«Свет мой, зеркальце, скажи…» – это было не для неё. У неё с зеркалом были другие, куда более прозаические отношения.
Марьяна стояла перед ним, вооружившись щёткой, как солдат перед битвой. А зеркало, её старинное, в резной раме, которое досталось ей от бабушки, было не просто куском стекла. Оно было её личным, самым беспощадным критиком.
Она только что приняла душ. На голове – мокрая, взъерошенная башка, с которой предстояло что-то сделать. Она подняла щётку, и тут началось.
«Ох, Маришка, – прозвучал в голове знакомый язвительный голос, будто исходящий от самого зеркала. – Ну и шевелюра. Прямо как у дятла после встречи с линией электропередач».
Марьяна вздрогнула и потянулась к фену.
«Феном? Серьёзно? – продолжало зеркало. – Ты знаешь, что от горячего воздуха волосы становятся сухими, как солома? Хочешь ходить с охапкой сена на голове? Посмотри на эти кончики! Они молят о пощаде!»
Она вздохнула и опустила фен. Попробовала просто расчесать мокрые пряди.
«Ой, только не так! – завопило зеркало. – Ты что, сдираешь кутикулу? Ты же все волосы повыдергиваешь с корнем! Надо начинать с кончиков! С КОНЧИКОВ! Неужели нельзя один раз в жизни запомнить?»
Отложив щётку, она схватила бутылку с несмываемым уходом.
«А, вот и наша любимая химия! – язвило зеркало. – Наносишь полную ладонь, да? Чтобы волосы слиплись в один жирный комок и блестели, как доска после жарки пельменей? Каплю, Марьяна, нужно всего лишь КАПЛЮ!»
Марьяна замерла с открытым флаконом в руке. В голове пронеслись все её утренние ритуалы, каждый из которых сопровождался этим безжалостным внутренним комментарием. Пудра, которая «ложится пятнами». Тушь, которая «собирается комочками». Помада, которая «не того оттенка». Этот голос отравлял ей каждое утро, с самого детства. Голос вечного недовольства, перфекционизма и неуверенности в себе.
И тут у неё лопнуло терпение.
Она не крикнула. Она сказала это тихо, но очень чётко, глядя на своё раздражённое отражение в глазах:
– Свет мой, зеркальце… заткнись. Я причесаться подошла.
В комнате повисла гробовая тишина. Внутренний голос, кажется, опешил.
Марьяна выдохнула, плеснула на ладони каплю масла для волос (ровно каплю, потому что она и так это знала) и быстро распределила её по кончикам. Взяла щётку и стала уверенно расчёсывать волосы, не глядя на их «взъерошенность». Она не думала о кутикуле. Она просто причёсывалась.
Потом она высушила волосы феном. Они стали пушистыми. Может, чуть суховатыми, но пушистыми и живыми. И она улыбнулась.
Она посмотрела в зеркало. Отражение улыбалось ей в ответ. Неидеальные волосы, неидеальное лицо. Но это было её лицо. И её волосы.
– Неплохо, – сказала она сама себе. – Сегодня неплохо.
Внутренний критик попытался было вставить что-то вроде: «Спереди левая прядь короче…», но Марьяна мысленно наступила ему на горло.
С этого дня их диалог изменился. Зеркальце не заткнулось насовсем, нет. Иногда оно всё ещё пыталось дать совет. Но теперь Марьяна научилась отвечать.
«Свет мой, зеркальце, я сегодня криво подвела стрелки!»
«Ничего, – отвечала она сама себе, поворачивая голову. – Это теперь авторский почерк. Выглядит дерзко».
Она наконец-то поняла. Зеркало – это не судья. Это просто инструмент. Как та самая щётка в её руке. И подходить к нему нужно не за вердиктом, а за помощью. Чтобы убедиться, что там ничего не торчит и лицо чистое. А всё остальное – уже личное дело каждого.
И самое главное – её волосы, уложенные без паники и самобичевания, выглядели сегодня как никогда хорошо. Потому что их украшала не идеальная укладка, а спокойная, уверенная улыбка хозяйки.