Вне времени, вне цикла
Ни звёзд. Ни горизонта. Ни неба, ни земли. Только безмолвный обломок древней скалы, медленно дрейфующий в Пустоте — за гранью дыхания мира, где нет ни ветра, ни направления, ни эха воспоминаний о свете.
Только тишина. И двое.
Она — прямая и неподвижная, как последняя свеча в заброшенном храме. Белые одежды, некогда струившиеся как шёлк в лунном свете, теперь висели на теле кровавыми лоскутами. Рукава — изорванные, обвисшие ленты, обнажали бледную кожу с синеватыми прожилками. На запястьях — следы глубоких порезов, будто её пытались освободить от невидимых оков.
Он — на коленях. Его чёрный плащ лежал за спиной, как изломанное крыло подстреленного ворона, испачканный в пыли и засохшей крови.
— Ты помнишь условия, — сказала женщина. Её голос был тих, но в этой тишине он прозвучал резко как надорванная струна. — Седьмой день седьмого месяца. Вторая стража. Сердце, застывшее между вдохом и выдохом.
— Зачем тебе это, Байсюэ? — спросил он.
— Ты сам помнишь, сколько раз мы терпели поражение. — Её голос дрогнул, но лишь на миг. — Я устала терять. Если этот план сработает… я смогу спасти хотя бы тех, кто остался.
— Ты знаешь, что цена будет высокой.
— Мы утратили право бояться цены, — прошептала она. Её пальцы невольно сжались. — Ещё тогда, когда боги позволили Юэцзиню сойти с пути. Когда создали меня не ради жизни, а ради убийства.
Мужчина выдохнул и склонил голову ещё ниже — не перед ней, а перед судьбой, которую они оба хотели изменить, но пока что безуспешно.
— Я найду этого человека.
Байсюэ молча кивнула. Затем она протянула ему небольшую чёрную шкатулку, на поверхности которой мерцали защитные знаки.
Он принял её, не поднимая взгляда.
— А если не сработает?
Она долго молчала.
— Тогда я попробую снова, — голос стал тише. — Как всегда.
Она посмотрела на него — долго, словно старалась запомнить. Затем коснулась его лица, провела пальцами по щеке, медленно, будто неосторожное прикосновение могло ранить.
Он не отстранился. Лишь закрыл глаза, позволяя себе одну короткую иллюзию нежности.
— Прости, — прошептала она. — Тебе снова придётся помнить.
Он открыл глаза — и в них не было упрёка.
— Тебе не за что просить прощения, — сказал он. — Я всё равно пойду туда, куда поведёшь ты. И я буду помнить за нас обоих.
И тогда она улыбнулась. Самой лёгкой, самой горькой улыбкой. Такой, какая бывает перед концом.
— Тогда иди.
Он встал — и шагнул в Пустоту. Один шаг. Один выдох. И тьма поглотила его. Без звука. Без следа. Как будто его никогда не было.
Байсюэ осталась одна.
Ветер всё ещё не дул. Звёзды всё ещё не светили.
Но с этого мгновения время больше не текло вперёд.
— Опоздала, — раздался знакомый голос, едва Чжао Яохань свернула за угол внутреннего дворика. — На пятьдесят три удара сердца.
Под деревом, в тени качающихся ветвей, Лю Цзяньюй, ее друг детства, размахивал деревянным мечом. Удары были отточены, как у старшего ученика, хотя сам он таковым пока еще не числился.
— Это ты просто слишком быстро считаешь, — отозвалась Яохань, присаживаясь на скамью у края площадки. Солнце пробивалось сквозь листву, поигрывая бликами на её тёмных волосах.
— Хочешь позаниматься? — Он бросил ей запасной меч. — Или просто хочешь посмотреть на меня? Ну еще бы, я так хорош!
— И то, и другое, — со смехом сказала она, подхватывая меч. — А вот насчет последнего не уверена.
— Сейчас я докажу, что это правда!
Деревянные клинки встретились с лёгким звоном. Пара шагов, обмен ударами. Она отступила, он увернулся, рассмеялся. Воздух вокруг наполнялся не боем — а игрой.
— Всё как раньше, — бросил Цзяньюй, отступая. — Ты заходишь слева, как будто я не помню твою любимую уловку.
— А ты, как всегда, болтаешь во время боя, — отозвалась она с усмешкой.
После тренировки оба сели на край площадки, отдышавшись. Цзяньюй вытер лоб рукавом, бросил взгляд на подругу.
— Кстати… Я тут слышал, один торговец нанял отряд наёмников, чтобы осмотреть какой-то полуразрушенный храм в соседнем уезде. Присоединимся к ним?
— Я услышала, что ты хочешь неприятностей.
— А вдруг там свитки? Или хотя бы что-нибудь ценное. Ты же всё время говоришь, что терять знания древних — преступление.
— Я говорю это в библиотеке, а не среди руин, где стены падают от любого чиха.
Цзяньюй улыбнулся. Улыбка у него всегда была заразительной, сложно было не улыбнуться в ответ.
— Я пойду в любом случае. Но без тебя будет ску-у-учно, — протянул он жалобно.
Яохань на мгновение задумалась, глядя, как солнечный луч пробегает по каменистой дорожке. Потом снова взглянула на него.
— Когда выходим?
Он сверкнул глазами.
— Вечером. Успеем взять провизию, одежду… и твои любимые лепёшки.
— Договорились. Но обед ты мне все равно должен!
***
Этот древний храм обнаружили недавно, когда в горах случился оползень. Разумеется, туда сразу же хлынули охотники за сокровищами. Самые удачливые уже вынесли всё, что лежало на поверхности. Но это место по-прежнему манило своими тайнами, ведь не бывает древних построек без тайных ходов, ловушек и сокровищ.
Храм встретил их пыльной тишиной и запахом старого камня. Но едва они пересекли порог, как стало ясно, что слаженности в отряде не было. Наёмники ругались, спорили о делёжке ещё не найденных сокровищ, уже успели поссориться из-за маршрута. Вскоре, заметив узкий боковой проход, Яохань и Цзяньюй обменялись взглядами — и, не сказав ни слова остальным, свернули в сторону. Шум позади стих. Их исчезновения, похоже, никто не заметил, или не счёл важным.
Сначала было ожидаемо скучно, только пустые переходы, кое-где заваленные камнями. Вскоре они вышли в большой каменный зал, где воздух стал чуть прохладнее и тяжелее. На полу виднелись вмятины, обломки, потёртые отметины — следы от сработавших ловушек. Цзяньюй наклонился, провёл пальцами по трещине в плите. Это означало, что там уже кто-то побывал до них, поэтому не стоило бояться самых очевидных ловушек. Они всегда срабатывали в первую очередь. Но всё равно продвигаться следовало осторожно, потому что древние мастера любили ставить «ловушки для вторых», не такие очевидные, но не менее смертельные.
Следующий зал был просторнее предыдущего. Первое, что привлекло внимание Яохань, — каменные барельефы, вырезанные вдоль стен. Они выступали из серого камня, покрытые древней пылью, но несмотря на возраст, линии оставались достаточно чёткими, чтобы рассмотреть детали.
Она провела рукой по ближайшему фрагменту. Пыль поднялась, и фигуры проявились яснее. На первом барельефе изображалась сцена, похожая на ритуал или поклонение какому-то божеству.
На аккуратно вырезанных из камня лицах читались разные эмоции. У одной из групп они были явно негативными — ужас, отвращение, кто-то даже закрыл глаза. А у группы людей по другую сторону от центральной фигуры были завязаны глаза, поэтому их эмоции разобрать было невозможно. При этом «божество» не выглядело страшным. Скорее оно напоминало обычного человека в длинной накидке с капюшоном, скрывающим лицо.
На втором барельефе сцена была уже иной: группа людей, судя по одежде и позам, — учёные, философы или маги, склонившиеся над большим каменным ящиком. Они спорили, жестикулировали, но никто не прикасался к содержимому. Внутри угадывался силуэт человека, будто бы спящего, или специально заключенного там.
— Может они обсуждают, стоит ли открыть его, — предположил Цзяньюй. — И не могут решить.
— Или уже слишком поздно, — добавила Яохань, глядя на следующее изображение.
Третий барельеф был сильно повреждён, поэтому было сложно сказать, что именно на нём было изображено. Но даже так угадывались знакомые очертания: фигура в капюшоне — та же, что и на первом барельефе. Но там был кто-то ещё, полностью перечеркнутый большой трещиной.
— Интересно, что это такое? Похоже на легенды про древних богов… — Цзяньюй провёл пальцами по краям трещины. — Но не думаю, что знаю такую легенду.
— Мне кажется, что слева — это про Бога из Пустоты. Люди с завязанными глазами — его сторонники, по крайней мере, в летописях что-то такое было. А вот что там дальше изображено, я не знаю.
— Может быть, это то, что было после его появления? Об этом, кажется, вообще не сохранилось сведений. Возможно там случилось что-то такое, что не смогли или не захотели сохранить для потомков…
— Давай зарисуем это, — предложила девушка. — Вдруг что-то найдётся в библиотеке Школы. Или у Учителя. Он разбирается в таких вещах.
Цзяньюй достал клочок бумаги и уголь и стал прилежно перерисовывать барельефы.
Чжао Яохань проснулась оттого, что ей было тяжело дышать. Она громко чихнула и откашлялась, постепенно приходя в себя. Вокруг царила темнота, и чтобы оглядеться, она создала светящуюся сферу. Она снова оказалась в комнате с барельефами. Как такое возможно?
К её большому облегчению, Лю Цзяньюй тоже был там — он лежал на полу и тихо посапывал, словно ничего не случилось.
Девушка слегка толкнула своего друга, на что он пробормотал что-то неразборчивое, но не проснулся. Поняв, что толку от него сейчас нет, Яохань встала и подошла к барельефам. Но рычажка, открывающего потайной ход, больше не было. Сам проход также исчез.
Неужели вся эта история с белой комнатой, куполом и богиней на троне была лишь сном?
Она поднесла руку к свету, чтобы рассмотреть её внимательнее. Она хорошо помнила, что перед тем, как они начали спуск, порезала палец об острый камень. Ранка уже затянулась, но след от пореза был виден. Не сон! Тогда что же?
— Эй, просыпайся уже, — произнесла она, с силой пихнув Цзяньюя, чтобы наверняка разбудить его. После нескольких толчков он, выругавшись, открыл глаза.
— Что? Где мы?
Кажется, его тоже удивило, что они оказались там же, откуда пришли. Он даже по щекам себя похлопал, чтобы убедиться, что уже не спит.
— Как…?
— Не знаю, — ответила Яохань на незаданный вопрос.
Если они оба видели один и тот же «сон», значит, сном это всё же не было.
— Последнее, что я помню — это как рисовал, пока ты искала выход. А потом мне очень захотелось спать.
— Этот рисунок всё ещё у тебя?
Юноша порылся в своих вещах и вытащил стопку бумаг. Просмотрев их, он отрицательно покачал головой.
— У меня остались только копии барельефов.
— Но ты тоже помнишь? Лестницу, белую комнату, купол и девушку на троне?
— Да, я тоже это видел… — Цзяньюй вдруг замялся, словно не был уверен, стоит ли продолжать.
— Что?
— Мне показалось, что та девушка… не труп. Она…она посмотрела на меня.
— И на меня… — пробормотала Яохань, и передёрнула плечами. Ей стало неуютно от этой мысли.
После долгих поисков способа открыть проход заново, заклинатели не смогли найти ничего, что могло бы им помочь. В конце концов, они сдались и бросили эту затею. Вместо этого решили продолжить исследование храма. Интуиция подсказывала, что возвращение в белую комнату маловероятно, но, возможно, это место хранило и другие секреты, которые они могли бы отыскать.
— Не знаю, повезло или нет… Вроде что-то интересное, но… — Яохань с задумчивым видом вертела в руках свиток, который она только что обнаружила на полке в помещении, полном шкафов и ваз. Большинство из них были сломаны и разбиты, но некоторые всё ещё сохранились.
Возможно, когда-то это было жилище слуг при храме, а может быть даже кухней или складом, сейчас сложно было сказать наверняка, так как комната находилась в плачевном состоянии. Часть потолка обвалилась, и для исследования была доступна лишь половина помещения.
Никто из них не мог прочитать содержимое свитка. Слова были похожи на язык Поднебесной, но их значения не складывались во что-то осмысленное. Получалась какая-то ерунда.
Особенно смущали дополнительные пометки возле некоторых строк. Создавалось впечатление, что кто-то отмечал важные места. Хотя, возможно, это были просто бесцельные записи на полях, сделанные от скуки.
— Может быть, это вообще книга рецептов, — предположила она. — Вряд ли важные свитки стали бы хранить на кухне, или что здесь ещё могло быть…
— Если только его не хотели спрятать! Лучшее место для тайных документов — на виду. Все будут думать, что это книга рецептов, а на самом деле это свиток с секретными техниками! — с энтузиазмом отозвался Цзяньюй, копаясь в одном из ящиков в углу. Но пока что ему попадались только мусор и камни. Поэтому даже непонятный свиток казался невероятно удачной находкой.
— Всё-то у тебя на уме секретные техники…
— Ну а разве не за этим мы сюда пришли? Возьмём с собой. Возможно, Учитель Хэ знает, что это за язык.
Предложение звучало разумно. Глава Школы, к которой принадлежали Цзяньюй и Яохань коллекционировал древние свитки. Если уж он не сможет прочитать, то вряд ли ещё кому-то это под силу.
Они обнаружили ещё два свитка. Но один из них был наполовину испорчен, и его содержимое невозможно было разобрать. Второй оказался в отличном состоянии, но там был не текст (а значит, никакие не секретные знания!). На свитке был лишь портрет мужчины. Неизвестно, был ли этот давно живший человек действительно таким, или художник приукрасил его образ, но он получился весьма привлекательным. Черты его лица излучали благородство и изящество, а взгляд был пронзительным и мудрым.
— Мы пришли сюда в поисках древних техник, а нашли лишь портрет какого-то красавчика… — Цзяньюй едва взглянул на рисунок, над которым склонилась Яохань.
На свитке не было никаких надписей: ни имени изображённого мужчины, ни печати художника. Однако девушка не могла оторвать взгляд от портрета.
— Тебе не кажется, что здесь немного жарко? Пожалуй, я выйду в коридор… — произнесла она, наконец оторвавшись от свитка. Она резко свернула его и убрала в сумку.
— Жарко? Вроде бы нет… — отозвался Цзяньюй, но девушка уже вышла. Он лишь пожал плечами и продолжил разбирать обломки шкафа, всё ещё надеясь найти что-то полезное.
Оказавшись в коридоре, Яохань прислонилась к стене. Камень был прохладным, и она почувствовала себя немного лучше. Сквозь дыру в потолке проглядывало закатное солнце, частички вековой пыли, потревоженные внезапным появлением в храме людей, танцевали в лучах, будто снежинки зимним утром. Девушка какое-то время тихо наблюдала за ними, но даже отвлекаясь таким способом, не смогла выкинуть из головы портрет. Она была уверена, что никогда раньше не видела этого человека, но в то же время он показался ей смутно знакомым. Такого точно быть не могло! Портрет был нарисован очень давно. Может быть, это далёкий предок кого-то из учеников или учителей? Такой вариант показался ей логичным, хоть и маловероятным.
Как только заклинатели вышли наружу, вопрос с телом Чжана мгновенно потерял значение. Потому что он оказался не единственной жертвой.
На площадке перед храмом — той самой, что ещё недавно казалась безмолвной и пустой, не считая обломков после оползня, — теперь лежали фрагменты тел, разбросанные словно детские игрушки. Утренний свет, мягкий и золотистый, как нарочно, высвечивал всё во всех красках. Среди камней торчала человеческая рука, сжимающая обломок клинка. Рядом — три ноги, принадлежавшие разным людям. Всё это напоминало жуткую мозаику, собранную безумцем. У подножия лестницы — голова, безмолвно уставившаяся в небо. Глаза мёртвые, но будто всё ещё вопрошающие: «почему?» Кровь успела засохнуть, но зловещие бурые потёки тянулись по камням вниз по склону, оставляя за собой след бегства — будто сама кровь хотела поскорее уйти отсюда. Запах смерти был густым, вязким, сжимал горло, лип к коже, проникал в одежду.
Не нужно было гадать, кому принадлежали фрагменты тел — это было всё, что осталось от наёмников, с которыми всего несколько дней назад друзья пришли исследовать храм.
Яохань первой выхватила оружие. Лезвие вспыхнуло алым пламенем, огненная ци заплясала в воздухе, готовая сжечь всё на своём пути. Цзяньюй тоже без слов вытащил духовный меч. Его широкий клинок отразил свет утреннего солнца оттенком молодой листвы. Он сосредоточился, пытаясь уловить хоть что-то: чужую ауру, отголоски зла, шёпот угрозы.
— Ты чувствуешь?.. — прошептала Яохань, не отрывая взгляда от искалеченных тел. — Я не ощущаю опасности… и это пугает сильнее, чем если бы что-то было…
— Ничего, — тихо ответил Цзяньюй.
Нечто убило десяток людей практически одновременно, и, судя по всему, очень быстро. От страха казалось, что камни отбрасывали тени, похожие на когти и клыки.
Заклинатели осторожно двинулись вперёд, ступая по земле, усеянной тем, что когда-то было их спутниками. Рассматривать было необязательно: следы бойни были повсюду.
— Это… не обычный зверь, — сказал Цзяньюй. — Они были бойцы, опытные наёмники. Даже тигру было бы не по зубам двое, не говоря уж о шестерых. Но и сильных зверей духа здесь не водится, насколько мне известно…
— Может быть, демон? — пробормотала Яохань. — Но тогда где тогда его след? Где аура тьмы?
Цзяньюй сжал рукоять меча сильнее.
— Может, и не демон. Может, хуже…
Они дошли до середины площадки. В груди тяжело сдавливало от ощущения, что кто-то или что-то наблюдает.
Они оба подумали одно и то же, но вслух это произнёс только Цзяньюй:
— Нам нужно уходить.
И как можно скорее.
Спуск с горы оказался тяжелее, чем подъём. Не только физически — морально он давил сильнее. Теперь их было всего двое. Оба молчали, каждый уставившись в тропу, каждый в своих мыслях.
За плечами остался храм, заполненный тайнами и мёртвыми. А впереди — только лес. Привычный, живой. И всё же сейчас даже лес казался чужим.
Они до сих пор не встретили никакой опасности. И именно это пугало.
— Если бы существо всё ещё было рядом, мы бы почувствовали его, — тихо сказал Цзяньюй, неуверенно.
— А если оно знает, как прятать свою ауру? — отозвалась Яохань не оборачиваясь.
Он не ответил. Потому что знал: такие существа бывают.
Когда они спустились в долину, лес обнял их привычным шелестом листвы и запахом сырой земли. Почва под ногами стала мягче, солнце пробивалось сквозь кроны, и даже птицы пели неподалёку. Всё выглядело нормально, как и до восхождения на гору.
— Скоро будем у тракта, — сказала Яохань. — Пожалуй, пора домой. Учителю будет интересно взглянуть на свитки.
— Да. И… отдохнуть. Хотя бы раз выспаться без ловушек под ногами.
Но не успели они сделать и десяти шагов по тропе, как Цзяньюй резко остановился.
— Ты слышишь? Кто-то плачет! Ребёнок…?
Прислушавшись, Яохань кивнула.
Плач был тихим, но настойчивым, и доносился из густых зарослей. Заклинатели переглянулись.
— Может быть, ловушка, — пробормотал Цзяньюй. — Но если это и правда ребёнок…
Яохань уже шагнула в сторону звука.
— Мы не можем уйти не проверив.
Цзяньюй вздохнул и призвал духовный меч. В лесу его стихия была сильна — корни, мох, древесный сок. Он почувствовал, как сила отзывается под кожей. Но это не успокаивало.
Продравшись сквозь кусты, они вышли к поляне у большого дерева. И увидели его.
Мальчик. Совсем крошечный — лет пяти, не больше. Сидел, поджав ноги, и судорожно прижимал к груди какую-то тряпку. Его лицо было залито слезами, глаза распухли, губы дрожали.
Он поднял взгляд и встретился с ними глазами.
— Мама?..
Голос сорвался, он всхлипнул и снова зарыдал.
Цзяньюй тут же спрятал меч за спину — пусть останется наготове, но не на виду. Это всего лишь ребёнок.
Яохань осторожно подошла ближе, опускаясь на колени.
— Не бойся. Всё хорошо. — Она говорила мягко, как старшая сестра. — Как тебя зовут?
Мальчик судорожно вдохнул.
— Ч-ж-жи… — выдавил он. — Я… я потерялся…
— Меня зовут Чжао Яохань. А это — Лю Цзяньюй. Мы заклинатели. Мы поможем тебе.
Он кивнул и снова разрыдался.
— Вы… вы поможете найти маму? Сестричка Чжао? Братик Лю?
— Конечно, — ответила Яохань, уже взяв его за руку. — Ты помнишь, куда она пошла?
Мальчик, не раздумывая, указал в сторону горы.
Той самой горы, откуда они только что пришли. Где не осталось ничего, кроме следов резни.
Они с Цзяньюем переглянулись. Подозрительность и тревога скользнули в их взглядах, но мальчик стоял спокойно, цепко держа её ладонь. От него не исходило опасности. Ни ауры, ни ощущения лжи.
— Ты уверен? Мы… только что были там. Там никого не было.
— Она пошла туда, — упрямо повторил Чжи. — Я видел.
— Хорошо, — сказала Яохань, медленно. — Давай поищем её вместе.
Яохань взяла мальчика за руку, и они пошли впереди. Цзяньюй последовал за ними, внимательно прислушиваясь и оглядываясь по сторонам.
— Мы не справимся с ним. Надо бежать, — крикнула Яохань.
Чудовище оскалилось, будто усмехнулось в ответ на такое предложение. Мгновением позже всё тело монстра напряглось: хвосты хлестнули по земле, как девять плетей, разметав гальку и камни. Пыль ещё висела в воздухе, когда зверь рванул вперёд.
На свете стало бы уже двумя заклинателями меньше, не успей Цзяньюй поставить барьер. Но здесь, на голой, каменистой равнине, без леса и листвы, возможности Цзяньюя были ограничены. Энергию земли он едва чувствовал, растительности не было — приходилось черпать силу лишь из собственных резервов. Один удар он выдержал. Хватит ли на второй?
Теперь стало ясно, что монстр заманил их сюда намеренно. Здесь — его территория. Он был умён: дерево питает огонь, а потому в лесу, как Цзяньюй, так и Яохань были сильнее, потому что могли полагаться на энергию, пропитывающую растения вокруг них. А здесь, где были только голые камни, удобно сражаться было бы, разве что, заклинателю стихиии земли. И напавшее существо прекрасно это понимало. Духовный зверь высочайшего уровня.
Девять зубастых пастей клацнули над ними в предвкушении пира. Торопиться хищнику было незачем — молодые заклинатели долго не продержатся.
— На счёт три — снимай барьер и бежим в разные стороны! За обоими он не погонится! — резко сказала Яохань.
— Но и убежать сможет только один…
— И что ты предлагаешь? Умереть вместе? Так хотя бы у одного из нас есть шанс выжить, — отрезала она. — Действуем!
Цзяньюй открыл рот, но тут же закрыл. Возразить было нечего.
— Один… два… три!
Сейчас оставалась только бежать.
Барьер, поставленный Цзяньюем, выдержал только ещё один удар. В тот же миг оба рванули в разные стороны, отбросив страх и сомнения.
Куда — неважно, главное вперёд, бежать, подальше отсюда. И, возможно, кому-то из них повезёт… Надо просто бежать не оглядываясь!
А там, может, удастся найти помощь… Но оба понимали, что, даже если по воле случая удастся встретить сильного заклинателя, надо ещё успеть его привести. Картина растерзанных тел перед храмом всё ещё стояла перед глазами, как бы намекая, что успеть можно будет лишь к такому же итогу.
Зверь мотнул всеми девятью головами сначала в одну сторону, потом в другую, выбирая жертву. Как только исчез барьер, он резко прыгнул, оставив в земле глубокие борозды от когтей.
Цзяньюй бежал и повторял себе: «Только не оглядывайся, только не оглядывайся». Если зверь погнался за ним — оглянувшись, можно потерять время и погибнуть. А если за Яохань… Даже вернувшись, он не сможет ей помочь.
В голове вспыхнули воспоминания событий, которые привели их сюда.
Как он мог быть таким безрассудным? Как он посмел вовлечь Яохань в это опасное приключение?
«Если бы я только не настоял на этом», — подумал он, стиснув зубы. — «Она не должна была оказаться здесь, в этом про́клятом месте, это была моя идея… Хорошо бы зверь побежал за мной, поделом мне будет».
Внутренний голос прошептал: «Оглянись». И он оглянулся.
Мир разом потерял все краски. Сердце замерло, а затем взорвалось, забилось с бешеной скоростью. Страх, отчаяние, ярость затуманили зрение. Он увидел, как тело подруги отшвырнуло в сторону мощным ударом, как оно рухнуло на камни, безвольное. Пылающий меч вылетел из её руки, погас, звякнув о булыжник.
«Нет, только не это… Нет. нет. нет!» — пронеслось в его голове.
Время замедлилось и сжалось до одной точки.
На волне неконтролируемой ярости, совершенно не думая о последствиях, Цзяньюй развернулся и бросился на зверя.
Они с Яохань были неразлучны с самого детства. Вместе они приняли решение стать заклинателями и поступили в Школу Пяти Циклов. Яохань всегда была рядом — поддерживала в трудные минуты, соглашалась с его безумными идеями. Она искренне радовалась его успехам, а он — её. Её присутствие казалось чем-то естественным, словно она была рядом с ним всегда и всегда будет рядом.
Когда она смеялась, держа чашку травяного чая в грязных пальцах после тренировок, он думал, что другого такого упрямого, живого человека нет во всем мире.
Она не хотела исследовать этот храм, но он уговорил её.
Теперь она лежала неподвижно… под когтистой лапой духовного зверя, силой многократно превосходившего их обоих. А Цзяньюй ничем не мог ей помочь. Разве что, погибнуть вместе с ней.
Они мечтали стать знаменитыми заклинателями и достичь Небесного уровня, но теперь их история закончится здесь…
Цзяньюй вложил всю оставшуюся силу в удар, но меч отскочил, будто натолкнулся на камень, а не на шкуру зверя.
Один взмах хвоста — и юношу швырнуло на землю. Он попытался подняться, но ноги отказывались слушаться. Изо рта потекла кровь.
Хищник, похоже, утратил интерес к потерявшей сознание девушке и обернулся к Цзяньюю.
Это и правда конец…
Внезапно чудовище взвыло. Но это не было похоже на победный рык — вой от боли. Все девять голов взметнулись к небесам, зрачки сузились, пасти распахнулись.
Воздух содрогнулся. Откуда-то сверху прозвучал голос:
— Никто не смеет вмешиваться в мой план!
Цзяньюй поднял взгляд — и зажмурился, ослеплённый сиянием. Тысячи клинков из чистого льда обрушились с небес. Они легко пронзали шкуру зверя, которую Цзяньюй не смог даже поцарапать. Девять голов взвились в панике, но каждое движение встречало новый клинок. В глаз. В пасть. В горло. Снова. И снова.
Зверь уже не ревел — корчился в беззвучной агонии. Головы мотались из стороны в сторону, ища невидимого врага, но каждый раз натыкались на ледяные жала. Когти драли землю, хвосты били по камням. Но ни один удар не находил цели.
Движения хищника становились всё более хаотичными. Он слабел.
«Вот так… Погнался за лёгкой добычей, но сам стал жертвой хладнокровной казни», — не без злорадства подумал Цзяньюй.
Воспользовавшись тем, что зверю было уже не до него, он подполз ближе к Яохань. Пальцы скользили по камням, оставляя кровавые следы — он не чувствовал боли, не замечал ран. Важна была только она.
— Спасибо… спасибо… — бормотал Цзяньюй, всё ещё не веря, что они живы. Его голос дрожал — от волнения, усталости и охватившего облегчения. — Госпожа Байсюэ… если бы не вы… Просите что угодно. Я… я сделаю всё.
— Позже, — спокойно отозвалась она.
Голос Байсюэ звучал просто и ровно, но в нём было что-то странное. Цзяньюй отметил про себя, что она говорит коротко, будто каждое слово требует усилий. Может, это не её родной язык? А может, богам вообще не нужны слова. Кто бы знал — ведь слагавшие о них легенды, не задумывались, как они разговаривают.
Он бы засыпал её вопросами, будь момент другим. Но рядом лежала Яохань, всё ещё без сознания, и это возвращало его к реальности.
— Ты, — вдруг произнесла Байсюэ. — Умеешь управлять повозкой?
— Что?.. Да, конечно. Если найдётся повозка… Я могу сбе́гать в город и пригнать…
— Долго, — отрезала она, обвела взглядом пустынную равнину.
Вокруг — только пыль, камни и земля, исполосованная когтями поверженного зверя. Ни жилья, ни дороги, ни надежды на транспорт.
Цзяньюй не успел даже понять, что она собирается делать.
Она махнула рукой.
Мир замер. Воздух перед ней задрожал, как поверхность воды, куда бросили камешек. И в следующий миг перед ними возникла повозка. Нет, не просто повозка — произведение искусства.
Резные дверцы из красного сандала, инкрустации из зелёного нефрита и жемчуга, изогнутые линии крыши, как у императорского дворца. Тонкие шторки из светлого полупрозрачного шёлка. Лошадь перед упряжью — высоченная, с густой гривой цвета осенних листьев, спокойно помахивала хвостом, будто стояла здесь всегда.
Цзяньюй уставился на это великолепие разинув рот. Он даже ущипнул себя, в буквальном смысле.
— Это… это же… — он сглотнул. — Госпожа, с такой повозкой… нас заметит весь город. Даже министр не ездит в такой роскоши!
Байсюэ, не изменившись в лице, слегка наклонила голову:
— Внимание… нежелательно.
Снова взмах руки.
Повозка тут же изменилась. Как будто вся прежняя форма сползла с неё, растеклась — и осталась только сдержанная, аккуратная карета. Всё ещё добротная, всё ещё дорогая, но абсолютно обыкновенная. Из резьбы остались только лёгкие узоры, инкрустации потускнели до бронзы, а ткань шторок стала плотнее и темнее. Лошадь — теперь гнедая, сильная, но ничем не выделяющаяся.
Цзяньюй выдохнул с облегчением.
— Эта подойдёт.
Он бросил короткий взгляд на Яохань. Та всё ещё не просыпалась, но теперь, по крайней мере, у них был способ увезти её в безопасное место. Даже если для этого пришлось стать свидетелем истинной магии.
И всё же, в глубине души, он чуть-чуть пожалел, что не прокатился в той, первой, повозке хоть раз, как император. Когда ещё доведется испытать такое… Но сейчас было не лучшее время.
Он всё ещё переваривал увиденное, когда Байсюэ вдруг прищурилась и покачала головой, словно в ответ на какую-то свою мысль. Провела ладонью по шее — мягко, как если бы стряхивала пыль с платья.
Её облик начал меняться.
Свет, что окутывал её, померк. Великолепное, почти невесомое платье, которое выглядело как будто сотканное из лунного света, стало плотнее, материальнее, золотистого оттенка. На плечи легла тонкая шаль, цвета янтаря. Волосы, сиявшие, как роса на морозе, поднялись в сложную причёску, украшенную шпильками.
Последней деталью стала широкополая соломенная шляпа с вуалью. Лицо богини — всё ещё безупречное, всё ещё прекрасное — теперь пряталось в полутени, и только глаза всё ещё были слишком золотыми, чтобы принадлежать обычной девушке, но по крайней мере стали похожи на человеческие, просто светлее обычного.
Теперь она выглядела как странствующая аристократка. Красивая и чужая, но не настолько, чтобы привлекать внимание на улицах.
Цзяньюй сглотнул. Язык чесался спросить, как — таких техник он не видел ни у одного мастера. И всё же он молчал. До тех пор, пока повозка не тронулась.
Он управлял повозкой, сидя впереди. Байсюэ сидела внутри рядом с Яохань, та всё ещё не просыпалась, и её дыхание было тихим, как шелест страниц.
Наконец, Цзяньюй не выдержал.
— Простите… госпожа Байсюэ… — начал он осторожно, не оборачиваясь. — Что это была за техника? То, как вы изменили… всё. Повозку. Себя.
Ответом было молчание. Он уже подумал, что спросил что-то неподобающее, и успел испугаться, когда услышал её голос:
— Это не техника.
— Тогда что?..
— Истинная магия.
У Цзяньюя перехватило дыхание.
Он слышал об этом. Сказки, мифы. Магия, которой владеют только небожители.
— А… этому можно научиться? — спросил он, не сдержавшись, голос дрогнул от надежды.
Байсюэ не сразу ответила. А когда заговорила, в её голосе впервые появилась нежность. И печаль.
— Нет. Не для людей. Ци — как камень, из него можно строить. А Истинная магия — это земля под этим камнем. Воздух. Вода. Она просто есть.
— То есть… — он помедлил, — никто из людей не сможет?
— Некоторые пытались. Но нет. Истинной магией могут владеть только боги.
Кажется, впервые с момента их встречи Байсюэ заговорила по-настоящему. Не короткими, отрывистыми фразами и приказами. И похоже, сейчас она была в настроении поговорить, чем Цзяньюй сразу же воспользовался. Прямо сейчас рядом с ним сидела богиня. Такую возможность упустить было бы преступлением. Он прокашлялся и, собравшись с духом, тихо спросил:
— А таких, как вы… много?
Он даже не понял, зачем спросил. Просто хотел понять. Кто она? Что она? Есть ли ещё боги, скрытые под личинами обычных людей?
— Нет, — коротко сказала она.
Цзяньюй кивнул, а потом, не удержавшись, продолжил:
— А… сколько?
— Мало, — медленно произнесла Байсюэ, глядя в сторону.
Она замолчала. И молчала так долго, что Цзяньюй начал думать, что она больше не скажет ни слова.
Повозка ехала по неровной дороге, деревянные колёса стучали мерно, словно удары сердца. Яохань тихо дышала на заднем сиденье, её лицо было спокойным, почти мирным — в контраст с напряжением, которое росло в груди Цзяньюя.
Повозка мерно покачивалась на ухабах, а лошадь уже фыркала от усталости, и шла всё медленнее и медленнее. Цзяньюй, от нечего делать, пытался считать, сколько раз она споткнётся.
Пятнадцать.
Была уже глубокая ночь, когда впереди обозначились силуэты стен и городских ворот.
Несколько серебряных монет, незаметно перекатившихся из руки Цзяньюя в ладонь стражника, — и ворота нехотя, с протяжным скрипом, приоткрылись, впуская путников.
Наньхуай был городом средней величины — шумный днём, но ночью почти замиравший в лёгкой дрёме. Только отдельные огоньки, ещё горящие в окнах постоялых дворов и чайных лавок, напоминали, что жизнь здесь никогда не останавливается полностью.
Цзяньюй поправил сиденье, чуть сжал поводья. Хоть повозка выглядела теперь вполне скромной — обычной, без драгоценной резьбы и сияющих тканей, — прохожие инстинктивно отводили взгляд.
— Мы… остановимся здесь? — спросил он негромко, не оборачиваясь.
— Да, — отозвалась Байсюэ не шевелясь. — Нужно спокойное место. Твоя подруга еще не пришла в себя.
Цзяньюй сжал поводья крепче. Яохань выглядела так, будто просто задремала. Как будто это был обычный сон, а не… что? Он и сам не знал. Девушка дышала ровно, пульс был стабильным — он проверял. Но она не просыпалась.
Богиня сказала, что всё будет хорошо. Она не стала бы лгать — зачем бы? Ведь она вступила в бой со зверем, чтобы спасти их — не ради же того, чтобы потом убить. И осталась потом лечить Яохань, когда могла бы просто уйти по своим божественным делам. Значит, была причина. Значит, Яохань нужна ей живой. Поэтому пока что цель у них совпадала — ему она тоже была нужна живой. А если потом Байсюэ попытается причинить ей вред… Значит, он вступит в бой с богиней. Даже если это будет последнее, что он сделает в этой жизни.
Юноша кивнул и свернул в боковую улицу, где фасады лавок выглядели менее вычурными. Они проехали мимо закрытых чайных, мимо шумной компании молодых людей, раскрасневшихся от алкоголя, и, наконец, остановились у старого постоялого двора с выцветшей вывеской «Журавль в тумане».
Фонарик над воротами тускло покачивался. Внутри было тихо.
Цзяньюй соскочил на землю и постучал. Через мгновение на пороге появилась хозяйка — женщина средних лет в зелёной накидке, расшитой белыми пионами.
— Места есть? — спросил Цзяньюй. — Нам нужно две комнаты.
Про этого «Журавля в тумане» он уже знал от наёмников, к которым они с Яохань примкнули для похода в храм. «Хочешь, чтобы тебя не выследили — ночуй у журавля. Хочешь вычислить хвост — садись в углу, закажи чай и наблюдай», — вспомнились слова одного из бойцов. Цзяньюй запомнил. Пусть сейчас они ни за кем не следили и ни от кого не прятались, но если это место безопасно, то почему бы и не остановиться тут.
Это была целая сеть разрозненных, но узнаваемых заведений, разбросанных по всей Поднебесной, от уединённых трактов до самой столицы. Все они носили одну и ту же вывеску — тонкий силуэт журавля, нанесённый белилами на табличку из чёрного дерева. Хозяева всегда разны — мужчины и женщины, старые и молодые. Но ходили слухи, что вся сеть принадлежит одному человеку. Кому именно — никто точно не знал. Но именно сюда приходили за информацией — и чтобы исчезнуть на время, скрыться от чужого внимания. Никто не задавал лишних вопросов. Что услышано здесь — остаётся здесь.
— Комнаты найдутся, — ответила хозяйка и позвала слугу, чтобы впустить повозку во внутренний двор и помочь гостям разместиться.
Цзяньюй обошёл повозку сбоку и откинул полог. Яохань не шевелилась, но дыхание было ровным.
— Ну что ж, — пробормотал он, мягко, почти виновато. — Пора отдохнуть на нормальной кровати.
Он аккуратно подхватил её на руки. Байсюэ бесшумно выбралась следом.
— Подходящее место, — проговорила она тихо, словно себе.
Внутри пахло едой и чаем, маслом для ламп и слегка отдавало сыростью деревянных стен, как и в сотнях других постоялых дворов. Слуга провёл их в комнату, поклонился и исчез — так же беззвучно, как и появился.
Комната оказалась простой, но опрятной. За резной ширмой обнаружилась широкая кровать — Цзяньюй бережно уложил Яохань, расправил подушку под её головой, укрыл одеялом. Его пальцы на мгновение задержались у её запястья — пульс ровный, дыхание спокойное.
— Завтра ты обязательно очнёшься, — прошептал он. — Обещай мне.
Он встал неохотно. На пороге обернулся — и встретился взглядом с Байсюэ, которая всё это время молчала. В её глазах не было тревоги. Только спокойная, тяжёлая уверенность: всё идёт так, как должно.
Оставить Яохань наедине с богиней… Все внутри Цзяньюя протестовало. Но что он мог сделать сейчас? Байсюэ не причинит ей вреда. Не должна… А он будет за стеной вслушиваться в каждый шорох, как сторожевой пёс!
— Я буду в соседней, — сказал Цзяньюй. — Если что… просто позовите.
Байсюэ коротко кивнула.
***
Когда Цзяньюй ушёл, плотно закрыв за собой дверь, в комнате повисла тишина.
Байсюэ приблизилась к постели, присела на край и склонилась над девушкой. Её пальцы коснулись лба Яохань — нежно, почти по-матерински.
Эта девушка важна. Байсюэ знала это абсолютно точно. Но почему именно — ответ ускользал. Она часть плана — какого плана?
После пробуждения многое вернулось: фрагменты прошлого, осколки памяти. Но остальное расплывалось смутными тенями.
Ей нужно время, чтобы во всём разобраться, привести в порядок мысли.
За окном донёсся короткий щелчок — где-то во дворе, должно быть, слуга открывал ворота ещё одному ночному гостю. Байсюэ не отвлеклась. Она всматривалась в лицо Яохань — такое юное, упрямое, живое. В уголках губ девушки промелькнула едва заметная тень улыбки, будто во сне она разговаривала с кем-то дорогим. Это был хороший знак. Яохань не проснулась. Но пальцы её чуть шевельнулись.
***
В соседней комнате, за тонкой стеной, Цзяньюй лежал на спине, глядя в потолок, где от дрожащего пламени свечи плясали тени.