— Сегодня привезли очередной труп.
— Где нашли тело? — спросил Эмиль, спокойно осматривая девушку.
Тело было покрыто синяками и ожогами. Глаза широко раскрыты, будто от ужаса. Запястья и лицо туго обмотаны скотчем. На коже — ровные швы, словно после операции. Всё выглядело так, будто тело стало объектом чьей-то жестокой работы.
— Пожилая пара нашла его у подножия горы. Видимо, пролежало несколько дней, — Антон отводил взгляд, словно вот-вот заплачет.
— Видишь эти швы? — Эмиль провёл пальцем по одному из них. — Они свежие.
— И что?
— Он изымал органы. Вероятно, продаёт их на чёрном рынке.
Эмиль и Антон приступили к работе молча. Тело лежало на столе под ярким светом, подчёркивающим каждый шрам. Эмиль сфотографировал тело, фиксируя расположение скотча. Лента оставляла багровые следы — её накладывали ещё при жизни.
— Следы от химического вещества, возможно, кислоты, — Антон записывал в протокол, его голос дрожал.
Эмиль провёл пальцем вдоль шва.
— Это не кустарная работа.
Антон предложил сделать снимок. На нём вместо органов — пустоты.
— Сердца нет… Почек тоже, — пробормотал Антон.
— Ребра целы. Значит, доступ был через живот, — нахмурился Эмиль.
Он сделал разрез. Внутри — хаос, контрастирующий с аккуратными швами.
— Кровеносные сосуды перевязаны… Кто-то остановил кровотечение перед изъятием органов, — ахнул Антон.
Они проверили каждую полость.
**Живот:** На месте печени — сгустки. Селезёнка удалена, края разреза ровные.
**Грудь:** Лёгкие отсутствуют. Сердце вырезано аккуратно.
**Таз:** Мочевой пузырь и репродуктивные органы на месте.
— Он брал только то, что дороже стоит, — заключил Эмиль.
Антон извлёк фрагмент нити.
— Этот материал используют в трансплантологии. Его не купишь в аптеке.
Эмиль указал на мышцы:
— Разрезы сделаны под углом. Это уровень профессионала.
В кишечнике нашли следы консерванта.
— Органы промывали и готовили к транспортировке.
Эмиль заметил проколы на запястьях.
— Игла введена под прямым углом. Он брал костный мозг. Для этого нужно специальное оборудование.
Антон отступил от стола, закрыв лицо руками.
— Это не маньяк… Это конвейер. Он знает анатомию лучше нас.
Эмиль снял перчатки.
— Он не остановится. Такие швы — его подпись.
Каждая деталь указывала на профессионала, превратившего убийство в отлаженный процесс. Пустоты внутри тела кричали громче, чем раны снаружи.
Эмиль размышлял над почерком маньяка.
— Что творится в его голове? Делает ли он это ради выгоды или есть другая причина?
— Он должен был оставить подсказку. Его ошибка помогла бы нам, — Эмиль осматривал тело. — Мы что-то упустили.
Он провёл пальцем вдоль шва. Кожа дрогнула, будто под ней что-то шевельнулось. Вспышка памяти: **отец в подвале, слайд с кожей утопленницы.**
— Видишь эти нити? — голос отца звучал как скрип старого микрофона. — Они плетут сети задолго до смерти.
— Эмиль? — Антон коснулся его плеча. — Ты побледнел. Опять этот запах?
Эмиль кивнул, раздвигая края разреза. Между мышцами мерцали **паутинки**, исчезающие при свете.
— Смотри, — Эмиль направил лампу под углом. Узор светился голубоватым отсветом.
— Это... инфекция? Паразиты? — голос Антона дрогнул.
— Хуже, — Эмиль достал фото: **татуировка в виде паука** из дела 1998 года. — Мария Воронцова. Её убийца говорил о «нити, связывающей жертв».
Тень скользнула по стене.
— Ты думаешь, это ритуал?
— Ритуал требует смысла. А здесь... — Эмиль ткнул в снимок, где пустоты органов складывались в **восьмилучевую звезду** — ...здесь математика.
**Аромат миндаля** усилился. Эмиль вздрогнул.
— Эмиль! — Антон встряхнул его. — Ты здесь?
— Да... — Он выдохнул. — Проверь архив. Ищи дела с меткой «М.В.» и... — он провёл пальцем по воздуху, повторяя изгиб паутинки — ...с римской единицей.
Эмиль взглянул на часы.
— Моя смена закончена. Посмотри архив и доложи полиции.
Он вышел на улицу. Город жил своей жизнью, но для Эмиля всё слилось в какофонию теней. Случайное прикосновение женщины с зонтом пронзило мозг вспышкой:
*запах больничных стен, крики новорожденного, окровавленные простыни...*
Эмиль зажмурился, прислонившись к стене.
— Стоп. Это не сейчас, — приказал он себе.
Тогда он заметил её. Сквозь дождь чёрная дымка вилась у входа в переулок. Эмиль потрогал карман — под пальцами зашевелился кусочек скотча с запястья жертвы. *«Он здесь...»*
Тень метнулась к кладбищу. Фонари мигнули, и мир перевернулся. Воздух наполнился шёпотом. Между могил стояли призраки.
— Не сегодня, — пробормотал Эмиль, следуя за тенью.
Она остановилась у свежей могилы. На камне — только дата: *«Вчера»*.
— Прекрасный экземпляр, не правда ли? — тень обвела пальцем контур могилы. В воздухе замерцали **шелковые нити**, соединяющие Эмиля с надгробием. — Она носила мой знак добровольно.
Эмиль взял горсть земли. Под ней — **та же чернильная паутина, что и на жертвах**.
— Ты не забираешь органы. Ты собираешь их *сети*.
Ночная тишина нарушалась гулом машин. Эмиль лежал на кровати, его лоб покрылся испариной, а глаза закатились под веки, погружаясь в кошмар.
Во сне он снова оказался в подвале. Потолок проступал из темноты, капли воды стекали по паутине, пульсирующей, как вены. В центре комнаты стояла цистерна с мутной водой, где плавала утопленница, прошитая нитями. Отец в выцветшем халате склонился над стеклом:
— **«Ты — проводник. Через тебя вечность станет паутиной»**, — его голос скрипел, как игла по металлу.
Женщина открыла глаза — зрачки белели, словно расплавленный нейлон. Паутина на стенах зашевелилась, втягивая воду. Из швов на её груди выползли **чёрные личинки**, похожие на запятые. Отец поднял шприц с тёмной жидкостью, в которой копошились тени:
— **«Смотри, сынок. Это не смерть… Это метаморфоза»**.
Эмиль попытался закричать, но вместо звука из горла вырвалась нить, прилипшая к цистерне. Через стекло утопленница улыбнулась — её лицо стало лицом **девушки из морга**, с прозрачным скотчем вместо кожи. Паутина сжалась, пронзая Эмиля в висках, а в ушах зазвучал голос тени:
— **«Мы все — узлы в одной сети…»**
Он проснулся, вцепившись в простыню. На запястье горела красная полоса — след от нити. За окном мигал свет фонаря, отбрасывая на стену тень, похожую на **восьмилучевую звезду**.
Эмиль вскочил с кровати, пытаясь отдышаться.
— Не сейчас, не сегодня, — повторял он, пытаясь прийти в себя.
Утро наступило. Подавленный, Эмиль направился в морг. В раздевалке его встретил Антон — небритый, потрёпанный.
— Ты как? — спросил Антон.
— Ты отправил отчёт полиции? О деле «М.В. 1998 года»?
**Дело «М.В.» (Мария Воронцова, 1998 год):**
Жертва — студентка, найдена в заброшенной часовне с глубоким разрезом от ключиц до лобка. Внутренние органы отсутствовали, швы выполнены грубыми нитями. На предплечье — татуировка паука. В дневнике Марии нашли запись: *«Он называет это паутиной очищения… Говорит, моя кровь станет нитью для новых жизней»*. Дело закрыли как самоубийство.
— Да, но дело мутное, — ответил Антон, швыряя на стол папку с грифом **«М.В. 1998»**. — Полиция считает, что это плод воображения.
Эмиль провёл рукой по страницам протокола. Снимки рёбер Марии, прошитых грубыми стежками, повторяли **угол 45 градусов** на диафрагме нынешней жертвы.
— Они обе носили его знак, — сказал Эмиль, доставая слайд с образцом кожи Марии. Под микроскопом виднелись те же **шелковистые нити**, что светились у свежей жертвы. — Он не продаёт органы. Он вплетает их во что-то.
Антон побледнел, разглядывая схему из архивного дела: **восьмилучевая звезда**, нарисованная кровью на полу часовни.
— В 98-м думали, это часть ритуала, — сказал Эмиль. — Но теперь ясно — он экспериментирует.
За окном морга завыл ветер, и сквозь стёкла пробился запах **миндаля** — сладкий, как в подвале детства.
— Всё это дело тёмное, полиция не будет смотреть под таким углом, — сказал Антон. — Успокойся, а мне пора домой.
Оставшись один, Эмиль направился к свежему трупу. Коснувшись запястья жертвы, он погрузился в видение: **1998 год**, подвал, стены испещрены символами. На столе лежала **Мира**, её тело бледное, почти прозрачное. Руки убийцы в чёрных перчатках двигались методично. Скальпель рассек кожу, обнажив рёбра. Органы исчезали, оставляя после себя тонкие нити чёрного дыма, сплетаясь в паутину.
— *Она станет мостом… как и другие*, — прошипел убийца, его лицо скрывалось под капюшоном.
Эмиль очнулся, на его ладони пылал символ паутины.
— Не может быть… — прошептал он.
Стены морга заколебались, свет ламп превратился в мерцающие **паучьи глаза**. Нить на шве зашевелилась, впиваясь в его палец. Эмиль рванул руку назад, но было поздно — тёмная жижа потянулась за ним, сплетаясь в **знак восьмилучевой звезды**.
— Антон! — хрипло позвал он, но лаборатория была пуста.
Головокружение накатило волной. Эмиль схватился за стол, чувствуя, как пол уходит из-под ног. В глазах двоилось: на месте трупа лежала **Мария Воронцова**, её пальцы сжимали его запястье.
— *Ты следующий узел…* — прошипела она.
Он рванулся к выходу, спотыкаясь о тени, цеплявшиеся за его халат. Красные огни сигнализации мигали в такт пульсу. Эмиль вырвался на улицу, глотая ледяной воздух.
На дороге его чуть не сбил грузовик. Рывок за воротник, удар об асфальт. Над ним склонилась девушка.
— Живой? — спросила она.
Эмиль сел, отряхивая халат.
— Всё в порядке, — сказал он, глядя на неё.
Девушка улыбнулась, её глаза сверкали, как звёзды.
— Я Лина. А ты?
— Эмиль.
Она протянула руку, и в этот момент он почувствовал, что мир вокруг стал чуть светлее.
Увидев её лицо, Эмиль вошёл в транс. Её прошлое проникло в его сознание.
*Лина в полицейской форме, её погоны сияют под солнцем. Двор приюта пахнет свежескошенной травой и детским мылом. Мальчик лет десяти, с шрамом через бровь, сжимает в руке окровавленный нож. «Они обозвали мою сестру!» — рычит он, задыхаясь от ярости. Лина опускается перед ним на колени, не обращая внимания на грязь, и кладёт ладонь на его сжатый кулак:*
— Артём, посмотри на меня. Видишь это? — *Она указывает на бабочку, севшую на лезвие.* — Если раздавишь её — станешь сильнее?
*Мальчик дрожит, нож падает в пыль с глухим звоном. Лина обнимает его, прижимая к груди, где бьётся сердце под значком «За служение добру»:*