Кэнси вышел из придорожной заправки, словно вынырнул из тусклого света неоновой вывески. В одной руке он осторожно прижимал к груди бумажный пакет, в другой — четыре стакана кофе, от которых поднимался тонкий пар, растворяясь в холодном утреннем воздухе.
Туман стелился между деревьями, будто кто-то заботливо укрывал лес тонким шерстяным пледом, а золотое солнце всё выше поднималось над кронами, прокрашивая их в медовые, янтарные и ржавые тона. Холод щипал щёки, пронизывал насквозь, но именно в такой свежести было что-то бодрящее, что-то, что подталкивало ехать дальше, не оглядываясь.
Парень сел за руль и передал пакет Каору. Тот, едва удержавшись от нетерпения, сразу зашуршал упаковкой, будто ребёнок, которому не терпится добраться до подарка. Остальное перекочевало назад — к Ёсико и Аки, которые, полусонно переглянувшись, начали перебирать завтрак, словно маленькие ритуалы утра могли задать правильное настроение.
Кэнси перехватил их отражение в зеркале заднего вида и невольно улыбнулся. Эти трое — половина его мира, шумная, непредсказуемая и невероятно родная. Он сделал глоток крепкого кофе. На вкус он был откровенно посредственным, но сейчас — идеально подходящим.
— Пара часов и будем на месте.
Когда последние крошки сендвичей исчезли, а утро окончательно заявило о себе поднявшимся солнцем, Кэнси повернул ключ зажигания. Машина дрогнула, оживая, и они снова тронулись вперёд — навстречу дороге, осени и новым приключениям.
Кэнси всегда тянуло к дороге. В его памяти хранились все места в которых он был, такие разные и такие родные по-своему. Он будто оживал, когда мир под ногами менялся. И эта поездка — такая же спонтанная, как большинство его авантюр, — родилась буквально на ходу.
Эта четвёрка встретилась однажды в походе и с тех пор будто приросли друг к другу. Так что предложение Каору поехать к его бабушке не вызвало ни сомнений, ни обсуждений. Бабушка звала его на осенний фестиваль, а так как жила она недалеко от горы Аино, ребята решили совместить приятное с привычным: проведать старушку и подняться на вершину горы, пока морозы не замели тропы.
Путь выдался на удивление лёгким. В салоне царила тёплая, домашняя атмосфера: знакомые песни время от времени подхватывали и подпевали, кто-то бросался шутками, кто-то смеялся так заразительно, что невозможно было не присоеденится. Девушки то и дело высовывали телефоны из окон, стараясь поймать осенние пейзажи. Короткие ролики тут же улетали в интернет, оставляя за кадром их собственный смех.
В такой компании время текло особенно быстро — словно само торопилось показать им что-то важное впереди. И уже после обеда, они въехали в небольшой городок у подножья горы. Вывеска на въезде была покорёжена временем: половина букв отлетела, и Кэнси не смог разобрать название. Он не обратил на это внимания и продолжил путь, даже не подозревая, что это место запомнится куда сильнее, чем многие громкие города, в которых он побывал.
Город и правда был не такой большой, как тот в котором они жили. Никаких высоток и широких дорог. Выше второго этажа ничего не поднималось. Оно и понятно. Незачем захламлять природу лишними бетонными блоками.
Улицы уже украсили фонарями и красными лентами. Никаких яркий убранств не было, но и в простоте был свой шарм. Вскоре они остановились у не высокого, но ухоженного здания. Их сразу встретила пожилая женщина с полностью седыми волосами и рыжий кот, который смотрел на них с каким-то недовольством. Не смотря на преклонный возраст бабушки, вела она себя весьма бодро.
Ребята достали из машины рюкзаки и последовали за хозяйкой дома. Их сразу усадили за стол и каждому предложили овощное карри. Так как все были голодны после дороги, все тут же накинулись на предложенную трапезу. После позднего обеда, был разлит травяной чай и вот ребята уже слушают рассказы бабушки, о том какой у неё замечательный внук и как в детстве он проказничал. Она рассказала и о том, что как раз идёт приготовление к огненному фестивалю Коген-сай и уже завтра они смогут посетить храм и выполнить ритуал очищения.
Дом оказался скромным и немного старомодным. На стенах висели выцветшие фотографии родственников, хранящие улыбки нескольких поколений, а на полках стояли простые, но трогательные фигурки, собранные за долгие годы. Чтобы никого не стеснять и не мешать друг другу, решили расселиться по разным комнатам: мальчики — в одну, девочки — в другую.
Кэнси и Каору уже разложили футоны, забрались под одеяла, пытаясь отогреться после вечерней прохлады, и ещё пару минут вполголоса обсуждали маршрут на завтра. Когда разговоры плавно угасли, тишина мягко накрыла комнату.
Неясно, кто из них задремал первым. Но в какой-то момент Кэнси резко открыл глаза — будто кто-то выдернул его из сна. В комнате стояла полутьма, а рядом Каору свернулся клубком, поджав колени, и мирно сопел, оставляя влажный след на углу подушки. Он спал так глубоко, что, казалось, ничто на свете не могло его потревожить.
Но Кэнси услышал.
Тихий, почти неуловимый плач. Не капризный, а какой-то… тянущийся. Жалобный.
Он приподнялся, задержал дыхание и вслушался. Звук не повторился сразу — будто ждал, пока он проснётся окончательно. И спустя пару секунд тихое хныканье вновь прорезало тишину.
Юноша повернул голову к окну.
Да… без сомнений.
Звук шёл оттуда. Из тёмной полосы леса, лежащей за домом.
Кэнси сглотнул, чувствуя, как внутри поднимается неприятное, липкое беспокойство. Идти проверять источник звуков ему совсем не хотелось — он слишком хорошо знал, чем обычно заканчиваются такие ночные вылазки в фильмах. Лес ночью пахнет не приключениями, а неприятностями.
Поэтому он просто выудил из рюкзака наушники, спрятался обратно в футон и включил музыку — ту самую, что звучала у них в машине. Знакомые мелодии немного успокаивали, сглаживая тревогу, но сон всё равно был рваным, тяжёлым, как будто кто-то весь остаток ночи стоял у самого окна. Кэнси проснулся разбитым. И что хуже всего — никто, абсолютно никто больше никаких звуков не слышал. Если бы не наушники, он и сам мог бы списать всё на странный сон.