Меня будят щекотные прикосновения к лицу. Чувствую, как нечто тоненькое и мягкое, как нитка, выводит по моей коже замысловатые узоры. В полусне пытаюсь стряхнуть с себя эти касания. Застонав, провожу ладонью по лицу и слышу рядом довольное хихиканье.
Люди, имейте совесть! Вчера я до трех ночи писала статью в своем блоге. Текст не шел. Музы попрятались. Но через пять чашек кофе вдохновение вернулось и из-под моих пальцев вышел отличный контент. Перед тем, как полуживая доползла до кровати, я пообещала себе спать до посинения.
Вдруг меня током пронзает беспокойная мысль. Люди? Какие люди? Я, Элеонора Польска, успешный блоггер-нутриционист, живу одна. В своей шикарной квартире-студии с новехоньким евро ремонтом, в самом центре города.
Замираю, затаив дыхание. При мысли о том, что в моей квартире находятся посторонние, что они всего в десяти сантиметрах от моей головы, живот скручивает паника.
По лицу снова ползет нитка. Если это нитка, конечно! Резко открываю глаза и вижу перед собой улыбающегося малыша, лет пяти. У него длинные русые волосы, из которых топорщатся ушки, и серые, смеющиеся глазки. Одной рукой он зажимает хихикающий рот, а другой держит серую нитку, которой только что водил по моему лицу.
Я пружинисто сажусь, поджимая к груди ноги и натягивая одеяло повыше. Пальцы и подбородок непривычно покалывает. Опустив глаза, понимаю, что одеяло не то. Мое постельное белье – чистый шелк. Белый, нежный и гладкий. А это грубая, толстая шерсть, уродливо-синего оттенка. Только теперь оглядываясь по сторонам, с ужасом понимаю, что я не дома.
Это помещение странной, конусообразной формы и напоминает большую, примитивную палатку. Оно пахнет походами. Лесом, мхом, грибами и дымом.
Меня похитили? Но кто? Явно не этот пятилетка, теперь игриво пытающийся стянуть с меня одеяло! И почему ребенок без присмотра? Где его родители?
Малышу надоело играть с одеялом. Он вдруг берет меня за руку крошечной, теплой ладошкой и просит:
- Ну, мааам! Вставай уже! Я кууушать хочу!
Мама? За одну ночь я стала мамой?! Либо я сошла с ума, либо спятил этот малыш. Причем второй вариант выглядит правдоподобнее. Хотя я в детях особо не разбираюсь, но точно знаю: они всегда немножко ку-ку.
В любом случае, я где-то читала, что с чокнутыми бессмысленно спорить. Надо войти в их выдуманную реальность и говорить с ними на их языке.
- Мама устала, - отвечаю, осторожно поглаживая затылок. - А еще мама так сильно во сне ударилась головкой, что все забыла.
Он недоверчиво оглядывает пространство вокруг меня. Тут плоский пол, ударится не обо что. И спрашивает удивленно:
- Обо что ударилась? Об папу?
Ешкин кот! Здесь еще и папа есть?
- Нет, мальчик. Не об папу. Об пол. Ну, неважно.
Вдруг в глазах малыша загорается понимание.
- Ааа, это игра такая, да?
Я согласно киваю и снова осматриваюсь. Здесь приятный полумрак. Свет проходит сквозь ткань шатра. Я сижу не на голом полу, а на просторном, неровном матрасе. Подушки необычные, небольшие, но туго чем-то набитые. Тыкнув одну из них пальцем, чувствую нечто, напоминающее крупу. Вокруг нет мебели. Кое-где на полу валяются тряпки. В центре шатра место для костра.
Мальчик по-прежнему пытается сдвинуть меня с места. Запястье ноет от его усилий. А я все больше хочу в туалет. Еще зубы почистить хочу! И, конечно, утренний стакан воды не помешал бы! Пора выбираться из постели. Приподнимаю тяжелое одеяло и с облегчением вижу, что я одета. Белая футболка с принтом земного шара и коричневые штаны. Слава богу, не голая!
Резвее обычного выскакиваю из-под одеяла и интересуюсь:
- Мальчик, а где здесь у нас вода для питья, туалет и ванная?
Малыш, чуть-чуть поморгав, просит:
- Мама, а давай мы будем играть так, что ты не забыла, как меня Кириллом зовут?
Бедненький. Я его, кажется, расстроила своим «мальчиком».
- Ладно, Кирилл. Договорились!
Повеселев на глазах, он подходит к выходу, надевает сандали, приподнимает ткань и проскальзывает наружу. Там же, у порога, замечаю единственную оставшуюся обувь: шлепки, подходящие мне по размеру. Надеваю их на ноги. Мне приходится сильно нагнуться, чтобы пролезть в отверстие. Ненавижу спорт! Особенно, с утра пораньше!
Оказавшись снаружи, ступни сразу намокают от прохладной росы. Повсюду зелень деревьев, кустов и травы. Похоже, мы в глухом лесу. Хотя место вокруг шатра довольно-таки обжито.
Метрах в пяти от нас дощатый навес над самодельной кухней. Там стоят примитивно сколоченный из досок стол, тазики, котелки. Есть и место для разведения костра, на котором, очевидно, готовят.
Черт побери! Нелегко здесь живется людям! Пока себе поесть приготовишь, потратишь больше калорий, чем употребишь! Под столом стоит семилитровая пластиковая бутыль, на четверть наполненная водой. Рядом темно-желтая эмалированная кружка с черным ободочком. Отлично! После туалета смогу попить.
- Кирилл, а где здесь туалет?
Он ведет меня по тропинке, лавирующей меж кустов. По дороге отщипывает с репейника листья. Минуты через две подходим к узкой, сколоченной из досок будке. Обычный деревенский туалет. Такой был у моей бабушки. Дверь есть, она закрывается изнутри и эта маленькая деталь меня ужасно умиляет и успокаивает. Хоть какой-то клочок пространства, где можно закрыться!
Схватившись за дверь, замечаю, что рука не совсем моя. Ну, то есть форма пальцев моя, хотя на коже вдруг появился загар. А вот свежий вчерашний маникюр куда-то подевался. Как и любимое кольцо с большущим алмазиком, которое никогда не снимаю. Гады! Кольцо мое стырили – это ладно! Но почему мои ногти коротко остригли и изуродовали? Этого я понять не могу. Может, извращенцы?
Кошусь задумчиво на своего малолетнего сопровождающего и прошу меня пару минут обождать. Мальчик кивает и протягивает мне собранные листья. Еще одно потрясение. Здравствуй, каменный век!
Возвращаемся тем же путем на кухню. Наливаю себе в чашку воды из бутыли, пью. Горло сразу сжимается от холода и я, поперхнувшись, кашляю взахлеб. Дома всегда добавляю к напиткам немного кипятка. Хотя, в целом, вода мне нравится. Вкус приятный, чуть сладковатый. Выпиваю еще одну чашку и ставлю посуду на место.
Поскольку на улице начинает моросить, завтракаем мы в типи – так называется шатер, куда меня притащили ночью. Еду водружаем на низкий, невесть откуда взявшийся столик. Едим из одного котелка, в мозгосносящей близости друг от друга. Слишком близкое присутствие чужих царапает оголенные нервы. Еле держусь, чтоб не сорваться на крик. Разве это нормально? Похититель ест из одной посуды со своей жертвой? Извращенный садизм какой-то!
Мелькает мысль о побеге, но куда здесь бежать? Повсюду сплошной лес, а я далеко не скаут! Хочется закатить скандал, потребовать объяснений, но удерживает присутствие ребенка. Говорят, у детей хрупкая психика. Если вдруг начну твердить, что я не мама, а папа – так и вовсе незнакомый мне мужик, не нанесу ли ему пожизненную травму?
К тому же меня интригует странное поведение этих двух товарищей. Они ведут себя естественно и относятся ко мне попросту, как к члену семьи. Без нервов, спокойно и уверенно. Перешучиваясь между собой, мужик в разговоре с сыном дважды припечатывает меня «мамой». Изучающе смотрит мне в лицо, вынуждая смущенно опустить глаза, и спрашивает у Кирилла:
- Не знаешь, почему мама сегодня такая напряженная?
Юный ябеда не преминул пожаловаться, раз уж выпал столь удобный случай:
- Мама все утро заставляет меня играть в игру, в которой она все забыла. Где туалет? Где спички? Где каша? Я так устал! Я просил перестать, но она меня не слушает! Скажи ей, скажи перестать!
От нахлынувших эмоций, из маленького рта летит гречка. В отместку я нежно воркую:
- Тебя разве папа не учил, что разговаривать с набитым ртом некрасиво?
Гора мышц смотрит на меня неодобрительно. Иронично комментирует:
- Смотри-ка! Мама притворяется не только забывчивой, но и вредной. Но мы-то знаем, какая она добрая на самом деле!
На этих словах он мрачнеет и снова принимается за еду. Гречка немного подгорела, от нее пахнет дымом. Но я голодна, и такая малость нисколько не портит мне аппетит. Этим двоим специфичный аромат тоже, кажется, нисколько не мешает.
После завтрака мужик отправляет сына играть на поляну, а потом небрежно мне кидает:
- Когда закончишь мыть посуду, мы с тобой поговорим.
Мыть посуду? Еле сдерживаю жалобный стон. Теперь когда мой мелкий источник информации ускакал играть на полянку, придется разбираться самой. И плевать, если что-то сделаю не так! Я не собираюсь лебезить, выспрашивая у бородатого тирана, как здесь принято мыть посуду.
Беру тазик, наливаю туда немного воды. Принимаюсь за поиски губки, чтобы оттереть гречку с котелка. Губку не вижу, зато нахожу кусок пенки, висящий на проволоке, под навесом. Принимаюсь за работу. Светлый кусочек скользит по прилипшей каше, ничего не отдирая.
А вдруг здесь принято мыть посуду экологически чистой травкой? Я слышала от бабушки, что раньше мыли посуду крапивой. Рву листья крапивы, тру ею металл, закусив губу от жгучей боли, но прилипшая ко дну гречка не сходит. Дергаю с кустов ветки и скребу ими металлическую поверхность. Потею, как мышь под метлой, но дно остается черным. Мне кажется, я скорее сдеру себе кожу, чем остатки подгоревшего слоя с посуды.
Как назло, мимо проходит бородатый. Он останавливается в двух метрах от меня и с интересом наблюдает за моей возней. Скрестив руки на груди, одной ладонью прикрывает рот. Ржет, похоже. Черт его разберет, за этой бородой ничего не видно! От его насмешливого взгляда хочется выть. Выкрал себе бесплатную рабыню, так еще теперь издевается! Разворачиваюсь к нему и с вызовом спрашиваю:
- Что не так?
Он указывает на ветки и интересуется:
- Решила опробовать новую технологию? Чем тебе старая не угодила?
- Старая устарела.
- Ну-ну, - ерничает он. – Когда устанешь экспериментировать, попробуй снова по старинке: землей или золой.
- Землей? Ты шутишь?
Он вдруг снова хмурится и без комментариев уходит.
Отмывать грязь грязью - ну, очень оригинально! Подбираю ком земли, присыпаю им пенку, смачиваю водой. Эта субстанция, к моему удивлению, в два счета соскребает остатки еды. Затем ополаскиваю посуду и вуаля! Все чисто-пречисто!
Я нешуточно собой горжусь. В условиях дикого леса отмыть посуду – это вам не хухры-мухры! Выхожу из-под навеса и отправляюсь на поиски бородатого. То и дело спотыкаюсь, пока кружусь неподалеку от типи.
Вытянув перед собой руки, "любуюсь" результатом первого утра в плену. Кожа покраснела от прохладной воды и недавнего контакта с жесткими ветками и землей. От крапивы руки покрылись волдырями и нестерпимо зудят. Если бы мне оставили вчерашний маникюр, к этой картине добавились бы поломанные ногти и облупившийся лак. Впервые радуюсь, что осталась без маникюра.
За спиной раздается насмешливый голос:
- Далеко собралась?
Испуганно вздрогнув, раздраженно поворачиваюсь к нему:
- Что за манера подкрадываться к людям украдкой?
Но при взгляде на него, сразу осекаюсь. На сей раз у мужика за спиной висит ружье. А на набедренном ремне по-прежнему крепится нож. Злить вооруженного человека, пожалуй, не стоит. Пробую провести вежливые, мирные переговоры.
- Послушайте, уважаемый. Я понимаю, что вам нужна здесь помощница по хозяйству и няня для сына, но почему вы выбрали именно меня? Я ведь совершенно не умею обращаться с детьми, даже немного их боюсь! И что случилось с мамой этого ребенка? Почему он считает меня своей мамой?
Мужик подходит поближе, и я невольно отшатываюсь. Упираюсь в густой, колючий кустарник. Ветки враждебно вонзаются в спину и пятую точку, заставляя остановиться. Отступать некуда. Он озабоченно накрывает мой лоб своей широкой, горячей ладонью. Неторопливо, обстоятельно ощупывает голову. Чувствую себя, как на приеме у врача. Очень странного врача. Бормочет:
- Жара нет. Шишек нет.
Смотрит пристально в глаза, задумчиво произносит:
- Зрачки в порядке – значит, кайф от грибов или травки словить не могла. Что тогда?