Он один.
Один везде: в квартире, на улице, на лавочке в парке.
Каждое утро Лёва делает себе кофе — одна ложка сахара, немного молока из холодильника — и выходит на балкон четвёртого этажа. Смотрит на мир, который куда-то бежит: дети, старики, женщины, мужчины. Все спешат. А он стоит.
Живёт Лёва в тихом районе, в обычной пятиэтажке. Здесь редко что-то меняется. Иногда в воздухе слышен запах утренней выпечки из пекарни на углу, иногда — чьи-то голоса из окон. Но чаще — тишина.
Он тихо выдыхает, разворачивается и уходит обратно в квартиру. Надевает своё тёмное пальто, поправляет шляпу и выходит на улицу. Только там, среди прохожих и ветра, он ещё чувствует себя живым.
Каждый день — как ритуал. Лёва идёт в местный супермаркет, покупает два яйца. Возвращается домой и готовит себе глазунью.
Лёва — тихий, добрый мужчина. Немного сутулый, в свои 67 он кажется чуть старше, чем есть.
Он был преподавателем истории в университете — блестящим, терпеливым, уважаемым. Ушёл на пенсию в 65: мигрени, сердце, усталость. Осталась только тишина.
И память.
У него была дочь — Мария. Он звал её Машенька. Машуня.
Она уехала учиться в Москву. Писала, звонила. А потом — всё реже.
Он просил её не бросать учёбу ради парней. Она не послушала. Забеременела. Бросила университет. Ушла жить к мужу и его матери.
И вот уже год, как она не звонит.
Лев Андреевич остался совершенно один.
Одиночество не так страшно, когда от него не бежишь.
Сегодня был особенный день — Лёва не мог заснуть. Обычно он засыпал быстро, но этой ночью словно что-то интересное витало в воздухе. На часах — три, а он всё ещё не сомкнул глаз. Вставал Лёва рано — в шесть утра. Умывался, пил чашку кофе и шёл через парк в супермаркет. Но что было после? Разве на этом поход заканчивался?
Он быстро надел старую рубашку, любимое чёрное пальто и шляпу. Аристократ — одним словом. За окном шёл лёгкий дождь. Чёрный, длинный, красивый зонт — тот самый, что подарили ему два года назад, когда Лёва уходил на пенсию. Куда он направлялся? Зачем шёл? А главный вопрос — для чего?
Парк был безлюден. У него больше не осталось страха. Он не боялся ни баек о маньяках, ни ограблений среди ночи, ни привидений. Шёл спокойно с раскрытым зонтом. Каждый шаг был размеренным и тихим. На узкие квадратные очки ложились холодные капли, стирая чёткость мира.
Он остановился у скамейки — не потому что устал, а потому что не спешил. Сейчас время было не врагом, а спутником. Лёва опёрся на ручку зонта и посмотрел вверх. Фонари едва пробивались сквозь влажный воздух, будто сомневались, стоит ли им вообще светить.
Он достал из кармана мятую сигарету и закурил. Курил редко, но в такие моменты — всегда. С каждым вдохом приходила не память, а осознание: он больше не часть этого города. Он просто тень, умеющая платить за коммуналку и не мешать молодым.
— Эй, старик, чего стоишь тут? — отозвался бодрый голос сзади.
— А ты чего в такую ночь здесь гуляешь?
— А меня в общагу не пустили. Видетили, я в десять вечера пришёл.
Перед Лёвой стоял паренёк, лет восемнадцати от силы. Высокий, худой. Рыжие волосы, светлые глаза.
— Так вы чего тут в такую погоду гуляете? На бомжа не похожи, — прямой как двери.
— Не спится.
— Ну так лежали бы в постели. Чего под дождём шатаетесь?
— Хочу.
— Странный.
— Ты.
Лёва раскрыл зонт и накрыл паренька, чтобы мерзкие капли не пропитали его одежду до нитки.
— Я этот... Витька.
— Лёва.
— Типа... Лев? — неуверенно, разглядывая мужчину, спросил Витя.
— Ну, типо Лев. Пойдём ко мне, — спокойно произнёс старик, глядя на парня сквозь дождь, — не годится тебе вот так под ливнем стоять… чаю горячего налью, посидим немного, раз уж ночь такая.
Парень молча кивнул, будто сам удивился, что согласился так быстро. Он немного поёжился от холода, смахнул мокрые волосы со лба и, не поднимая глаз, тихо сказал:
— Спасибо… А то я правда не знал, куда деться.
Витька казался обычным парнем. По мнению Лёвы — из села. Простой, ненамудрёный. (Именно таким он считал всё нынешнее молодое поколение!) Возможно, в нём он узнавал себя.
Уютная, старая квартирка встретила мужчин. Аромат кофейных зёрен и старых книг, прочитанных пару раз подряд, приглашал и затягивал.
— Чай, кофе или просто спать? — поинтересовался Лева у парниши.
— Чай хочу, — с улыбкой отвечал паренёк. — А вы сами живёте?
— Сам живу.
Лев Андреевич сделал ароматный чай, добавляя различные травы — душицу, мяту, зверобой и немного липового цвета. Пар поднимался над чашкой, наполняя комнату мягким, терпким ароматом лета. Он медленно опустился в кресло у окна, прижав чашку к ладоням, будто пытаясь впитать тепло не только в тело, но и в душу. За окном моросил дождь, и казалось, что весь мир на мгновение замер, слушая, как в доме пахнет покоем. Витька присел рядом, на свободный стул у окна, который он часто ставил на балкон, а когда шёл дождь — убирал.
— Чего тебя в общежитие не пустили?
— Меня? Так я поздно пришёл, а у нас консьержка злая и не пускает. Пришлось по паркам шастать.
— А чего поздно пришёл?
— Та я это... — засмущался паренёк и тоскливо продолжил: — Та я с девушкой расстался и...
— Я понял. Расставание это тяжело, — пару секунд помолчав, Лева продолжил: —Знаешь... Я всю жизнь бежал, не замечая того, что всегда был один. Просто раньше это одиночество пряталось за шумом — за голосами, встречами, чужими историями, работой, заботами. А потом всё стихло. И я остался наедине с собой — с этим чайником, с травами, с дождём за окном. И знаешь, я больше не злюсь. Потому что одиночество — это не наказание. Это пространство. Пространство, где можно услышать себя. Где ты — не одинокий, а целый. Целый человек.
— Но разве одиночество это не когда никто не любит и ты никому не нужен?
— Возможно и так. Но в этом есть свой смысл. Рождаешься ты один, на ноги встаёшь ты один. Ведь люди слишком хотят быть рядом с кем-то, не понимая, что это не любовь, а привычка, привязанность. Больно не от потери, не от того, что от тебя что-то отделилось, а от привычки.
— А если человек действительно любит? — парень смотрел в чашку, как будто в ней можно было найти ответ. — Ну вот… по-настоящему. Разве тогда одиночество не ломает? Не глушит? Я просто... я правда её любил. Не из привычки. Я думал, мы вместе всегда будем. А теперь... пусто.
Старик молчал. Чай тихо остывал в чашке, а дождь, казалось, стучал прямо по сердцу.
— Может быть, — наконец сказал он. — А может, ты ещё не знаешь, что такое любовь. Она не держит. Она отпускает. И если больно — значит, ты живой. Но одиночество — не враг. Оно не ломает. Оно показывает, кто ты без всех. А потом — ты уже сам решаешь, кого впустить.
Парень посмотрел в окно в поисках смысла своей жизни, жить кем-то или же ради кого-то — самое ужасное, что может быть. Все мы рано или поздно расстанемся. Кто-то из-за дурости, кто-то из-за ссоры или вовсе разлучит смерть. Без смерти не будет жизни, без жизни не будет смерти. Всё в этой жизни взаимосвязано. Иногда, незначительные события становятся кульминационными, будто мы в фильме. Живём мы в этом мире, где полно одиноких людей, где полно несчастных, но лишь по их мнению. Люди не хотят искать другой смысл в жизни и пытаются утонуть в другом организме. Когда мы остаёмся одни, мы становимся собой. В конечном итоге останешься лишь ты у себя.