Дверь резко открылась и взволнованный интерн сообщил:
- Там вашу принцессу в приемный покой доставили…
- Сейчас приду, - холодно отозвался Руслан.
Руслан тяжело вздохнул, поднялся из кресла и быстрым шагом покинул кабинет. Хоть это и не его профиль, но отказать он не мог. Ни как врач, ни как друг, ни как мужчина, безумно влюблённый в Арию. Вся больница уже знала о его одержимости — кроме неё самой. Для неё он оставался просто другом, коллегой, «своим парнем».
Он вошёл в приёмное отделение и сразу увидел её. Ария сидела на кушетке, дерзко склонив голову набок, и встретила его колким взглядом из-под густых чёрных ресниц.
На ней была чёрная кожаная косуха, блестевшая под ярким светом, и рваные светлые джинсы, обнажавшие колени. Белая футболка с неоново-розовым принтом резко выделялась на фоне её бледной кожи. Длинные прямые волосы цвета воронова крыла спадали на плечи, обрамляя лицо с острыми чертами. Губы приоткрыты, словно для язвительного замечания, а глаза сверкали — раскрашенные ярко-розовыми тенями, они будто прожигали насквозь. На шее поблёскивали кольца чокера и цепочки, в ушах — крупные серьги-кольца.
— Ну что, доктор, — произнесла она с язвительной усмешкой, — будете стоять и любоваться или уже посмотрите, что со мной?
Руслан почувствовал, как сердце предательски сбилось с ритма. Мужчина стоял перед ней, словно прикованный. Его крыло до одури, как всегда, когда Ария была рядом. Богом клялся, он мечтал о ней слишком давно, слишком глубоко, так, что иной раз самому страшно становилось от этой всепоглощающей жажды. Он хотел её — каждую секунду, каждый вдох рядом с ней сводил его с ума. Но снаружи, как всегда, маска профессионала. Холодная, уверенная, безупречная.
— С кем в этот раз подралась, Ария? — сухо спросил он, хотя внутри всё кричало от ревности к любому, кто мог поднять на неё руку.
Она усмехнулась и чуть склонила голову, её длинные волосы блеснули в свете ламп:
— Это случайность, доктор. Расслабься.
Руслан взял её руку в ладони. Его пальцы, привычные к работе, уверенные, сейчас дрожали едва заметно. Он смотрел на снимок, словно цепляясь за чёткие линии костей, чтобы не утонуть в её дерзком взгляде.
— Вывих плеча, — тихо сказал он и, чувствуя, как в груди гулко стучит сердце, добавил: — Придётся снять верх.
Она даже не моргнула, легко сбросила косуху, потом футболку. Руслан замер на мгновение. Бледная кожа, тонкие линии тела, то, что он столько раз представлял во сне — теперь перед ним в реальности. Его сердце болезненно сжалось, дыхание сбилось. Он заставил себя моргнуть и вернуться в привычную роль. Только врач. Только помощь. Он ловко вправил сустав, наложил фиксирующую повязку, пальцы его были нежны, но точны. Внутри же пульсирующее возбуждение давило на молнию джинсов, и Руслан со злостью на себя отогнал эту слабость. Он не имел права.
— Готово, — наконец произнёс он, помогая ей снова надеть одежду. Его руки задержались на её плече чуть дольше, чем следовало, но он быстро отстранился. — Если подождёшь меня, принцесса, подвезу тебя до дома.
Ария обворожительно улыбнулась, её губы чуть дрогнули, будто в приглашении:
— Подожду на улице. Не торопись.
Когда она вышла, Руслан тяжело опустился на стул и прикрыл лицо руками. Воздух в груди резал, желания душили. Он должен был оставаться врачом. Но рядом с ней… он был всего лишь безумно влюблённым мужчиной, готовым потерять голову.
Ария вышла на крыльцо, вдохнула прохладный воздух и сразу заметила небольшую табличку у стены: «Место для курения». Улыбнувшись краешком губ, она направилась туда. Одной рукой доставать сигареты было неудобно, но для неё — сущая мелочь. Ария курила давно, слишком давно, чтобы неловкость могла её остановить. Вредная привычка, но единственная нить, связывавшая её с семьёй, из которой она вышла.
Щёлкнула зажигалкой, огонёк вспыхнул и отразился в её глазах. Первый глубокий затяг, тягучий дым в лёгких, и облегчённый выдох в ночное небо. Она знала, что это яд, что это плохо, но понимала и другое: привычки растят человека куда крепче, чем наставления родителей. Детей воспитывать бесполезно — нужно воспитывать себя.
Она снова затянулась, выпустив дым медленной, извивающейся лентой, глядя в темноту. Ночь давила, но в ней было что-то притягательное, как в самой Арии.
Сзади хлопнула дверь.
— Я тебе уже сотню раз говорил, брось эту дрянь, — донёсся ворчливый, чуть раздражённый голос Руслана.
Ария даже не обернулась. Улыбка тронула её губы — предсказуемо, до боли знакомо.
— О, доктор, — произнесла она насмешливо, выдыхая дым, — и как обычно, ты прав, а я неправа. Всё в этом мире стабильно.
Руслан подошёл ближе, чувствуя, как раздражение борется в нём с желанием просто схватить её и прижать к себе. Эта женщина могла довести его до безумия одним взглядом, одним словом. И всё же он не мог отвести глаз.
Ария порочно улыбнулась, прищурив глаза, и вновь затянулась. Медленно, вкусно, глубоко, будто наслаждаясь каждым мгновением. Кончики её пальцев держали сигарету с изящной лёгкостью, а розоватый из-за освещения дым окутывал её лицо и волосы, превращая её в картину греха, порока и соблазна.
Руслан ненавидел курящих. Он всегда считал это мерзостью, слабостью, самоуничтожением. Но Ария... она делала это так, что у него темнело в глазах от желания. Иногда ему казалось, что он мог сорваться и кончить просто от одного вида того, как она выдыхает дым, чуть прикусывая губу.
Они почти одновременно открыли двери машины. Руслан, как всегда, придержал для неё пассажирскую, стараясь не задерживать взгляд на её движениях. Но когда Ария устроилась в кресле и лениво закинула ногу на ногу, он почувствовал, что в груди снова начинает нарастать опасный жар.
Руль. Только руль. Сцепить пальцы так, будто от этого зависела его жизнь. Внешне он был спокоен, собран, даже слегка отстранён. Но внутри… внутри бушевала буря, и каждое её движение било по его самоконтролю.
Мотор загудел, и в машине повисла вязкая тишина. Руслан, не выдержав, заговорил:
— Тебе нужно бросать курить, Ария. Это убьёт тебя быстрее, чем ты думаешь. — Его голос звучал ровно, но пальцы на руле белели от напряжения. — И драться меньше. Каждый раз ты приходишь с новыми синяками. А ещё — прекрати таскаться по этим сомнительным рок-фестам. Ещё ни разу без травм не приезжала. Как тебе вообще удаётся вляпываться в неприятности, принцесса?
Ария слушала его с полуулыбкой, уголок её губ чуть дрогнул. Она не перебивала. Просто наблюдала, как он ворчит, как обволакивает её этим голосом, чуть хриплым, вкрадчивым, таким, что по коже пробегал сладкий ток. Остальным она бы давно показала клыки — никто не имел права переступать её личные границы. Но Руслан… ему позволялось. Его «лекции» были единственным исключением, единственным влиянием, которое она принимала.
Она склонила голову, глядя на него с хитрой нежностью, и улыбнулась шире. Его голос действовал на неё так, что хотелось просто закрыть глаза и слушать. Руслан заметил эту улыбку и на секунду замолчал, стиснув зубы: «Она даже не понимает, что делает со мной».
В салоне становилось так тесно, будто стены машины сдвигались ближе. Руслан держал руки на руле, вцепившись в него с ледяным спокойствием, но внутри его рвало на части. Маска врача, маска друга — всё, что спасало его от того, чтобы выдать себя.
Ария нарушила тишину первой. Её голос звучал чуть мягче обычного, почти задумчиво:
— Знаешь… пожалуй, я нуждаюсь в твоём совете.
Руслан краем глаза взглянул на неё.
— Что случилось?
Ария глубоко вдохнула и, словно решаясь, произнесла:
— Бывший. Он отобрал у меня права на музыку и тексты. А сейчас меня пригласили на крупное прослушивание… но чисто друзей поддержать. Я не знаю, стоит ли идти. Всё равно ничего не светит.
Руслан резко повернул голову, не скрывая удивления:
— Подожди. Вадим? Неужели он реально забрал всё твоё творчество?
Она кивнула, губы её дрогнули в кривой усмешке:
— Оформил на себя. Даже юрист сказал: опровергнуть можно, но очень долго и очень дорого.
Руслан сжал зубы, вновь вцепился в руль, стараясь не сорваться в гнев. Он знал, что для неё музыка — не просто хобби, а воздух. Её слава, её сцена, её свобода. Морок. Под этим именем Ария была яркой, дерзкой, той, кого знали и ждали. И теперь это у неё хотели забрать.
— Ария… — тихо произнёс он, и голос его стал твёрдым, но тёплым, — тебе стоит сходить на это прослушивание. Хотя бы ради друзей. Хотя бы ради себя. А с авторским правом… я разберусь.
Она удивлённо посмотрела на него, глаза блеснули — будто не ожидала такой уверенности. А у Руслана внутри всё снова закипало: он готов был разнести весь мир ради неё, лишь бы вернуть ей то, что принадлежит только Арии.
Подруга слушала его, а потом вдруг прищурилась, улыбнулась тем самым порочным изгибом губ, от которого у Руслана мгновенно участился пульс.
— Знаешь, Рус… если бы мы не были друзьями, я бы, наверное, уже переспала с тобой, — произнесла она лениво, будто невзначай, но её глаза блеснули хищно.
Руслан закатил глаза, пытаясь показать, что подобные слова его не задевают. Но внутри… её фраза, её улыбка ударили в самое нутро, ниже пояса, выбивая остатки контроля. Возбуждение пронзило его так резко, что на секунду потемнело в глазах. Он ощутил, как тело предательски откликается на её игру, а мысли накрывает мутное, сладострастное помутнение.
Он сжал руль ещё сильнее, будто спасаясь от собственных демонов.
— Ты невыносима, Ария, — только и смог выдавить он, низко, хрипло.
Машина плавно остановилась у её подъезда.
— Спасибо, доктор, — усмехнулась она и, неожиданно легко наклонившись, чмокнула его в щёку. Лёгкий, мимолётный поцелуй, но от него кровь закипела сильнее, чем от любого её дерзкого слова.
Руслан смотрел, как Ария выходит из машины и стремительно скрывается за дверью подъезда, оставив после себя лишь запах дыма и её любимых духов.
Он откинулся на сиденье, пальцы всё ещё дрожали на руле. Дышал тяжело, прерывисто, словно только что пробежал марафон. Возбуждение тянуло вниз, мрачно и властно, как тёмное желание, от которого невозможно избавиться.
И всё, что он мог — это закрыть глаза и заставить себя вспомнить: она его друг. Только друг.
Руслан ехал обратно по пустым ночным улицам на автопилоте. Город казался чужим, мёртвым, словно все его мысли и чувства остались там — у подъезда, куда скрылась Ария. Каждая секунда в её присутствии врезалась в него, как раскалённое лезвие. Её улыбка, её поцелуй в щёку… её слова.
Леон Оуэнн сидел за длинным столом из тёмного дерева, окружённый важными, слишком серьёзными людьми. На их лицах застыло выражение значимости, в голосах звучали холодные цифры, отчёты, прогнозы. Всё это должно было быть важно, жизненно необходимо для компании, но для Леона всё это давно превратилось в бесконечный фон. Скука вязала его мысли, и он почти физически ощущал, как уходит куда-то глубже в себя.
С тех пор, как погибла его жена, жизнь потеряла краски. Он закрылся в собственных стенах — и дома, и внутри себя. Работал всё больше, загоняя себя в дела, будто количество подписанных бумаг могло заглушить боль. Но каждый раз, возвращаясь в пустую квартиру, он понимал: это самообман.
Больше всего он корил себя за то, что проводит так мало времени с дочерью. Она нуждалась в нём куда сильнее, чем в его делах и чужих проектах. Прикованная к инвалидному креслу, девочка проходила долгую, мучительную реабилитацию, и пока всё было безрезультатно. Каждый визит к врачам, каждое новое лечение приносили надежду, а затем обрушивали её снова.
Леон слишком хорошо знал цену деньгам. Он был богат, влиятелен, но именно теперь, глядя на слёзы дочери, впервые понял простую и страшную истину: деньги не всегда решают. И далеко не всё можно купить.
Он сидел среди «сильных мира сего», но чувствовал себя слабым и беспомощным, как никогда раньше.
Леон тяжело выдохнул, поднялся из-за стола и с облегчением покинул переговорную, оставив за спиной чужие голоса, обсуждения и протоколы. Длинный коридор офиса казался бесконечным, но он шёл на автомате, пока не оказался у себя.
Войдя в кабинет, он закрыл дверь и щёлкнул замком, словно отрезая себя от всего мира. Подошёл к огромному панорамному окну и остановился напротив. Под ногами раскинулся город — кипящий, живой, освещённый миллионами огней. Но Леон видел не его. В отражении стекла ему смотрел прямо в глаза человек, которого он едва узнавал. Усталый, постаревший, с тенью скорби, не уходящей ни на миг.
И вместе с этим отражением всплыли образы. Дочь. Его маленькая девочка, теперь лишённая стольких радостей жизни. Колесо инвалидного кресла, её руки, вцепившиеся в подлокотники, улыбка, которую она натягивала, чтобы не ранить отца. И жена… его любимая, его родная. Если бы она была жива, если бы судьба не отняла её так жестоко. Почему жизнь так несправедлива?
— Дай мне знак… хоть что-нибудь… — шепнул он в пустоту, не заметив, что губы сами произнесли эти слова.
В этот момент смартфон тихо пиликнул. Леон, не спеша, опустил взгляд на экран и… замер. Уведомление. Сообщение. В ТоПи. Он почувствовал, как в груди зазвенело удивление — почти тревога. В ТоПи ему писала только она. Жена. Она пересылала ему мемы, нелепые шутки, короткие видео с котиками, всегда подписывая смешным или нежным комментарием. После её смерти Леон так и не смог удалить приложение. Держал его, как память, как осколок прошлого, который не имел права потерять. А теперь… сообщение. Рука сама дрогнула, когда он провёл пальцем по экрану. Иконка открылась, интерфейс вспыхнул знакомыми цветами. И Леон замер, всматриваясь в то, что появилось на экране.
На экране открылось короткое, до абсурдного смешное видео — в нём кто-то с актёрской подачей объяснял, что именно стоит делать с бывшими. Ироничный монтаж, нелепые звуки и парочка вставленных мемов сделали своё дело — Леон впервые за долгое время по-настоящему рассмеялся. Смех получился неожиданным, даже для него самого — тёплый, живой, будто прорвавший толстую стену тоски.
— Ну и… — пробормотал он, решив посмотреть, от кого это пришло.
Аккаунт назывался «Морок». Страница была заполнена видео с концертов, отрывками песен, репетициями. Чужая жизнь, наполненная музыкой, светом и энергией. Особенно впечатляли вокальные приёмы — голос был мощный, пронзительный, с характером.
Прежде чем он успел обдумать, зачем вообще полез смотреть, пришло новое уведомление.
«Ой! Простите, я случайно… это сообщение было для подруги.»
Леон улыбнулся, качнув головой. Случайности… или знак? Он быстро напечатал ответ:
«Ничего страшного. Даже приятно, если честно. Давно не получал сообщений в ТоПи».
Почти сразу пришёл ответ.
«Почему?»
Леон замер. Он не ожидал вопроса — и тем более не ожидал, что захочет отвечать. Но пальцы сами напечатали правду:
«Раньше здесь писала только моя жена. Она… погибла. С тех пор пусто».
Несколько секунд — тишина. Потом экран мигнул.
«Это тяжело… Я не знаю, что сказать. Но если вам это подбодрит, я могу иногда присылать вам смешные видео. Просто так.»
Леон смотрел на сообщение, и впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на тепло. Незнакомый человек протянул руку туда, где было пусто.
«Это… было бы здорово», — ответил он, и на губах появилась лёгкая улыбка.
«Тогда договорились. Но как только вам это надоест — просто напишите «стоп». И я прекращу.»
«Согласен», — написал Леон и почувствовал, как внутри что-то чуть дрогнуло, оживая после долгого сна.
Леон улыбнулся краем губ и перевёл взгляд на окно. За стеклом раскидывался вечерний город, но его внимание невольно притянуло отражение — собственный профиль.
Машина медленно ползла по пробкам, и Леон, опершись щекой о кулак, лениво смотрел в окно. В голове всё ещё звучал голос Хелен, когда она, смеясь, говорила, что эта группа станет её вершиной. Она верила в ребят, словно в детей, и всё, что им нужно — последний пазл, голос, который свяжет всё воедино. Леон же теперь продолжал это упрямо, как долг перед её памятью. Не для бизнеса, не для славы — для неё.
— Если мы найдём нужного вокалиста, — проговорил Рауф, перебирая в планшете анкеты, — группа сможет наконец выйти на тот уровень, о котором мечтала Хелен. — Он замолчал и бросил взгляд на шефа. — Для неё это было важнее всего.
Леон кивнул, не отвечая. Ему нечего было добавить. Всё это — его способ разговаривать с призраком, которого он так и не отпустил.
Автомобиль остановился на красный сигнал светофора, чуть наехав на зебру. Прохожие оборачивались, хмуро шипели в сторону иномарки, но Леон даже не дрогнул. Он давно привык: большие деньги дают странное право игнорировать мелкое недовольство толпы.
И вдруг — движение. Девушка в чёрных джинсах, футболке и косухе легко запрыгнула на капот. Под свист и одобрительные возгласы прохожих она прошла по машине, словно по сцене, будто это действительно часть разметки.
Рауф чертыхнулся, сдал немного назад, и девушка, удовлетворённо улыбнувшись, спрыгнула на асфальт. Её чёрные волосы рассыпались по плечам, блеснули в свете фар. Она шла прочь, оставив за собой лёгкий шлейф дерзости и свободы.
Леон выгнул бровь и впервые за долгое время улыбнулся по-настоящему.
— Интересная, — негромко сказал он, больше себе, чем Рауфу.
Менеджер только фыркнул:
— Хамка. Таких полно.
Но Леон продолжал смотреть ей вслед. В её походке, в том, как она смеялась глазами, бросая вызов всему миру, было что-то… живое. То, чего не хватало ему самому.
Светофор мигнул зелёным, и автомобиль плавно тронулся с места, оставив позади улицу с её короткой вспышкой дерзости.
— Леон, — тяжело вздохнул Рауф, — проект простаивает уже год. Не проще было бы свернуть его? Продать права, раздать контракты… Мы же только деньги теряем.
Леон оторвал взгляд от окна и посмотрел на менеджера. Его голос прозвучал низко и твёрдо:
— Эта группа была очень важна для Хелен. Это было её детище. Я не имею права бросить всё на полпути.
Рауф нахмурился, но не отступал:
— Но мы даже сами не знаем, чего ищем. Каждый второй вокалист на прослушивании — талантливый. Но всё не то.
Леон медленно покачал головой, и на его лице отразилась упрямая решимость.
— Мы ищем не просто талант. Мы ищем то, что хотела Хелен. Она всегда видела дальше, чем мы. И я знаю одно: это должно быть уникально. Голос, который нельзя перепутать. Энергия, от которой зал замолчит и перестанет дышать.
Он снова посмотрел в окно, словно проверяя собственные слова.
— Пока я это не найду… я не остановлюсь.
Рауф молча повернул руль, но угол его губ дёрнулся: он слишком хорошо знал Леона, чтобы спорить дальше.
Автомобиль плавно остановился у здания, в котором проходило прослушивание. Высокие двери, потоки людей, суета за кулисами — все это казалось слишком обыденным для Леона. Он шел вперед уверенной поступью, за ним следовал Рауф, и все вокруг расступались, словно чувствовали его вес в этом мире. Огромный зал постепенно наполнился голосами. Один за другим выходили участники, кто-то в модных костюмах, кто-то в рваных джинсах, кто-то с гитарами на плече. Они пели, старались, выкладывались до конца. Кто-то выводил высокие ноты, заставляя публику аплодировать, кто-то цеплял харизмой, кто-то необычным тембром. Но Леон сидел неподвижно, откинувшись в кресле, и его лицо оставалось непроницаемым. Он слушал внимательно, но каждый раз в груди поднималась горечь: все не то. Не то, что он искал, не то, что хотела услышать Хелен.
В его памяти всплывали моменты, как Хелен, вдохновленная, загоралась буквально с первых секунд. Она могла услышать одну ноту и уже знать — это именно тот голос, который нужен. Леон же видел лишь мастерство, ремесло, голоса сильные, но пустые, лишенные той самой искры, ради которой стоило жить. Искры, которая могла бы взорвать зал, сжечь сердца слушателей и оставить после себя тишину, наполненную благоговением. А здесь, в этих стенах, не было ничего кроме красивой обертки.
Он сидел молча, его руки сжимали подлокотники кресла, суставы белели от напряжения, и в этот момент он чувствовал — разочарование давит на плечи тяжелее, чем миллионы контрактов. Время тянулось мучительно долго, и к вечеру усталость поселилась в нем не физическая, а куда более разрушительная — внутренняя, опустошающая. Когда они с Рауфом покидали зал, между ними не прозвучало ни слова. Они оба понимали — этот день ничего не изменил.
Дом встретил его тишиной, слишком просторной и слишком гулкой. Огромные комнаты, высокие потолки — все это только усиливало одиночество. Но стоило ему закрыть за собой дверь, тишину прорезал мягкий скрип колес. Леон поднял взгляд и увидел ее.
Дария. Его дочь. Его маленький свет.
Она сидела в инвалидном кресле, и каждый ее взгляд был для него уколом и исцелением одновременно. Белоснежные волосы спадали мягкими волнами, в них отражался свет, окрашивая их в нежные розовые и жемчужные оттенки. Ее большие глаза сияли оттенком аметиста, в них не было ни капли жалости к себе, лишь сила и нежность, не свойственные ее возрасту. Она носила простое платье, ткань которого переливалась так, словно соткана из света. На запястье поблескивали изящные часы, а на ногах — модные кеды, сияющие перламутром, будто сама Дария была частью какого-то иного, яркого мира, где нет боли.
Ария глубоко затянулась, задержала дым в лёгких, а потом, прищурившись, выпустила тонкое колечко в прохладный воздух. Погода выдалась на редкость хорошей — вечер тёплый, небо чистое, плечо после вывиха почти не напоминало о себе, и настроение у неё было приподнятое. Светофор щёлкнул, показав разрешающий свет, и Ария, стряхнув пепел, отбросила догоревший бычок в сторону. Но путь ей преградила машина, нагло перегородившая половину пешеходного перехода.
Флегматично хмыкнув, она пошла вперёд и без колебаний легко запрыгнула на капот. Каблуки её ботинок звякнули по металлу, и, пройдясь по машине как по сцене, она дала более чем прозрачный намёк водителю. Затем плавно спрыгнула вниз и, не оглядываясь, направилась дальше, к шуму и свету — на концерт. Там её ждали музыка, друзья и то самое чувство свободы, ради которого стоило жить.
Толпа густела, огни переливались, и среди десятков лиц она вдруг увидела его. Секси-доктор. Руслан выглядел совсем иначе, чем в своей белой форме. Сегодня он был в чёрной рубашке, верхняя пуговица расстёгнута, ворот чуть небрежно отогнут, а ткань подчёркивала широкие плечи и рельефные линии тела. Тёмные джинсы сидели на нём идеально, простая одежда придавала ему ту опасную привлекательность, которая била прямо в сердце. Его чёрные волосы мягко падали на лоб, глаза горели рубиновым оттенком, а спокойная, почти равнодушная осанка делала его ещё более невыносимо манящим.
Ария прикусила губу, улыбнулась и, пробравшись сквозь толпу, подошла к нему ближе.
— Ну здравствуй, покоритель всех девчачьих сердец, — насмешливо протянула она.
Руслан медленно перевёл взгляд на неё. В его глазах не мелькнуло ни удивления, ни смущения — только спокойствие и та скрытая глубина, которую она не могла до конца разгадать.
— Принцесса, — произнёс он тихо, словно констатацию факта.
Ария улыбнулась, её глаза хитро сверкнули в разноцветных огнях клуба.
— Сегодня я угощаю, — сказала она с уверенностью, не терпящей возражений.
Руслан чуть приподнял уголок губ в едва заметной усмешке, и в этом движении было больше тепла, чем в сотне слов.
— Как знал, машину сегодня не стал брать, — ответил он.
Он смотрел на неё… Принцесса. Его принцесса. Даже в этом шуме, в хаосе толпы и тяжёлых гитарных рифов, она светилась для него так же ярко, как и прежде.
Ария ненадолго скрылась в сторону бара, её лёгкая походка растворилась в движении толпы. Через пару минут она вернулась, держа два стакана пенящегося пива. Холодные капли скатывались по стенкам пластика. Руслан молча забрал один, их пальцы на мгновение соприкоснулись, и в этом касании было больше искры, чем во всех прожекторах сцены.
На сцене разрывала воздух трэш-метал группа: бешеный ритм, ревущий вокал, слэм в толпе. Атмосфера была дикой, полной энергии и свободы. Настроение у обоих поднималось всё выше, будто волна накрывала и уносила.
Потом наступил небольшой перерыв. Техники меняли аппаратуру, готовили сцену для следующего выступления. Воздух в клубе стал тяжелым, перегретым и густым от пота и дыма. Ария, зная свой ритуал, выскользнула наружу, туда, где звуки грохота глушились дверями, а ночной воздух был прохладным и звенящим.
Она привычно щёлкнула зажигалкой. Оранжевый язычок пламени лизнул кончик сигареты, затеплился, разгораясь красным. Ария глубоко затянулась, медленно выдыхая, и подняла голову вверх. Серая дымка кольцами поднималась к небу, растворяясь, исчезая в темноте. Её глаза следили за этим упрямым, но неизбежным исчезновением — и в груди что-то кольнуло, странное, острое и знакомое.
— Знаешь, — раздался голос сбоку, резкий, с издевкой, — целоваться с курящей бабой всё равно что пепельницу облизывать. Тебе бы бросить, Ария.
Слова прозвучали слишком громко, разрезав тёплый воздух улицы. Компания знакомых, стоявших неподалёку, прыснула в ладони, подначивая.
Ария медленно обернулась. Она не стала суетиться, не оправдывалась. Лишь окинула говорившего долгим взглядом — холодным, как лезвие. Потом выпустила в сторону облако дыма, и в её глазах мелькнула сталь.
— Ты своё лицо к моему рту не прикладывал и не собираешься, так что можешь заткнуться, — бросила она резко, почти хищно.
Тишина накрыла дворик перед клубом. Шутники поумолкли, словно кто-то выключил звук. Даже ветер стих, будто боялся потревожить эту внезапную тишину.
Ария спокойно докурила сигарету, никуда не торопясь, наслаждаясь каждой затяжкой назло. Когда пепел догорел до фильтра, она щёлкнула пальцами, отправив бычок в сторону урны, и пошла обратно. Каблуки её ботинок отмеряли чёткий ритм, как шаги барабанщика на разогретом концерте.
Толпа внутри снова поглотила её, неон и прожекторы играли на лице. И там, у сцены, стоял он — Руслан. Чёрные волосы упали на лоб, взгляд задумчивый, спокойный, но цепкий, будто видел её насквозь. Ария не удержалась — губы тронула улыбка.
Да, он был чертовски привлекательным. Даже слишком. И не только внешне: его уверенность, его молчаливая сила, его умение просто быть рядом — всё это притягивало сильнее, чем самые громкие крики толпы.
Она не помнила момента, когда они стали друзьями. Всё произошло как-то само собой — постепенно, незаметно. Но дружба эта была прочной, надёжной, словно камень в бурном потоке. С ним можно было молчать, можно было смеяться, можно было быть собой без лишних масок.
Дария, услышав знакомый шаг в коридоре, ловко развернулась в инвалидном кресле, и её светлое лицо озарилось улыбкой, как только на пороге появился Леон. Он остановился на мгновение, любуясь дочерью, а затем подошёл ближе, стараясь скрыть усталость, прочно въевшуюся в его черты.
— Как у моей лапочки прошёл день? — мягко спросил он, опуская ладонь ей на плечо.
— Всё хорошо, папа, — ответила Дария, искренне глядя на него снизу вверх. — Просматривала видео с прослушиваний.
Губы Леона дрогнули, и в его глазах мелькнула грусть, знакомая и неизбывная. Он тяжело вздохнул, но дочь тут же заговорила, словно пытаясь придать ему сил.
— Я хочу, чтобы проект мамы жил, — тихо сказала она, но в голосе звучала твёрдость.
Леон присел на корточки рядом с креслом и посмотрел ей прямо в глаза.
— Я тоже очень хочу этого, малышка. Очень, — признался он, а затем, пытаясь разрядить атмосферу, хмыкнул. — Представь, сегодня по капоту моей машины прошлась какая-то дерзкая мадам.
Дария вскинула брови, а потом рассмеялась — звонко, искренне.
— Вот так и надо, папа! Правила стоит соблюдать.
Леон рассмеялся вместе с ней, кивнув.
— Согласен. Иногда самые простые истины доходят именно так.
В этот момент дверь приоткрылась, и на пороге появился дворецкий Рузвельт — высокий, сдержанный, с непоколебимым достоинством в каждом движении.
— Ужин подан, — объявил он низким голосом, слегка склонив голову.
— Спасибо, Рузвельт, — сказал Леон, а затем встал, взявшись за ручки кресла. Он осторожно повёл коляску по коридору, словно каждое движение было проявлением его заботы. Дария ехала впереди, а отец — за её спиной, и в этой тихой, домашней сцене чувствовалась сила их связи, упрямо не дающая пустоте в его сердце окончательно победить.
В просторной столовой царила привычная атмосфера уюта — мягкий свет люстры, белоснежная скатерть, серебро и фарфор, приглушённый запах свежих блюд, которые только что подали. Рузвельт с безупречным достоинством расставил тарелки и тихо удалился, оставив отца с дочерью наедине.
Дария аккуратно разломила кусочек хлеба и задумчиво посмотрела на отца.
— Папа, — её голос был мягким, но настойчивым, — ты ведь не бросишь проект мамы? Ты найдёшь вокалиста для группы? Я хочу, чтобы её мечта жила…
Леон отложил приборы, чуть наклонился вперёд и накрыл ладонь дочери своей.
— Обещаю, я сделаю всё возможное, Дари. Ради неё. Ради тебя.
Она кивнула, и в её глазах мелькнула благодарность. Некоторое время они ели молча, лишь иногда переглядываясь — в этих взглядах было больше слов, чем можно было выразить.
В этот момент смартфон Леона тихо пиликнул. Он машинально потянулся к нему, разблокировал экран и увидел новое сообщение в ТоПи. На дисплее — смешное видео с котёнком, который упорно пытался забраться в коробку, явно не рассчитанную на его размеры. Леон непроизвольно улыбнулся, уголки губ дрогнули, и на мгновение в его глазах появилось лёгкое тепло, давно забытое.
— Опять этот… Морок? — с хитринкой спросила Дария, заметив выражение лица отца.
— Да, — кивнул Леон, не скрывая улыбки. — Прислал котика. Знаешь… будто знак какой-то.
— Может, и знак, — тихо сказала Дария и вернулась к ужину, погрузившись в свои мысли. Некоторое время в комнате стояла тишина, слышался только стук приборов о тарелки. Потом она подняла глаза:
— Папа… А может, нам вообще стоит искать не мужчину, а женщину? Вокалистку.
Леон вскинул бровь, откинулся на спинку стула и слегка скептически усмехнулся.
— Женщину? Ты понимаешь, что всё построение группы меняется, если мы возьмём женский вокал? Это… совсем другая концепция.
— А вдруг в этом и есть «уникальность», которую искала мама? — Дария смотрела на него серьёзно, взрослым взглядом, который заставил Леона на мгновение замолчать.
Он вздохнул, сделал глоток вина и задумчиво посмотрел в сторону окна, где отражался его строгий профиль. Мысль, произнесённая дочерью, казалась слишком смелой. И всё же в его сердце кольнуло странное предчувствие — будто судьба уже готовила ему встречу, которая всё изменит.
Леон поймал себя на странной мысли: Морок. Кто бы ни скрывался за этим ником, человек обладал удивительным качеством — умел согреть словом, улыбкой в переписке, даже простым нелепым видео с котёнком. И ещё… в каждом сообщении сквозило понимание того, что значит потерять, остаться одному, когда вокруг вроде бы полно людей, но сердце пусто. Леон слишком хорошо узнавал эту ноту боли, эту тихую усталость, замаскированную под иронию.
Он, сам не замечая, пролистал несколько публикаций в аккаунте: видео с концертов, отрывки репетиций, пара шуток, обрывки текстов. Всё выглядело как нарезка чужой жизни, но при этом не было акцента на чьём-то конкретном лице. Нельзя было понять, кто именно стоит за ником «Морок» — мужчина или женщина, певец или фанат, взрослый или совсем юный. Признаваться в этом владелец аккаунта явно не торопился.
— Папа, о чём задумался? — голос Дарии мягко вытянул его из мыслей.
Леон вздрогнул, будто пойманный на чём-то личном, и поспешно убрал телефон подальше от тарелки.
Ария щёлкнула пальцами, стряхнула пепел и с ленивой грацией метнула бычок вниз с балкона. Красноватый огонёк на секунду пронзил темноту, погаснув в воздухе, и девушка, шумно выдохнув, вернулась в студию.
Внутри царил полумрак, наполненный запахом пыли, перегретого металла и чуть слышного электричества от усилителей. Трое мужчин уже ждали её. Артём сидел, задумчиво перебирая струны своей электрогитары, и смотрел на Арию так, будто искал в её глазах ответ на немой вопрос. Дэн возился с проводами бас-гитары, но при этом кивком поприветствовал девушку. Евгений, расслабленно откинувшись на высокий стул, прокручивал в пальцах барабанные палочки, будто нетерпеливо считал секунды.
— Ну что, может, «Души» попробуем? — предложил Артём, выпрямляясь и настраиваясь. — Всё равно сейчас на неё прослушивания гонят.
— Почему бы и нет, — хмыкнул Дэн, перебирая гриф. — Если сделаем по-своему, сможем выделиться.
— Хватит болтать, — тихо, но жёстко вставил Евгений. — Время уходит. Надо играть.
Ария вскинула голову, её губы дрогнули в усмешке. Она кивнула, поправила ремень микрофона и бросила:
— Погнали!
Евгений отстучал ритм, сухо и точно, палочки скользнули по тарелке. Бас Дэна тут же вошёл в унисон с ударными — тяжёлый, плотный фундамент, поднимающий вибрацию пола. И только после этого вступила гитара Артёма: резкая, злая, но мелодичная, обволакивающая голос Арии.
Она пела, пробуя разные тональности, словно искала в себе то, что отзовётся по-настоящему. Голос её то взмывал вверх, то ломался в низком рыке, и в каждой ноте было больше, чем просто звук — там был вызов, злость, жизнь.
Они репетировали уже четвёртый час. Усталость висела на каждом движении, но никто не останавливался. Артём загнал всех в этот марафон сам — именно он позвал Арию. Группа балансировала на грани распада уже год: их держали на коротком поводке, не позволяли ни разойтись, ни вырасти, словно нарочно держали в подвешенном состоянии. Всё упиралось в одно — в отсутствие вокалиста. Без голоса они были лишь музыкантами в пустоте.
Теперь этот голос стоял перед ними, обжигающе живой, и студия будто оживала с каждым словом Арии.
Дэн вдруг раздражённо ударил ладонью по корпусу бас-гитары, звук глухо прокатился по студии.
— Да сколько можно сидеть без имени, без права на сцену?! — в голосе звенела злость. — Мы вроде и группа, а вроде и нет. Нам даже сыграть нигде не дают, кроме этого чёртового концерта-прослушивания. Одна свободная сцена на всех!
Его негодование висело в воздухе тяжёлым напряжением. Артём, напротив, чуть усмехнулся, склонил голову и перевёл взгляд на Арию.
— Ну, хоть на этот раз у нас есть шанс, — сказал он мягче, чем обычно. — Главное, чтобы ты пришла.
Он знал, что она не подведёт. Они были знакомы уже много лет, пересекались то на квартирниках, то на подпольных репетициях. Творческая среда всегда казалась огромной, но на деле напоминала вязкое болото: все знали всех, слухи и связи тянулись из одного угла в другой.
— Я буду, — твёрдо сказала Ария, убирая микрофон. В её голосе звучала уверенность.
Евгений, крутанув палочки в руках, напомнил:
— В пятницу в девять. Репетиции там не будет — сразу играем. Не опаздывай.
— Да не опоздаю я, — фыркнула Ария и, поправив косуху, вышла из душной студии.
На улице был вечер, воздух пах мокрым асфальтом и бензином. Она закурила, затянулась глубоко, почти с наслаждением. Сигарета горела в её пальцах как маленький костёр, и дым клубами уходил в серое небо.
Где-то за спиной послышался сухой кашель. Ария обернулась и увидела Рауфа. Его дорогой костюм и безупречно отполированные туфли резко контрастировали с её рваными джинсами и кожанкой. Он шагнул ближе, прищурившись, и спросил низким, бархатным голосом:
— Угостишь сигареткой?
Ария легко щёлкнула пальцем по пачке и выдвинула ему одну. Рауф принял, прикурил, затянулся и какое-то время просто молчал, рассматривая девушку с прищуром.
— Как дела у Морока? — негромко спросил он, будто между прочим.
Ария приподняла бровь и ухмыльнулась, её глаза блеснули дерзким огоньком.
— Лучше всех, — ответила она с красивой улыбкой, словно в этом был вызов всему миру.
Рауф чуть кивнул, выпустив дым в сторону.
— Слышал о каком-то скандале.
— Слухи, — отмахнулась Ария, затягиваясь. — Их лучше не собирать.
Она повернулась в сторону улицы, словно ставя точку в разговоре, а в уголках её губ всё ещё играла улыбка.
Рауф стоял рядом с Арией, когда смартфон в его кармане завибрировал. Он отвлёкся, взглянул на экран и нахмурился. Сигарета дотлела почти до фильтра — он затушил её быстрым движением и коротко бросил:
— Ладно, дела ждут.
Развернувшись, он вернулся в студию, будто на автопилоте, проверяя входящие сообщения. Внутри стояла напряжённая тишина, музыканты собирали инструменты, каждый занят своим. Рауф, будто чего-то ожидая, то и дело поглядывал на дверь.
Не прошло и пяти минут, как на парковке перед зданием загудел двигатель дорогого автомобиля, и вскоре в дверях появился Леон Оуэнн. На нём был тёмный костюм, сидящий безупречно, но даже идеальный крой не скрывал усталости, проступавшей в чертах лица. Тени под глазами, сжатые губы, жёсткий взгляд — день явно был из тех, что выматывают до предела.
Руслан сидел напротив Леона, откинувшись на спинку кресла, и усталый свет лампы падал на его лицо, делая тени под глазами ещё глубже. Он молча какое-то время рассматривал мужчину в идеально сидящем костюме, этого тяжёлого, уверенного в себе бизнесмена, привыкшего покупать всё и вся. И в который раз внутри поднималась тихая злость: такие, как Леон, считали, что вопрос всегда решается деньгами.
— Я уже говорил, — голос Руслана прозвучал ровно, но в нём сквозила сталь. — Я не дам добро на проведение операции.
Леон резко поднял взгляд, в его глазах мелькнуло раздражение и холодное недоумение, будто врач посмел перечить очевидному. Но Руслан не дал ему времени для возражений.
— Если вас что-то не устраивает, можете обратиться к другому специалисту, — продолжил он, с лёгким нажимом, словно проверяя терпение собеседника.
На секунду в кабинете повисла тишина. Оуэнн сжал губы, его пальцы с усилием стиснули подлокотники кресла. Но Руслан знал: он не уйдёт к другому врачу. Не рискнёт.
Руслан позволил себе тяжёлый выдох и чуть наклонился вперёд.
— Вы заблуждаетесь, Леон. Даже если я соглашусь, операция не даст вам того, чего вы ждёте. Дария не встанет и не пойдёт сразу же, как вы себе представляете. Это не чудо и не волшебство. Это долгий путь — реабилитация, труд, время. И ваша вера в то, что деньги решат всё… — он качнул головой, — в данном случае лишь мешает.
Взгляд его стал ещё жёстче, он смотрел прямо в глаза бизнесмену, не давая тому уклониться.
— Я не собираюсь рисковать здоровьем вашей дочери ради ваших иллюзий.
И хотя внешне Леон оставался спокойным, Руслан видел, как внутри его кипит ярость и отчаяние, смешанные с беспомощностью. Леон медленно выпрямился в кресле, взгляд его потяжелел. В воздухе словно разлилось напряжение — тот самый холод власти, который умел включать Оуэнн, когда речь заходила о сделках.
— Доктор, — протянул он с нажимом, голос был низкий и уверенный, как у человека, привыкшего диктовать условия. — Я привык, что когда я чего-то хочу, я это получаю. И, если нужно, я готов заплатить столько, сколько потребуется. Любая сумма. Вы сами знаете, у меня есть ресурсы.
Руслан прищурился, сдерживая усмешку, которая так и норовила прорезаться. Он знал этот тон. Знал этих людей. И знал, что это оружие на него не действует.
— Деньги, — проговорил он сухо, — не могут купить мне совесть. И не могут изменить медицинские факты.
Леон слегка наклонился вперёд, глаза его вспыхнули сталью.
— Вы же понимаете, что я могу нанять лучших специалистов со всего мира. Я могу открыть для вас клинику, лабораторию, что угодно. Я могу дать вам условия, о которых вы даже не мечтали. Достаточно одного слова.
Руслан медленно откинулся назад, переплёл пальцы на коленях и посмотрел на собеседника так, будто перед ним был не миллиардер, а упрямый ребёнок. Его голос прозвучал твёрдо, срезая каждую попытку давления:
— Леон, вы сидите сейчас напротив лучшего специалиста в этой области не только в стране, но и в Европе. И я вам честно говорю: операция сейчас — это риск. Это не прорыв и не чудо, это слишком ранний шаг. И если я откажусь, это не потому, что вы предложили мало. А потому что я знаю: цена ошибки — жизнь вашей дочери.
Секунда — и в кабинете повисла тишина, в которой тяжело билось дыхание обоих мужчин. Леон сжал челюсти, пальцы его барабанили по подлокотнику кресла. Он редко слышал, чтобы ему кто-то так прямо перечил. Но в глазах Руслана не было ни тени страха или угодничества — лишь холодная профессиональная уверенность. Наконец Леон хрипло выдохнул:
— Вы думаете, я не понимаю, что ставлю на карту?
Руслан наклонился ближе, его голос стал низким, почти вкрадчивым, но от этого ещё более весомым:
— Нет, Леон. Вы не понимаете. Вы хотите решения сейчас, немедленно, потому что привык ломать мир под себя. Но медицина так не работает. И если вы действительно любите дочь, то должны научиться ждать.
Леон замер, словно наткнулся на стену. И впервые за долгое время осознал, что эта стена не пробивается ни деньгами, ни властью.
На миг в глазах Леона мелькнула трещина — словно ледяная глыба дала первый слабый скол. Его непоколебимая уверенность, его привычка держать контроль над любой ситуацией — всё это вдруг столкнулось с чужой твердостью, которая не поддавалась ни силе, ни деньгам.
Он опустил взгляд в пол, вдохнул, выдохнул, и в груди заныло ощущение, от которого он давно отвык — бессилие. Впервые за долгие годы он понимал: не он решает. Не он диктует правила. И судьба его дочери — не в его руках.
— Значит… ждать, — хрипло произнёс он, словно самому себе, больше утверждая, чем спрашивая.
Руслан кивнул, спокойный, сосредоточенный, голос его был мягким, но твёрдым:
— Ждать. Дождаться, когда показатели будут в норме. Когда организм будет готов. Тогда операция даст результат, а не катастрофу. Сейчас главное — реабилитация, упражнения, поддержка. Ей нужен не только врач, Леон. Ей нужен отец.
Леон поднял глаза, в них ещё теплился вызов, но поверх него уже лежала усталость, словно каменная плита. Он медленно кивнул, тяжело, будто этот кивок стоил ему больше, чем любая финансовая сделка.
Ария шла по длинному коридору, тихо постукивая каблуками по холодному кафельному полу. Больница жила своей жизнью — звонки телефонов, приглушённые голоса медсестёр, редкие шаги спешащих врачей. Она остановилась у знакомой двери: табличка с фамилией врача, которую Ария знала лучше других. Но внимание девушки привлекло не это — прямо рядом с кабинетом, в коляске, сидела девочка.
Ария замедлила шаг и с мягкой улыбкой спросила:
— Там кто-то есть?
Девочка подняла голову, её лицо озарилось улыбкой.
— Да. Там мой отец.
Ария понимающе кивнула и, вместо того чтобы войти, присела на скамейку рядом. Девочка внимательно рассматривала её, а Ария, прищурившись, заметила необычный наряд — яркий комбинезон, сидящий так, будто был создан специально для этой малышки.
— У тебя потрясающий комбинезон, — сказала Ария искренне.
Глаза девочки засветились от удовольствия.
— Его специально для меня шили на заказ.
Потом она наклонила голову набок, будто проверяя догадку, и сказала тихо, но с такой уверенностью, что Ария даже удивилась:
— Я вас узнала.
Ария чуть подалась вперёд, уголки её губ дрогнули в едва сдерживаемой улыбке.
— Узнала? Разве?
Девочка закивала, глаза её блестели от восторга.
— Конечно! Вы Морок. Я ваша фанатка.
Ария не выдержала и рассмеялась — легко, звонко, от души. Это было неожиданно и приятно.
— Ну надо же, и здесь есть мои слушатели. А как зовут мою юную фанатку?
Девочка выпрямилась в коляске, словно представлялась на сцене.
— Я Дария. Дария Оуэнн.
Имя прозвучало в коридоре отчётливо, словно колокольчик. И знакомо.
— Очень красивое имя, — кивнула Ария, слегка склонив голову, и в её голосе прозвучала искренняя мягкость.
Дария чуть смутилась, но улыбка на губах погасла, и она тихо добавила:
— Меня в честь бабушки назвали… — девочка на секунду замолчала, взгляд её опустился вниз, а затем она тяжело вздохнула. — Папа опять ругается с доктором.
Ария невольно усмехнулась, узнав до боли знакомую картину.
— С этим врачом ругаться бесполезно, — сказала она с лёгкой иронией, в глазах блеснуло тепло.
Дария подняла взгляд, в котором сверкнула детская серьёзность.
— Но мне он нравится, — произнесла она твёрдо. — Руслан очень хороший врач.
Ария улыбнулась, и в её улыбке мелькнула тень нежности.
— Да, Дария. Он действительно хороший врач.
В этот момент дверь кабинета щёлкнула, и в коридор вышел мужчина в светлом костюме. Он двигался уверенно, взгляд его был тяжёлым, властным, но в глубине пряталась усталость, которую он тщательно скрывал. Леон Оуэнн.
Ирония судьбы — он ещё утром отдал распоряжение своим людям найти её, таинственного Морока, не подозревая, что именно сейчас Ария сидит рядом с его дочерью, а через секунду поднимется и пройдёт мимо него в кабинет Руслана Орлова. Леон скользнул по девушке мимолётным взглядом — строго, как привык смотреть на людей. Ему и в голову не могло прийти, что эта улыбчивая брюнетка в косухе — именно та, кого он ищет.
Ария поднялась со скамейки, поправила ремешок сумки на плече и, бросив Дарии подбадривающую улыбку, легко толкнула дверь кабинета. Руслан встретил её строгим взглядом, но Ария уже привыкла к этому холодному прищуру, за которым скрывалась забота. Дверь закрылась, и их голоса тут же заглушила глухая стена. Леон задержался всего на мгновение. Его взгляд скользнул за Арией, будто он хотел что-то уловить, но почти сразу перевёл внимание на дочь. Дария всё ещё смотрела на девушку в кожаной куртке, глаза её сверкали особенным блеском — восторг, восхищение, даже лёгкое трепетное тепло. Леон заметил эту искру и нахмурился, не понимая, чем вызвана такая реакция. Он положил ладонь на ручку коляски, и Дария, будто почувствовав, что отец снова берёт управление в свои руки, чуть поникла.
— Поехали, — коротко сказал Леон.
Его голос прозвучал ровно, без намёка на эмоции. Он повёл дочь по коридору, не оглядываясь, не задавая вопросов. Он привык идти прямо, не обращая внимания на посторонних — ни на врагов, ни на случайных прохожих.
Дария ещё раз обернулась, будто надеясь снова увидеть девушку, но дверь кабинета была уже плотно закрыта.
Леон шагал уверенно, но внутри его грызло ощущение, будто в этом коридоре, среди белых стен и запаха антисептика, произошло что-то важное. И он сам, возможно, прошёл мимо знака, который так давно просил у судьбы.
Руслан стоял у раковины, тщательно намыливая руки — движения его были привычно размеренными, строгими, выверенными. Холодная вода стекала по пальцам, капли ударялись о металл, а в зеркале он видел Арию — сидевшую в кресле напротив, с вызывающе-невинным видом.
— В кои-то веки ты решила не пренебрегать своим здоровьем, — ворчливо заметил он, вытирая ладони полотенцем.
Ария вскинула брови и с колкой улыбкой бросила:
Дария сидела рядом, обнимая руками ремень безопасности, чтобы она не качнулась при резкой остановке. Её глаза блестели, щеки пылали от переполнявшего восторга.
— Сегодня в больнице… я встретилась со своим кумиром, — сказала она с таким выражением, словно поделилась величайшей тайной.
Леон, сосредоточенно держа руки на руле, кивнул и почти машинально спросил:
— И кто же это, твой кумир?
Девочка наклонилась к нему чуть ближе, будто боялась, что их разговор подслушает весь мир, и едва слышно прошептала:
— Я видела Морок.
Нога Леона сама нажала на тормоз. Машина вздрогнула, остановилась резко, и ремень безопасности болезненно впился ему в грудь. Дария ахнула, но тут же заулыбалась, видя, как растерянность отца на миг вырвалась наружу.
— Прости, — коротко сказал Леон, вновь тронув машину с места, стараясь вести плавнее, чем обычно. Голос его прозвучал слишком сухо, чтобы скрыть внутренний удар. — Кто это… Морок?
Дария посмотрела на него широко распахнутыми глазами, словно не верила, что он не знает.
— Папа, ну как же! Морок — это известная рок-исполнительница, ну… в узких кругах. Она не для всех, понимаешь? У неё особый голос, очень красивый… такой, что мурашки по коже. И она отвязная, дерзкая. Её нельзя спутать ни с кем.
Леон кивнул, сжав губы в тонкую линию. Его мысли заметались, как загнанные птицы. Больничный коридор, лицо дочери, отражение светлого костюма в стекле двери… И тень девушки в косухе. Кто она? Было ли это совпадением или же судьба незримо ткала узор вокруг него?
— Морок… — тихо повторил он, будто пробуя имя на вкус.
Дария снова улыбнулась, доверчиво положив ладонь на его руку, сжимающую руль:
— Она потрясающая.
А Леон, глядя прямо перед собой, впервые за много лет почувствовал, как у него дрожат пальцы. Мужчина, стараясь говорить так, будто спрашивает о пустяках, мягко посмотрел на дочь:
— А что ещё ты знаешь об этой Морок?
Дария оживилась, её глаза загорелись, голос зазвучал увереннее и теплее, чем обычно:
— Она… честная, пап. Очень. И справедливая. Если Морок видит, что кто-то не прав, она не промолчит, даже если все остальные будут против. Понимаешь? Она не боится идти против всех, если уверена в своей правоте. Именно поэтому она и популярна… не из-за гламура, не из-за рекламы, а потому что настоящая.
Леон кивнул, слушая, но взгляд его оставался устремлённым вперёд. Дочкин голос звучал так, словно она говорила не о далёкой певице, а о близком друге. Дария нахмурилась, её тон стал серьёзнее:
— Но недавно… её подвёл один человек из группы. Тот, кому она доверяла. Он забрал её песни, фактически украл её творчество. И теперь Морок осталась вроде как без всего… Но она всё равно не сдаётся, она борется. Будет бороться за справедливость до конца.
Машина свернула на знакомую аллею и, плавно миновав подъём, въехала за массивные ворота особняка. Леон остановил автомобиль у парадного входа. Его движения были сдержанными, но внимательными: он обошёл машину, аккуратно помог дочери пересесть в инвалидное кресло, убедился, что ремни закреплены удобно, и мягко толкнул коляску к дверям дома.
Дария продолжала что-то рассказывать о Морок, но Леон уже слышал только отголоски её слов. В голове пульсировала одна мысль: «Морок». Совпадение ли это? Или знак судьбы, которого он так ждал? В холле их встретил дворецкий Рузвельт, всегда безупречно прямой и собранный. Леон, не снижая темпа, повёл дочь по гладкому мраморному полу, а потом обернулся к дворецкому и твёрдо сказал:
— Немедленно найди Рауфа. Срочно.
Голос его прозвучал так, что Рузвельт даже не задал лишних вопросов, только слегка склонил голову и поспешил выполнять приказ.
Дария, устало зевнув, покатилась в сторону своей комнаты. Колёса кресла мягко шуршали по ковру, и вскоре её звонкий голосок исчез за дверью. Леон же, едва дождавшись, когда дочь скроется из виду, быстрым шагом поднялся по лестнице в свой кабинет. Тяжёлая дверь с резным наличником захлопнулась за ним, отрезав шум дома.
Он бросил пиджак на спинку кресла, провёл рукой по лицу, словно смывая усталость, и сел за массивный дубовый стол. Мысли бились, как птицы в клетке, — имя Морок звучало всё настойчивее. Долго ждать не пришлось. Вскоре в дверь деликатно постучали, и зашёл Рузвельт, чуть склонив голову:
— Господин, Рауф прибыл.
Леон кивнул:
— Пусть войдёт.
Рауф появился почти сразу, собранный, с лёгкой тенью напряжения в глазах. Он уважал Леона, но прекрасно знал, что этот человек требовал невозможного и редко мирился с отказами.
— Что известно о Мороке? — голос Леона прозвучал хрипловато, но в нём сквозила властная твёрдость.
Рауф немного замялся, но ответил уверенно:
— Это достаточно известная личность в музыкальных кругах. В узком сегменте рок-сцены её имя звучит громко. У неё сильный голос, собственный стиль, фан-база, которая не числом, а преданностью. Но у Морок репутация… сложной. С ней трудно работать: не берёт деньги, не интересуется связями, отказывается прогибаться под правила. Ей важна только свобода и её творчество.
Ария сидела на старом, но удобном диване, обняв колени, уставившись на экран телевизора, где мелькали какие-то бессмысленные передачи. Звук она почти не слушала — мысли её были далеко. Комната освещалась мягким, теплым светом лампы, а за окном лениво шумел город, напоминая, что жизнь вокруг продолжает кипеть.
Она поймала себя на том, что снова думает о пустоте рядом. О крепких мужских руках, которые могли бы обнять, прижать к себе, удержать в тот момент, когда внутри разгорается пламя. Она вздохнула, откинувшись на спинку дивана. В её теле всегда жила жажда — сильное, почти неудержимое желание близости, но вместе с тем внутренняя строгость, воспитание, не позволяли ей раствориться в случайных объятиях. И потому её страсть часто оставалась запертой глубоко внутри, превращаясь в тяжёлое томление.
Ария нервно щёлкнула пультом, переключая каналы. Всё раздражало. Всё казалось серым и ненужным. Тело требовало одного, но разум ставил преграды. Она закусила губу и выдохнула — завтра утром придётся гнать эту энергию прочь по старому проверенному способу. Пробежка. Она уже знала: стоит надеть кроссовки, выплеснуть силы на асфальт, и хотя бы на время станет легче.
Она подняла взгляд к потолку и усмехнулась своим мыслям. «Может, я слишком правильная для того, чтобы жить так, как хочу», — подумала Ария. Но где-то в глубине души знала: однажды ей встретится тот, кому удастся снять с неё все эти ограничения.
Сон не приходил и девушка тихо выругавшись, покинула квартиру. Ночь стояла тягучая, звёзды едва пробивались сквозь рваные облака, а улицы города были на редкость тихи. Ария бежала, будто спасалась от самой себя. Лёгкие двигались в такт дыханию, сердце билось ровно, мышцы подчинялись каждому усилию. Ни намёка на одышку, ни дрожи в ногах — она неслась по асфальту легко, будто была создана для этого движения. Тело работало как отлаженный механизм, хотя вредные привычки должны были давно лишить её такой выносливости. Но Ария знала: ей всегда было мало рамок, правил и ограничений — она ломала их, выстраивая собственные.
Пробежка должна была снять напряжение, приглушить огонь внутри, но вместо облегчения Ария чувствовала странное возбуждение, будто адреналин только раззадорил её. Возвращаясь к подъезду, она уже на ходу достала сигарету, щёлкнула зажигалкой и глубоко затянулась. Горячий дым обжёг лёгкие, и она прикрыла глаза от удовольствия, задержав дыхание. Сигарета в её пальцах была продолжением характера — вызовом всему миру, даже её собственной пробежке.
И тут она заметила. У подъезда, в тусклом свете фонаря, сидела чья-то фигура. Спина прямая, ноги вытянуты вперёд, руки небрежно сложены. Он ждал. Ждал её. Ария шагнула ближе, и лицо проступило из полумрака. Взгляд резанул по памяти, словно лезвием. Вадим. Он поднялся медленно, нарочито лениво, будто у него вся вечность в запасе. На губах появилась та самая улыбка — надменная, чуть хищная, в которой всегда сквозило покровительство и власть. Улыбка, которую Ария ненавидела и которую узнала бы из тысячи.
— Ты не меняешься, — сказал он тоном, будто подводил итог, а не делал замечание. Его голос был таким же уверенным и гладким, как прежде, и в нём не было ни капли сомнения, что он имеет право быть здесь, рядом с ней, даже среди ночи.
Ария остановилась в паре шагов, медленно выпустила дым прямо ему в лицо и прищурилась.
— Да пошёл ты, — холодно бросила она, каждое слово ударяло о тишину, как камень о воду.
Сигарета в её пальцах догорела почти до фильтра, но она даже не заметила. Вадим лишь чуть приподнял бровь, улыбка его стала шире, и в глазах мелькнуло что-то опасное — азарт, будто он только этого ответа и ждал.
Ария стояла прямо, подбородок высоко, плечи расслаблены. Она не собиралась показывать слабость. Ветер чуть тронул её волосы, затянул тишину, а Вадим сделал шаг ближе, сократив расстояние, будто проверяя, выдержит ли она.
Вадим шагнул ближе, уверенно, словно между ними не существовало ни прошлого, ни стен из неприязни. Его взгляд скользил по Арии жадно, с привычным чувством превосходства. Он наклонился к её лицу, чуть усмехнувшись:
— Какая же ты агрессивная… — протянул он бархатным, почти убаюкивающим голосом. — Но если бы ты была чуточку сговорчивей, я бы решил все твои проблемы.
Ария вскинула брови, в её глазах зажглась усмешка — сухая, холодная, с привкусом презрения. Она глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым ему в грудь, как метку.
— Не утруждайся, — ответила она с ленивой колкостью. — Мне хватает своих проблем. Так что, будь добр, новых мне не создавай.
Её тон был ровным, почти спокойным, но в каждом слове проскальзывал яд. Вадим лишь шире улыбнулся, словно она подыгрывала его игре. В его взгляде загорелся блеск охотника, уверенного в своей добыче.
— Дикая кошка, — произнёс он, смакуя слова. — Это чертовски возбуждает.
Прежде чем Ария успела отреагировать, его рука резко скользнула в её волосы, сжав прядь у основания шеи. Вадим подался вперёд, его дыхание коснулось её щеки. Он намеревался поцеловать её так, словно имел на это право по умолчанию.
Но Ария не была из тех, кого можно взять силой или наглостью. Она дернулась навстречу — не губами, а лбом. Резкий удар в переносицу раздался глухим звуком, Вадим отпрянул, выругавшись, прикрыв лицо рукой. Капля крови проступила на его носу, он замер, тяжело дыша. А Ария осталась стоять на месте — холодная, сильная, с сигаретой в пальцах, будто только что поставила жирную точку в его уверенной игре. Вадим, держась за лицо, выл от злости, не столько от боли, сколько от того, что его гордость была растоптана. Глаза налились кровью, кулак разжал и сжал снова — он выглядел зверем, загнанным в угол.
Евгений первым пожал руку Руслану, крепко, по-товарищески, вслед за ним протянули ладони Дэн и Артём. Они переглянулись и почти хором спросили:
— Ну и где твою принцессу носит?
Руслан едва заметно усмехнулся, качнул головой и с тенью иронии в голосе сказал:
— Принцесса полночи провела в травмпункте.
В этот момент мимо них уверенной, хоть и злой походкой прошёл Вадим. Его свежие следы побоев — пластырь на переносице, тень фингала под глазом, напряжённая челюсть — не остались без внимания. Компания синхронно присвистнула, и Дэн, не удержавшись, с ехидцей бросил:
— Ну ясно, принцесса в сторонке не стояла.
Вадим метнул на них злой, тёмный взгляд, но ничего не ответил, лишь ускорил шаг и, сжав кулаки, исчез за дверью гримёрки вместе со своей группой.
Руслан остался стоять, глядя вслед, но уже через миг его внимание переключилось на зал. Он задумчиво окинул взглядом собравшихся. Под сводами величественного зала, больше похожего на дворец, шумела разношёрстная публика. Огромные цветочные композиции, сияние люстр и каменные арки придавали действу пафосность, но сама атмосфера будто не клеилась. Люди в костюмах и вечерних платьях держали бокалы, переговаривались, смеялись, официанты скользили между ними с подносами.
И всё же что-то было странным — словно все здесь чужие друг другу, слишком напряжённые, будто собранные в одном месте из разных миров. Неформалы в кожанках, с пирсингом и яркими волосами выглядели особенно потерянно, сновали по залу, словно искали, где их место.
Артём усмехнулся, подхватив мысль Руслана:
— Ага… будто неприкаянные бродят.
На сцене сменялись группы одна за другой. То двое парней с акустиками робко выводили неторопливую балладу, то квартет, одетый в одинаковые чёрные костюмы, осторожно подбирал джазовые аккорды. Но вся музыка звучала странно приглаженной, словно лишённой настоящего надрыва. Казалось, что музыканты изо всех сил старались не зацепить публику острыми углами, а понравиться светскому обществу, которое больше привыкло к шампанскому и фуршету, чем к громким гитарным риффам. Гулкие своды зала гасили даже те редкие попытки сыграть с напором — всё превращалось в беззубый фон.
Руслан, переглянувшись с Артёмом, только хмыкнул — слишком уж чужеродно выглядела сцена с её робким роком на фоне сияющих люстр и строгих колонн. Но прежде чем он успел озвучить мысль, мимо тихо и неторопливо проехала инвалидная коляска.
Колёса мягко зашуршали по мраморному полу, и коляска остановилась совсем рядом с ними. Дария, заметив знакомое лицо, радостно выпрямилась и засияла, словно в зале вдруг зажглась новая лампа:
— Доктор Руслан! — её голос прозвучал звонко, с неподдельным восторгом. — Я совсем не ожидала увидеть вас здесь!
Руслан, привыкший держаться сдержанно даже среди друзей, невольно смягчился. Он чуть присел на корточки рядом с коляской, чтобы быть ближе к ней, и в его глазах промелькнула искра заботы.
— А вот и я, оказывается, — пробормотал он с лёгкой усмешкой. — Тот ещё тусовщик, как видишь. Но главное другое… как твоё самочувствие, Дария? Ты выполняешь всё, что я тебе назначал?
Девчушка вспыхнула лёгким румянцем, но улыбка не сходила с её лица. Она торопливо закивала, словно боялась, что он не поверит:
— Стараюсь, честное слово! Я всё делаю, как вы говорили. Даже гимнастику — почти каждый день.
Руслан всмотрелся в неё, словно проверял правду не словами, а глазами, и наконец позволил уголку губ дрогнуть в одобрении.
— «Почти каждый день» — это уже прогресс, — заметил он сухо, но голос прозвучал мягче, чем обычно.
В стороне Евгений, Дэн и Артём переглянулись, и в их взглядах смешались удивление и уважение. Видеть Руслана в таком «человечном» ключе было редкостью. Артём даже шепнул вполголоса:
— Смотри-ка, настоящий доктор Айболит…
Евгений ухмыльнулся, но ничего не сказал, а Дэн лишь склонил голову набок, наблюдая за трогательной сценой между суровым врачом и девочкой, которая умела растопить лёд в чужих глазах.
На сцену, под аплодисменты и лёгкий гул разговоров, вышла группа Вадима. С первого взгляда они смотрелись эффектно: одинаковые костюмы, уверенные в себе движения, репетированная постановка. Свет прожекторов заиграл на лакированных гитарах, и зал будто оживился, ожидая чего-то большего, чем предыдущие «слишком мягкие» выступления.
Дария в коляске нахмурилась, прищурив глаза, словно каждый аккорд ранил её по-своему. Она тихо сказала, почти шёпотом, но так, что все рядом услышали:
— Мне неприятно… это неправильно. Они поют песни Морока.
Руслан бросил на неё быстрый взгляд, изучающий и в то же время понимающий. Он ничего не ответил сразу — дал возможность другим отреагировать.
Дэн, лениво облокотившийся на высокий столик с бокалом, пожал плечами и почти невзначай произнёс:
— Не переживай, крошка. Морок — не из тех, кто остаётся без хода. У неё наверняка есть запасной план. — При этом он бросил выразительный взгляд на Руслана, будто специально подмигивая в его сторону.
Руслан в ответ едва заметно кивнул, подтверждая: всё под контролем. Его глаза блеснули холодной уверенностью, когда он коротко добавил:
Леон сидел в удобном кресле у самой кромки VIP-зала и сдержанно обводил взглядом толпу гостей. Вино в бокалах, смех, шелест дорогих костюмов и платьев — всё это сливалось для него в одно и то же: слишком много лоска, слишком много показного блеска, за которым прятались пустота и тщеславие. Он видел таких людей сотнями, и каждый раз испытывал одно и то же ощущение усталости.
Взгляд его задержался на сцене, где группа «АрТаТа» рвала струны. В центре, как всегда, сиял Вадим. Его харизма была неоспорима: вытянутые в небо вокальные партии, напряжённые мышцы на шее, каждый жест рассчитан так, чтобы перетянуть всё внимание зала на себя. И ведь получалось. Толпа, хоть и не бурлила от восторга, но всё равно тянулась к нему глазами.
Леон невольно прищурился, всматриваясь в фигуру певца. «Как бы он смотрелся в проекте Хелен?» — мелькнула мысль. Он почти видел этот образ: холодная сцена, мощные световые конструкции, и Вадим — как лицо целого направления. Но сомнения грызли изнутри: слишком много в этом парне было самодовольства, слишком мало искреннего пламени.
Рядом тяжело вздохнул Рауф. Леон повернул голову, вопросительно приподняв бровь.
— Что? — коротко спросил он.
Рауф мрачно улыбнулся, чуть скривив губы.
— Рокеры нынче не те. Нет огонька, нет того бешеного ритма, ради которого люди когда-то жгли себя на сцене.
— Конкретнее, — спокойно сказал Леон.
Рауф покосился на сцену и чуть качнул головой в сторону Вадима.
— Взять хотя бы этого. Вадим. Солист. Да, харизма у него есть. Но знаешь, что самое мерзкое? Он встречался с Мороком. А потом отнял у неё и творчество, и группу. Вот и выступает теперь с чужими песнями, будто его собственные.
Леон заинтересованно приподнял бровь, глаза его блеснули холодным светом.
— Хм. Любопытно. Значит, песни не его?
— Не его, — кивнул Рауф. — Морок писала. А он просто присвоил.
Леон откинулся в кресле, сцепив пальцы на груди, и заговорил тоном человека, в голове которого уже складывается план.
— Если это так… всегда можно попробовать отсудить права. Вернуть их настоящему автору. Тогда, возможно, Морок станет мне кое в чём обязанной. А там… глядишь, и согласится помочь с проектом Хелен.
Рауф покачал головой, нахмурившись.
— Звучит красиво. Но вы хоть слышали, как она поёт?
Леон чуть улыбнулся краем губ.
— Нет. Пока не довелось.
— Тогда вам стоит это услышать, — с нажимом сказал Рауф. — Поверьте, это не просто голос. Это… будто кто-то обнажает душу до костей.
Леон на миг задумался, а потом медленно кивнул.
— Моя дочь… она без ума от неё. Значит, в этой женщине действительно что-то есть.
И впервые за вечер он посмотрел на сцену не глазами холодного бизнесмена, а человеком, которому стало интересно. Леон, еще раз обдумывая слова о дочери и ее восторге от Морока, перевел взгляд в глубину зала. Толпа шумела, переливалась блеском украшений и бархатных тканей, но довольно быстро он заметил знакомое лицо. Дария — сияющая, окружённая несколькими людьми, о чём-то весело болтала, жестикулируя и смеясь. Леон чуть смягчился в выражении лица — дочь выглядела счастливой, и это невольно согревало. Но затем его внимание резко переключилось. Рядом с Русланом стояла девушка. Чёрная кожаная куртка плотно облегала её фигуру, под ней белая укороченная майка ярко подчеркивала контраст. Узкие кожаные штаны с дерзкими прорезями на коленях придавали образу хищную небрежность. Длинные, словно стекающие по плечам волны чёрных волос отливали багряными прядями, подсвеченными светом прожекторов. На тонкой шее — чокер с металлическими элементами и несколько ожерелий, на руках браслеты и цепочки, поблескивающие при каждом движении. Лицо — слишком выразительное, чтобы оставаться незамеченным: яркие глаза с огненным акцентом макияжа, губы, очерченные мягко и в то же время вызывающе. И поверх всей этой роковой эстетики — милый, почти детский ободок с кошачьими ушками. Контраст выглядел настолько абсурдно-завораживающим, что Леон даже не сразу поверил своим глазам.
Он толкнул локтем Рауфа, не сводя взгляда.
— Это она? Морок?
Рауф, чуть прищурившись, посмотрел в указанную сторону. Сначала хмыкнул, потом расплылся в улыбке и энергично закивал.
— Она. Вот она. И рядом её друг — Руслан.
Леон коротко выдохнул, как будто подтвердил собственные подозрения.
— Руслан… — протянул он, снова оценивающе оглядывая мужчину. — Нейрохирург. К нему я и обратился по поводу Дарии. Человек неподкупный.
Его голос звучал так, будто это обстоятельство имело особую ценность, и он уже начинал складывать в голове новую комбинацию.
Когда огни софитов погасли и очередной аккорд стих, Вадим с группой под гром аплодисментов покинул сцену. Но уже через пару минут они оказались в зале — и спокойствие растаяло. Вадим был взвинчен, словно в нем кипел яд. Его голос резал воздух, он кричал, зло размахивал руками, указывая прямо на девушку в кожаной куртке, его слова тонули в общем шуме, но агрессия читалась слишком ясно.
Руслан сделал шаг вперед. Его взгляд оставался холодным и ровным, но в следующую секунду его ладонь с силой упёрлась в грудь Вадима. Резкий толчок — и тот, потеряв равновесие, грохнулся на спину прямо посреди зала. В воздухе раздался гул удивления, кто-то ахнул. Руслан, даже не потратив лишнего дыхания, сказал пару спокойных, но твердых слов охране. Те действовали без промедления — двое крепких мужчин подхватили Вадима и не обращая внимания на его яростные выкрики, буквально выволокли за пределы зала.
Холодный воздух ночи обжигал лёгкие, но Ария тянула сигарету глубоко, с жадностью, будто дым мог вытянуть из неё остатки напряжения, накопленного за выступление. На губах задерживался привкус никотина, в голове гулко отдавался ритм недавних аккордов. Всё было так ярко, так сильно — и теперь ей просто хотелось выдохнуть, остаться наедине с собой.
Резкий визг тормозов прорезал тишину. У тротуара, почти вплотную к бордюру, остановилась блестящая новенькая иномарка. Из неё выскочил Вадим — всё такой же самодовольный, с маской презрения на лице, будто сам мир обязан был склониться перед ним.
— Вот сколько стоит моё творчество! — с насмешкой выкрикнул он, обводя руками машину, как витрину собственных достижений.
Ария медленно стряхнула пепел, бросила окурок под ногу и раздавила его каблуком, даже не удостоив взглядом машину или Вадима. Его голос становился громче, почти срывался на крик:
— Ты должна была быть умнее! Если бы мы переспали, я бы не ушёл, не изменял! Всё было бы иначе!
Она посмотрела на него — мягкая, почти нежная улыбка тронула её губы. Но глаза… глаза были ледяными, и в них уже горело что-то опасное. Медленно, не торопясь, Ария подошла к пожарному щиту на стене. Кулаком разбила стекло, звон осколков отозвался в груди сладким облегчением. Изнутри блеснул металл — тяжёлый, грубый, честный. Она вытащила огромный топор, с лёгкостью перехватила рукоять, будто он был продолжением её самой. И шагнула к машине. Первый удар — звонкий, гулкий, отдавшийся эхом в переулке. Капот смялся, краска потрескалась. Второй — по двери, которая тут же пошла вмятинами. Третий, четвёртый… удары шли один за другим, как ритм ярости, как тяжёлые аккорды её внутреннего крика. Металл визжал, стёкла летели осколками, сигнализация взвыла отчаянным воем, но Ария не останавливалась. Она методично крушила иномарку, чувствовала, как каждая вспышка злобы выходит наружу вместе с размахом топора. Душа болела — но с каждым ударом боль растворялась, уступая место сладкой пустоте. Вадим замер, не веря глазам: это была не просто сцена — это был приговор.
Гул сигнализации разносился по улице, перекрывая ночную тишину. Искры и осколки стекла разлетались в стороны при каждом ударе топора. Ария двигалась ритмично, почти танцевально, и в этом было что-то первобытное — смесь ярости и освобождения.
Краем глаза она заметила движение — один из прохожих, парень в худи, достал телефон и, прищурившись, начал снимать происходящее. Он едва ли понимал, что стал свидетелем зарождения вирусного ролика. Камера ловила каждое её движение: взлетевшие в воздух чёрные волосы, сталь топора, грохот удара и довольное выражение её лица. Видео наутро разлетится по всему интернету, превратит ночь в сенсацию, а её — в легенду, но Ария об этом пока не знала.
Она была занята: очередной удар пришёлся в фару, и стеклянные осколки брызнули искрами в воздух. Машина жалобно взвыла, будто живая, но это только заводило девушку сильнее.
В этот момент из дверей здания показались Леон и Рауф. Леон замер, его взгляд скользнул по изуродованной иномарке, по Вадиму, который в ярости метался в стороне, и остановился на Арии. В глазах мужчины отразилось что-то между изумлением и невольным уважением.
Рядом появился Руслан. Он шёл размеренным шагом, руки в карманах, с тем самым видом врача, который видел слишком многое, чтобы чему-то удивляться. Его цель была проста — найти подругу и снова сделать ей замечание насчёт сигарет. Но то, что он увидел, заставило его только тяжело выдохнуть.
— Принцесса, — сказал он ровно, почти устало, перекрывая вой сигнализации. — Может, уже хватит? Ты и так собрала толпу свидетелей.
Ария резко остановилась, грудь ходила ходуном от напряжения. Топор в её руках дрожал от силы удара, а потом она медленно воткнула его в смятый капот, словно ставила финальную точку. Металл скрипнул, из-под капота вырвался тонкий дымок. Она подняла голову, глаза блестели, а губы тронула лёгкая, дерзкая улыбка.
— Ладно, доктор, — выдохнула она, и позволила Руслану взять её за локоть.
Он мягко, но уверенно увёл её в сторону, в тёмный бар на углу. Толпа осталась позади, вместе с истеричной сигнализацией, визгами Вадима и десятками камер телефонов, жадно ловящих каждую деталь ночной расправы.
В баре царила полутьма, воздух был насыщен табачным дымом и горьким ароматом дешёвого виски. Деревянные столы с потертыми краями, тусклые лампы над стойкой — место, где чужие истории утопали в алкоголе и становились чуть менее тяжёлыми. Руслан сидел рядом, немного откинувшись на спинку стула. Он молчал, как умел лучше всего, позволяя Арии выговориться. В его взгляде — холодное спокойствие, но под этой маской едва заметное напряжение. Ария хватала рюмку за рюмкой, будто каждая новая доза могла стереть воспоминания. Голос у неё дрожал не от алкоголя, а от гнева и боли:
— Этот ублюдок… Вадим… — она закурила прямо за столом, затянулась и выдохнула дым сквозь стиснутые зубы. — Создал эти грёбаные дипфейки. Слил их в сеть. Я потеряла несколько контрактов, меня списали, как последнюю дешевку… А потом ещё и группу отнял. Моё. Всё, что было моим. — Она глотнула, не морщась, будто хотела наказать себя. — И я не понимаю, как могла быть такой дурой… Как могла вообще когда-то его любить?
Руслан чуть склонил голову, наконец заговорил низким, уверенным тоном:
— Со всем разберёмся. — Его взгляд был прямым, твёрдым. — Я уже нашёл юриста.
Ария усмехнулась, грустно, криво, будто сама себе не верила. Опустила взгляд в рюмку и снова залпом выпила. Потом медленно повернула голову к Руслану, глаза стеклянные, но в них жила больная честность:
Ария медленно приподнялась на локтях, щурясь в полумраке. Тишина квартиры была наполнена лишь тиканьем настенных часов — стрелки показывали без десяти два. Сон ушёл, как рукой сняло. Девушка обвела взглядом знакомую комнату, уютную, почти аскетичную, и уголки её губ дрогнули в улыбке. Она была у Руслана.
На ней свободная рубашка — явно мужская, чуть великоватая, с запахом кофе и тонким, почти неуловимым ароматом его одеколона. Конечно, это он её переодел. Конечно, по-другому не могло быть — слишком заботливый, слишком правильный… и чертовски неподъёмный в своих принципах.
Ария опустила ноги на пол, шлёпая босыми пятками по паркету, и направилась на звук — тихий, монотонный стук клавиш нарушал ночную тишину.
В соседней комнате, за столом, в свете тусклой настольной лампы сидел Руслан. Его лицо освещал монитор — напряжённое, сосредоточенное. Он что-то читал или писал, сдвинув брови. Веки чуть припухшие от усталости, щетина обозначала резкие линии скул.
Он заметил её лишь тогда, когда Ария оказалась за его спиной.
— Не спится? — спросил он негромко, оборачиваясь.
Она улыбнулась своей фирменной хитрющей улыбкой, в которой было и лукавство, и вызов.
— Я протрезвела.
Руслан задержал на ней долгий взгляд. В глазах он пытался сохранить врачебное спокойствие, но мышцы челюсти едва заметно напряглись. Она стояла перед ним — босая, растрёпанная, в его рубашке, слишком близко. Внутри всё сжигало огнём, который он прятал годами. Желание било по нервам, требовало сорваться, но он упрямо держал маску холодного профессионала. А подруга видела это. И, кажется, нарочно наслаждалась его внутренней борьбой.
Ария мягко, почти бесшумно скользнула ближе, и вдруг легко, словно это было её законное место, уселась прямо на стол перед Русланом. Деревянная поверхность тихо скрипнула под её весом. Девушка свесила ноги, обнажив голые бедра из-под подола болтавшейся мужской рубашки, и лениво покачивала ступнями, глядя на него сверху вниз.
— Ты всегда такой серьёзный, — протянула она, наклоняясь чуть вперёд, чтобы поймать его взгляд. — Даже когда рядом красивая женщина в твоей рубашке сидит. — Ария склонила голову набок, её волосы упали на лицо, и улыбка была явным вызовом.
Руслан молчал, стиснув зубы. Держался. Его пальцы на клавиатуре чуть сильнее вжались в пластик, суставы побелели, но он не позволил себе сорваться.
— Леон Оуэнн, — наконец произнёс он, будто вытаскивая себя из бездны собственных мыслей. — Хочет, чтобы ты присоединилась к его проекту. Обещает связи, деньги.
Ария удивлённо моргнула, откинулась назад, уперевшись руками в стол.
— Правда? — протянула она, в её голосе было ироничное изумление. — Вот уж удивительно. Обычно все пытаются зайти напрямую. А этот решил договориться через тебя.
Руслан снова промолчал. Лицо его оставалось почти каменным, только глаза — слишком живые, слишком напряжённые.
— Ну и что ты думаешь? — спросила Ария мягко, чуть дразня, будто проверяя его стойкость.
Но ответа так и не прозвучало. Руслан сидел неподвижно, будто его приковало к месту, а внутри всё кипело, разбегалось, вспыхивало в один общий огонь. Не проект, не Леон — только она. Ария. Его безумие, его голод. Он хотел прижать её к себе так крепко, чтобы она растворилась в его руках, зарыться лицом в её волосы, вдыхая этот пьянящий коктейль дыма и кожи. Хотел поймать её смех, жадно запечатать его поцелуем, пить её дыхание до головокружения, пока сердце не сорвётся в бешеный ритм. Поднять её, не дать вырваться, отнести в спальню, где не будет ничего, кроме их жадности. Её близость плавила его — каждое движение, изгиб плеча, наклон головы. Она была слишком близко, чтобы выдержать, слишком желанна, чтобы отпустить. И каждое мгновение превращалось в пытку, сладкую и жестокую одновременно. Его тело уже не слушало разум — оно рвалось к ней, требовало её так же остро, как воздух.
Руслан резко мотнул головой, будто стряхивая липкое наваждение, и тихо, но твёрдо проговорил:
— Леон из тех, кто может всех купить. Деньгами, связями, обещаниями. Таких я слишком хорошо знаю.
Ария кивнула, взгляд её стал серьёзнее. Она прекрасно поняла, что имел в виду друг. Но вдруг что-то вспомнив, прищурилась и мягко спросила:
— А почему ты отказал в операции родственнику Ирины? Она жаловалась…
Руслан тяжело выдохнул, плечи его чуть опустились.
— Там попсовая операция, — сказал он спокойно, почти устало. — Любой толковый хирург справится. Не нужен врач высшей категории. Если я возьмусь — это будет лишним.
Ария чуть склонила голову набок, наблюдая за ним. Но прежде чем она успела что-то сказать, Руслан поднял на неё взгляд и неожиданно добавил:
— Поговори с Оуэнном. Возможно, это самый быстрый способ решить вопрос с авторским правом.
Девушка подалась вперёд. Тонкие пальцы легко коснулись его лица — короткое, едва ощутимое прикосновение. В её глазах блеснул озорной огонёк, а голос стал мягким, почти шёпотом:
— Я услышала тебя между строк.
Она задержала взгляд, будто намеренно растянула этот миг, а потом медленно отстранилась, встала и, не оглядываясь, отправилась в спальню.