оглянулась на то место через дорогу.
Оно было пусто.
Но в памяти ярким, нестираемым пятном стоял тот холодный, оценивающий взгляд. И шепот в голове, который спрашивал:
«Совпадение? Или она пришла убедиться, что платье сидит идеально?..»
Мысль была такой чудовищной, что Лиза тут же отогнала ее, решив, что Катя права. Это просто мания. Надо взять себя в руки.
Но внутри уже что надломилось. Вера в идеальную сказку дала первую, неизлечимую трещину.
Чизкейк был вкусным, воздушным, тающим во рту. Но Лиза ела его механически, почти не чувствуя вкуса. Слова мамы и Кати текли мимо ушей, превращаясь в сплошной, успокаивающий гул.
Она кивала, старалась улыбаться, но внутри все сжималось в один тугой, болезненный комок.
Она видела ее. Она была абсолютно уверена. Это не была игра света или паранойя. Это был холодный, расчетливый взгляд снайпера, который прицеливается перед выстрелом.
Вечером, когда Максим приехал, она решила говорить прямо и твердо. Без истерик, без слез. Только факты.
Он слушал ее, развалившись на диване и листая ленту новостей на телефоне. Его лицо постепенно становилось все более непроницаемым.
— И ты уверена, что это была она? Может, просто похожая женщина? — спросил он, не отрывая взгляда от экрана.
— Максим, я видела ее уже три раза! Она смотрела прямо на меня! На меня в свадебном платье! Ты понимаешь? Это уже не совпадения!
Он тяжело вздохнул, отложил телефон и посмотрел на нее. В его глазах читалась усталость и то самое раздражение, которого она так боялась.
— Лиза. Дорогая. Я понимаю, что ты нервничаешь. Но давай посмотрим на это трезво. Что, по-твоему, она делала? Стояла специально в час пик напротив свадебного салона в надежде, что ты именно в этот момент будешь смотреть не в свое отражение, а куда-то в глубь зеркала, чтобы заметить ее в толпе? Это же абсурд.
Его логика была железной и абсолютно беспощадной. Она заставляла ее чувствовать себя глупо и истерично.
— Но почему ты не веришь мне? — голос ее дрогнул.
— Я же не сумасшедшая! Я тебе просто говорю, что меня пугает эта ситуация!
— Я верю, что ты что-то видела, — сказал он, и его тон стал мягче, снисходительнее, что было еще хуже.
— Я верю, что ты напугана. Но я не верю, что Алиса способна на какую-то осмысленную угрозу. Она эмоционально нестабильна, она пытается привлечь внимание. И ты даешь ей это внимание. Ты играешь в ее игру.
— Так что, по-твоему, мне просто делать вид, что ничего не происходит? Ждать, пока она…
— Ждать, пока она что, Лиза? — он перебил ее, наклонившись вперед.
— Что она, по-твоему, сделает? Нападет на тебя с ножом посреди улицы? Это реальная жизнь, а не триллер. Она юрист в крупной фирме, у нее репутация, карьера. Она не станет рисковать всем ради какой-то детской мести.
Его слова должны были успокоить. Но они добили ее. Он не просто не верил ей. Он считал ее неадекватной, женщиной с буйной фантазией, которой нужны успокоительные, а не защита.
— Хорошо, — прошептала она, опуская глаза.
— Хорошо, Максим. Извини, что отвлекла тебя от важных новостей.
Он не поймал сарказма. Он обнял ее.
— Все будет хорошо. Забудь о ней. Думай о нашем дне. О нашем море. Мы же через месяц улетаем на Бали, помнишь?
Она кивнула, прижавшись к его плечу, и сделала над собой невероятное усилие, чтобы не оттолкнуть его. Впервые за все время их отношений его объятия не согревали, а казались клеткой.
На следующее утро она проснулась с тяжелой, свинцовой мыслью. Если он ее не слышит, она найдет того, кто услышит.
Она позвонила в полицию.
Разговор с дежурным инспектором длился пять минут. Он был вежливым и абсолютно безучастным.
«Гражданка, а есть ли угрозы в письменной форме? Нет? Только одно смс, которое вы удалили? А факты преследования? Вы видели эту женщину в общественных местах? Но она не подходила к вам, не пыталась вступить в контакт? То есть вы просто видели ее в городе? Понимаете, мы не можем принять заявление о том, что гражданин свободно передвигается по городу. Это не состав преступления. Если будут прямые угрозы или действия — обращайтесь. Или решайте вопрос мирно».
Она положила трубку. Ощущение было таким, будто она кричала в глухую, забетонированную стену. Ее крик ударился о нее и вернулся обратно, оглушая ее же самое.
Мирный путь. Решить мирно. Максим уже пытался.
Вечером того же дня она пошла в аптеку за витаминами. Возвращалась, задумавшись, и почти не смотрела по сторонам. У подъезда ее тень перекрыла другая тень.
Лиза подняла голову и замерла.
Алиса стояла прямо перед ней, блокируя путь. В этот раз на ней не было маски равнодушия. Ее глаза горели холодным, хищным огнем.
Она стояла так близко, что Лиза почувствовала запах ее дорогих духов — тяжелый, удушливый, как запах тропических цветов на гробах.
— Лиза, — произнесла Алиса. Ее голос был тихим, безжизненным и от этого еще более страшным.
— Я видела, ты в платье. Очень красиво. Очень… белое.
Лиза попыталась сделать шаг назад, но ее пятки уперлись в бордюр.
— Отстань от меня. Я вызову полицию.
Алиса усмехнулась, коротко и беззвучно.
— И что ты им скажешь? Что я сделала? Стою у своего же дома? Мы же соседи, разве ты не знала? Я вот переехала. В тот дом, — она мотнула головой в сторону новостройки через дорогу.
Лизу бросило в жар. Она жила здесь все время?
— Что тебе от меня нужно? — выдохнула Лиза, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Я тебе уже говорила. Ты не носишь его белое. Ты не поняла с первого раза? — Алиса сделала крошечный шаг вперед, сокращая и без того ничтожное расстояние между ними. Ее взгляд упал на обручальное кольцо на пальце Лизы.
— И это сними. Не твое.
— Это мой жених! Моя жизнь! Отстань!
— Ты сама не отстаешь, — холодно парировала Алиса.
— Ты не понимаешь слов. Придется объяснять понятнее.
Она посмотрела на Лизу с таким ледяным презрением, что та почувствовала себя букашкой под ботинком.
— Объяснять что? — прошептала Лиза.
Алиса не ответила. Она медленно, демонстративно оглядела Лизу с ног до головы, как будто составляя план работ, затем встретилась с ней взглядом и на ее губах появилась тонкая, острая улыбка. Без единого звука она развернулась и пошла прочь, растворяясь в вечерних сумерках.
Лиза оперлась о стену подъезда, чтобы не упасть. Сердце колотилось так, что было больно дышать. Руки тряслись.
Последующие дни прошли в тумане паранойи. Лиза почти не выходила из дома. Каждый шорох за дверью, каждый шаг на лестничной клетке заставлял ее вздрагивать и замирать, прислушиваясь, сжимая в руке баллончик с перцовкой, купленный в спешке в первом попавшемся магазине.
Она чувствовала себя загнанным зверьком в клетке, стены которой вот-вот должны рухнуть.
Максим, видя ее состояние, пытался быть ласковым, но его терпение таяло на глазах. Он все чаще задерживался на работе, ссылаясь на аврал. Их разговоры стали короткими и пустыми.
Он предлагал «проветриться», «съездить к психологу», «выпить успокоительного». Он изо всех сил старался вернуть ту легкую, сияющую невесту, которую он сделал предложение, и не понимал, куда она подевалась.
А Лиза не могла объяснить, что та девушка умерла в тот момент, когда увидела в зеркале холодные глаза Алисы.
За день до вылета на Бали должно было состояться последнее, финальное собрание с организатором свадьбы. Максим уговорил Лизу поехать вместе.
«Солнышко, это важно. Нужно все утвердить, поставить подписи. И это отвлечет тебя. Всего на пару часов».
Она сдалась. Мысль о том, чтобы надеть красивую одежду, сделать макияж и на пару часов снова почувствовать себя нормальным человеком, а не затворницей, манила.
Она надела светлое льняное платье, нанесла немного тонального крема, чтобы скрыть следы бессонных ночей, и вышла к Максиму. Он улыбнулся, и в его глазах на секунду мелькнуло что-то похожее на облегчение.
— Вот это моя девочка. Красотка. Поехали.
Машина была его новой, мощной иномаркой с тонированными стеклами. Он любил водить сам. Дорога была недолгой, и Лиза, глядя в окно на проплывающие улицы, почти расслабилась. Почти.
Они свернули в незнакомый переулок где-то в центре города.
— Мы куда? — насторожилась Лиза.
— У организатора разве офис здесь?
— Нет, мы сначала заедем ко мне в офис, я заберу распечатанные договоры. Я же забыл их, — он бодро вырулил на подземную парковку какого-то бизнес-центра.
— Сиди, я быстро.
Он заглушил двигатель, выскочил из машины и быстрым шагом направился к лифтам. Парковка была полупустой, тихой и плохо освещенной. Лиза осталась одна в полной тишине, нарушаемой лишь тиканьем остывающего двигателя.
Тревога накатила мгновенно, как приливная волна. Слишком тихо. Слишком безлюдно. Слишком много укрытий между бетонными колоннами.
Ее ладони вспотели. Она потянулась к телефону, чтобы написать Максиму «возвращайся быстрее», но связи не было. Глубоко под землей не ловила сеть.
Внезапно сзади, со стороны багажника, раздался резкий, короткий звук. Как будто что-то шлепнулось о асфальт. Шину прокололи? Лиза обернулась, вглядываясь в сумрак.
И тут же с другой стороны машины, прямо у ее окна, возникла тень. Высокая, в темной худи с капюшоном, натянутым на голову, и в черной медицинской маске.
В руке у фигуры был пластиковый стаканчик из-под кофе, какой продают на каждом углу.
Лиза замерла, не в силах пошевелиться, ее мозг отказывался обрабатывать происходящее. Это уборщик? Курьер?
Фигура не стала терять время. Быстрым, отточенным движением она рывком открыла дверь пассажира. Дверь была не заблокирована. Максим, выходя, не нажал на центральный замок.
Лиза вскрикнула от неожиданности и ужаса.
В следующее мгновение содержимое стаканчика — прозрачная, маслянистая жидкость — плеснулось ей прямо в лицо.
Сначала не было боли. Был лишь леденящий удар, как от удара хлыстом, и всепоглощающее, обжигающее чувство. Мир перед глазами взорвался ослепительно-белым светом, который тут же погас, сменившись кромешной, густой, адской чернотой.
Звук ее собственного крика доносился до нее как будто из другого конца туннеля, приглушенный и далекий.
Она почувствовала запах. Едкий, химический, разъедающий ноздри. Пахло паленым мясом и пластмассой.
Боль пришла секундой позже. Дикая, нечеловеческая, разрывающая все нервные окончания на лице. Она забилась на сиденье, пытаясь стереть с себя этот огонь, но прикосновение рук только усиливало агонию.
Напарник? Где Максим?!
— Максим! Помоги! — ее крик превратился в хриплый, захлебывающийся стон.
Где-то рядом раздались быстрые, удаляющиеся шаги. Дверь машины с хлопком захлопнулась.
Лиза металась в слепой агонии, сбрасывая с себя ремень безопасности. Она билась головой о стекло, о потолок, пытаясь вырваться из ловушки боли, в которую ее загнали.
Она ничего не видела. Только тьму. Только всепоглощающий огонь, пожирающий ее лицо, ее глаза, ее жизнь.
Прошла вечность, прежде чем она услышала бегущие шаги и голос Максима. Он был сдавленным, испуганным, почти детским.
— Лиза?! Боже! Что случилось?! Что с тобой?!
Он распахнул дверь. Она услышала его резкий, панический вдох. Он увидел. Увидел ее лицо.
— Кислота! — закричала она, или просто подумала, уже не понимая.
— Она здесь! Она сделала это!
Он не ответил. Он молча схватил ее за руку, его пальцы дрожали. Он тащил ее, почти волоком, по бетонному полу парковки. Она споткнулась, упала бы, если бы он не держал ее с невероятной, почти жестокой силой.
— Глаза! Жжет! Воды! — рыдала она.
— Держись! Сейчас! — его голос сорвался на фальцет.
Он втолкнул ее куда-то, в кабину лифта, потом тащил по коридору. Где-то хлопнула дверь. Она услышала голоса других людей, испуганные восклицания, чей-то визг.
Потом был шум воды. Он прижал ее голову к крану в какой-то раковине в офисе, пытаясь смыть кислоту. Вода приносила секундное облегчение, но боль возвращалась с удвоенной силой. Кругом бегали, кричали, звонили в скорую.
Лиза, рыдая, цеплялась за единственную ясную мысль в этом хаосе боли и ужаса.
— Это она… Алиса… Ты видел ее? Догнал?!
Максим, тяжело дыша, продолжал лить на ее лицо воду. Его молчание было красноречивее любых слов.
— Максим! Ответь! — закричала она сквозь боль.
Он остановился. Рука его отпустила ее. И в наступившей внезапной тишине, под леденящий шепот сотрудников его офиса, он проговорил тихо, сдавленно, с невыразимым ужасом и… отвращением.
Боль была вселенной. Абсолютной, бесконечной, пульсирующей всепоглощающей реальностью. Она пожирала мысли, стирала личность, сводила Лизу к единственной функции — выжить следующий вдох. Следующий вопль. Следующую секунду адского огня на ее лице.
Она приходила в себя урывками. Резкие огни потолка машины скорой помощи. Голоса медиков, быстрые и безличные:
«…ожог второй-третьей степени, орбитальная область…». Ритмичный вой сирены, под который невозможно было думать.
И сквозь боль — леденящая пустота. Он не держал ее за руку. Он не говорил:
«Я с тобой». Он сидел где-то там, в углу, и дышал громко и прерывисто, как будто это ему выжгли лицо кислотой.
Приемное отделение ожогового центра. Яркий, безжалостный свет. Руки, которые перекладывали ее на каталку, причиняя новую, невыносимую боль.
— Максим! — выдохнула она, пытаясь повернуть голову, ощутить его присутствие хоть краем незрячего сознания.
— Я здесь, — его голос прозвучал из дальнего угла. Глухо и отстраненно.
Его тут же оттеснили. Врачи окружили ее, их движения были резкими, точными, лишенными всякой нежности.
Кто-то начал резать ее платье. Дорогое льняное платье, в котором она должна была ехать на встречу к своему счастливому будущему. Ткань срывали с обожженной кожи, и она снова закричала.
— Держите ее! Седацию!
Укол в руку. Мир поплыл, боль отступила, превратившись в далекий, гудящий фон. Но не исчезла совсем. Никогда уже не исчезнет полностью.
Очнулась она в палате. В тишине, нарушаемой лишь мерным пиканием аппаратуры. Все ее лицо, голова были затянуты плотными бинтами.
Один глаз что-то видел — смутные размытые пятна света сквозь щель в повязке. Второй глаз был просто куском боли, не более того.
Она лежала и слушала. Шаги за дверью. Голоса. Свое собственное, хриплое дыхание.
Дверь открылась. Кто-то вошел. Не врач. Шаги были тяжелыми, неуверенными.
— Лиза? — это был Максим.
Она не ответила. Просто слушала, как он подходит к кровати, как замирает в метре от нее.
Он молчал так долго, что она чуть не заснула снова.
— Лиза, я… — он сглотнул.
— Доктора говорят… что… что зрение на правом глазу, возможно… не восстановится. Левое… под вопросом. И… и лицо… будут шрамы. Сильные.
Его слова падали, как камни, в ледяную воду ее отрешенности. В каждом — не боль за нее, а ужас. Ужас перед тем, с чем ему придется иметь дело.
Она нашла в себе силы говорить. Голос был чужим, хриплым и разбитым.
— Алису нашли?
Он снова замолчал. Задумался.
— Нет. На парковке камер не было. Никто ничего не видел. Она… Лиза, ты уверена, что это была она? Может, это был случайный маньяк? Или…
Она заставила себя повернуть голову в его сторону. Сквозь щель в бинтах она увидела размытый силуэт. Он стоял, ссутулившись, руки в карманах.
— Или что, Максим? Или мне показалось? — ее голос набрал силу, стал резким, металлическим.
— Или я сама себя облила кислотой для пиара?
— Нет! Я не это имел в виду! Просто… нет доказательств! Полиция говорит…
— Нафиг полицию! — она крикнула так громко, что он отшатнулся. Боль пронзила ее голову, но она продолжала, задыхаясь.
— Ты знаешь, что это она! Ты всегда знал! Только тебе было плевать! Тебе было плевать на ее угрозы, на ее слежку! Тебе было плевать на мой страх! Тебе было важно, чтобы я не портила тебе картинку своей истерикой!
— Это не правда! — он попытался возразить, но в его голосе не было силы, лишь виноватая слабость.
— Я же говорил с ней…
— И что?! Сказал «ай-яй-яй, нехорошо»?! Она прислала мне сообщение, она преследовала меня, она стояла под моим домом! А ты делал вид, что я сумасшедшая! Ты, блять, даже дверь машины не закрыл!
В ее словах была такая концентрированная ненависть, что он отступил еще на шаг.
— Я… я не подумал… Я же вышел на минуту…
— И эту минуту она ждала! Потому что она умная, а ты — самовлюбленный слепой идиот! И теперь это… — она сделала жест рукой, указывая на свое забинтованное лицо, но рука дрожала, и она уронила ее на одеяло.
— Это на твоей совести. Так и знай. Ты мог это остановить. И не остановил.
Он больше не находил слов. Он просто стоял и дышал. Стоял и смотрел на нее. На эту забинтованную, искалеченную, орущую на него женщину. На руины своей невесты.
— Мне нужно… мне нужно время, Лиза, — наконец выдавил он. — Это все так… Я не знаю…
Она повернула голову к стене, отвернувшись от него.
— Убирайся.
— Но…
— Я сказала, убирайся к черту. И не приходи. Никогда.
Он постоял еще мгновение, потом его шаги зашуршали по полу, дверь открылась и закрылась.
Лиза лежала и смотрела в стену сквозь щель в бинтах. Слез не было. Их не могло быть. Они разъедали бы и без того сожженную кожу.
Вместо слез внутри поднималась одна-единственная, кристально чистая и ледяная эмоция. Не боль. Не отчаяние.
Ярость.
Он ушел. Он выбрал себя. Свое благополучие. Свой комфорт.
И она осталась одна. В полной темноте. С изуродованным лицом. С предателем в прошлом и маньяком на свободе.
Но именно в этот момент, в этой леденящей ярости, родилась новая Лиза. Та, что больше не будет просить. Не будет ждать помощи. Не будет верить обещаниям.
Она выживет. Ради одной единственной цели.
Найти ее. И его.
И стереть их обоих в порошок.
Дверь снова открылась. Шаги медленные, твердые. Не Максим.
— Лизавета? — это был голос врача. Женский, спокойный, безжалостно-деловой.
— Готовьтесь к перевязке. Будет больно.
Лиза стиснула зубы.
— Я готова.