Небосвод, еще недавно имевший чистейший нефритовый цвет, окрасился в тревожные, багряные тона, и, словно раненый зверь, истекал кровью на алую парчу заката. Густой едкий дым, пахнущий горелой соломой и горькими травами, стлался над верхушками деревьев, превращая изумрудный полог леса в мрачную завесу.
Сквозь заросли, ломая сухие ветви и утопая по щиколотку во влажном мху, спешила дюжина мужчин. Их простые холщовые штаны были забрызганы грязью, а натруженные спины взмокли от пота. Они двигались молча, сберегая дыхание для изнурительного бега. Лишь треск сучьев под ногами да их собственное тяжелое рваное дыхание нарушали лесную тишину.
Впереди всех, прокладывая путь своим крепким телом, и не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви, несся Ван Бин, староста деревни Южного Склона.
Лицо этого сороколетнего мужчины уже было изрезано морщинами, словно кора старого дуба, а в черных, как смоль, волосах серебрилась первая седина. Его глаза, обычно спокойные и ясные, сейчас горели тревогой, отражая далекие отблески пламени.
Наконец, лес расступился. Мужчины выбежали на поляну и замерли, пораженные открывшимся зрелищем.
Деревня Тихой Заводи, приютившаяся в лощине у ручья, была объята пламенем, и превратилась в гигантский костер. Огненные языки с ревом пожирали соломенные крыши, и те с треском обрушивались внутрь, взметая в небо тучи искр, похожих на рой разъяренных светляков. Глинобитные стены чернели и трескались от нестерпимого жара. Воздух дрожал и плавился, а к горькому запаху гари примешивался пряный аромат горящих трав…
Но самым страшным была тишина. Не было слышно ни криков о помощи, ни плача, ни испуганных возгласов. Лишь рев огня, подобный голодному рыку дракона. Деревня горела, но в ней, казалось, не было ни единой живой души.
Мужчины из Южного Склона стояли на краю поляны, их лица, освещенные зловещим заревом, выражали смесь страха и растерянности. Жар долетал даже до них, заставляя прикрывать лица руками.
— Небеса… — прошептал кто-то сзади.
Ван Бин сделал несколько шагов вперед, его взгляд лихорадочно метался от одного пылающего дома к другому, пытаясь разглядеть хоть какое-то движение, хоть один силуэт в огненном мареве.
— Видите людей? — хрипло спросил Ван Бин, не оборачиваясь. Голос его был едва слышен за ревом пламени.
Из-за его плеча выступил молодой, широкоплечий крестьянин по имени Линь Бао. Его лицо, обычно добродушное, сейчас было мрачным, а в глазах застыло недоумение. Он покачал головой, вытирая пот со лба тыльной стороной мозолистой ладони.
— Никого, староста Ван! Ни живых, ни мертвых. А подойти ближе — верная смерть. Жар такой, что камни лопаются. Мы ничего не сможем сделать.
Линь Бао сплюнул на землю и с бессильной яростью посмотрел на огонь.
— Но кому это понадобилось? — пророкотал он — Это же деревня травников! Они жили тихо-мирно, никому не чинили зла. У них и взять-то нечего, кроме сушеных целебных растений. Кто мог поднять руку на целителей?
Ван Бин медленно повернул голову. Пляшущие отсветы огня играли в его темных глазах, делая их похожими на два тлеющих угля. Он положил тяжелую руку на плечо молодого крестьянина, словно пытаясь унять его праведный гнев.
— Не спеши с выводами, Линь Бао! — произнес староста нарочито спокойным тоном — Может, это не злой умысел. Огонь — коварный слуга. Оставленная без присмотра печь, искра, упавшая на сухую солому… Беда могла прийти и по неосторожности. А люди успели уйти за ручей, и пережидают там.
Но глядя в самое сердце бушующего пламени, на то, как огонь одновременно и яростно пожирал всю деревню целиком, Ван Бин и сам не верил в свои слова. Слишком уж ровно и страшно горела Тихая Заводь. Слишком мертвенной была тишина вокруг. И еще. В запахах пожара явственно чувствовались тошнотворный аромат горящей плоти…
Вдруг тишину, нарушаемую лишь ревом огня, прорезал взволнованный крик одного из крестьян, стоявшего поодаль, у кромки леса.
— Староста Ван! Сюда!
Ван Бин, не раздумывая, бросился на зов, и остальные последовали за ним. Он быстро миновал несколько обугленных кустов и увидел своего односельчанина, застывшего у подножия исполинского баньяна, корни которого, толстые, как руки борца, свисали до самой земли, образуя подобие шатра. И в тени этих корней, словно в нише, сжавшись в комок, сидел ребенок.
Это был мальчик лет шести, в испачканной сажей одежде. Он сидел, втянув голову в плечи, и все его маленькое тело сотрясала дрожь. Личико было бледно и тоже перепачкано, а в больших темных глазах плескался ужас. Его худые ручонки замерли на груди, что-то прикрывая от посторонних глаз.
Сердце старосты дрогнуло от жалости. Он знаком велел остальным оставаться на месте, а сам медленно, чтобы не напугать, подошел ближе и опустился на одно колено.
Его голос, обычно громкий и уверенный, стал мягким, ласковым, каким говорят с испуганными птенцами.
— Маленький друг… Ты из этой деревни? Где твои родители? Где все остальные?
Мальчик вздрогнул от звука голоса, но не ответил. Он лишь сильнее сжался, его взгляд метнулся на Ван Бина — дикий, затравленный взгляд зверька, попавшего в силки.
Теперь было видно, что он прикрывает ладонями — речную раковину, висящую на его груди на простом темном шнурке.
Староста вздохнул и попробовал снова, еще ласковее.
— Как тебя зовут?
Молчание. Лишь треск горящих балок вдалеке, да быстрое дыхание самого мальчика.
Поняв, что слов от него не добиться, Ван Мин немного помолчал, а потом осторожно протянул свою широкую, мозолистую руку.
— Послушай, мы из деревни Южного Склона. Мы пришли помочь. Пойдем со мной!
Он коснулся пальцами худенького запястья мальчика, но тот отреагировал с неожиданной силой. Словно от прикосновения раскаленного железа, он вырвал руку, отшатнулся и, оглядевшись с отчаянием, метнулся в сторону, пытаясь убежать в лес, подальше и от огня, и от людей.
Но Ван Мин был готов к этому. Он одним движением поймал беглеца в свои крепкие, но бережные объятия, прижал к широкой груди, не давая вырваться. Мальчик забился в его руках, но староста лишь крепче прижал его, закрывая от вида пожарища.
— Шань Юй! Где тебя носит?!
Резкий, пронзительный окрик разорвал паутину воспоминаний, словно брошенный камень гладь реки.
Юноша встрепенулся. Его живые карие глаза, на мгновение затуманенные призраками прошлого, вновь обрели ясность. Рука сама собой, по привычке, метнулась к шее и нащупала под воротником простой рубахи гладкую, прохладную поверхность амулета — небольшой раковины, отполированной до перламутрового блеска. Убедившись, что она на месте, юноша быстро подхватил два пустых деревянных ведра, стоявших у его ног.
— Иду, тетушка Лин! — крикнул он в ответ.
На тропинку, ведущую к реке, уже спускалась его приемная мать, Мэй Лин — плотная, крепко сбитая женщина лет пятидесяти. Ее лицо, вечно недовольное, напоминало кислое яблоко. Уперев руки в бока, она смерила Шань Юя испепеляющим взглядом.
— Я тебя за водой послала, а ты что? — затараторила она голосом, напоминающим скрип несмазанной телеги — Решил с речными духами беседу вести? Три шага до реки, ушел — и пропал! Небеса, за что мне такое наказание?
Шань Юй быстро спустился по скользким камням к самой воде.
Он был высоким, почти на голову выше большинства деревенских парней, но довольно худым. Впрочем, в его поджарой фигуре не было слабости, скорее, угадывалась скрытая грация, подобная гибкости молодого ивового прута.
— Какой же ты никчемный! — не унималась Мэй Лин — Вечно витаешь в облаках! Даже воды принести не можешь без того, чтобы не заставить себя ждать. Кто за тебя замуж выйдет, за такого ленивца? Ой, да кому ты вообще нужен…
Шань Юй привык к этим речам, которые были таким же фоном его жизни, как пение цикад летними вечерами или вой ветра зимой. Не отвечая, юноша зачерпнул холодную, прозрачную воду. Когда он выпрямился, коромысло с полными ведрами легло на его плечи, заставив напрячься мышцы спины.
Шань Юй повернулся к приемной матери. На его лице появилась легкая, извиняющаяся улыбка, и в уголках губ проступили две очаровательные ямочки. Эта улыбка, искренняя и обезоруживающая, была его единственным оружием против гнева Мэй Лин.
— Простите, тетушка Лин! Я просто задумался о вечном! — сказал он с самым искренним видом.
Мэй Лин на мгновение сбилась. Эта улыбка всегда обезоруживала ее, и заставляла забыть, о чем она, собственно, ругалась. Но она тут же спохватилась, и нахмурилась.
— Задумался он! Думать надо, как денег заработать, а не о всякой чепухе. Шевелись, ужин сам себя не приготовит!
Она развернулась, и зашагала обратно к деревне, продолжая ворчать себе под нос. Шань Юй, вздохнув, последовал за ней.
Они уже почти дошли до первых домов, когда Мэй Лин вдруг резко остановилась, так что Шань Юй едва не налетел на нее сзади. Коромысло качнулось, и часть воды выплеснулась ему на штаны. Женщина обернулась, и ее вечно недовольное лицо теперь выражало озабоченность.
— Постой-ка… А Сяо Ли ты не видел?
Шань Юй замер. Осторожно опустив ведра на землю, юноша посмотрел на приемную мать своими честными, ясными глазами, в которых, казалось, не могло быть и тени лжи.
— Она в лес пошла, тетушка!
И даже небрежно махнул рукой в сторону рощи, туда, где тропинка терялась в густых зарослях дикого орешника.
— В лес? — искренне удивилась Мэй Лин, ее нахмуренные брови сошлись на переносице — Зачем это ей туда понадобилось?
— Не знаю! — Шань Юй пожал плечами так естественно, как только мог — Сказала: "Мне нужно в лес!" — и пошла. Я сам видел, как она скрылась за деревьями.
— О, милостивые Небеса! — плаксиво вскрикнула женщина и хлопнула себя по бедрам — Эта девчонка! Она что, совсем забыла, какой сегодня день? Отец возвращается из Ючжоу, а ее носит по лесам! Что за дети мне достались! Наверное, я сильно грешила в прошлой жизни!
Она снова вперила в Шань Юя свой негодующий взгляд.
— Один годен лишь на то, чтобы облака считать! Вторая своенравная, как дикая кошка, что хочет, то и творит! Только наш Дан Лун — умница, отцу опора и матери радость!
Так, бурча и ругаясь на свою горькую долю, Мэй Лин направилась дальше, сопровождаемая молчаливым Шань Юем, который снова водрузил коромысло на плечи и тихонько хихикнул. Ну да, Дан Лун умница. Кто бы сомневался!
Деревня Южного Склона была обычным селением, прилепившимся к подножию горы. Кривые, утоптанные тысячами шагов, тропинки вились между домами, сложенными из утрамбованной земли и покрытыми темной от времени соломой. В воздухе висел густой запах дыма из очагов, смешанный с ароматом скотных дворов и прелой листвы.
Дом старосты Ван Бина выглядел одним из самых добротных в деревне. Крыша была покрыта не соломой, а серой черепицей, что говорило об определенном достатке. Крепкий забор из толстых жердей окружал небольшой, чисто выметенный дворик, где под навесом сушились связки лука и пучки трав.
Мэй Лин с силой толкнула скрипучую деревянную калитку и вошла во двор, не переставая причитать. Шань Юй молча проследовал за ней, осторожно поставил ведра с водой у входа в дом, и поспешил обратно к реке. Но не за водой, а за Сяо Ли, ибо она была вовсе не в лесу.
Юноша снова вышел на берег. Воздух здесь был прохладнее и свежее, чем в душной деревне. Слева, сколько хватало глаз, темнел лес — мрачная, непроглядная стена из стволов и листвы, хранившая в своей тени древние тайны, сырость и прохладу даже в самый жаркий день. А справа Таньцзы, горная река, что торопливо несла свои холодные, бурные, хрустально-чистые воды на запад. Именно здесь, недалеко от Южного Склона, она и брала свое начало — с водопада, что стремительно и мощно срывался вниз с Драконьх Гор. Если вглядеться вдаль в ясную погоду, то можно было увидеть его далекое сияние. Правда, отсюда, с берега, водопад казался лишь сверкающим туманом, дрожащим маревом, белым облаком, зацепившимся за неприступные скалы.
В Таньцзы водилось много жирной вкусной рыбы, но не было драконов. И на горе, носившей их имя, тоже не было. По крайней мере, Шань Юй никогда их здесь не видел, хотя в детстве, по утрам, часто прятался между камнями, и, скрытый туманом, затаивал дыхание в надежде, что из темных вод покажется чешуйчатая голова могучего существа...
Берег был усыпан огромными, покрытыми зеленым мхом камнями, которые тянулись неровной цепью к выраставшему из земли скалистому хребту, похожему на окаменевший хвост исполинского ящера.
Отойдя довольно далеко от селения, туда, где изгиб реки скрывал его от любопытных глаз, Шань Юй огляделся. Его зоркий взгляд тут же заметил то, что он искал: между двух валунов на мгновение мелькнул край узорчатого рукава девичьего жуцюня.
Он сложил ладони у рта и тихонько просвистел, подражая короткой, резкой трели сойки. Это был их общий с Сяо Ли знак: "тревога, взрослые на тропе войны".
И стал ждать, прислонившись к теплому камню.
Девушка появилась не сразу. Она выскользнула из-за валунов — легкая, быстрая, как лань. Ее щеки горели румянцем, а глаза, обычно полные озорных искр, сияли таким ярким, безмятежным светом, какого Шань Юй не видел у нее никогда. Она была счастлива. За ее спиной, среди теней, на миг мелькнула мужская спина, обтянутая синей тканью дорогого шэньи, и тут же скрылась за скалами.
Это счастье на лице девушки и эта мимолетная тень за ее спиной больно укололи сердце юноши ржавой иглой ревности. Он давно уже относился к Сяо Ли не как к названой сестре. Она нравилась ему как девушка.
Однако Шань Юй никогда не говорил ей о своих чувствах, и не собирался этого делать. Их дружба, эта братско-сестринская близость, поддержка Сяо Ли, значили слишком много, чтобы рисковать ими ради признания, которое, скорее всего, будет отвергнуто. Он боялся увидеть на ее лице презрение или ненависть, боялся, что она начнет его избегать. Ведь у нее был ОН — тот таинственный возлюбленный в синих одеждах, с которым девушка тайком встречалась то на пустынном берегу, то в лесу. А Шань Юй помогал, охраняя покой их свиданий...
Даже если бы ЕГО не было, если бы Сяо Ли вдруг ответила взаимностью названному брату… что с того? Ее все равно выдадут замуж за мужчину, которого выберут родители, и Сяо Ли, несмотря на свой взбалмошный нрав, и наличие возлюбленного, примет этот выбор со смирением хорошей дочери. Она не осмелится отказаться.
Иногда Шань Юй мечтал сбежать с Южного Склона. Не потому, что жизнь тут была невыносимой — жилось ему неплохо. Просто, в этом маленьком горном селении, где все в округе он знал наизусть, было скучно. Мечтательной натуре Шань Юя хотелось путешествовать. Но только с ней, с Сяо Ли. Именно из-за нее он и оставался в этой деревне.
Да, жилось ему хорошо. Никто, кроме приемной матери его не обижал, скорее, жалели, и считали убогим. И Сяо Ли, несмотря на сестринскую любовь и близость, тоже. Она жалела никчемного брата... Поэтому, предложить ей сбежать вместе Шань Юй не решался. Кто свяжет свою судьбу с таким, как он?
— Мать ищет? — весело спросила Сяо Ли, подходя к брату, и отряхивая с подола приставшие травинки.
— Да, сестрица Ли! — кивнул юноша, пряча ревность за привычной улыбкой — Ищет! Отец сегодня возвращается из города. Я ей соврал, что ты в лес пошла — вдруг бы отправилась искать!
Лицо девушки просияло еще больше — теперь уже от радостного предвкушения встречи с отцом.
— Ох, спасибо тебе, Юй-гэ! *(братец Юй) Ты меня спас!
Она подбежала, и, на одно короткое мгновение крепко обняла его, прижавшись щекой к его плечу. От неожиданной близости, от запаха ее волос, пахнущих солнцем и речным ветром, тело юноши затрепетало, и он замер, боясь дышать.
Мгновение прошло. Она отстранилась так же быстро, как и обняла, и, поправив волосы, беззаботно спросила:
— Ну что, идем? Нужно успеть до того, как отец вернется!
И помчалась по тропинке вперед. А Шань Юй, сделав глубокий вдох, чтобы унять бешено колотящееся сердце, побрел следом, унося на своей холщовой рубахе едва уловимый аромат ее счастья, которое принадлежало не ему.
Протяжный звон колокольчика, привязанного к сбруе первого мула, возвестил об их возвращении. Звук, чистый и мелодичный, пронесся над черепичными крышами и соломенными стрехами, и деревня, до этого дремавшая в полуденной жаре, мгновенно ожила.
На главную улицу, если можно было так назвать широкую, утоптанную тропу, идущую через селение, со всех сторон стали выбегать люди. Дети с криками неслись впереди всех, женщины вытирали руки о фартуки, а старики, кряхтя, поднимались со своих скамеек.
Из-за поворота показался небольшой караван. Впереди, уверенно восседая на крепком муле, ехал староста Ван Бин. Неделя пути и торговых хлопот в уездном городе Ючжоу оставили на его лице следы усталости, одежда покрылась слоем дорожной пыли, но глаза его светились довольством. За старостой следовал его старший сын, Ван Дан Лун, — крепко сбитый, широкоплечий юноша, точная копия отца в молодости, только с более самоуверенным и гордым взглядом. Следом шли еще несколько мужчин из деревни, ведя под уздцы пять мулов, тяжело навьюченных мешками и свертками. По горным тропам до Южного Склона повозкам не добраться, поэтому вся торговля велась так — на выносливых вьючных животных.
Мужчины спускались в город на большую ярмарку в честь Праздника Середины Осени — продать излишки риса, овощей и фруктов, сушеные грибы, вяленую рыбу и орехи, а закупить то, чего в деревне не произвести: соль, железо, ткани, масло для светильников и прочие необходимые вещи.
Едва караван поравнялся с первыми домами, его тут же окружила шумная, возбужденная толпа.
Казалось, мужчины отсутствовали не неделю, а целый год — так бурно их приветствовали.
— Староста Ван, с возвращением! — Как ярмарка? Цены на рис хорошие? — А правда, что в Ючжоу построили новую башню у городских ворот? — Ван Бин, ты привез мне точильный камень, что я просил?
Вопросы сыпались со всех сторон, каждый хотел узнать новости, поделиться своей радостью. Ван Бин остановил мула и, добродушно улыбаясь, поднял руку, призывая к тишине.
— Потом, всё потом! — зычно крикнул он, перекрывая гул голосов — Дайте сперва добраться до дома, с семьей поздороваться! Вечером соберемся у моего двора, зажжем фонари. И я всё расскажу, и мы отпразднуем, как следует! Мы привезли много хорошего вина из Ючжоу!
Обещание праздника и вина было встречено одобрительными возгласами. Толпа немного расступилась, давая каравану проехать к дому старосты.
Мэй Лин, Сяо Ли и Шань Юй уже ждали у ворот. Мей Лин даже не подошла к мужу, а сразу принялась обнимать Дан Луна.
Наобнимавшись, она отстранилась, и всплеснула руками. Но ее обычное ворчание, адресованное мужу, на этот раз звучало почти ласково.
— Наконец-то! Что так долго? Домой не хотелось? Я уж думала, вас волки по дороге съели! Все ли цело? Ничего не потеряли?
Радостная Сяо ли, подбежала к отцу и старшему брату.
— Отец! Лун-гэ!
Дан Лун спрыгнул с лошади и по-братски взъерошил ей волосы, а Ван Бин похлопал дочь по плечу, и его суровое лицо смягчилось в теплой улыбке.
Шань Юй стоял чуть поодаль, на границе этого семейного круга, чувствуя себя одновременно и частью происходящего, и совершенно посторонним. Ван Бин, словно нехотя, и его похлопал по плечу, но, поймав недовольный взгляд жены, быстро отошел.
Шань Юй шагнул вперед, когда Дан Лун начал развязывать тюки, и они улыбнулись друг другу. Юноша был рад видеть брата, Дан Лун тоже был рад, но, не желая неодобрения матушки, лишь скупо обнял, но при этом заговорщецки подмигнул. Что означает его подмигивание, Шань Юй пока не знал, но предполагал, что Дан Лун готовит своему названному брату некий сюрприз. Гадая, что это может быть, юноша принялся помогать — снимать со спин мулов тяжелые мешки с солью, и переносить их под навес.
Ван Бин оглядел двор и удовлетворенно кивнул.
— Хорошо! Разгружайтесь, а потом отдыхать! Вечером будет праздник!
Мужчины из каравана, оставив общие товары, разошлись по своим домам, где их ждали семьи. Смех и радостные возгласы разносились по всей деревне.
А Шань Юй, перетащив последний мешок, вошел в дом последним, прикрыв за собой тяжелую деревянную дверь.
Дан Лун с самодовольной улыбкой протягивал сестре подарок — изящный гребень из светло-зеленого нефрита.
— Ах! — выдохнула Сяо Ли, и ее глаза засияли — Спасибо, Лун-гэ! Какой красивый гребень!
Она тут же вколола украшение в свои темные, густые волосы, и повернулась к матери в ожидании восхищения. Мэй Лин расплылась в одобрительной улыбке. В ее картине мира все было правильно: усердный сын привез подарок любимой сестре, а приемыш, бесполезный найденыш, стоит у очага, где ему и место. Она и мысли не допускала, что муж мог привезти что-то и для него.
Но когда Шань Юй опустил глаза, чтобы скрыть укол зависти, он поймал быстрый, ободряющий взгляд Сяо Ли. Она, пока мать любовалась гребнем, незаметно подмигнула ему и одними губами прошептала: "И тебе есть!".
Сердце юноши дрогнуло от этого простого жеста. Сяо Ли шепнула, что подарок есть, но отец отдаст его позже, когда они останутся одни. Этой маленькой тайны, этой крупицы надежды было достаточно, чтобы прогнать подступавшую было горечь.
Вскоре вся деревня высыпала наружу, готовясь к празднику. Мужчины с шумом и смехом вытаскивали из домов низкие деревянные столики, расставляя их прямо на улице. Вокруг них женщины и дети раскидывали плетеные циновки. Шань Юй помогал всем — таскал столы, расстилал циновки, бегал по поручениям. И, как всегда, был объектом для подтрунивания со стороны деревенских парней.
— Эй, Шань Юй, смотри не улети в облака, а то стол уронишь! — крикнул ему Линь Бао, добродушно хлопая по худой спине.
— Осторожнее, не споткнись о собственный взгляд, мечтатель! — добавил другой.
Насмешки были беззлобными, привычными, и необидными. Шань Юй лишь молча улыбался своей обезоруживающей улыбкой с ямочками на щеках, иногда смеялся вместе со всеми, и продолжал работать.
Ван Бин, как глава деревни, тоже занял почетное место во главе стола, рядом с Бессмертными. Он осушил чашу с вином одним глотком, крякнул от удовольствия и принялся рассказывать о поездке. Главной новостью, которая взволновала его больше всего, было то, что уездный город Ючжоу буквально наводнили приверженцы демонического культа.
— Ходят по улицам, будто у себя дома, ничего не боятся! — гневно воскликнул он, ударив кулаком по низкому столику так, что плошки с едой подпрыгнули.
Селяне возмущенно зароптали. Образ адептов в черных одеждах, свободно разгуливающих по улицам, был неприятен и тревожен.
— Ничего не поделаешь, староста Ван! — лениво заметил Мастер Хо, подливая себе еще вина — Город — нейтральная территория. Там запрещены любые стычки между кланами и орденами. К тому же, у нас с ними сейчас перемирие. Пока они не лезут к нам на гору, мы их не трогаем. А они не и сунутся, если не хотят отведать моего Лунного Меча. Пусть сидят в своих владениях!
С этими словами он махнул кувшином на запад. Все, как по команде, молча посмотрели туда. Там, за грядой темного леса, в нескольких десятках ли, в низине, располагалась Долина Тумана — селение адептов демонического культа.
— Не сунутся, да! — вдруг подала голос молчавшая до этого Старейшина Гу. Она кивнула, соглашаясь с Мастером Хо, и тут же добавила зловещим тоном — Пока не объявится Алая Жемчужина!
Она часто говорила таким тоном, и вообще, любила нагнетать обстановку, поэтому люди не всегда обращали внимание на ее речи. Но не в этот раз. Ибо об Алой Жемчужине слышал каждый.
— Семнадцать лет назад, — начала вещать старуха, и ее глаза сверкнули в полумраке, как горящие угли — Великий Бог Тянь Лун сошелся в последней битве с Повелителем Демонов, Мо Цзюнем. И погиб! Отдал свою божественную жизнь за нас, во имя мира и процветания!
Она замолчала. И все присутствующие притихли, опустив головы и чаши с вином, отдавая молчаливую дань памяти Великому Богу. Все знали, все помнили эту трагическую историю, но с замиранием и скорбью в сердце слушали ее снова и снова.
Молчал и Шань Юй, ковыряясь палочками в своей плошке с рисом, и думая о том, что эту историю пора бы уже обновить. Семнадцать лет одно и то же, никакой интриги.
— И Тянь Лун, и Мо Цзюнь нанесли друг другу смертельные раны! — продолжила Старейшина Гу, наслаждаясь всеобщим вниманием — Но Великий Бог успел увидеть, как демон, перед самой смертью, заключил всю свою магию, всю свою великую и темную силу в алую жемчужину. Тянь Лун успел отправить весть об этом нам, Бессмертным. А вот куда демон спрятал эту жемчужину — неведомо. Представляете, что случится, если кто-то ее найдет? Он будет обладать огромной, ужасающей силой самого Повелителя Демонов!
На этот раз зловещий голос Старейшины Гу заставил сердца присутствующих сжаться от ледяного страха. Даже треск поленьев в костре, казалось, стал тише.
— Хватит пугать людей, Старейшина Гу! — громко оборвал завывания старухи Мастер Хо — Никто не знает, было ли это так на самом деле. Может, всю эту историю про Алую Жемчужину просто выдумали, чтобы детишек непослушных стращать!
— Может, и так! — неожиданно легко согласилась Гу и хищно улыбнулась, обнажив темные десны — Но если жемчужина объявится — мы все это сразу узнаем! Такую мощь невозможно скрыть!
Мастер Хо сердито зыркнул на нее, и, чтобы окончательно развеять напущенный ею мрак, обратился к селянам:
— Хватит слушать страшные байки старой карги! Давайте веселиться! Сегодня праздник!
Он высоко поднял свою чашу с вином.
— За урожай! За Южный Склон!
И народ, с радостью отгоняя от себя мысли о демонах и проклятых жемчужинах, подхватил его клич. Со всех сторон зазвенели чаши, полились шутки и смех. Сегодня был праздник, и люди хотели праздновать.
Шань Юй встал, чтобы наполнить опустевший кувшин Мастера Хо, но почувствовал настойчивый толчок в бок.
Это был Дан Лун. Он не сказал ни слова, лишь бросил на юношу короткий взгляд, и кивнул в сторону заднего двора. Шань Юй знал этот взгляд. Он означал, что "образцовый сын" старосты снова что-то затеял, и ему, Шань Юю, предстояло в этом участвовать. Отставив кувшин, он отправился за названым братом.
Они зашли за дом, в тень дровяного сарая, где их не было видно от общего стола. Дан Лун с заговорщицким видом огляделся, и вытащил из-за пазухи тонкую книгу в простой бумажной обложке.
— Гляди, что я в Ючжоу раздобыл! — с хвастливой ухмылкой прошептал Дан Лун, и сунул под нос брату книжку. На обложке, под названием "Сон в Нефритовом Павильоне", красовалась весьма недвусмысленная картинка.
— Дан Лун! — зашипел Шань Юй, заливаясь краской — Это непристойно! Где ты это взял?
Но, в следующее мгновенье он снова уставился на обложку, и в его глазах вспыхнули искры жгучего любопытства.
Он прижал книгу к груди, и спросил:
— Это мне?
— Мне! — остудил пыл юноши Дан Лун, и заметив разочарование на его лице, примирительно добавил — Можешь пока посмотреть!
И попросил:
— Спрячь ее у себя! Если матушка найдет, мне конец! А в твою конуру она не заходит!
Шань Юй вздохнул, и забрал книгу.
Дан Лун считался выдающимся молодым человеком: послушный сын, опора отца, а главное — талантливый ученик школы Небесного Меча, которому прочили большое будущее. Однако, быть таким хорошим ему было скучно. Он любил нарушать правила и проказничать, но делал это так искусно, что его репутация оставалась незапятнанной. Никто не знал о его шалостях. Никто, кроме Шань Юя. Дан Лун часто втягивал его в свои авантюры, а Шань Юй прикрывал его, и порой расплачивался за чужие проступки, принимая наказание на себя. Потому что полагал — ему, такому непутевому, лишний нагоняй не повредит.
Он хранил тайны не только сестры, но и брата.
В доме старосты было несколько помещений: общая комната, родительская спальня, и отдельные комнаты для Сяо Ли и Дан Луна.
Шань Юй же обитал в холодной пристройке у сарая, где раньше хранили инструменты. Зимой там было довольно холодно, но сейчас осень, и жить можно.
Глава 6. Путь на Пик Дракона
Праздничный шум давно стих, сменившись мирным стрекотом ночных насекомых и тихим шелестом ветра в листве. Но Шань Юю не спалось. Он лежал на своем жестком топчане, и сквозь тонкий соломенный тюфяк, казалось, ощущал исходящий от спрятанной книги греховный жар. Любопытство, словно маленький бес, шептало ему на ухо, подбивая протянуть руку, и, хотя бы одним глазком, взглянуть на запретные картинки. “Ну всего один взглядец! Ну кто узнает?!”
Он вспоминал слова Мастера Хо, которые тот часто бубнил ученикам между глотками вина: “Самый сильный противник — не тот, что стоит перед тобой с мечом, а тот, что живет в твоем сердце. Победить соблазны — вот истинная доблесть!”.
— Эх, Учитель, — вздохнул Шань Юй в темноте — Твоя доблесть явно не проходила испытание “Сном в Нефритовом Павильоне”!
Он перевернулся на другой бок, спиной к тому месту, где лежала книга, словно это могло помочь.
— Прочь, порочные мысли! Я человек высокоморальный!
После долгой борьбы с самим собой усталость, наконец взяла свое, и он провалился в беспокойный, поверхностный сон.
И во сне к нему пришла Сяо Ли. Но не та Сяо Ли, что дразнила его и командовала им, а другая — сотканная из его тайных желаний. Она была тихой и нежной, ее глаза смотрели на него с лаской, которой он никогда не видел наяву.
— Шань Юй… — нежно ворковала она, медленно приближая свое прекрасное лицо к его. Ее дыхание, сладкое, как аромат орхидей, касалось его губ.
Поцелуй вот-вот должен был состояться, мир сузился до этого единственного, головокружительного мгновения, но…
— ШАНЬ ЮЙ!
Сон порвался, как занавеска из дешевого шелка. Резкий, совсем не нежный голос вторгся в его сознание. Шань Юй распахнул глаза. Над ним, уперев руки в бока, стояла настоящая Сяо Ли. Утреннее солнце, пробивавшееся сквозь щели в стене, золотило ее силуэт, но выражение лица у нее было совсем не ангельским.
— Хватит валяться, мешок с костями!! — довольно сердито сказала она — Поднимайся, солнце уже встало!
Шань Юй рывком сел на топчане, и его сердце колотилось от несбывшегося поцелуя. Он сделал вид, что с трудом открывает глаза, и даже потер их кулаками. На самом деле, его щеки все еще горели от стыда. Ему было неловко перед девушкой за свои порочные мысли, и еще более порочные сны о ней.
Убедившись, что юноша проснулся, Сяо Ли вышла из его каморки.
Когда ее шаги затихли, Шань Юй выдохнул. Он выбрался на улицу, к бочке с дождевой водой, и с наслаждением плеснул в лицо ледяной влагой, смывая остатки сна и смущения.
Его завтрак был прост: чашка чая и уже черствая лепешка. Но после того, как Шань Юй поел, настроение улучшилось. Пустой желудок всегда делал его мысли мрачнее. Теперь же юноша, от радости, даже принялся насвистывать легкую незатейливую мелодию.
Сегодня был особенный день. Шань Юй вернулся в пристройку, и с торжественным видом достал из сундука свой единственный “парадный” наряд — поношенный, но чистый синий чжишэнь.
Проверив, на месте ли амулет-раковина, он вышел со двора с видом самого что ни на есть важного господина.
Путь его лежал вверх, по длинной и извилистой тропе, что вела на Пик Лазурного Дракона, в Школу Небесного Меча.
Эта самая тропа. Та самая, по которой двенадцать лет назад его, маленького и окаменевшего от ужаса, нес на руках староста Ван Бин. Тогда Шань Юй спускался с горы в новую, чужую жизнь. Теперь он поднимался, чтобы исполнять свой долг.
" Круговорот страданий!" — вздохнув, подумал юноша.
Воспоминания нахлынули на него, как речной поток в половодье, непрошенные и яркие.
…Когда Ван Бин привел его в деревню Южного Склона, мальчика сперва встретили хорошо. Его жалели. Женщины охали, мужчины качали головами, все сокрушались над трагедией, постигшей деревню травников. Жалела его и жена старосты, Мэй Лин. Она даже поплакала, глядя на его испачканное сажей лицо и пустые глаза, и пыталась накормить найденыша теплой рисовой кашей.
Но мальчик не ел и не разговаривал. Он словно превратился в каменное изваяние, и только его пальцы беспрестанно теребили раковину, висящую на шее.
Все изменилось, когда Ван Бин заговорил о том, чтобы оставить мальчика у себя, усыновить его. В тот же миг сострадание на лице Мэй Лин испарилось, сменившись холодным расчетом.
— Ты с ума сошел? — зашипела она — У нас и так двое детей! Мы еле сводим концы с концами, чтобы их прокормить! Еще один рот? Пусть его возьмут бездетные, или те, у кого один ребенок!
Но в тот вечер староста был непреклонен. Он стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнула посуда, и рявкнул:
— Я так решил!
И его жена замолчала. Обычно она командовала мужем, вертела им, как хотела, но, когда он раз в год выходил из себя и по-настоящему злился, она отступала. Она боялась его в гневе.
Так Шань Юй остался в семье старосты. Но Мэй Лин затаила обиду, и всю эту обиду, которую она не смела выплеснуть на мужа, она годами выливала на мальчика. А решимости и гнева старосты хватило лишь на один тот вечер. Он тоже боялся свою супругу и предпочитал ее не сердить, молчаливо позволяя ей третировать приемыша.
Однако, на этом неприятности мальчика не закончились.
Через несколько дней в деревню явилась Старейшина Гу. Опираясь на корявую палку, она встала посреди деревни и принялась вещать скрипучим голосом:
— Вы все забыли пророчество! Однажды в деревню Южного Склона придет чужак, который станет причиной многих бед! Он разрушит Пик Лазурного Дракона, уничтожит Школу Небесного Меча и убьет всех Бессмертных!
Старуха обвела селян горящими глазами, и ткнула палкой в сторону Шань Юя.
— Нельзя оставлять в деревне чужака! Отведите его в город! Или вы больше не верите в мои пророчества?
Люди испуганно зашептались, бросая косые, полные страха взгляды на маленького приемыша. Но Ван Бин вышел вперед, обнял мальчика и крепко прижал его к себе.
— Мы с глубоким уважением относимся к твоим предсказаниям, Старейшина Гу! — твердо сказал он — И чужих в деревне не привечаем. Но это ребенок! Как ребенок может разрушить целую школу Бессмертных?
Для любого другого ученика вид величественных ворот Школы Небесного Меча, украшенных резьбой в виде дракона, обвившего меч, обещал славу, силу и путь к бессмертию. Для Шань Юя это был просто вид на место его работы.
Надежды, которые возлагал на него Мастер Хо, и страхи, которые лелеяла Старейшина Гу, развеялись, как дым, в первый же год его обучения. Шань Юя ждало сокрушительное поражение. Он не был будущим великим мастером. Он оказался совершенно никчемным и в культивации.
Он не мог почувствовать поток ци в своем теле; его меридианы были словно высохшие русла рек, в которых не было ни капли духовной энергии. И не мог освоить даже начальный уровень медитации — его разум упорно отказывался парить в духовных сферах, предпочитая им куда более насущные вопросы: "Что бы такого съесть?" или «Интересно, а Сяо Ли сегодня будет в том же синем шэньи?" Его формы меча были неуклюжими и лишенными силы, больше походя на то, как крестьянин машет мотыгой, а не на танец будущего воина, и заставляли плакать от смеха даже самых суровых старших учеников. Он был полной противоположностью Дан Луна, который постигал все с лету, и уже считался одним из самых многообещающих учеников.
Только тогда Старейшина Гу, которая первые месяцы внимательно и неотрывно следила за каждым шагом "чужака", наконец успокоилась. Мальчишка не станет практиком, а значит, неопасен. «Пророчество, конечно, пророчеством, — должно быть, думала она — но даже апокалипсис имеет свои пределы. Этот парень не опаснее мокрого котенка».
Однако Мастер Хо не прогнал мальчика. Ко всеобщему удивлению, он оставил его при себе, сделав своим личным помощником. Старый пьяница все еще верил, что способности приемыша старосты просто спят, и однажды откроются. А еще ему очень нравилось, как Шань Юй носит вино: аккуратно, быстро и главное — молча.
Так Шань Юй стал вечным учеником. Для младших адептов он был Шань-шисюном — Старшим Братом Шанем. Поначалу они смотрели на него с благоговейным ужасом, ожидая, что вот-вот он продемонстрирует им скрытую технику века. Но через неделю-другую благоговение сменялось горьким разочарованием. «Старший Брат, — шептались они — это тот, кто не умеет… ну, вообще ничего!».
В обязанности Шань Юя входило быть, по сути, слугой Мастера Хо. Он выполнял разные поручения: спускался в деревню Южного Склона за свежими овощами и рисом, носил воду из горного источника, разжигал жаровни в комнатах для занятий.
Но главной, самой священной его обязанностью было бесперебойное обеспечение учителя вином. Шань Юй должен был следить, чтобы под рукой у Мастера Хо всегда стоял полный кувшин с этим божественным напитком. По несколько раз в день он бегал в резиденцию учителя, и осторожно, чтобы не расплескать ни капли, набирал вино из больших дубовых бочек. Самым смешным было то, что кувшины с вином он всегда доставлял в целости и сохранности; его неуклюжесть, казалось, исчезала, когда он нес драгоценный напиток. А вот с жаровнями случались казусы: то он не мог их разжечь, заполняя залы удушливым дымом, то, наоборот, разводил такой костер, что казалось, вот-вот и Школа Небесного Меча станет Школой Небесного Пепелища.
«Ну не мое это!" — философски размышлял Шань Юй, отряхивая сажу с одежды.
Мастер Хо никогда его не ругал. Он лишь молча подходил, тяжело вздыхал, отстранял почерневшего от копоти ученика, и несколькими ловкими движениями исправлял содеянное.
Также в обязанности Шань Юя входило следить за общим порядком в школе и присматривать за поведением младших учеников. Он стоял в стороне, пока дети, которые были младше его на десять лет, с легкостью выполняли те самые упражнения, над которыми он бился годами. Он видел, как в их телах пробуждается ци, как их мечи начинают петь на ветру. Он был Старшим Братом, который никогда не сможет повести их по светлому Пути, потому что у него самого этого Пути не было.
...Шань Юй поднялся по последним ступеням каменной лестницы и вошел на главный тренировочный двор Школы Небесного Меча. Школа располагалась на широком, выровненном плато недалеко от вершины. Несколько одноэтажных зданий с изящно изогнутыми черепичными крышами окружали двор, вымощенный гладким серым камнем. Воздух здесь был разреженным и чистым, пахнущим сосновой хвоей и влажным туманом, что цеплялся за края скал.
Шань Юй вошел в просторный зал для тренировок. Пол из отполированного темного дерева был испещрен царапинами и вмятинами — следами бесчисленных часов практики адептов. Большие бумажные окна, выходившие на восток, заливали зал мягким утренним светом. Вдоль стен стояли стойки с тренировочными мечами, копьями и луками.
На невысоком помосте, скрестив ноги, сидел Мастер Хо, и говорил речь. Перед ним на циновках в ровных рядах расположились новые ученики — десяток мальчишек и девчонок, одетых в одинаковые серые робы. Они внимали учителю с благоговением и страхом.
Мастер Хо вещал, время от времени делая большой глоток из своего неизменного кувшина. Шань Юй, как всегда, тихонько присел чуть в стороне от помоста, наготове, чтобы в любую минуту подлить учителю вина, или выполнить другое поручение. Он достал из-за пазухи подарок приемного отца — бумагу, чернильницу, кисти... И огляделся, в надежде, что окружающие заметят эти сокровища.
Учитель заметил, но не прервал свою речь — только улыбнулся одними глазами, и одобрительно кивнул.
— …и помните, — гудел бас Мастера Хо — путь культивации долог и труден. Но он того стоит! Каждый год, в начале учебного сезона, проводятся Великие Состязания между кланами за звание лучшей школы и сильнейших учеников. И вам несказанно повезло! В этом году Состязания будут проходить прямо здесь, у нас, на Пике Лазурного Дракона! Вы сможете увидеть все своими глазами. Увидеть лучших учеников со всей Поднебесной! Увидеть великих Бессмертных Мастеров! Состязания начнутся ровно через неделю!
По рядам учеников пробежал восторженный шепот. Их глаза заблестели от предвкушения, а спины выпрямились. Каждый из них уже представлял себя на месте тех легендарных лучших учеников.
Обучение закончилось, как это обычно и бывало, на самой высокой ноте.
— И помните, юные адепты! — вещал Мастер Хо, покачиваясь на помосте — Главное в пути культивации — это хороший баланс!
С этими словами он картинно качнулся, и, с мягким стуком, завалился набок. Икнув, он торжественно уронил голову на грудь и захрапел так громко, что, казалось, черепица на крыше задрожала.
Шань Юй привычно поднялся.
— Урок окончен! — бодрости голосом сказал он новым ученикам, которые с недоумением смотрели на спящего учителя — Возвращайтесь в общежития! И как следует размышляйте над словами Мастера! Что есть добро, а что — зло. Почему темный путь ведет к разрушению, а светлый — к гармонии. И почему так важен баланс. Завтра утром Мастер проверит, как вы усвоили урок.
Последнее было, конечно, ложью. Мастер Хо никогда ничего не проверял.
Выпроводив учеников из зала, Шань Юй подошел к храпящему учителю. Он без особого труда подхватил грузное тело под руку, и повел Мастера Хо в его хижину.
Всю дорогу тот молчал, лишь иногда что-то неразборчиво бормотал во сне. Но когда они уже подходили к его скромному жилищу, Мастер Хо вдруг словно очнулся. Он остановился, твердо встал на ноги и отстранил руку Шань Юя. Его глаза, только что затуманенные вином, прояснились.
— Ты учишься уже двенадцать лет, Шань Юй! — произнес он, и в его голосе не было ни капли опьянения — Почему? Почему в тебе не пробуждается духовная сила? Почему ты не можешь совладать даже с самыми простыми заклинаниями светлой магии?
Он сделал шаг вперед и неожиданно совершенно трезвым голосом спросил:
— Может, потому, что ты темный? Может, в тебе течет демоническая кровь?
И он посмотрел на юношу долгим, тяжелым взглядом, проникающим, казалось, в самую душу.
Шань Юй вздохнул и, как ни в чем не бывало, снова взял мастера под руку.
— Осторожно, Учитель! Тут на дороге ямка. Не споткнитесь! — сказал он с самой заботливой интонацией — А то упадете, расплещете всю свою мудрость. Будет очень жаль.
Хижина Мастера Хо стояла чуть на отшибе, под сенью старой плакучей ивы. Снаружи она выглядела просто, и даже заброшенно: серая черепица поросла мхом, а у стены выстроилась целая армия пустых глиняных кувшинов — павшие воины, свидетельство его многолетних побед над трезвостью. Внутри был всего один стол, заваленный свитками, циновка для сна, а в углу — несколько бочек, источавших густой винный аромат, который, казалось, пропитал сами стены.
Шань Юй аккуратно уложил Мастера Хо, укрыл его старым одеялом и, проявив высшую степень ученической заботы, поставил рядом полный кувшин с вином. На случай утренней засухи в душе. Учитель уже снова спал, его лицо разгладилось и стало по-детски безмятежным.
Убедившись, что все в порядке, Шань Юй вышел и отправился обратно, вниз по горе, в деревню Южного Склона. Он не жил в школе, и каждый вечер возвращался домой.
Пик Лазурного Дракона был огромен, и, как хорошее пирожное, состоял из нескольких ярусов. Самый нижний и самый шумный "корж" занимала школа Мастера Хо, куда сваливали всех новичков, неразборчивых сортов. Здесь царил здоровый хаос, пахло потом, пылью и… ну, в основном, потом.
Выше, окутанный томным и загадочным туманом (который, по слухам, Мастер Цинлянь специально заказывала для атмосферности), располагался Павильон Нефритовой Луны. Это было элитное заведение, куда брали только девушек и только с идеальной кожей, безупречной родословной и ци, которая пахла орхидеями. Говорили, ее воспитанницы были лучшими. Они и сами так говорили. Часто. И громко.
Еще выше находились резиденции прочих мастеров, а на самой макушке, пронзая облака, возвышалась Терраса Нефритового Императора, куда простым смертным путь был заказан. Там, в гордом одиночестве, пребывал Великий Мастер Цзянь Син. Шань Юй представлял его седовласым старцем, который целыми днями медитирует, пьет элитный чай и с высоты своего пьедестала смотрит на всю эту суету внизу с выражением легкой брезгливости.
На самом верху Шань Юй, разумеется, никогда не бывал.
…Он уже миновал тренировочный двор и шел по широкой каменной тропе, ведущей к свободе и ужину, когда из тумана, словно призрак, выплыла фигура.
Девушка. Ее одежды струились так плавно, что, казалось, она не идет, а скользит над землей — видимо, чтобы не запачкать шелк. На поясе висел меч, такой же изящный и смертоносный, как и его хозяйка. Ее черные волосы были уложены в сложную конструкцию, которая наверняка требовала для создания нескольких часов. Лицо — ну, лицо было красивым. Идеально симметричным, холодным и выражающим вселенскую скуку.
Шань Юй тут же узнал ее. Фэн Мэй. Ходячий эталон совершенства и объект вздохов девяноста процентов учеников школы. Он вежливо шмыгнул в сторону, уступая путь. Фэн Мэй прошла мимо, не удостоив его даже взглядом, словно он был придорожным камнем. Воздух после нее пахнул дорогими благовониями и презрением ко всему живому.
— Красива, как богиня, спустившаяся с девятого неба, правда? — раздался рядом голос.
Шань Юй вздрогнул. Его догнал Дан Лун, возвращавшийся с тренировки. Они оба смотрели вслед удаляющейся "богине".
— Только высокомерная, как сам Нефритовый Император после ссоры с женой! — добавил Дан Лун с усмешкой — Но что поделать, она и впрямь гений. Таких у нас не было со времен… хм… со времен основания школы.
Он закинул руки за голову и пошел рядом с Шань Юем.
— Кстати, братец, есть новость. Секретная! — Дан Лун понизил голос до драматического шепота.
Шань Юй молчал. "Секретные новости" Дан Луна обычно становились известны всей округе в течение часа.
— После Великих Состязаний, — таинственно прошептал Дан Лун — где наша ледяная фея Фэн Мэй, без сомнения, всех порвет, ее объявят новым Мастером. А твоего старика, Мастера Хо, наконец отправят на заслуженный отдых. В народе это называют "вышвырнут на мороз".
Шань Юй остановился.
— Что? Но учитель…
— А что учитель? — перебил его Дан Лун, разводя руками — Он же давно уже ничего не делает, только пьет. У него за десять лет ни одного достойного ученика! Его адепты на Состязаниях обязательно опозорятся. Все так говорят. Его уход — это как… оздоровление школы!
Тревога за Мастера Хо тяжелым камнем лежала на сердце Шань Юя, пока он шел домой.
"Ну вот! — думал он — Я заразил своей неудачей Учителя! Наверное, в прошлой жизни я был тем самым червяком, на которого наступил сам Нефритовый Император".
Придя во двор, он увидел Сяо Ли, которая с ожесточением, достойным лучшего применения, развешивала на веревке постиранное белье, словно это были не простыни, а поверженные враги.
Он взял плетеную корзину, стоявшую у стены, и спросил с наигранной невинностью:
— А почтенная тетушка Мэй Лин где? Не ищет меня, часом?
— Нет, пошла к соседке жаловаться на свою несчастную судьбу! — ответила Сяо Ли, не оборачиваясь — А ты куда собрался? Опять облака считать?
— Нет-нет, я с серьезными намерениями! На гору, за травами! — объявил Шань Юй с таким видом, будто собирался на подвиг.
Девушка бросила на него быстрый взгляд и нахмурилась, посмотрев на закат.
— Уже темнеет! Не задерживайся там, а то опять придется тебя искать!
— Не буду! — пообещал он, делая салютирующий жест рукой, и быстро вышел за калитку.
В детстве Шань Юя, конечно, пробовали сделать травником — куда же деваться сыну травницы? Вот только мама, к сожалению, успела передать ему так мало знаний, что его познания в травах ограничивались "это зеленое" и "это колючее". И то, что он знал, не приносило особой пользы. Уходя на целый день в лес, он возвращался с корзиной, на дне которой одиноко лежали три травинки и случайно прилипший жук. Для семейных нужд — скажем, сварить успокоительный отвар для Мэй Лин (очень актуально) — этого хватало. Но продавать было решительно нечего.
Еще Ван Бин пытался брать приемыша на охоту. Это предприятие закончилось эпичным провалом, который до сих пор вспоминают в деревне. И до сих пор хохочут до упаду. Шань Юй не просто боялся вида крови — он устроил настоящие похороны первому убитому зайцу, со слезами на глазах и проникновенной речью о бренности бытия. А Ван Бин стоял рядом с окровавленным ножом в руке и с лицом, выражавшим полную растерянность.
Дома Шань Юй не мог заставить себя даже курице голову отрубить, что окончательно закрепило за ним репутацию безнадежного, хоть и доброго, бесполезняка.
"Бесполезен, но симпатичен", — вот его жизненное кредо. Ну, или хотя бы первая часть.
...Шань Юй отошел довольно далеко от деревни, свернув с тропы на зеленый луг, укрытый от посторонних глаз грядой скал. Высокая трава, усыпанная поздними полевыми цветами, исходящими медовом ароматом, доходила ему до пояса. Бросив здесь пустую корзину, он пробрался за скалы, на небольшую ровную площадку, и внимательно осмотрелся. Убедившись, что никого поблизости нет, юноша глубоко вздохнул.
И в тот же миг преобразился.
Его привычная сутулость исчезла. Спина выпрямилась, плечи расправились. Неуклюжесть и рассеянность испарились, сменившись сосредоточенной грацией хищника. Он закрыл глаза, и его дыхание замедлилось, стало глубоким и ровным.
А потом он начал двигаться.
Это были упражнения, которым его двенадцать лет учил Мастер Хо — техника Лазурного Дракона. Простые, базовые формы, которые он сотни раз неуклюже коверкал на тренировочном дворе. Но здесь, в одиночестве, его движения были плавными, точными и полными скрытой, взрывной силы. Юноша использовал вместо меча подобранную с земли крепкую ровную палку. Она пела на ветру, рассекая воздух, описывая сложные дуги и выпады. Ноги Шань Юя не касались земли, он скользил по траве, уклоняясь от воображаемых атак, а потом вдруг замирал в идеальной стойке, полной равновесия и мощи.
Юноша отбросил палку, и продолжил тренировку с пустыми руками. Воздух вокруг него, казалось, уплотнился, и трещал, как натянутая ткань. Когда Шань Юй наносил удар ладонью, пожухлые листья у его ног взметались вверх рыжим вихрем. Потоки ци, которые он якобы не мог почувствовать, мощной рекой текли по его меридианам, согревая тело и наполняя каждую мышцу энергией. Сейчас он не был неуклюжим помощником Мастера, деревенским дурачком. Шань Юй стал молодым драконом, пробуждающим свою силу.
Ему нравилось то, чему учил Мастер. Нравилось тайное чувство силы, растущей внутри. Нравилось развивать свою ци. Но, Шань Юй понимал: если он покажет свои истинные способности, Старейшина Гу немедленно вспомнит о пророчестве. Она добьется того, что его не просто выгонят из школы, а изгонят из деревни, из единственного дома, который у него был.
Поэтому Шань Юй жил двойной жизнью. Днем — неумеха, ночью — усердный практик. Скрывать свои умения было мучительно трудно. Но, пока что, обманывать старого, вечно пьяного Мастера у него получалось. Юноша просто делал все чуть хуже, чуть неловчее, спотыкался там, где мог бы лететь... и Учитель сокрушенно вздыхал.
Шань Юй остановился, тяжело дыша. Пот стекал по его лицу, но на губах играла счастливая, свободная улыбка. Только здесь, вдали от всех, он мог быть собой.
Когда на темный бархат неба высыпалась первая, похожая на алмазную пыль, россыпь звезд, Шань Юй прекратил тренировку. Он на ощупь сорвал несколько пучков горькой полыни и мяты, чтобы корзина не была совсем пустой, и пошел домой.
Подходя к деревне, Шань Юй, по привычке, вгляделся в темноту, ожидая увидеть на окраине знакомую картину: тоненькую фигурку Сяо Ли, стоящую у кромки леса и выкрикивающую его имя. Она всегда беспокоилась, когда братец Юй задерживался дотемна, и выходила его встречать, чтобы отчитать за легкомыслие. Шань Юй ждал этого и сегодня.
Но сегодня Сяо Ли не было. Тропа была пуста, и в воздухе висела непривычная тишина.
Сердце юноши сжалось от дурного предчувствия. Шань Юй ускорил шаг. Подходя к своему дому, он увидел, как из ворот выходит высокий молодой человек в богатом, расшитом синим шелком шэньи.
Его сопровождали Ван Бин и Мэй Лин, их лица светились неприкрытым почтением и радостью.
Шань Юй узнал его. Он узнал эту прямую спину, эту гордую осанку. Это был тот самый юноша, которого он видел за камнями на берегу, когда забирал Сяо Ли с тайного свидания. А теперь он знал, и кто это. Чэнь Вэй, один из старших учеников Школы Небесного Меча, сын богатого и влиятельного купца из Ючжоу.
На следующий день в Школе Небесного Меча Шань Юй запустил операцию: "Спасение старого пьяницы". План был прост и элегантен. Во время утреннего урока, пока Мастер Хо вещал о важности духовного равновесия, Шань Юй попытался незаметно подменить его кувшин с вином на точно такой же, только с ледяным чаем.
— Учитель! — начал он издалека, с самым невинным видом — Не кажется ли вам, что чрезмерное употребление вина может… э-э-э… слегка затуманить ваш проницательный взор на грядущих Состязаниях?
Мастер Хо прервал свою лекцию, недоуменно посмотрел на Шань Юя, затем на свой кувшин, потом снова на Шань Юя. И прищурился.
— Ты предлагаешь мне встретить Великие Состязания трезвым? Шань Юй, я в тебе разочарован. Это же чистое варварство! Неси еще вина! И побыстрее!
Операция с треском провалилась. Пришлось прибегнуть к запасному плану, который был куда рискованнее.
В конце дня, уложив учителя спать, юноша нашел Дан Луна. Тот, как и положено "гордости семьи", усердно отрабатывал удары мечом на тренировочном дворе для старших учеников.
— Брат! — заговорщицки прошептал Шань Юй, подкравшись к нему сзади — Мне нужна твоя помощь! Проведи меня в Павильон Нефритовой Луны.
Дан Лун поперхнулся воздухом и едва не уронил меч.
— Ты с ума сошел? Туда же мужчинам вход заказан! Это женская территория!
— Вот именно поэтому мне и нужна твоя помощь! — невозмутимо ответил Шань Юй — Я хочу посмотреть, как тренируется Фэн Мэй.
Дан Лун знал все ходы и выходы на Пике Лазурного Дракона, включая даже те, что не были известны больше никому. Однако он картинно схватился за сердце.
— Не-не-не, ни за что! Ты хоть представляешь, что будет, если нас поймают? Исключение из школы — это в лучшем случае! А в худшем… эта ледяная дева, Фэн Мэй, лично отрубит нам головы своим мечом! Я слышал, она делает это даже не моргнув!
Шань Юй вздохнул.
— Ну как знаешь! А я слышал, ученицы Мастера Цинлянь по вечерам купаются в горном озере… Жаль, что мы этого никогда не увидим.
Глаза Дан Луна загорелись авантюрным огнем.
— …Ладно. Но если нас поймают, я тебя не знаю! Встречаемся у старой сосны через час.
Пробирались они, как последние воры: ползком по узким тропкам, пролезая сквозь дыры в заборах и прячась за скалами, отчаянно отбиваясь от веток деревьев, которые, казалось, специально целились им в лицо. Наконец, они устроились в густых зарослях с видом на уединенную тренировочную площадку.
То, что они увидели, заставило Шань Юя расстроиться. Фэн Мэй была не просто хороша. Она была великолепна.
Ее меч двигался с такой скоростью, что превращался в серебряное облако. Каждый выпад, каждый блок, каждый пируэт были идеальны. Она была ветром, волной, скалой... Она была самой стихией.
"Да уж, — подумал Шань Юй — Побить ее на Состязаниях у меня шансов примерно столько же, сколько у курицы — взлететь на луну. Нужно придумывать что-то другое".
Он обернулся, чтобы поделиться своими мрачными мыслями с братом, но того и след простыл.
Дан Лун объявился минут через десять, выскочив из кустов с видом самого счастливого человека в Поднебесной.
— Пс-с-с! Иди сюда! Быстрее!
Он потащил Шань Юя за собой к небольшому, скрытому скалами, озеру. То, что они увидели, заставило Шань Юя забыть и о Фэн Мэй, и о Мастере Хо, и вообще обо всем на свете. В прозрачной воде, залитой лунным светом, купалось несколько девушек-учениц. Их тонкие белые рубашки намокли и стали почти прозрачными, открывая взору изящные силуэты.
Шань Юй почувствовал, как его щеки вспыхнули огнем. Он стоял, открыв рот, и не мог отвести взгляд. Его мозг отчаянно кричал: "Ты, недостойный негодяй, немедленно отвернись!", но глаза объявили бунт и категорически отказались подчиняться.
— Пора валить, а то поймают — головы нам не сносить! — прошептал Дан Лун. И тут его осенила гениальная, как ему показалось, идея. Он метнулся к камням, на которых лежали аккуратно сложенные тренировочные одежды девушек (сюньлянь фу), схватил всю охапку и сунул ее в руки ошеломленному Шань Юю.
— Спрячем! Вот потеха будет, когда выйдут!
Но едва они сделали несколько шагов от озера, как за их спинами раздался холодный голос.
— Что вы здесь делаете?
Перед ними, словно призрак, возникла Фэн Мэй. Ее глаза метали молнии. А Дан Лун… Дан Лун испарился. Просто исчез с мистической скоростью.
Фэн Мэй перевела свой ледяной взгляд с лица Шань Юя на сверток в его руках.
— Что это у тебя? — спросила она, и ее рука медленно легла на рукоять меча.
Шань Юй добрался до своей каморки далеко за полночь, когда даже совы начали подумывать о сне, и перешептываться о том, что пора бы уже и честь знать.
И дело было не в том, что ледяная красавица Фэн Мэй продержала его у себя до этого времени, наслаждаясь его обществом. О нет, она действовала с эффективностью хорошо отлаженного механизма. Она его… облегчила. От одежды. Всей. До последней нитки.
Путь домой превратился в унизительное и крайне щекотливое приключение. Шань Юю пришлось красться вдоль тропы, ныряя в кусты при малейшем шорохе и притворяясь камнем, когда мимо проходили люди. Как назло, дорога от Пика до Южного Склона, обычно пустынная как кошелек бродяги, сегодня превратилась в оживленный проспект.
Сначала какой-то пастух, явно не дружащий с расписанием, решил именно в сумерках перегнать свое стадо особо любопытных коз. Шань Юю, замершему за валуном в позе "испуганная цапля", пришлось выдержать десятки оценивающих взглядов рогатых эстетов. Потом группа младших учеников устроила романтическую прогулку под луной, декламируя стихи. Шань Юю, сидевшему в зарослях крапивы, хотелось плакать, и вовсе не от того, что вирши его растрогали.
Возле самой деревни ему и вовсе пришлось забиться в заброшенный сарай, потому что жители сновали по улицам, как муравьи в потревоженном муравейнике. Видимо, все сговорились именно сегодня ночью решить свои насущные проблемы.
У такого рода "прогулок" был и еще один существенный минус: комары и мошки устроили на его беззащитном теле настоящий пир, он до крови оцарапался о сухие сучья, исколол все ноги иглами дикого шиповника и обжегся крапивой. Не говоря уже о всепоглощающем стыде, который волнами накатывал на него каждый раз, когда он вспоминал, как его "раздевала" девушка, даже не прикасаясь, а он не мог ничего сделать, не мог сопротивляться. Это было унизительно.
Когда он добрался до дома, ему еще предстояло проскользнуть в свою коморку незамеченным, что было задачей посложнее, чем выпросить у Мастера Хо трезвый совет.
Когда он, наконец, натянул на себя старую, залатанную рубаху, мысленно проклиная и себя, и Фэн Мэй, и особенно Дан Луна за потерю своего единственного парадного чжишэня, который ему было ужасно жалко, в дверях материализовался и сам виновник торжества, Дан Лун.
— Брат! — заговорщицки прошептал он, и его глаза сияли — Тебя раздела девушка! Да еще какая! Сама Ледяная Дева Фэн Мэй!
Он мечтательно вздохнул, прижав руки к груди.
— Небеса, я бы отдал свой лучший меч, чтобы меня раздела такая девушка!
Шань Юй метнул на него сердитый взгляд.
— Можешь отдать свой меч мне, брат Лун, в качестве компенсации за мой единственный приличный наряд! Поверь, в этом раздевании не было ничего хорошего!
И добавил, почесывая ногу:
— Я теперь похож на жертву нападения стаи диких кошек!
Но Дан Лун его скорби не разделял, продолжая хихикать. Шань Юй, не говоря ни слова, вытолкал его за дверь и задвинул засов.
Немного погодя, убедившись, что все в доме спят, он незаметно выскользнул на улицу и направился на место своих тренировок — на луг, скрытый среди скал.
Забравшись на вершину плоского валуна, Шань Юй некоторое время просто стоял, глядя на звезды, рассыпанные по черному бархату неба. Он прислушивался к ночной тишине, которую нарушало лишь пение цикад да редкие всплески сонной рыбы в реке. Он вдыхал густой, медовый аромат луговых цветов, от сладости которого слегка кружилась голова.
Он не мог решиться. Ему было страшно.
"Никогда не открывай раковину!"
Голос матери прозвучал в его памяти так ясно, словно она стояла рядом.
А он открыл. Однажды. И их деревня сгорела. Шань Юй был уверен, что из-за него.
"Никогда не открывай раковину и не доставай жемчужину!", — повторяла мама снова и снова — Только, в самом крайнем случае! Если тебе или тем, кто тебе дорог, будет грозить смертельная опасность!"
Сейчас опасности для его жизни не было. Лишь позор и изгнание для старого пьяницы, который в него верил.
Шань Юй тяжело вздохнул. Что толку в жизни, если ты не можешь защитить тех, кто тебе важен?
Он снял с шеи амулет. Гладкая раковина легко легла в руку, и створки раскрылись.
Двумя дрожащими пальцами Шань Юй извлек содержимое кулона, и положил на ладонь.
Крупная, идеально круглая алая жемчужина. Она впитывала свет луны, и в ее глубине, казалось, тлел неугасимый огонь, словно в сердце спящего вулкана.
Лилань обожала приходить в деревню Южного Склона. Это было ее любимое развлечение. Накинув на себя простое заклинание невидимости, она бродила по пыльным улочкам, с интересом разглядывая быт этих "светлых и праведных" людей, и, время от времени устраивая им мелкие пакости. То подножку невидимую поставит здоровенному парню, и потом долго хихикает, вспоминая, с каким грохотом он обрушился на землю, то поменяет местами мешки с солью и сахаром у местного торговца. Это было весело.
Но в селение она ходила не только, чтобы побаловаться. Ее, как мотылька на огонь, тянуло к громаде Пика Лазурного Дракона, где располагалась знаменитая Школа Небесного Меча. Ей было до смерти любопытно, как там все устроено. Но соваться туда она боялась. Одно дело — обмануть деревенских, и совсем другое — могущественных Бессмертных. Вдруг ее заклинание не сработает?
Ее тут же заметят, поймают и, скорее всего, убьют без лишних разговоров. В ее родной Туманной Долине, обители приверженцев демонического культа, с забредшим туда "светлым" адептом поступили бы точно так же. Так что она просто болталась в окрестностях, не рискуя совать нос в ворота школы.
Сегодня Лилань была в особенно игривом настроении. Проскользнув во дворик, где хозяйка выложила на стол свежеиспеченный пирог, она дождалась, когда та отвернется. И, в одно мгновение, горячая, пахнущая яблоками и корицей выпечка исчезла с блюда.
Усевшись на скамейку в этом же дворе, прямо под носом у хозяйки, Лилань с наслаждением откусила большой кусок. Она хихикала про себя, наблюдая, как женщина мечется по двору, заглядывая под лавки и в пустые бочки, проклиная наглых ворон и еще более наглых кошек.
Когда это представление ей надоело, Лилань отправилась в свое секретное место — спрятанный в складках гор луг, о котором, казалось, не знал никто, кроме нее. Здесь она раскрошила остатки пирога на землю, а сама плюхнулась в мягкую, головокружительно ароматную траву. Вскоре началось другое, куда более интересное представление. К крошкам осторожно подкрадывались полевые мыши, хватали кусочки острыми зубами, и, потешно держа лакомство в передних лапках, смешно и быстро жевали. Потом прилетела стайка воробьев, которые, сердито чирикая друг на друга, принялись задорно скакать по земле, хватая крошки своими клювиками.
Лилань любила наблюдать. И за людьми, и за животными. Главное — чтобы они не знали о ее присутствии. В родной Долине ее считали немного чокнутой из-за этой любви к одиночеству и мечтательности. Ей на эти мнения было все равно.
А мечтала она о простом — сбежать из этой самой Долины и отправиться путешествовать по миру. И не потому, что ей, единственной дочери главы могущественного Клана Призрачной Тени, плохо жилось. Конечно, хорошо. Она была довольно избалованной принцессой, которой потакали во всем.
Просто Лилань было невыносимо скучно. Скучно среди строгих правил, вечных тренировок и мрачной, гнетущей атмосферы демонического культа. Она хотела увидеть Великую Стену, попробовать заморские сладости, поплавать на лодке по южным рекам и, может быть, даже подраться с каким-нибудь легендарным чудовищем. Она хотела приключений. А пока приходилось довольствоваться крадеными пирогами и компанией полевых мышей.
Убаюканная тихим шелестом трав, пением цикад и сытостью сладкого пирога, Лилань уснула на мягкой, духмяной постели под открытым небом.
Пробудилась она внезапно, когда уже стемнело, а на небе высыпали первые звезды.
Разбудил резкий, мощный толчок — неведомая сила качнула землю.
— "Землетрясение?" — подумала девушка и села.
Но это было не оно. Девушка продолжала чувствовать, как вокруг разливается странная, тяжелая энергия. Темная, гнетущая, пьянящая своей первозданной мощью.
Лилань мгновенно поняла, откуда исходит эта сила — из-за гряды скал, отделявшей луг от реки. Не раздумывая, девушка снова окутала себя заклинанием невидимости, и, словно призрак, бесшумно поспешила туда.
...Шань Юй смотрел на жемчужину, лежавшую на его ладони. В ее глубине пылал живой огонь, разливаясь внутри кровавыми, клубящимися всполохами. Он чувствовал ее мощь всем своим существом — чудовищную, древнюю силу, что вытекала невидимыми волнами и разливалась во все стороны, заставляя дрожать воздух.
...Лилань быстро нашла источник силы — на большом валуне среди скал стоял человек. Подойдя ближе, она увидела, что это совсем молодой парень, высокий и худой.
Она сделала еще несколько шагов, и теперь стояла так близко, что юноша мог бы почувствовать ее дыхание на своей щеке. Но он ничего не замечал, полностью сосредоточившись на том, что держал в руке.
А там, на его ладони, лежала крупная, кроваво-красная жемчужина. Она источала мягкий алый свет и ту самую мощную энергию, от которой дрожала земля под ногами, тихо стонали вековые деревья, трепетали далекие горы и волновалась вода в реке.
...Шань Юй чувствовал, как темная, горькая, жгучая сила жемчужины медленно толкается, стучится в его душу, требуя, чтобы ее впустили.
— "…никогда не впускай жемчужину в свою душу, в свое тело, мой Глубокий Нефрит… — прозвенел в его памяти тихий голос матери — …иначе она захватит тебя. Ты будешь подчиняться ей, станешь чудовищем и будешь терпеть вечную, мучительную боль…"
Но, чтобы спасти учителя, чтобы победить на состязаниях, Шань Юю нужна была сила. Совсем малая часть той бездны, что скрывалась внутри жемчужины. Просто капля.
И он немного приоткрылся. Словно сдвинул тяжелую заслонку в печи, впуская частицу могучей энергии. Он откуда-то знал, как это сделать.
В тот же миг почувствовал, как по его жилам и венам потекло жидкое, обжигающее пламя, наполняя тело неведомой доселе мощью. Мышцы налились силой, чувства обострились до предела, мир вокруг стал ярче, громче, реальнее.
Это было так странно, так страшно и так пьяняще, что у него закружилась голова. Чтобы не упасть, он инстинктивно взмахнул свободной рукой.
В ту же секунду раздался оглушительный грохот. Соседняя скала треснула и с ревом обрушилась вниз, поднимая тучу каменной пыли и разбрасывая, как игрушки, огромные валуны.
Шань Юя охватил страх. Сначала он испугался, что кто-то видел его, видел, как он действовал с жемчужиной. А потом, что кто-то пострадал от этих действий. Юноша быстро, но осторожно, стараясь двигаться беззвучно, как тень, подошел к тому месту, откуда слышался звук.
Огромный, вырванный из горы, каменный осколок прижимал к скале человека. Вернее, Бессмертного — обычного мгновенно расплющило бы. А еще точнее, девушку. Она упиралась в валун руками, удерживая его из последних сил.
Ее лицо, страдальчески сморщенное, показывало, что она на пределе. Руки дрожали, а тело колебалось, как тростинка на ветру.
Шань Юй понимал, что сам не сможет помочь — ему не сдвинуть этот камень даже на локоть. Но и оставить девушку без помощи не мог.
— Держись! Я сейчас зову на помощь! — крикнул Шань Юй и, не дожидаясь ответа, начал быстро спускаться вниз.
— Нет! Не смей! — воскликнула в ответ попавшая в ловушку.
Шань Юй узнал этот голос. Подойдя ближе, он убедился, что узнал правильно — это была Фэн Мэй.
Он снова крикнул:
— Но тебя же раздавит! Ты едва держишься! А я помочь не могу!
— Не смей никого звать! — повторила Фэн Мэй, ее руки дрогнули, и камень сдвинулся.
Она вскрикнула, с болью и отчаянием в голосе, и, собрав последние силы, удержала его.
Шань Юй не мог позволить ей погибнуть. Он проскользнул за камень, отступил на безопасное расстояние, и использовал свою новую силу, совсем чуть-чуть, едва заметную искру. Фэй Мэй не должна ничего заметить. Пусть думает, что сдвинула валун сама.
Юноша сосредоточился, направив энергию на камень.
Камень откатился назад, совсем немного, но этого оказалось достаточно. Фэн Мэй выскользнула из-за валуна, а тот с грохотом ударился о скалу и застыл.
Девушка, тяжело дыша, сделала несколько шагов, и села, прислонившись спиной к скале.
Шань Юй, все еще ощущая легкую вибрацию своей силы, улыбнулся, стараясь выглядеть как можно более глупо.
— Ты справилась, Старшая! Молодец!
Фэн Мэй с грацией, не подобающей человеку, только что выбравшемуся из-под завала, отстегнула от пояса серебряную флягу и сделала маленький, изящный глоток.
Затем коротко взглянула на юношу, и уголки ее губ дернулись в усмешке, которая была острее лезвия ее меча.
— А! Это ты! — произнесла она , и провела многозначительным взором по всей его фигуре, напоминая, что видела его без одежды.
Шань Юй покраснел до кончиков ушей от вновь нахлынувшего стыда.
"Надо было оставить тебя помирать!" — мрачно подумал он.
— Что ты здесь делаешь ночью? — спросила девушка.
— Травы лекарственные собирал! — недовольно буркнул Шань Юй, и, в свою очередь, смерил Фэй Мэй взглядом — А ты, Старшая? Устраиваешь свидания с камнепадами?
— Тренируюсь. Не хочу, чтобы мою секретную технику кто-нибудь видел. Даже в школе.
— Понятно! — кивнул Шань Юй, и поинтересовался, с самым серьезным видом — Техника называется "Привлеки скалу своим лицом"? Очень эффективно! Я впечатлен.
— Поговори у меня! — беззлобно ругнулась Фэн Мэй.
— Старшая, почему ты не хотела звать на помощь? — спросил Шань Юй — Потому что стеснялась, что камнем придавило? Мне тоже бывает стыдно, когда меня чем-нибудь придавливает!
Девушка ответила не сразу.
— Потому что я оказалась недостаточно сильной! — ее голос прозвучал тихо и глухо, словно она признавалась в страшном грехе — Не смогла справиться с грудой камней. И я не хотела, чтобы об этом кто-то знал. А ты… — она снова посмотрела на него, и ее взгляд стал колючим — не смей никому рассказывать!
Рука Фэй Мэй легла на рукоять меча, и лунный свет зловеще блеснул на полированной стали.
Сердце Шань Юя ухнуло куда-то в пятки.
— Конечно, не скажу! — воскликнул он, вскидывая руки в примирительном жесте — Клянусь Небесами и своей репутацией! Могила! Рот на замке! Можешь даже зашить, если хочешь!
— Здесь рядом демон! — тихо произнесла девушка, и от ее шепота у Шань Юя по спине пробежал ледяной холодок.
Его сердце пропустило удар, а потом заколотилось как пойманная в силки птица. Она почувствовала! Небеса, Фэй Мэй почувствовала силу жемчужины! Все кончено!
Юноша побледнел, ожидая, что в следующую секунду ее меч окажется у его горла.
Фэн Мэй истолковала его испуг по-своему.
— Не бойся! — сказала она, и в ее голосе прозвучали покровительственные нотки.
Девушка уверенно сжала рукоять меча и продолжила:
— Ты же со мной!
Старшая поднялась, и легкими, крадущимися шагами хищницы прошлась между камней, настороженно осматриваясь по сторонам.
— Этот демон и вызвал камнепад! — пояснила она, а потом добавила громче, чтобы слышали возможные враги — Шутки он со мной шутит!
Девушка постояла, прислушиваясь к ночной тишине. Ни звука.
— И еще… Алая… — добавила она, но, обернувшись, взглянула на все еще бледного Шань Юя и замолчала.
А юноша облегченно выдохнул. Мэй Фэн искала демона, которого не было, и даже не подозревала, что ее враг сидит вот тут и трясётся от страха!
Успокоившись, девушка села на камень, задумчиво глядя на луну. А Шань Юй присел на другой, на безопасном расстоянии, и решил, что его жизнь только что стала намного, намного сложнее. И, возможно, чуточку интереснее.
— Тогда, может, Старшая Сестра подтвердит слухи? — спросил он с самой обезоруживающей улыбкой — Это правда, что ты собираешься занять место Мастера Хо?
Девушка было неприятно удивлена тем, что Шань Юю известно о планах Старейшин, что было видно по ее недовольному лицу. Однако, ответила:
— Правда! Совет Мастеров принял такое решение.
— Но это же несправедливо! — повторил Шань Юй свои давешние слова.
— Несправедливо? — в голосе девушки прозвенел лед — Мастер Хо сам виноват. Вместо того чтобы совершенствовать свой дух и тело, он предался низменному пороку пьянства. Поэтому, — она посмотрела на Шань Юя свысока, — он никогда не станет настоящим бессмертным. А я стану. Я отринула все земные соблазны и стремлюсь лишь к одному — достичь уровня бога.
Лилань едва не присвистнула от восхищения. Так вот ты какая, Алая Жемчужина из страшных сказок! Надо же, а россказни не врали — силища такая, что даже воздух дрожит, и хочется почтительно поклониться.
Она осторожно отошла от разрушенной скалы, снова притаилась в высокой, пахнущей медом траве и стала ждать.
Подойди она сейчас ближе, и та ледяная дева, что присоединилась к обладателю жемчужины, превратит ее в изящную статуэтку для своего сада. Уж с кем-кем, а с лучшими ученицами Пика Лазурного Дракона Лилань связываться не хотела. Пока что.
Что же касается самого юноши… Лилань прищурилась, и ее губы тронула презрительная усмешка. Ну разумеется! Подумать только, кто бы это мог быть, как не он! Этот бестолковый парень из деревни Южного Склона, вечно витающий в облаках и спотыкающийся на ровном месте. Кажется, его зовут Шань Юй. Она пару раз наблюдала за ним из невидимости, и хихикала над его неуклюжестью — то уронит ведра с водой, то сожжет кашу, то куда-нибудь провалится… То просто сидит, и с глупой улыбкой смотрит на муравьев.
Из того, что Лилань довелось сейчас увидеть, она сделала два вывода. Первый: жемчужина попала к этому недотепе совершенно случайно. Второй: он не имеет ни малейшего понятия, что это такое и как этим пользоваться. Судя по тому, как он чуть не снес половину горы, просто помахав рукой, он обращался с величайшим артефактом мира, как ребенок с боевым молотом.
План созрел мгновенно. Простой и гениальный. Она украдет эту безделушку. У такого размазни это будет легче, чем стащить пирог у зазевавшейся хозяйки. Нужно лишь дождаться, когда он останется один.
Она терпеливо ждала, устроившись в траве поудобнее. Чтобы не скучать, она предалась своему любимому занятию — мечтам.
Сначала она решила, что отдаст жемчужину отцу. И тут же представила картину: огромный тронный зал в Долине Черного Тумана. Ее отец, Повелитель Клана Призрачной Тени, Мо Янь, сидит на своем троне из обсидиана, и с ледяным презрением смотрит на ее двух старших братьев, этих напыщенных болванов Лэя и Цзиня. А потом его взгляд теплеет, он подзывает к себе ее, свою единственную дочь, и во всеуслышание объявляет своей наследницей. Потому что она — умница, красавица и, в отличие от этих двух остолопов, добыла для клана Алую Жемчужину. Братья бледнеют, зеленеют и падают в обморок от зависти. Прекрасно!
Но тут Лилань пришла в голову идея получше. Гораздо, гораздо лучше. А что, если… оставить жемчужину себе?
Картинка в голове тут же сменилась. Теперь на огромном черном троне сидит она. Вся такая загадочная и могущественная. А у подножия трона, склонившись в глубоком поклоне, стоят ее отец и братья. Ведь теперь она — обладательница самого мощного оружия в этом мире. Она может делать все, что захочет! Например, издать указ о том, что все пироги в Поднебесной принадлежат ей. И посмотреть мир. И завести себе ручного дракона.
Да, этот план ей определенно нравился больше.
Ее грандиозные мечты были прерваны самым бесцеремонным образом. Она увидела, как Шань Юй и Бессмертная Дева вышли из-за скал, и направились вдоль берега Таньцзы, к деревне Южного Склона.
— Проклятье! — беззвучно выругалась Лилань — Эта ледышка что, приклеилась к нему?
Но упускать такой артефакт было нельзя. Лилань вздохнула, поднимаясь на ноги. Похоже, сегодня вечером ее опять ждет прогулка в Южный Склон. Снова окутав себя заклинанием невидимости, она тенью скользнула следом за парочкой, держась на достаточном расстоянии.
Бессмертная Дева проводила Шань Юя до деревни и, наконец-то, ушла, а юноша отправился домой. Лилаль проскользнула за ним во двор, и решила подождать, пока он уснет. Пришлось ждать долго — в каморке не угасал светильник. Наконец, свет в окне исчез, и девушка, под невидимостью, вошла в комнату, радуясь, что этот дурачок дверь на защелку не закрыл!
Демоническое зрение Лилань отлично работало в темноте. Она оглядела каморку. "Хм... в такой конуре и крысы жить не захотят..."
Юноша, судя по ровному дыханию, крепко спал на топчане, а судя по легкой улыбке на губах — еще и сладко. Ему явно снилось что-то очень хорошее. На его груди покоилась та самая раковина, в которой, как Лилань помнила, должна была быть жемчужина. Девушка осторожно подкралась к топчану, протянула руку, и сжала раковину в ладони, собираясь рывком сорвать ее с шею юноши.
И в тот же миг темно-красная, почти черная энергия обрушилась на нее, как волна. Она была настолько сильной и жгучей, что девушка, не в силах совладать с ее мощью, потеряла сознание и рухнула на топчан.
***
Шань Юй проснулся от толчка. Его глаза распахнулись, и он обнаружил лежащую рядом с собой спящую девушку. Юноша потряс головой. Видение не исчезало. Он решил, что это ему снится, и с любопытством принялся разглядывать гостью.
Девушка была представительницей демонического клана — это чувствовалось по легкой, но ощутимой волне темной энергии. И хорошенькая: черты лица тонкие, похожие на лисичку — заостренный подбородок, чуть раскосые глаза, вздернутый изящный носик, пухлые и нежные губы.
Чем больше Шань Юй смотрел на девушку, тем красивее она ему казалась...
...В окно каморки уже заглядывал рассвет, окрашивая горизонт в нежно-розовые тона. Девушка не просыпалась. Шань Юй начал переживать, что вот-вот придет Сяо Ли, чтобы его будить. Но и беспокоить прекрасную незнакомку ему не хотелось, не хотелось нарушать ее сладкий сон.
Он раздумывал, откуда она взялась. Раз он сейчас не спит, то это не сон. Может, это проделки Дан Луна, сделавшего брату такой «подарок»? С него станется! Что ж, подарок что надо!
Наконец, девушка встрепенулась. Пошевелилась. Открыла глаза. Она оглядела убогую каморку, сначала с полным непониманием, потом с нарастающим беспокойством.
А когда она повернула голову и увидела Шань Юя, который лежал рядом с ней, подперев рукой голову, и смотрел на нее своими ясными глазами, ее лицо исказилось ужасом.
Она взвизгнула, вскочила и заметалась по комнате, размахивая руками. Шань Юй понял, по движениям ее ладоней, что она пытается применить заклинание невидимости, но у нее ничего не получается. Он даже слегка рассмеялся про себя. Кажется, ее магия дала сбой.
— Извращенец, значит? — возмутился Шань Юй — Сама ко мне пришла, уснула рядом, а я извращенец?
Он едва успел выбраться из каморки, как на деревенских улицах раздались крики: "Демон!" "Ловите ее! Это демон!"
Шань Юй подивился. Сколько народу не спит на рассвете! Как на работу так их не добудишься, а как демона ловить — все выскочили, и мужчины, и женщины, и дети, и старики.
"Плохо дело! — подумал Шань Юй — Сейчас красавицу демоницу схватят!".
Девушка, видимо, петляла по деревне, потому что толпа тоже носилась туда-сюда, как стадо перепуганных свиней. Шань Юй решил, что демоницу надо спасать, и тоже кинулся в погоню. Бегал он всегда быстро, поэтому легко обогнал самых ретивых крестьян, которые, кряхтя, неслись по улице, размахивая вилами.
Впереди, на краю деревни, мелькнула мечущаяся фигурка девушки, практически загнанная в угол. Шань Юй, не теряя ни секунды, понесся в совершенно другую сторону, изо всех сил крича:
— Вот она! Лови ее! Вон туда побежала, прямо к реке!
Деревенские, жадные до зрелища и утомленные бесплодной погоней, тут же развернулись и с удвоенной энергией ринулись в указанном направлении.
Шань Юй, убедившись, что толпа отвлеклась, ловко сделал круг и оказался рядом с демоницей, которая замерла у стены сарая, тяжело дыша и меча испуганные взгляды.
Однако, едва юноша приблизился, она снова кинулась бежать, теперь на запад, в сторону леса и Туманной Долины, места жительства клана приверженцев демонического культа — теперь это направление было свободно.
Шань Юй бросился за ней — он не мог отпустить девушку, не узнав, что означал ее ночной визит, и почему она сбежала утром, не прощаясь, да еще и обозвав его извращенцем.
Демоница мчалась, словно молния, рассекая воздух. Она свернула на тот самый цветочный луг, и ее стройная фигура мелькала между трав, оставляя за собой лишь лёгкий шелест шёлковых одежд и смутный, пленительный аромат, в котором смешались запахи ночных цветов и… чего-то запретного, дьявольского. Она была быстрее горного барса, стремительнее сокола, пикирующего на добычу! Казалось, сама судьба на её стороне.
Но и преследователь её был не прост. Шань Юй нёсся за ней, как свирепый тигр. Его сердце билось в унисон с топотом ног, а взгляд был прикован к мелькающей впереди фигурке.
Однако, догноть не мог, и уже чувствовал усталость. Как вдруг… о, коварная удача!
Невесть откуда взявшаяся на ровном месте корзинка — та самая, что он оставил здесь вчера! — подстроила демонице подлость. Девушка споткнулась о плетёное предательство, и рухнула в высокую траву с тихим возмущённым вскриком.
Шань Юй, не успев затормозить, последовал её примеру, перелетев через её ноги и с грохотом обрушившись сверху. Мир закружился в вихре из лепестков и небесной синевы.
Перед его падением девушка успела перевернуться на спину, и они оказались лежащими в траве лицом друг к другу. Шань Юй был сверху, чувствовал под собой ее гибкое, напряжённое тело, и слышал учащённое дыхание. Девушка, как гибкая змея, попыталась вырваться и ускользнуть, и Шань Юй, чтобы ее удержать, сжал ее в объятиях, навалившись всем телом.
— Тсс! — прошептал он — Тихо! Слышишь?
Она замерла, и до них отчетливо донеслись крики крестьян. Они были совсем рядом.
Шань Юй и демоница сейчас были в безопасности — высокая трава надежно скрывала их от преследователей. Главное, не шуметь.
— Тише! — снова прошептал юноша, и его горячее дыхание коснулось уха девушки — Иначе нас найдут!
Девушка продолжала лежать смирно, только таращилась в лицо юноши янтарными глазами, полными гнева.
Внезапно лицо Шань Юя озарила беззаботная улыбка, будто они играли в догонялки, а не участвовали в смертельной погоне.
— Как тебя зовут? — спросил он — Меня Шань Юй! Вдруг не знаешь!
Демоница хранила гордое, яростное молчание.
— Ну и чего ты дуешься, как хули-цзин на празднике Весны? — он склонил голову набок, изучая ее — Это ведь ты сама пришла ко мне в дом, а потом так мило устроилась в моей постели!
Девушка дернулась, издав шипящий звук, точь-в-точь как разъярённая кошка, резко выдернула ладонь, и оцарапала ему щеку острыми ногтями.
Теперь зашипел Шань Юй, но от боли.
— Ай! Тебя что, мама-тигрица воспитывала?!
Он перехватил её буйную руку, прижал к земле и навалился ещё основательнее, найдя более удобное положение, полностью обездвижив её.
И тут произошло нечто, к чему Шань Юй был совершенно не готов. Из глаз демоницы, этих гневных янтарных озёр, покатились крупные слёзы, оставляющие мокрые дорожки на ее щеках.
— Тяжело… — пробормотала она сквозь тихие всхлипы, и голос её прозвучал обиженно и хрупко.
И тут Шань Юя осенило. Он вдруг осознал, что имеет дело не с парнем или демоном-мужчиной, а с девушкой. Хрупкой, хоть и опасной. Он обращался с ней так, как привык поступать в схватках с деревенскими пацанами: повалить, обездвижить, победить. Он совсем забыл, что девичья природа требует иного подхода!
— Ох, прости! Прости меня, глупого! — зашептал он в панике, и в его голосе зазвучала искреннее раскаяние — Я сделал тебе больно? Я не хотел, клянусь!
И быстро откатился в сторону.
Девушка тяжело дышала, приложив руку к груди. Шань Юй действительно основательно придавил ее.
Но...
Ее взгляд изменился. Слёзы и гнев ушли, сменившись упрямым жадным огнём. Она смотрела уже не в лицо Шань Юя, а на его шею, где на кожаном шнурке болталась раковина.
И в его голове сложилась головоломка. Ему показалось, что он нашел ответ на загадку появления девушки в его доме.
— Ты хотела украсть амулет! — тихо воскликнул он, и вся его игривость вмиг испарилась — Ты знаешь? Ты видела?
Мысль ударила с силой молнии: если демоница знает тайну жемчужины, спрятанной в амулете, ее нельзя отпускать. Никто не должен знать! Такая осведомлённость должна караться смертью!
Однако, девушка уже смотрела куда-то в сторону, в высокую траву, продолжая тяжело дышать.