Солнце, еще не успевшее раскалить мостовые Таллина до состояния шипящей сковороды, провожало меня сквозь пыльное окно вагона, уносившего на юг, к вожделенному Черному морю.
В Прибалтике лето выдалось капризным, как избалованная девица, то хмурясь затяжными дождями, то одаривая робкими, акварельными лучами. Я же, Стелла, чье имя означало «звезда», жаждала иного – огня, безудержного, слепящего, такого, чтобы кожа покрывалась золотистой бронзой, а в волосах запутывался соленый ветер.
Мечта о Крыме, о его легендарных берегах, где античные мифы сплетались с советской реальностью, манила давно, и вот, наконец, отпускные были в кармане, а билет – в ридикюле.
Маленький курортный городок, затерявшийся меж изумрудных складок гор, встретил меня не столичным лоском Ялты, а какой-то особенной, дремотной прелестью. Воздух здесь был густым, как переспелый инжир, пропитанный ароматами цветущих олеандров, смолистых кипарисов, йода и чего-то неуловимо-сладкого, похожего на запах горячей халвы, доносящийся из открытых дверей крошечных татарских кофеен.
Звуки тоже были иными: вместо привычного гула трамваев – пронзительные крики чаек, ленивый плеск волн о галечный берег, да задорный смех детворы, смешанный с приглушенными аккордами гитары, доносящимися с веранд увитых плющом домиков.
Мое временное пристанище – комната в доме словоохотливой, но ненавязчивой старушки с глазами цвета выцветшего василька – оказалось скромным, но уютным. Скрипучая железная кровать под кружевным покрывалом, старенький комод, пахнущий нафталином и сушеными травами, и окно, выходящее в небольшой дворик, где под сенью старой шелковицы дремал полосатый кот.
Здесь все дышало покоем, и я, сбросив дорожную усталость вместе с платьем, впервые за долгое время почувствовала, как расслабляются напряженные мышцы, как уходит из головы суетливый рой мыслей.
Первый день я посвятила бездумному блужданию. Узкие, петляющие улочки, вымощенные гладкими, отполированными временем камнями, вели меня то к морю, то вверх, к руинам древней генуэзской крепости, то к тенистым паркам, где под тенью вековых платанов прятались от зноя отдыхающие с книжками и термосами.
Я была здесь чужой, «приезжей», и это ощущалось в любопытных взглядах местных жителей, в том, как моя светлая копна волос и чуть более яркое, чем принято здесь, ситцевое платье выделялись на фоне практичных, выгоревших на солнце одежд. Но это не смущало. Наоборот, в этом была своя прелесть – быть инкогнито, наблюдателем, впитывающим новые краски и звуки.
Набережная, сердце любого курортного городка, жила своей особенной жизнью. Днем она лениво дремала под палящим солнцем, оживляясь лишь гомоном продавцов мороженого и сладкой ваты да щелчками фотоаппаратов.
Вечером же преображалась, вспыхивая гирляндами огней, наполняясь музыкой из открытых кафе, смехом и флиртом. Именно сюда, на набережную, вели все пути, и именно здесь, у небольшой, но оживленной пристани, я впервые задумалась о морской прогулке. Увидеть эти знаменитые крымские берега с воды, почувствовать дыхание открытого моря – что могло быть лучше?
Пристань гудела, как растревоженный улей. Шум, гам, крики зазывал, предлагавших «самые незабываемые экскурсии», «самые живописные бухты», «самую лучшую рыбалку». Маленькие катерки и более солидные «Ракеты» теснились у причалов, покачиваясь на ленивой волне.
Я растерянно оглядывалась, не зная, на ком остановить свой выбор. Мужчины, капитаны этих суденышек, были все как на подбор – загорелые, обветренные, с хриплыми от морского ветра и крепких сигарет голосами. Одни были навязчивы, другие – молчаливо-суровы, третьи – откровенно скучающи.
И тут я увидела его. Он стоял чуть поодаль, у видавшего виды, но крепко сбитого катера с гордым именем «Удача» на борту.
Высокий, широкоплечий, он казался высеченным из темного, просмоленного дерева. Солнце безжалостно выбелило его густые, чуть вьющиеся волосы, оставив на коже глубокий, почти черный загар. Лицо, обветренное, с резкими чертами, украшал небольшой, но заметный шрам на левой скуле, придававший ему вид бывалого морского волка, а может, и пирата из старых приключенческих романов. Он не кричал, не зазывал. Просто стоял, прислонившись к мачте, и его синие, как полуденное море, глаза внимательно, чуть насмешливо изучали суетливую толпу.
Наши взгляды встретились случайно, и я почувствовала, как по спине пробежал легкий холодок, несмотря на окружающую жару. В его взгляде не было ни подобострастия, ни сальности, которые я успела заметить у других. Было что-то иное – спокойная уверенность, мужская сила и… любопытство. Он чуть заметно улыбнулся краешком губ, и эта улыбка преобразила его суровое лицо, сделав его неожиданно привлекательным.
Я сама не поняла, как мои ноги направились к его катеру.
«Хотите увидеть настоящее море, красавица, а не эту лужу у берега?» – его голос, низкий, с приятной хрипотцой, прозвучал так, словно он обращался только ко мне, словно мы были одни на этой шумной пристани. В его обращении не было фамильярности, скорее, какая-то старомодная галантность, приправленная долей мужского восхищения.
«А что вы можете предложить, капитан?» – я постаралась, чтобы мой голос звучал легко и независимо, хотя сердце почему-то забилось чуть быстрее.
«Все, что пожелает ваша душа, и немного больше», – он снова улыбнулся, и в синих глазах мелькнули озорные искорки.
«Моя «Удача» хоть и не первой молодости, зато характер у нее покладистый, а виды с ее борта открываются такие, что дух захватывает. Покажу вам скалы, где чайки гнездятся, гроты, в которых, по преданию, пираты сокровища прятали, бухты, где вода чище слезы младенца. Ну что, рискнете?»
Его прямота, его уверенность подкупали. Не было в нем той заискивающей слащавости, которая так раздражала в других. Была сила, была какая-то первозданная, дикая харизма.
«Рискну», – ответила я, и сама удивилась своей решимости.
Он ловко, одним движением, подал мне руку, помогая ступить на палубу. Его ладонь была широкой, загрубевшей от канатов и штурвала, но прикосновение – на удивление бережным. Катер легко качнулся, принимая меня на борт.
Рассвет едва окрасил небо нежными акварельными мазками, когда я, взволнованная и полная предвкушений, уже спешила к причалу.
Ночной сон был прерывистым, наполненным обрывками образов: лазурные волны, горячий песок и пронзительные синие глаза капитана «Удачи». Я выбрала самое простое, но, как мне казалось, соблазнительное платье из тонкого хлопка, открывающее загорелые плечи, и легкие сандалии. В небольшой плетеной сумке – полотенце, солнцезащитный крем и книга, которую я, впрочем, не собиралась читать.
Борислав уже ждал меня. Он стоял на палубе своего катера, высокий и спокойный, как скала, о которую разбиваются волны. Сегодня на нем была простая белая рубаха с закатанными рукавами, открывавшая мощные, покрытые золотистым пушком предплечья, и потертые джинсы.
Но даже в этой незамысловатой одежде он выглядел невероятно мужественно, почти по-королевски. В руках он держал скромный, но трогательный букет полевых цветов – синих, как его глаза, васильков и желтых, словно маленькие солнышки, ромашек.
«Доброе утро, Стелла», – его голос, обычно такой уверенный и громкий, сегодня звучал мягче, почти интимно. «Эти скромные дары – от всех обитателей наших крымских лугов. Они просили передать, что такой красавице здесь всегда рады».
Я зарделась, принимая цветы. Их свежий, чуть горьковатый аромат смешивался с запахом моря и просмоленной древесины катера, создавая какое-то особенное, пьянящее благоухание.
«Спасибо, Борислав. Они чудесны», – прошептала я, пряча смущение за улыбкой.
Он ловко отдал швартовы, и «Удача», мягко заурчав мотором, отошла от сонного еще причала.
Городок, окутанный утренней дымкой, быстро удалялся, уступая место бескрайней морской глади. Мы шли вдоль побережья, но на этот раз Борислав выбирал маршрут подальше от известных туристических троп. Скалы здесь были выше, дичее, бухты – глубже и таинственнее.
Солнце поднималось все выше, заливая все вокруг золотым светом, и море искрилось мириадами бриллиантовых брызг.
Борислав, стоя у штурвала, рассказывал мне о легендах, связанных с этими местами. О древних таврах, что приносили здесь жертвы своим суровым богам, о греческих колонистах, искавших здесь спасения от врагов, о контрабандистах, прятавших в подводных гротах свой незаконный товар.
Его рассказы были полны поэзии и какого-то первобытного, языческого очарования. Я слушала его, затаив дыхание, и мне казалось, что я прикасаюсь к самой душе этого древнего, загадочного края.
Через час или около того мы вошли в небольшую, почти круглую бухту, окруженную высокими, поросшими можжевельником скалами. Вода здесь была такой прозрачной, что на дне виднелся каждый камешек, каждая водоросль.
Золотистый, мелкий, как пудра, песок обрамлял эту природную чашу, создавая ощущение нетронутого, райского уголка. Тишина была почти абсолютной, нарушаемая лишь тихим плеском волн о берег да редкими криками чаек, круживших высоко в небе.
«Вот мы и на месте», – Борислав заглушил мотор, и катер плавно ткнулся носом в песчаный берег. «Бухта Затерянных Сокровищ. Или, как ее еще называют местные, Бухта Любви. Нравится?»
«Это… это невероятно», – выдохнула я, не в силах отвести взгляд от этой первозданной красоты. «Словно мы попали на необитаемый остров».
«Почти», – усмехнулся он. «Здесь редко бывают люди. Слишком уж трудно сюда добраться. Так что сегодня этот остров – только наш».
Он спрыгнул на берег, ловко закрепил канат, а потом обернулся ко мне, протягивая руку.
«Добро пожаловать в мои владения, принцесса».
Я приняла его руку, и он легко, словно я была пушинкой, перенес меня на берег. Его близость, его сила, его запах – все это кружило голову, заставляя сердце биться чаще. Мы стояли на этом пустынном пляже, одни, под огромным синим небом, и я чувствовала, как между нами нарастает какое-то невидимое, но очень мощное напряжение.
«Ну что, искупаемся?» – предложил Борислав, и в его глазах я снова увидела те самые озорные искорки. «Вода здесь – как парное молоко. А солнце уже начинает припекать».
Не дожидаясь моего ответа, он начал расстегивать свою белую рубаху. Я замерла, наблюдая, как обнажается его мощная, загорелая грудь, покрытая темными, вьющимися волосками, как напрягаются мускулы на его руках. Он стянул рубаху, бросил ее на песок, потом так же неторопливо расстегнул ремень джинсов.
Я чувствовала, как краска заливает мои щеки, но не могла отвести взгляда. В его движениях не было ни капли пошлости, только естественная, почти животная грация.
Оставшись в одних темных, выгоревших на солнце плавках, он повернулся ко мне. Его тело, сильное, мускулистое, закаленное солнцем и морским ветром, было воплощением мужской красоты. Шрам на скуле придавал ему еще большую брутальность, а синие глаза горели первобытным огнем.
«А ты что же, Стелла? Боишься воды?» – его голос прозвучал с легкой насмешкой, но в нем слышался и вызов.
Я глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в коленях. Нет, я не боялась воды. Я боялась того, что могло произойти после. Но отступать было уже поздно. И, если честно, не хотелось.
Я медленно, словно в замедленной съемке, начала расстегивать пуговицы на своем легком платье. Мои пальцы дрожали, и я чувствовала на себе его пристальный, обжигающий взгляд. Платье соскользнуло с моих плеч, обнажив мой скромный купальник – две тонкие полоски ткани, едва прикрывавшие грудь и бедра.
Я знала, что у меня хорошая фигура – результат многолетних занятий гимнастикой, но сейчас, под его взглядом, я чувствовала себя почти нагой.
«Красиво», – выдохнул он, и его голос стал хриплым от волнения. «Очень красиво».
Он сделал шаг ко мне, потом еще один. Я замерла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как мое тело откликается на его приближение, как кожа покрывается мурашками. Он остановился совсем близко, так близко, что я чувствовала жар, исходящий от его тела, ощущала его дыхание на своих волосах.
Его руки медленно, почти благоговейно, коснулись моих плеч. Его пальцы были горячими, чуть шершавыми, и от их прикосновения по моему телу пробежала волна сладкой дрожи. Он наклонился, и его губы коснулись моей шеи, там, где билась тоненькая жилка. Легкий, почти невесомый поцелуй, но от него у меня перехватило дыхание.