Глава 1.
В небольшом кабаке на окраине умирающего поселка царил привычный шум. Воздух был пропитан запахами тушеной капусты и копченой курятины. Тусклый свет чадящих свечей на покосившихся столах едва разгонял полумрак, а низкие, потрескавшиеся балки потолка казалось вот-вот рухнут на голову. У входа протекала старая бочка, оставляя липкие следы на дощатом полу, а за барной стойкой, заваленной кружками, висел выцветший гобелен с гербом забытого лорда.
Громкие голоса за столами сливались в гул, похожий на гомон деревенской ярмарки. Звон кружек, сталкивающихся в тостах, напоминал удары колокола, сообщающего о новой ставке на аукционе.
— И что нам с того, что война? а? — прогремел голос одного из мужчин, сидевшего в углу за грубо сколоченным столом. Его лицо, покрытое прыщами, блестело от пота в свете свечи. — Погрызутся там и разойдутся. А если такие боевые, то пусть сами дерутся.
— Да не доберутся они до нас. Война то значится где? на севере, а мы то на юге живем. Лошадиная ты голова. — ответил ему другой.
— Что ты сказал? — вспылил прыщавый готовый взорваться от оскорбления.
— Не доберутся, говоришь… — старик у печи кашлянул, прерывая шум. — Так уж было пару зим назад, когда с гор скоты эти пришли. Все забрали, у меня тогда десять голов скота загубили. Помню как вчера было. Мы на самой границе, дурень! Куда, по-твоему, первыми придут? А если начнут призыв? Думаешь, твоего сына в войско не заберут? Вельможи не будут своих детей отправлять, а вот твоих заберут и первыми в бой и кинут.
— Верно Рыхлый сказал. Война на севере, — отмахнулся другой, откидываясь на скрипучую спинку стула. — До нас она как до столицы и обратно. Не дойдет. Жили и будем жить. А сыновей я в погреб спрячу или в лесу в сторожке. Ты старый, давай не болтай, негоже зря людей пугать. Эй, малец, тащи еще по кружке холодного!
Щуплый бледный парнишка с копной темных, сухих как грязная солома волос обернулся на зов. Его худые плечи сутулились под заношенной рубахой, а глаза, скользнули по залу. Кивнув, он юркнул между столами, лавируя между пьяными посетителями, чьи грубые руки то и дело тянулись за очередной ложкой похлебки или куском хлеба с подноса. У барной стойки он махнул рукой, показывая владельцу новый заказ.
Владельцем трактира был Дарис Однорукий, угрюмый мужчина с лицом, изрезанным морщинами, словно старый деревянный пол. В молодости, при обороне столицы от мятежного лорда, он потерял руку, а военная бюрократия перемолола его судьбу, оставив с мешочком монет и пустыми обещаниями. Почему-то именно здесь, в забытом богами поселке на краю королевства, он решил осесть. Перестроив старую лачугу, он открыл этот трактир, словно последний приют для путников и местных, где жизнь текла так же медленно, как эль из треснувшей бочки.
— Давай, давай, не ленись! — буркнул Дарис, бросая взгляд на парнишку. Тот уже тащил тяжелые кружки, проливая пену на пол. В зале царила суета: за одним столом компания мужиков громко хохотала, опрокидывая эль в глотки, пока куски хлеба и мяса падали на стол, оставляя жирные пятна. У другого стола двое крестьян яростно спорили, тыча пальцами в миску с похлебкой, будто она могла разрешить их спор. Мальчишка сновал между столами, ловко разнося кружки и убирая липкие миски замызганной тряпкой, но в его выцветших глазах читалась усталость от бесконечной суеты.
Ближе к полуночи дверь скрипнула. На пороге возникли два массивных силуэта, почти двухметрового роста, широкие, как дубовые стволы. Незнакомцы в темных плащах с низко надвинутыми капюшонами шагнули внутрь, и гул голосов в зале мгновенно стих. Десятки глаз повернулись к ним, словно притянутые невидимой силой.
Сбросив капюшоны, здоровяки обнажили выбритые головы и лица, изрезанные шрамами, у одного слева, а у другого справа. Их холодные глаза медленно обвели зал, заставляя всех отводить взгляды. Здоровяки были на одно лицо, и даже одинаковые шрамы с разных сторон лица, делали их еще более похожими друг на друга, как отражение в зеркале.
За ними, скрытый их крупными фигурами, двигался третий силуэт. Тот был ниже, изящнее, едва выше щуплого мальчишки-помощника трактирщика. Такой же темный балахон скрывал фигуру, но из-под капюшона донесся мелодичный женский голос, мягкий, но с ноткой властности:
— Нам бы поесть и остаться на ночь. Этих болванов можно в одну комнату, а мне отдельную.
— Добро, — кивнул Дарис, его единственная рука замерла на стойке. — Два серебряных за ночь. Вы с лошадями?
— Без. И перекусить бы нам, — добавила женщина, шагнув вперед и протиснувшись между своими спутниками. Из широкого рукава балахона показалась тонкая рука, украшенная кольцами с яркими, мерцающими камнями. Длинные ногти, выкрашенные в кроваво-красный цвет, блеснули в свете свечи, когда она небрежно бросила на стойку несколько серебряных монет. — Этого хватит?
— Да, — коротко ответил трактирщик, сгребая монеты. — Присаживайтесь, все сделаем.
— Благодарю, — ответила она, и троица двинулась к дальнему углу зала, где стоял пустой стол, заваленный крошками и пятнами от эля.
— Щур, протри стол гостям. — крикнул Дарис.
Пока парнишка вытирал стол, все взгляды в трактире, словно зачарованные, следовали за незнакомцами. Женщина неспешно сбросила капюшон, и свет лампы озарил ее лицо. Её волосы, чёрные как ночь, спадали волнами, украшая бледное лицо с острыми скулами. Глаза, цвета тёмные как уголь, горели внутренним огнём, делая её похожей на хищницу в облике красавицы, с виду юной, но с мудростью веков.
Глава 2.
Арлетия шла по тропе, валуны цепляли ноги. Солнце жгло в спину, а ветер бил в лицо. Дур и Сал топали впереди, их широкие спины закрывали тропу, как скалы. Их сила поражала, но ум был прост, как у детей. Однажды юный Сал, вдохновлённый жонглёрами, метнул отцовский топор и заработал шрам от виска до подбородка. Дур, из братской верности, вырезал себе такой же, но на другой стороне лица. Арлетия, глядя на них, думала, что их преданность ценнее их смекалки и разглядывая их широкие спины, размышляла, как эти двое помогут ей в её замыслах. То, что они помогут она даже не сомневалась, уж слишком хорошо она знала этих двоих.
Тропа вилась между скал, уходя ввысь, к далёкой крепости Ордена. До цели еще два дня пути, и Арлетия скрипела зубами, мечтая об Астральном шаге. О заклинании, которое позволяет переместиться на большие растояния за пару мгновений. Она последние пару месяцев активно изучала его, готовясь к экстренному побегу в случае непредвиденной опасности. Но бросить Дура и Сала? Они бы заплутали, как дети в лесу, и, небось, учинили бы какое-нибудь балавство. Да и, признаться, ей астральный шаг плохо давался, а без особого ритуала и амулета, истощённая дорогой, она могла полагаться лишь на ноги.
Внезапно тишину разорвал резкий шорох. Из-за валуна, поросшего серым мхом, выскочил горный щипник. Тварь размером с крупную собаку, с когтистыми лапами и пастью, полной острых, как иглы, зубов. Его чешуйчатая шкура блестела, отражая солнечный свет, а жёлтые глаза горели злобой. Зверь бросился на Арлетию, но Дур, с неожиданной для его громоздкой фигуры ловкостью, перехватил тварь в прыжке. Его огромная рука сжала шею щипника, и тот заскулил, дёргая лапами в воздухе.
— Котик, — прогундосил Сал басом, приближаясь к зверю с глуповатой улыбкой.
— Хватит! — рявкнула Арлетия, Её лицо напряглось, глаза сузились, а в голосе зазвучала сталь, практически единственное что было способно остановить их баловство. — Избавься от него. Нам нужно спешить.
Дур, не отпуская щипника, сжал пальцы сильнее. Раздался хруст, и тварь обмякла. Он небрежно отбросил её тело в сторону, и оно скатилось по склону, оставляя за собой кровавый след на камнях. Сал крякнул, глядя на мёртвого зверя, но прикусил язык под строгим взглядом Арлетии.
— Идём, — бросила она, откидывая волосы с плеч.
Её фигура, окутанная балахоном, казалась невесомой на фоне тяжёлых шагов братьев, а кольца на пальцах сверкали, как маяки её магической силы.
Она шагнула вперёд, не оглядываясь, но слышала, как братья топают за ней, будто два быка, ломая камни под ногами.
— Тропа длинная, — буркнул Сал, споткнувшись о камень. — Зачем нам вообще этот поход?
— Чтобы не сидеть в крепости,и не покрываться мхом, — огрызнулась Арлетия. — Хватит ныть, шевели ногами.
— Не нравится мне это, — покачал головой Сал. — Старейшина вечно даёт дурацкие задания.
— Что-то ты больно разговорчивый стал, — бросила Арлетия.
— Не ругайся, — пробасил Дур, почёсывая затылок. — Ты же знаешь, Сал не любит однообразие..
— А в замке сидеть разнообразно? Пусть тогда главе ордена пожалуется, — фыркнула Арлетия, скрестив руки.
— Не, — мотнул головой Сал. — Глава злой, всё время орёт. Обзывается. Не буду ему ничего говорить.
— И что? — прищурилась она. Её взгляд заставил Сала замолчать, словно лёд сковал его слова, хоть никакой магии тут не было. — Может, стукнешь его по голове, и он отправится на тот свет?
— Я бы мог, — закивал Сал с глуповатой улыбкой. — Но глава потом накажет.
— Как? — хмыкнул Дур. — Он же будет мёртв.
— И правда, — оскалился Сал. — Тогда точно надо его убить.
— Глава сильный, ты для него как жук. — возразил Дур, нахмурившись. — Скорее это он тебя убьёт. Бах и нет тебя больше.
— Тогда нет, — вздохнул Сал, понурив голову. — Не хочу умирать.
За поворотом тропы показалась скрипучая телега, запряжённая тощей клячей с выпирающими рёбрами. Она тянула вожжи с усталым хрипом, от неё шёл пар, будто от раскалённого камня. Доски под ногами были влажные, пахли смолой и старым потом. Колёса звенели по камням, и этот звук напоминал Арлетии глухой и неуверенный стук сердца. На козлах сидел старик в потрёпанной шляпе, его лицо, разукрашенное морщинами, напоминало старую кору. Завидев путников, он поднял руку в приветствии, а когда телега подъехала ближе, крикнул:
— Куда путь держите, молодцы? Может, подвезти?
— Да! — тут же выпалил Сал. — Поедем, я устал.
— Ты не можешь устать, — буркнул Дур. — Ты просто ленивый.
— Сам ленивый, — отмахнулся Сал, толкнув брата плечом.
— Здравствуйте, — мягко, но с ноткой властности начала Арлетия. — Мы идём в Крепость Ораха. Если вам по пути, будем благодарны за помощь.
— Ораха? — старик удивлённо почесал затылок. — К магам, что ли?
— Да, — кивнула она, её тёмные волосы колыхнулись на ветру.
— Ну, садитесь, — пожал плечами старик. — Я еду в свою деревню, это по пути, но до крепости не повезу. Там уж сами как-то.
— Спасибо, — коротко ответила Арлетия и направилась к телеге.
Дур протянул ей руку, чтобы помочь забраться, но она проигнорировала его, ловко вскочив на повозку. За ней Сал, кряхтя, ввалился на телегу, а следом Дур, отчего доски заскрипели, как от целого стада.
Кляча дёрнула вперёд, и повозка медленно покатилась по тропе.
— А что вы у магов забыли? — спросил старик, бросив через плечо. — И как планируете к ним попасть? Там же магия эта. Никто не может подойдти к замку.
— Да так, — уклончиво ответила Арлетия, пытаясь с ходу сочинить легенду для прикрытия. — Мать у нас заболела. Идём с братьями, вдруг помогут.
— Понятно, — закивал старик, щурясь на дорогу. — У меня моя старушка тоже последние месяцы хворает. Может, зараза какая пошла. А может, всё от колдовства этого. Мы же с магами этими соседи как никак. От нас до них рукой подать. Вот их колдовство и добирается до нас. А что мы простой люд можем то?
— Не люблю колдовство, — пробурчал Сал, скрестив руки и вспоминая занятия в замке, когда его пытались научить призывать элементарные стихии.
Глава 3.
Замок Ораха врезался в Небесный пик, сливаясь с горой. Бойницы на стенах следили за долиной. Иногда ночью в трещинах стен слышался тихий шорох, будто стены вздыхали. Говорили, что в Орахе живут не только маги, но и их души, а точнее их осколки воли, оставшиеся после неудачных ритуалов. Они не причиняли вреда, но следили. За каждым. Даже за теми, кто считал себя хозяином этого места. Но те, кто бывал внутри, знали: за этими стенами скрывается целый город-крепость, лабиринт коридоров и залов, пропитанный магией и тайнами. А души, даже если они и были, казались лишь малой частью всех тайн и секретов ордена магов. Но именно эти скрытые от глаз наблюдатели, были одной из частей плана по свержению главы.
Арлетия стояла недалеко от массивных каменных ворот, высеченных в скале. Их поверхность покрывали выцветшие руны, едва заметные в тусклом свете заходящего солнца. Дур и Сал, как обычно, маячили рядом, их широкие фигуры загораживали тропу. Они казались равнодушными к величию замка, ведь для них это был просто дом, где они жили годами, выполняя редкие поручения Ордена. Их простодушные лица, изрезанные шрамами, не выражали ничего, кроме привычной скуки. Хотя однажды, Дур, все же задался вопросом, для чего они тут. Они не были способны на полноценное колдовство, внешнее проявление магии было для них закрыто. Ответа ему не дали, да и как потом оказалось, не сильно и нужны они ему были.
— Открывай! — крикнула Арлетия, задрав голову к силуэту на дозорной башне, что возвышалась над воротами..
— Арлетия? — донёсся насмешливый голос. — Уже вернулась? Мы даже заскучать не успели. Могла бы и подольше погулять, тут без тебя так тихо и спокойно.
Она узнала этот голос, это был Ксавир, маг, с которым она много лет назад попала в Орден. Его язвительность всегда выводила её из себя. Сперва они даже дружили, двое детей попавших в таинственное и не дружелюбное место держались друг друга, но с годами, все стало сложнее.
— Давай открывай, Ксавир! — рявкнула она, Взгляд вспыхнул раздражением. — У нас мало времени. Тратить его на твое нытьё никто не собирается.
С тяжёлым грохотом ворота пришли в движение, их каменные створки медленно разошлись, обнажая тёмный проход. Арлетия, не теряя времени, двинулась вперёд уверенной походкой. Дур и Сал топали следом, их сапоги гремели по каменному полу.
— Ну здравствуй, подруга, — ухмыльнулся Ксавир, спускаясь с лестницы. Его худое лицо с острым носом и насмешливыми глазами мелькнуло в полумраке. — Как твоя миссия? Все ли прошло удачно? Что интересного за стенами нашего славно..
— Тебя это не касается, — отрезала Арлетия, не удостоив его взглядом.
— Привет, Ксавир! — хором прогудели братья, их голоса эхом разнеслись по двору.
Он лениво махнул им рукой, и ворота за их спинами начали закрываться с низким скрежетом, отрезая свет заката. Арлетия шагала через внутренний двор замка, окружённый высокими стенами, усеянными трещинами и поросшими чёрным плющом. Над головой нависали арки, украшенные резьбой в виде переплетённых змей и черепов, их пустые глазницы словно следили за каждым её шагом. Где-то в небе каркали вороны, их крики смешивались с воем ветра, пробирающегося через бойницы. В центре двора стоял старый фонтан, давно пересохший, его чаша была покрыта трещинами, а статуя безликого мага в мантии, держащего посох, смотрела на Арлетию и встречала ее пустым взглядом.
Она толкнула тяжёлую дверь центрального здания, и та открылась с протяжным скрипом. Огромный зал встретил Арлетию полумраком, его своды терялись в вышине. Чёрные колонны поддерживали потолок с мерцающей мозаикой звёзд, а витражи окон окрашивали пол багровым светом, пропитанным запахом трав и сырости. По стенам тянулись полки, заваленные свитками и книгами, чьи корешки были покрыты пылью веков. Где-то вдали раздавался тихий звон, то ли от магических артефактов, то ли от ветра, гуляющего по коридорам.
Арлетия, не сбавляя шага, поднялась по широкой лестнице, ведущей к кабинету старейшины. Её пальцы невольно сжали край плаща, а взгляд упал на дорожную котомку где лежал артефакт. Она выполнила задание, но потеря кольца всё ещё тревожила её, как заноза. Заклинание поиска найдёт его, но время… Время поджимало.
В кабинете главы было тесно и душно. Стены, обшитые тёмным деревом, были увешаны старыми гобеленами с выцветшими сценами битв и ритуалов. За массивным столом, заваленным свитками и пузырьками с неизвестными жидкостями, сидел глава, старик в длинной чёрной мантии, чьё лицо, изрезанное морщинами, напоминало древний пергамент. Его глаза, холодные и пронзительные, не отрывались от бумаг.
— Вернулась? — бросил он, не поднимая взгляда.
— Да, мудрейший, — ответила Арлетия, её голос был ровным, но в нём сквозило напряжение.
— Достала "Око Тарха"? — спросил он, перебирая свитки.
— Конечно, — кивнула она, слегка склонив голову, но её лицо скривилось от едва сдерживаемого презрения.
Когда-то она преклонялась перед ним, слушала его слова, ловила каждый жест. Тогда ей казалось, что Орден был чем-то важным и нес тайный смысл. Теперь же от того восхищения осталась лишь горечь и усталость. Она знала, что глава давно гниёт изнутри, и ненавидела себя за то, что когда-то хотела быть похожей на него. Она достала из сумки свёрток, аккуратно завёрнутый в плотную ткань, и положила его на стол. Артефакт внутри, казалось, излучал слабое тепло, от которого по её коже пробежали мурашки. Старейшина даже не взглянул на неё.
Глава 4.
Тёплый осенний луг хранил неестественную тишину, лишь ручей искрился на солнце, а кукушка смолкла после одного крика. Щур открыл глаза, не сразу поняв, где он. Трава под ним была влажной, воздух пах землёй. Он поднялся, оглядываясь. Взгляд упал на кольцо: золотое, с тёмно-зелёным камнем, где тлела небольшая зеленая искра. Покачав головой, он двинулся к деревне. Память возвращалась обрывками: сколько пролежал было не понятно, могли пройти как минуты так и часы. Работа в трактире ждала его. Щур прекрасно знал, что его работодатель терпеть не мог опозданий. Первое время как он стал работать в трактире, это больше напоминало военную школу, чем работу. Дарис гонял его за любой проступок, но со временем он понял, что в первую очередь это дисциплинировало его. Шаги ускорились, перешли в бег, и вот уже он мчался, перепрыгивая корни а земля пружинила под ногами.
С холма он увидел чёрный дым над деревней, густой как туча. Что-то горело, а точнее догорало. Шаги Щура не замедлились, а наоборот, ускорились.
У старого дуба, где Щур играл в детстве, воздух стал холоднее, а небо затянули чёрные тучи. Запах гари душил, но его лёгкие этого не замечали. На горизонте собирались серые, почти чёрные тучи, закрывая солнце. Запах гари стал резким, въедаясь в горло. Дым густел над деревней, подтверждая, что пожар охватил всё. Трава под ногами становилась сухой, пожухлой, а земля стала усыпанной пеплом напоминавшей черный снег. Он споткнулся о камень на поле, где уже частично убрали урожай, и рухнул лицом в грязь. Но боли не было, лишь лёгкое онемение, будто тело не принадлежало ему. Он быстро поднялся и бросился дальше, не чувствуя ни усталости, ни страха.
Деревня лежала в руинах: Избы сгорели, зола сыпалась на землю. Вместо привычной суеты были только сажа и обломки. Трактир, его второй дом, почти исчез, оставив почерневшие стены и балки. Но даже эта картина не вызвала в нём ни капли ужаса. Все вокруг выглядело жутким и в этой картине было сложно узнать узнать родную деревню. Щур остановился у остатков трактира. Почерневшие балки торчали, как кости, а в воздухе висел запах горелого дерева. Он заметил обугленный стол, за которым недавно подавал эль, и осколки глиняной кружки, раздавленной под чьей-то ногой. Дарис всегда ворчал, если Щур ронял посуду, но теперь не было не только трактира, но и самого трактирщика. Щур покрутил головой пытаясь найти еще что-то взглядом..
У соседской избы он заметил тело мужчины, лежащего в луже собственной крови. В спине торчали три стрелы, их оперение было грязным от копоти. Щур остановился, глядя на него, но внутри была пустота. Он двинулся дальше, к небольшой площади, где обычно собирались жители. Чем ближе он приближался, тем отчетливее было понятно, что живых там нет. Там лежали десятки тел: мужчин, женщин, даже детей. Их тела были изрублены, одежда пропитана кровью, а лица застыли в гримасах боли. Некоторые были раздавлены, будто по ним прошлись лошади, другие были с глубокими ранами от мечей, а их руки всё ещё сжимали бесполезные вилы или ножи.
Среди тел Щур узнал знакомые лица, несколько постоянных посетителей трактира, чьи шутки ещё вчера звенели в зале. Их одежда изорвана, тела в следах от клинков. Он шагал среди них, пытаясь понять, почему его сердце молчит. Он наступил на раскалённые угли, но ноги продолжали шагать, не замечая жара. Лишь слабое покалывание напомнило, что обычно, после такого приходит боль. Это было неправильно, но он не понимал что именно происходит с ним.
У края площади он заметил Дариса, однорукого трактирщика. Тот лежал на спине, сжимая в руке ржавый меч, его лицо было искажено яростью. Рана запеклась на его груди, а глаза смотрели в небо. Щур присел рядом, медленно протянул руку и закрыл ему глаза. Дарис был не просто его начальником, он стал для него вторым отцом. Пускай он был строг с ним, но в тоже время, нельзя было сказать, что он не заботился об мальчишке. Только Дарис и старушка Марта, два самых дорогих человека в этой деревне.
Но саму Марту он еще не нашел. Её не было среди тел на площади. Он посмотрел на лачугу, но увидел лишь кучу обугленных брёвен. Он закрыл глаза руками, пытаясь понять, что делать дальше. И тогда, впервые за всё время, его накрыло чувство, это были не страх, не горе, а яростный, обжигающий холодом гнев. Он зарычал, его кулаки сжались, а в груди словно вспыхнула вьюга. Кольцо заледенело, будто питаясь его гневом. Камень потемнел, искра внутри вспыхнула, словно в ответ на его ярость.
На миг Щуру показалось, что его собственная кровь потекла иначе, стала гуще, тяжелее, будто с ней смешали нечто инородное. Из кольца потёк зелёный туман, цепляясь за тела, как паутина. Камень в ответ потемнел еще сильнее, а искра внутри забилась чаще, выпуская стелющийся по земле густой болотного цвета дым, обвивая покойников. Странное марево разрасталось, его щупальца ползли по земле словно пытаясь заполнить все вокруг. Щур остановился, глядя на кольцо, и заметил, что его грудь неподвижна и дыхания нет. Он попробовал глубоко вдохнуть и у него получилось, но это было странно и не естественно, словно он дышал под водой.
Внезапно послышался шорох. Он напрягся, вглядываясь в дымку. Звук шёл из кучи тел на площади. Щур прислушался, его глаза расширились больше по привычке, чем от удивления.
— Кто-то выжил? — прошептал он.
Зелёная дымка заклубилась гуще, и из неё, рывками, неуклюже, начали подниматься фигуры. Щур наблюдал, как жители деревни встают: их тела дёргались, раны зияли, но они держались на ногах. Он отступил, не зная, чего ждать. Вдруг его взгляд упал на остатки своей лачуги, где среди обугленных брёвен мелькнул знакомый силуэт.
Глава 5.
— Уже несу! — крикнул Щур, согнувшись за стойкой, расставляя полупустые кружки на треснувший поднос. Его движения были быстрыми, привычными, ведь он всю жизнь только и делал, что обслуживал гостей в трактире.
Спешным шагом, переступая через обгоревшую балку, торчащую из пола, он направился к столу, за которым сидели Хальт и Ждан. Их фигуры, неподвижные и серые, сгорбились над частично обугленным столом, чья поверхность была покрыта сажей и пятнами запёкшейся крови. Он поставил перед ними пустые кружки, не заметив, как одна раскололась пополам.
— Держите, свежее, пару дней назад привезли, Только его мало, скоро закончится — бросил парень, вытирая руки о рваную рубаху. Кивнув, словно услышав ответ, он схватил обломок тарелки и направился к столу Салана.
— Да, да, конечно, — пробормотал он, будто отвечая на неслышимый вопрос, и повернулся к стойке. — Сейчас принесу.
Он едва не споткнулся о другую балку, торчащую из пола, и вернулся к стойке, где стоял Дарис. Трактирщик, с рваной раной на груди, уронил кружку, и её осколки звякнули о пол, но он снова потянулся за другой, не замечая этого.
— Дарис, — сказал мальчика, — Ждан просит налить ему настойки.
Труп не ответил, продолжая тереть кружку. Парень кивнул, будто получил ответ, схватил обломок разбитой тарелки и направился к другому столу, где сидели Салан и двое из его банды. Салан, с выколотым глазом, слегка покачивался, его кожаная куртка была изорвана и покрыта чёрной жижей. Двое других, с глубокими ранами на шеях, сидели на подгорелых стульях, а третий просто стоял, его голова была неестественно вывернута.
— Вот ваши закуски, господа, — сказал он, ставя обломок тарелки на стол, покрытый пеплом. — Надеюсь вам по душе, гостеприимство нашей деревни.
Трупы застыли, точно восковые фигуры: Ждан постукивал пальцами по столу, и в этом ритме Щуру чудился старый мотив, который тот напевал при жизни. Салан покачивался, как будто всё ещё держал кружку, но его пустые глаза смотрели в никуда. За стойкой Дарис поглядывал за залом, и мальчшка вспомнил, как тот учил его наливать эль, смеясь над его неловкостью. На уцелевшей стене трактира, почерневшей от огня, сидел ворон, его блестящие глаза следили за происходщим. Птица каркнула, и звук эхом разнёсся по разрушенному помещению. Трактир зиял пустотой, как разорённый улей: крыша исчезла, стены осыпались угольной крошкой, а в щелях гулял холодный ветер, пахнущий гарью и сыростью
— Конечно, господа, — кивнул мальчишка, отвечая на их молчаливый запрос. — Дальше по улице, справа крайний дом, там вы сможете заточить ножи или подковать коня. Там живёт наш кузнец, Рагал.
Он повернулся, не замечая, что его слова растворяются в тишине. Внезапно снаружи раздалось ржание коня, и у трактира остановилась повозка. Её вёл полный мужчина с густыми усами, одетый в потрёпанный плащ. Он спрыгнул с телеги, тяжело ступая, и крикнул:
— Эгей? — Его взгляд скользнул по фигурам за столами, и он шагнул к сгоревшему трактиру. — Что у вас случилось? Потрепало вас войной?
Щур заметил его и бросился навстречу, переступая через обломки. Но едва он пересёк дверной проём, лицо мужчины побледнело, его губы задрожали, а рот медленно открылся. Он увидел правду: гниющие тела за столами, гниющие и изрубленные, окружённые мухами. Деревня же только притворялась живой: труп у избы имитировал колку дров, его жена полоскала тряпку в старом тазу, а дети гонялись за обугленным щенком. Облака нависали низко, пропитывая воздух безнадёгой.
— Здравствуйте! — крикнул он, не замечая ужаса на лице мужчины.
Мужчина пошатнулся и рухнул без сознания. Парень опустился рядом, хлопая его по щекам.
— Дядя! — позвал он, но в голосе не было тревоги, лишь холодная пустота.
Торговец морщился, медленно открывая глаза.
— Где я? — прохрипел он, его голос дрожал.
— В деревне Подгорье, — ответил парень, пожав плечами. — Вы упали в обморок, наверное, голодны?
Взгляд мужчины скользнул ниже, и он увидел рану на животе мальчика, глубокую и открытую, но без единой капли крови. Его глаза расширились от ужаса, и он начал отползать, его руки дрожали, цепляясь за землю.
— Не… не… не надо… — бормотал он, его голос срывался.
— Дядь, ты чего? — спросил Щур, наклоняясь ближе.
— Отпусти меня, — взмолился мужчина, его лицо исказилось от страха.
— Ладно, — пожал плечами юнец, отступая.
Мужчина вскочил, спотыкаясь, бросился к повозке, но зацепился ногой за обломок рухнувшей крыши. Он рухнул, ударившись виском о камень. Кровь хлынула на землю, его тело дёрнулось и затихло. Маьчишка смотрел на него, не чувствуя ничего, ни жалости, ни вины. Через пару минут тело мужчины дрогнуло, и его глаза стеклянные глаза открылись. Он медленно поднялся, покачиваясь, и замер, глядя на Щура.
— Заходи, дядя, — сказал он, и тело послушно шагнуло в трактир, занимая место за одним из столов.
Парнишка зашел в след за ним и скрылся за стойкой. Он безразлично осмотрел зал и его посетителей, а затем посмотрел на кольцо. Изумруд пульсировал и в его отблеске мелькнул образ магини, её тёмных волос и игривого взгляда. Вернется ли она за кольцом? Его пальцы сжали кольцо пытаясь снять, но оно не поддавалось, вросшее в кожу, как часть его тела. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль о том, что кольцо станет его вечным проклятьем, и он почувствовал укол но не боли, а чего-то другого, холодного и пугающего. Густой болотный туман тонкой струйкой вырвался из кольца, заклубившись вокруг руки, и черная птица на стене каркнула, будто насмехаясь над судьбой мальчишки.
Прошла неделя с тех пор, как Щур вместе с жителями деревни и бандой разбойников, которых он так прозвал, вернулся в Подгорье. Первые дни он пытался привести деревню в порядок, но покойники, подчиняясь его приказам, работали неуклюже. Они таскали обугленные брёвна, подметали пепел, но всё выходило криво: доски падали, кучи мусора осыпались, а стены, которые они пытались чинить, рушились вновь. Работа шла плохо и вскоре он решил оставиь все как есть, разгонав бывших жителей заниматься привычными делами. Казалось, деревня притворялась живой, но её сердце давно остановилось. Он смотрел на серые фигуры, бродящие по улицам, и не чувствовал ничего. Ему не хватало живых голосов, смеха, даже споров и всего того, что делало Подгорье домом. Но ни грусти, ни печали в нём не было.