Дом был бедняцким и плохо обставленным — несколько грубых деревянных кроватей, стол, печка… Но пригодным для жилья и довольно крепким.
В хоромах пахло плесенью и прогорклым жиром, и хозяева явно покидали их в спешке — это было заметно по беспорядку: разбросанные вещи, открытые сундуки с комками грубой крестьянской одежды, неубранная посуда с остатками засохшей еды…
Тамин, голый по пояс, лежал на кровати и почти не шевелился, только дыхание вздымало грудь. Голова запрокинута, губы пересохли и потрескались. Штанина на правой, опухшей как колода, посиневшей ноге была закатана до колена.
Маримар в простой крестьянской одежде и с вуалью на лице, привычно скрывающей шрам, сидела рядом и пыталась снять повязку, намотанную поверх раны, находящейся выше щиколотки мужчины. Повязка присохла.
— Проклятье! — выдохнула девушка, срезала ткань кинжалом, и сразу почувствовала запах — как от дохлой змеи.
Девушка задержала дыхание и раздвинула края раны. Её глазам предстала отвратительная картина: плоть сероватого оттенка, будто варёная рыба, по краям почерневшая, обнажающая кость. И сухожилие — белое, надорванное.
— Здесь нужен лекарь! — хрипло сказала Маримар, не глядя на Лея — Немедленно! Ты не встанешь без хорошего лечения. И кость, и жила... Всё повреждено! Без доктора тебя даже регенерация хака не спасёт, останешься хромым!
Тамин молчал и вслушивался в её голос, как в шум воды в колодце — слабый, но жизненно необходимый.
Потом чуть шевельнулся. И сказал:
— Опять ты меня спасла!
Маримар не ответила. Промыла рану водой, потом взяла флягу, которую нашла в доме, и в которой, на самом донышке, плескались остатки вина. И залила в рану. Она знала — алкоголь жжёт, причиняя сильную боль. Но Тамин даже не вскрикнул, не застонал, только напряглись желваки на его лице.
Затем девушка нанесла порошок из смеси трав, пакетик с которым достала откуда-то из потайного кармана. И перевязала ногу Лея разорванной на полосы простыней, которую нашла в одном из сундуков.
Только после этого она вздохнула и проговорила:
— Да… опять спасла.
Села, скрестив ноги, взяла в руки флейту, привязанную к поясу, пробежалась пальцами по гладкой деревяшке и заговорила, не глядя на мужчину.
— Я хотела умереть. После гибели мамы и возможной смерти Саньян… И твоей тоже… После того, что сделал мой дед... после того, как Саньян подняла меч против меня... после того, что ты со мной сделал... и после того, что сделала я. Но сначала… я решила похоронить мать.
Её плечи дрогнули, а в голосе появилась хрипота.
— Я пошла туда. К тому месту… где она...
Горло девушки свёл спазм, от чего ей пришлось сделать паузу.
— Где осталось лежать её тело! — наконец, продолжила Маримар — И внезапно появился ты! Но не ты… демон. Выскочил, словно бешеный шакал. И я достала флейту. Стала играть. Демон пошёл за мной. И трепетал языком, как змея... Я перелетела через обгоревшую стену. Он — следом.
Девушка подняла голову и взглянула на Тамина.
— Там, на дороге, мы встретили человека, дворцового слугу, только что спасшегося из огня. У мужчины была лошадь, и мне пришлось перестать играть, чтобы забрать её у него. За то время, пока не звучала музыка, демон разорвал человека пополам… Снова начала играть, только когда села верхом. И поехала сюда, к Алхатским горам.
Маримар помолчала и продолжила:
— Демон бежал следом. До этого дома. И здесь ты опять стал собой. Но зачем я рассказываю? Ты же всё помнишь…
Лицо Тамина было бледным, но взгляд — острым, как лезвие меча.
— Зачем ты снова меня спасла? — повторил он.
— Чтобы ты убил Императора!
Лей всколыхнулся, приподнялся на локтях, нахмурился и спросил:
— Разве он не сгорел во дворце?!
— Этого я не знаю! — ответила девушка — Но знаю, что Терону известны все ходы во дворце, и он не умрёт так легко!
Тамин задумался, продолжая хмурится. Потом спросил:
— А этот дом, чей он?
— Просто дом! — пожала плечами Маримар — Брошенный. Он давно пустует! — и добавила — Это окраина деревни Артас. Здесь живут те, кто добывает руду в горах, и их семьи.
Лей снова откинулся назад, стиснув зубы — боль в ноге была сильной, практически нестерпимой. Хакская магия, живущая в его теле, не справлялась.
Девушка встала и решительно произнесла:
— Я пойду в Валларию!
Тамин приподнял голову.
— Зачем?
— Мне нужно найти и похоронить маму! — ответила Маримар — Сброшу её тело в Ущелье духов, по хакскому обычаю!
Тамин сел и заявил:
— Я иду с тобой!
— С ума сошёл?! — воскликнула девушка — Тебе надо лежать, или навсегда останешься хромым. И нужен лекарь!
Лей встал, опираясь о спинку кровати и морщась от боли.
… Они прошли на руины Изумрудного дворца, поднялись по обугленным ступеням, туда, где раньше располагался свадебный павильон.
Красивый, богато украшенный всего несколько дней назад... теперь стал отражением того, что творилось в душах Маримар и Тамина. Обугленное пепелище несбыточных ожиданий и надежд.
Осторожно переступая через чёрные обломки, девушка замедлила шаг. Пепел мягко хрустел под ногами, въедался в обувь. Рядом — обгорелая балка, дальше — опрокинутая закопчённая мраморная колонна, на которой ещё угадывались очертания резных рисунков.
Вдруг под слоем золы что-то блеснуло.
Маримар остановилась и наклонилась. Пальцы дрогнули, когда она смахнула пепел — медленно, даже бережно. Как будто убирала прядь со лба близкого человека. А затем подняла из пепла брошь — рубиновый цветок. Лепестки оплавлены, камень стал похож на воск.
— Мамин… — едва слышно прошептала девушка.
Цветок был на принцессе Лии, когда принесли её тело.
Старшая принцесса поняла, что не найдёт матери. От неё ничего не осталось.
Маримар сжала брошь в кулаке. Сжала так, что побелели костяшки, а острые грани украшения до боли, до крови, впились в её ладонь.
Тамин не видел этой сцены, он медленно брёл вперёд, волоча ногу — она болела так, словно её глодали тысячи демонов.
Наконец, перед ним то самое место.
Где раньше стоял трон. Где сидел старик-бог. Где полыхал огонь. Где стояла она. Его мать.
Пламя сожрало и камень, и дерево, и ткани, и кости. Осталась лишь зола. Да и та — перемешана с грязью, с пеплом чужих тел, и со сгоревшими знамёнами империи…
Подошла Маримар и опустилась на колени. Она протянула руку, провела по обугленной плите — как будто погладила. А потом зачерпнула.
Пепел казался тёплым. До сих пор. Мелкая сероватая пыль вперемешку с чёрными хлопьями.
Тамин тоже наклонился — присесть он не мог. Лицо его казалось застывшим, но в глазах плескалась боль.
Он тоже протянул руку.
И впервые с детства — испугался. Не меча. Не боли. Не смерти. А места. Как будто прикосновение к этому каменному полу — это прикосновение к ней. К той, которая была матерью. К той, что не обнимала его в детстве. К той, что не успела ничего сказать в конце.
Осторожно собрал пригоршню.
Пепел был тяжёлым. Он ускользал между пальцев, будто не хотел, чтобы его забирали.
Маримар достала небольшой мешочек, поднесла к нему ладонь, и зола посыпалась, как пыль с крыльев мёртвой бабочки.
Лей не торопился. Он черпал, просеивал, вглядывался в каждую крупицу, как будто мог узнать её по цвету.
Он не знал, где она — здесь ли? Осталась ли хоть одна частица? Но всё равно собирал. Потому что иначе — нельзя. Потому что его долг — провести погребение по хакским традициям.
Когда мешочек был почти полон, девушка завязала его крепко, двойным узлом. Подала Тамину, а он бережно спрятал за пазуху, как нечто священное.
Потом выпрямился, сказал негромко:
— Поехали!
И пошёл прочь, сильно хромая и не оборачиваясь. Унося на груди смерть. И огонь. И любовь. О которой больше никогда не скажет вслух.
... Долина Хакрум встретила их тишиной. Словно сама земля узнала своих детей и замерла, затаив тёплое дыхание.
Полноводная река протекала по телу долины, а над ней возвышались величественные горы. Возле их подножий — густой вековой лес. Вокруг — зелёные луга, быстрые ручьи, чистейшие озёра... Без единой рыбы, птицы или зверя.
Красота была неживая.
Она не дышала, не звала. Не принимала.
Деревни попадались часто. Вернее, их следы: упавшие крыши, поросшие мхом, и остовы домов, заросшие кустарником. Что же до городов — их в Хакруме никогда не было. Хаки не строили городов, высоких зданий, дворцов или башен. Их домом была их земля, которую они почитали и считали, что надо быть к ней ближе.
Когда махарцы напали на долину, они вырезали всех, до последнего младенца.
Уничтожили целый народ — и ушли.
Потому что не могли остаться, не могли пользоваться богатствами Хакрума. Потому что долина была отравлена — ими же, махарцами. Яд оставался в воде, в земле, в воздухе. Даже мягкие травы пахли не так. Слишком сладко. Слишком едко. Как цветы на кровавом поле боя.
Минуло уже двадцать пять лет. И всё равно здесь невозможно жить. Это было место, где ничего нельзя начать сначала.
Но именно тут, в сердце долины, между скал, скрывалось Ущелье духов.
Узкое. Глубокое. Трещина в земле, ведущая в логово демонов.
Тамин и Маримар спешились и подошли к обрыву. Оставшиеся позади лошади тревожно переминались с ноги на ногу, ощущая опасность.
Ветер в ущелье шёл снизу вверх. Поднимался к небу, трепал волосы, трогал руки и лица.
Тамин молча развязал мешочек с пеплом и высыпал его в пропасть.
И ветер принял подношение. Унёс останки детей своих, благородных хаков, вниз.
Маримар обработала ногу Тамина остатками порошка из трав, понимая, что толку от этого мало — рана налилась тускло-жёлтым и издавала запах гниющего мяса.
Однако, Лею всё равно сделалось легче. Ему становилось лучше от прикосновений девушки, хотя её действия причиняли боль. Облегчение наступало и от её голоса, мягкого и нежного, когда она тихонько просила потерпеть или просто рассуждала, не дожидаясь ответных слов.
Тамин молчал и лежал с закрытыми глазами: то ли уснул, то ли проваливался в беспамятство, подошёл к тёмной границе между жизнью и смертью, где души замирали на пороге, не зная, что выбрать.
Девушка понимала — мужчине нужно серьёзное лечение и настоящий доктор. Но до ближайшего большого селения, где мог бы найтись подходящий лекарь два дня пути… И столько же займёт дорога обратно. Лей может столько и не прожить.
В деревне Артас имелась своя местная знахарка, старуха, что пользовала рудокопов. Маримар не очень верила, что лекарка может помочь, но выбора у неё не было. Промедление для Лея — подобно смерти!
Она ещё раз протёрла лоб раненого влажной тряпицей и, плотно прикрыв за собой чуть покосившуюся дверь, отправилась на поиски знахарки.
... Девушка быстро шла впереди, а лекарка семенила за ней, цокая языком и бубня себе под нос. Она была худая, с кривой спиной и руками, словно лапами костлявой птицы; в старой, но чистой одежде, и с волосами, убранными под платок.
«Хоть чистая, и то ладно!» — думала рыжая принцесса.
В руках знахарка несла довольно большой куль, завёрнутый в кусок ткани.
— Муж тебе, что ли? — спросила старуха.
— Нет! — коротко ответила Маримар, не оборачиваясь.
Ведунья хмыкнула, но больше вопросов не задавала.
Когда они вошли в дом, в нос сразу ударил гнилой дух. Тамин не двигался, только редкое дыхание говорило, что мужчина ещё жив.
Лекарка внимательно осмотрела рану, а потом бросила через плечо снисходительным тоном:
— Видела бы ты, какие увечья и травмы бывают у рукодокопов! Кишки в пузо запихивала... А у этого и не ранение даже! Так, неприятность. Не бойся, вытяну твоего «не мужа».
И скомандовала:
— Растопи очаг! Чего в холоде страдальца держишь?
— В каком холоде? — растерянно пробормотала девушка, и добавила, словно оправдываясь — У него жар, горячий, как та печка!
— Растапливай! И воду вскипяти!
Маримар поспешила выполнять, а старуха расстелила на столе чистое полотно, вынутое из куля, и принялась расставлять и раскладывать на нем баночки, склянки с жидкостями, мешочки с травами и порошками, ножи, кривые иглы, и еще непонятную для девушки дребедень.
При этом, она напевала песню, слова которой Маримар понять не могла — то ли язык незнакомый, то ли просто набор звуков.
Затем старуха опять подошла к раненому и некоторое время смотрела на него.
— Хак? — спросила она.
— Да, и что? — с вызовом ответила девушка, предполагая, что знахарка теперь откажется лечить.
— А то, — брюзгливо пробормотала старуха — что все обезболивающие отвары для него яд! Только наврежу, а не вылечу. Придётся резать на живую! Выдержит?
— Выдержит! — помолчав, произнесла Маримар.
Она не сомневалась, что Тамин вытерпит, хаки выносливы... Но, от понимая того, какие мучения предстоят раненому, у неё сжималось сердце.
— Еще, ему нельзя лекарства со змеиным ядом! — сообщила она.
— Ох ты ж! А чем тогда лечить? — нахмурилась знахарка.
— Тебе лучше знать! — сухо ответила Маримар, и пригрозила — Если навредишь, или не справишься, и он умрёт — берегись! И тебя убью, и твоих детей, и внуков! Всех!
Женщина насмешливо фыркнула, и произнесла:
— Ой, напугала! Старая я, помирать не страшно! А детей и внуков у меня нету!
И неожиданно добавила:
— И у тебя не будет! Ущербная ты, повреждённая!
— Что мелешь! — вскрикнула Маримар — Как ты можешь знать, без осмотра!
— А вот знаю! Вижу! — усмехнулась старуха, и добавила — Вылечить такое не могу. Не по женщинам я лекарь, а по мужикам! И шрам твой на лице навсегда останется! Не пройдёт! Глубоко порезали!
Маримар больше не спорила, и женщина, не получив ответа, продолжила:
— Не бойся! Не наврежу ему! Мне все равно — хоть хак, хоть махарец, хоть разбойник... Ни от кого добра не видела, но всем добро делаю! Такая моя доля! Но я лекарка, а не бог. Должен выжить, но... Как богам угодно, так и станется. Я их попрошу, богов, чтоб смилостивились. Они меня слушают.
Стоило углям раскалиться, как знахарка прекратила путаные речи и сунула в очаг нож. Железо зашипело, засветилось багровым.
— Держи его! — сказала она наконец, кивая на раненого, и покрепче хватая тёмную рукоятку своего инструмента.
— Он без сознания! — произнесла Маримар, взглянув на плотно сомкнутые веки Тамина.
Люди не жили в самой Великой Пустыне. Исключения — немногочисленные оазисы, где расположены большие селения и маленькие городки. Но они скорее перевалочные пункты, места для остановки караванов. Жизнь в них ярка, весела и опасна, ведь туда слетаются все, кто хочет заработать или поживиться за счёт путешественников. А стража не справляется или тоже в доле.
В основном, люди в приграничной области селились возле гор: у их подножий, за хребтами и перевалами — в долинах, прячущихся между скал, где стремительно несли воды холодные реки, стелились изумрудно-цветастые луга и шумели красноствольные густые леса.
Горные селения разные: и бедные деревушки, и роскошные поместья аристократов, каждый из которых имел свою, пусть и небольшую, армию.
Именно туда, в ближайшие поместья, и направился Император Терон, после того, как выбрался через тайных ход из горящего дворца. Кому, как не аристократам, многим из которых он лично вручал печати придворных чиновников, звания и земли, приютить своего монарха и помочь ему вернуться в столицу?
Свита Императора имела плачевный вид.
Да и свитой её не назовёшь — кучка грязных, потрёпанных людей, некоторые из которых были ранены, в сопровождении нескольких выживших и оставшихся верными, стражников. Никто из них не походил на то блестящее сопровождение, что недавно шествовало по залам Изумрудного Дворца.
И сам Терон выглядел и чувствовал себя нехорошо.
Во время битвы Императора так и не смогли ранить, но жар бушующего пламени, удушливый дым пожара и сильное эмоциональное напряжение плохо повлияли на его здоровье, и так неважное, в последнее время. Терон не учёл свой возраст.
Да, двадцать пять лет назад он легко и без последствий выбрался из пожара. Тогда, в хаосе переворота, он был моложе, быстрее и сильнее.
Теперь он еле брёл, опираясь на руки Саньян и Горна, краснел и задыхался... Годы и тучность давали о себе знать. От прежнего, великого владыки Империи будто ничего не осталось — лишь старый толстый одышливый человек, покрытым потом и сажей...
И главой маленького отряда стала Саньян. Перед трагедией она собиралась покинуть дворец вместе с Тамином, поэтому была одета в простое серое платье и сапоги. На этом наряде грязь, кровь и копоть были не так заметны, как на роскошных нарядах вельмож. Кроме того, с нею остался и узелок, приготовленный для побега, со всем необходимым на первое время. И с горстью украшений, которые принцесса собиралась продать, если они с Леем окажутся в нужде.
Она молчала, шла с замкнутым, угрюмым выражением на лице, не глядя по сторонам. Но стоило Императору заговорить — отвечала ему тихим нежным тоном. И заботилась о нём, не отходя ни на шаг...
Если у членов группы возникали вопросы, предложения или просьбы — они обращались к принцессе, ибо Император мало что соображал и мало на что реагировал.
И Саньян выныривала из тумана ненависти и отчаяния, бушующего в её душе, и решала проблемы.
Группа двигалась медленно, хотя надо было торопиться — возможна погоня. Но Император часто велел останавливаться и отдыхал, усевшись прямо на землю...
В один из таких привалов появился Олеен.
Он вышел из предгорного перелеска, с болтающимися на ногах и руках, перерубленными цепями, и закричал, напугав Терона и заставив принцессу и стражников схватиться за мечи:
— Госпожа, наконец-то я нашёл Вас!
Потом поклонился Императору, кинулся в ноги Саньян и заплакал.
— Я не виноват! — рыдал он, прижимаясь к её подолу — Не убивал ни Керу, ни принца, клянусь!
— Я знаю, знаю, успокойся! — раздражённо ответила Саньян, убирая оружие и делая стражникам знак, что всё в порядке.
Она не коснулась любимого наложника — не подняла, не обняла.
— Можно остаться с Вами? Не прогоните? — жалобно ныл Олеен.
Принцесса молча кивнула и тут же отвернулась, ведь Император попросил воды.
Саньян взяла у стражника флягу и аккуратно напоила деда. На Олеена же больше не обращала внимания, будто его и не было. Появление наложника не стало для неё радостью — ещё один бесполезный член свиты Императора. Даже его спасение от смерти не произвело должного эффекта — они и сами едва спаслись…
Олеен рассказал, как Маримар перерубила кандалы на его руках. А потом он нашёл меч, выпавший из руки убитого стражника и разрубил цепь на ногах. Потом прятался. Потом перелез через стену и пошёл к предгорью, полагая, что Император и Саньян тоже отправятся туда.
Принцесса нахмурилась — если наложник догадался, куда лежит их путь, то и другие смогут...
…Первым на пути императорской свиты оказалось поместье брата министра финансов — господина Ристника.
Он не присутствовал на свадьбе Саньян из-за болезни и именно это уберегло его от трагической участи других гостей — господин выжил, в отличие от многих, кто тогда был в Изумрудном дворце.
Свита Терона остановилась там, где заканчивалась узкая дорога, ведущая к поместью Ристника — на каменистой площадке у пропасти.
Сама усадьба находилась на другой стороне ущелья и неприветливо глядела на Императора закрытыми воротами и сплошным забором, над котором виднелись верхушка крыши дома и сторожевая башня, на которой стоял наблюдатель.
... Когда они вышли на главную дорогу, Саньян остановилась и посмотрела на темнеющее вершины хребта Душ.
— Мы идём в Севиль! — сказала она Горну.
Тот почтительно кивнул, не сказав и слова против.
Люди тоже приняли это указание с тоскливой покорностью. Они очень устали, выбились из сил, но понимали — другого выхода нет. Они слышали, что сказали в поместье — их нигде не примут.
Саньян тоже устала и буквально валилась с ног. Никогда прежде ей не приходилось столько ходить. И не приходилось голодать, испытывать мучительную жажду...
Ей хотелось упасть на дорогу и больше не двигаться. Но она не могла, не имела права. Люди из свиты держались только из понимания, некоего стыда — если хрупкая принцесса не ропща переносит тяготы и идёт вперёд, то им, мужчинам, стыдно стенать.
Саньян знала, что если она остановится, упадёт — упадут и они, потеряв моральный ориентир.
Эти люди, маленькая свита Императора, теперь стали ЕЁ, Саньян, подданными. Её маленьким государством, за которое она, как правитель, несла ответственность. Ибо истинный правитель, Терон, не мог выполнять свои обязанности.
К её удивлению, Олеен стал полезнее многих. Казалось, он совсем не устаёт, поддерживает её под руку, когда совсем невмоготу, а на привалах делает ей и императору массаж, придающий сил. Собирает хворост, находит дикие ягоды, приносит воду... А ведь на нем так и болтались тяжёлые обрывки цепей!
Сняли их только в первой деревни, где нашёлся кузнец.
В пути приходилось соблюдать осторожность, чтобы не выдать своего происхождения. Саньян сняла все украшения и переплела волосы в простую косу. Забрала драгоценности и у Императора, хотя он сопротивлялся, прятал руки и всячески высказывал недовольство. Зачем это нужно, Терон не понимал.
Принцесса добилась своего с помощью уговоров и... силы. Ей пришлось просить стражников, чтобы они держали Императора, пока она снимает его перстни.
Стражники избавились от доспехов, оставшись в одних рубахах. Мечи тоже пришлось прикрывать одеждой. А остальные, гражданские, спрятали всё, что хоть немного было ценным.
Ничего не выкинули, а связали в узлы, которые повесили на плечи. Ведь денег у них было мало, а любые ценности можно будет продать или выменять на еду.
И никто больше не называл своих имён, а только вымышленные. И никто не обращался к Терону и Саньян по титулу. Теперь они были группой простых горожан Валларии, оставшихся без крова и имущества после пожара.
Также, они старались идти в обход основных трактов.
К удивлению Саньян, в деревнях, попадавшихся на пути, их принимали радушно. И очень сочувствовали погорельцам из Валларии, которых, по словам крестьян, проходило через деревни немало. Да, простолюдины оказались добрее и сострадательнее, чем аристократы.
Бедняки делились последним с горсткой нищих, коими сейчас являлась императорская свита. А ещё, простой люд не задавал вопросов. Каждый нёс собственное бремя, не желая вдаваться в подробности чужого.
Саньян и её люди ночевали в брошенных, пустующих домах. Когда они обнаружили первый, то ринулись туда с воодушевлением и надеждой... И сразу же выскочили обратно на улицу.
Пыль, грязь, мышиный помет и паутина. Разбросанные ломаные вещи и рваная грязная одежда. Запах затхлости и плесени.
— Здесь рабочая печка! — воскликнул один из стражников — Натопим, хоть согреемся!
Надвигалась ночь и уже опустились сумерки. С Алхата дул пронизывающий ветер, разносящий песок, налетевший с пустыни, который резал кожу и попадал в глаза. И на зубах скрипел.
Все знали, что через час будет ещё холоднее.
Согреться хотели все, поэтому, вернулись в дом.
Стражники разломали сарайчик, расположенный во дворе и растопили очаг. Кровать была только одна, и на неё уложили Императора, постелив вместо простыни солдатские плащи.
Остальные путешественники, уставшие донельзя, просто попадали на пол и мгновенно уснули.
На полу спала и Саньян, положив голову на грудь Олеена — как на подушку.
Потом им попадалось много пустых домов. Слишком много. Бедствующий народ покидал родные края. Бросал всё нажитое и шёл — кто на юг, кто за горы. Куда угодно в поисках лучшей жизни, лишь бы не здесь. Великая Империя стремительно рассыпалась на куски, как прогнившее полено.
Рассыпалась и их группа. Некоторые из свиты устали так, что не желали идти дальше. Тем более, они не ждали ничего хорошего и от города. Лучше остаться в деревне! В сельских домах имелось всё необходимое, и даже печки, дающие тепло, если их натопить. И еду, хоть и скудную, можно приготовить! Зачем куда-то идти, мучаясь от холода и голода и сбивая в кровь ноги?
Саньян не стала уговаривать отщепенцев, а просто велела стражникам их убить. Чтобы не выдали, не продали сведения об Императоре. А чтобы никто не сбежал, принцесса ввела следующие правило — если кто-то из группы пропадёт, несколько оставшихся будут казнены. И люди стали следить друг за другом денно и нощно, трясясь от тревоги и страха.
... Прибыв в Севиль, Саньян сняла несколько комнат на самом крупном постоялом дворе «Чаша и Очаг», за что расплатилась частью своих украшений. Одно за другим они исчезали из карманов, обеспечивая ей и её людям кров и еду.
... Прибыв в Севиль, Маримар узнала о столичных новостях и переменах во власти. Она не особо удивилась, не возмутилась,и приняла эти известия как данность — чего-то такого она и ждала.
Первым делом бывшая принцесса проверила тайник, находящийся в городе — как и во многих других. Эти схроны служили для обмена информацией между членами Тайной Стражи, если они оказывались в Севиле, а также в каждом из них хранилось немного денег на случай непредвиденных обстоятельств.
Тайник был пуст, из чего Маримар сделала вывод, что некоторые из Цветочных Девушек выжили, побывали в Севиле и опустошили схрон.
Ещё в городе жили осведомители, у которых можно было попросить помощи. Но Маримар не хотела рисковать, выдав себя — внучку прежнего Императора, считающуюся погибшей. Да и незачем беспокоить людей, ведь Стражи больше нет.
Бывшая принцесса стояла возле рыночной площади и считала последние михари. Их было ровно пять. Мало что купишь.
Как и все женщины Великой пустыни, Маримар, даже в обычной, обыденной жизни, носила, одновременно, множество украшений. Поэтому того, что было на ней на момент трагедии, хватало на первое время, чтобы менять на необходимое. Теперь всё продано: кольца, серьги, браслет с лазуритом, монисто с монетами, некогда украшающее её шею... Остался только рубиновый цветок, но его принцесса не отдала бы даже под страхом смерти. Он был памятью, а ещё — обетом, данным матери над Ущельем духов. И ещё она не желала расставаться с ножным браслетом с колокольчиками — так и носила с собой в поясной сумке.
Денег нет, украшений нет... А купить нужно так много! Лекарственные травы, готовые снадобья, одежду для Тамина... Не говоря уже о еде.
Маримар увидела вывеску постоялого двора — «Чаша и Очаг», и поняла, что выбора нет. Придётся взяться за старое ремесло. Но подойдёт ли это заведение Несравненной Жасмин, получит ли она здесь достойную плату? Или выбрать другое?
Вход в жилые, сдаваемые комнаты на этом постоялом дворе находился со двора, а в увеселительный зал прямо с улицы, чуть ли не с самой площади.
У этого входа было чисто: каменная лестница подметена, пол под навесом вымыт и посыпан ароматными травами — так всегда делали в местах, где ценили посетителей.
Из открытых окон доносился людской гомон, звуки кефары, запах пряного тушёного мяса, от которого у Маримар закружилась голова. Как же давно она не ела ничего вкусного!
Взбежав по ступеням, Маримар толкнула тяжёлую дубовую дверь.
Зал был большим и светлым, со множеством столов, за которыми отдыхали гости. Тут и там сновали подавальщицы в ярких платьях, разнося ароматные яства. А на деревянном помосте кружились в танце девушки.
Конечно, это место не могло сравниться с Цветочным Двором, но казалось достаточно приличным.
Маримар шагнула вперёд и едва не была сбита с ног мальчишкой-подавальщиком.
— Осторожно! — воскликнула девушка, а паренёк принялся рассыпаться в неуклюжих извинениях.
Принцесса его перебила:
— Отведи меня к хозяину! Скажи, его ищет Жасмин!
И сунула ему в руку мелкую монету.
— Та самая Жасмин? — недоверчиво переспросил мальчишка.
Девушка не ответила, а подавальщик отправился выполнять её поручение.
Маримар отошла немного в сторону, туда, где было поменьше света. Она чувствовала на себе взгляды: скользящие, пристальные, оценивающие.
Вернулся мальчишка-разносчик и велел девушке следовать за ним.
Господин Кодри, невысокий полноватый мужчина, бросился на встречу Маримар, стоило ей только перешагнуть порог его кабинета.
Кодри внимательно и недоверчиво вперился взглядом в гостью, но, почти сразу, расплылся в улыбке.
— Жасмин, дорогая моя! — воскликнул он.
Господин Кодри бывал в Цветочном Дворе, где и видел Жасмин. И хотя тогда пол-лица девушки скрывала маска, а теперь вуаль, он не мог не узнать эти соблазнительные розовые губы и столь редкий голубой цвет глаз. Да и длинные, отливающие красным волосы, и роскошная фигуры Жасмин, были незабываемы.
— Как я рад, как я рад! Присаживайся! — пробормотал он и показал на кресло возле стола, за которым до этого сидел сам, а затем крикнул кому-то:
— Принесите нам чаю!
И снова гостье:
— Или хотите вина?
— Хочу у вас станцевать! — ответила девушка, усаживаясь в кресло — Договоримся?
Кодри едва не подпрыгнул от радости: выступление Несравненной Жасмин принесёт много денег и поднимет престиж заведения до небес!
— Конечно-конечно! Это великая честь принимать вас на нашей скромной сцене! — произнёс он, мысленно потирая руки, и добавил, изобразив на круглом, гладко выбритом лице скорбь — Слышан, какая трагедия случилась в Валларии! И Цветочного Двора больше нет! Такая жалость!
— Давайте обсудим условия! — перебила его девушка.
... Перед танцем Маримар долго стояла перед широким зеркалом, пытаясь разглядеть в отражении прежнюю себя.
Своего костюма для выступления у неё не было, поэтому, пришлось выбирать из того, что имелось в заведении. Из всех предложенных вещей она взяла самый простой наряд: тонкую юбку песочного цвета с высокими разрезами, расшитую не золотом, а обычным нитяным узором, и короткий лиф с тонкими завязками. Девушка знала: её сила — не в тканях, не в дорогой отделке и не в сверкающих камнях. И знала — она стала Несравненной Жасмин не только потому, что была красивой. А потому что танцевала так, как никто больше не мог. Потому что, никто не мог так чувствовать музыку, сливаться с ней и двигаться под неё, как хаки.
Маримар шла по городу, прижимая к себе сумку с только что купленными лекарственными травами, и смотрела по сторонам внимательным взглядом.
Хотя она уже не состояла в Тайной Страже, но привычки шпионки остались. То, чему училась несколько лет, не могло исчезнуть по щелчку пальцев. Например: смотреть, слушать и запоминать.
Улицы Севиля были наполнены шумом и суетой.
На рыночной площади стоял гвалт: продавцы кричали, подзывая к себе покупателей, а те, в свою очередь, яростно и громко торговались за каждую михари. Тут и там сновали мальчишки, пытаясь незаметно стащить что-нибудь с прилавка, а то и вовсе подрезать у зазевавшего прохожего кошель.
Запахи жареного мяса, мочёных фруктов и жгучих специй распространялись в воздухе, будоража аппетиты людей.
Внимание Маримар привлекла женщина, закутанная в плащ, торопливо пробирающаяся среди прохожих. Несмотря на многослойные, скрывающие фигуру и лицо девушки, одежды, Маримар её узнала. Узнала сразу, едва увидела.
Саньян!
Сердце Маримар зашлось радости — её сестра жива! Она спаслась из гибельного пламени пожара! И неожиданно нашлась! Словно само провидение столкнуло принцесс в шумном городе.
Девушка хотела окликнуть сестру, бросится к ней, обнять... Но ничего не сделала. Отступила, смешалась с толпой, а затем, скрываясь, последовала за Саньян. И обнаружила, что принцесса была не одна — её сопровождал мужчина, тоже закутанный в накидку.
Саньян всё раздражало... и яркость солнечного света, и пестрота одежд горожан. А запахи еды, специй и людского пота вызывали тошноту.
Она поглубже натянула капюшон и свернула на соседнюю улицу, где располагались магазины одежды, лавки и мастерские. Олеен молча последовал за ней.
Не магазины были нужны девушке. Бывшая принцесса искала врача.
Император стал совсем плох. Он то впадал в безумное буйство, то прятался под одеялом и дрожал, повторяя одни и те же, неразборчивые, слова. Он уже не понимал, где находится и кто находится рядом с ним. Не помнил Терон и себя. От Великого Императора осталась лишь жалкая тень — оболочка. И ему срочно был нужен лекарь!
Саньян надеялась и искренне верила, что безумие деда обратимо, что он придёт в себя, стоит лишь найти настоящего, хорошего доктора.
Нырнув в ещё одну арку, девушка оказалась на Белой улице, где находились врачебные кабинеты — по традиции, как и во всех городах Империи, лекарские в Севиле располагались рядом, в одном месте.
Саньян шла вдоль вывесок, на которых значились имена, должности, громкие и пыльные обещания. «Целитель Серен — лекарь с юга», «Бывший военный врач», «Знаток кровопускания, зубов и тайн женского тела». Некоторые двери были заперты. У других — стояла очередь.
Саньян металась от одного здания к другому и не могла выбрать, к кому обратиться — она никому не доверяла. Разум бывшей принцессы метался в подозрениях и сомнениях: услуги врачей стоили дорого, но дело было не в деньгах — она боялась, что кто-то сможет узнать Императора. Или попадётся обманщик, шарлатан, который не вылечит Терона, а только навредит.
Такое уже случилось — приглашённый хозяином постоялого двора, по просьбе Саньян, лекарь заявил, что больной и не болен вовсе, а притворяется! За что был принцессой изгнан без оплаты.
Внезапно взгляд девушки зацепился за старую деревянную вывеску, где было выжжено лишь одно слово: «Повитуха».
Она так беспокоилась о других, что совсем позабыла о себе. О том, что внутри неё всё ещё прорастало проклятое семя...
— Жди здесь! — велела она Олеену, поднялась по ступеням и решительно толкнула деревянную дверь.
Войдя, девушка огляделась и осталась довольна — в кабинете было чисто и аккуратно. Из мебели — большой дубовый стол и узкая кушетка за занавеской.
Ещё, в лекарне пахло мятой и кислыми сушёными яблоками, ароматы которых не вызывали тошноты.
Повитуха оказалась женщиной лет пятидесяти, с крепкими руками и ясными глазами. Она внимательно осмотрела Саньян и послушала её пульс.
— Ты беременна! — сказала она — Срок малый, не больше месяца, но всё хорошо. Ты здорова. И ребёнок — тоже.
— Мне нужно средство, чтобы избавиться от плода! — сдвинув брови, произнесла Саньян.
Повитуха отошла и села за стол.
— Это нельзя сделать просто так! — сказала она — Ты молода, и беременность идёт хорошо. Это дитя уже живое. Это убийство, преступление против закона!
— Всё можно сделать тайно! — возразила девушка — Я заплачу, сколько скажите! Никто и не узнает!
Повитуха помолчала и сочувственно спросила:
— Неужели действительно не хочешь его?
— Не хочу! — ответила Саньян — Я ненавижу его отца!
Повитуха понятливо кивнула. Уж сколько она повидала таких женщин, что понесли от любимого, который потом стал не мил. Или бросил. Или плод от семени ещё худших людей, которых и людьми не назовёшь... Но даже ребёнок от насильника ни в чём не виноват и заслуживает жизни.
— Дитя это лишь на половину его, вторая половина — твоя плоть и кровь. Избавишься от него, части себя лишишься! — произнесла она.
Маримар тяжело вздохнула. Хватит уже глядеть, нужно уходить! Пора покинуть Севиль. Она и так задержалась на лишний день. Теперь Маримар выполнила все обязательства с выступлениями, заработала достаточно денег и купила всё необходимое для себя и Тамина.
Но внезапно девушка услышала гулкий топот и множество мужских голосов, а потом увидела нескольких солдат, в мундирах императорской армии. Они бежали прямо к постоялому двору, размахивали мечами, и кричали:
— Вот он! Бывший Император!
— По приказу Его Величества Императора Сайлоса — уничтожить изменников!
— И принцессу! Убить всех, кто с ними!
Горожане, увидев вооружённую толпу, бросились в рассыпную, в панике толкая и пихая друг друга. Одна женщина уронила корзину красных яблок, и те покатились по пыльной улице, превращаясь в "кровавое" месиво под грубыми сапогами солдат.
Маримар перевела взгляд на Терона. Испуганный Горн пытался увести Императора прочь, но тот замер и вытаращил глаза на мужчин с оружием. Он отказывался уходить, не понимая, где он и что происходит.
Из дверей гостиницы выскочила Саньян, а сразу за ней и оставшиеся стражи Терона. Их было меньше, чем нападавших, но никто из них и не думал отступить или сбежать. Они обнажили мечи и встали на защиту того, кому когда-то поклялись в верности.
Позади них маячил и Олеен — бледный, испуганный, отчаянно стискивающий рукоять кинжала.
Наконец Горн смог отвести Терона в сторону, и они скрылись в дверях постоялого двора. Солдаты бросились в погоню, но Саньян и её воины успели преградить им путь.
Подтвердились опасения советника — новая власть решила избавиться от остатков старой. Разразилась настоящая бойня, и яростные вопли, смешавшись с лязгом металла, заполнили улицу.
Саньян тоже кричала, и отбивала удары, летящее в её сторону. Взмахом меча она перерубила одному из противников горло, и оттуда широким веером хлынула кровь. Враг принцессы захлебнулся ею, и повалился на землю с глухим хрипом, который тут же растворился в общем шуме.
Слева Саньян прикрывал один из ее стражей. Он отсек врагу руку выше локтя, и та, вместе с оружием, тяжело грохнулась под ноги своему бывшему обладателю. Взревевший от боли солдат попытался отбежать в сторону, схватившись за обрубок, но страж вонзил ему клинок между рёбер.
Олеен, как ни странно, не отставал от воинов. Он не умел драться, но всё равно махал кинжалом, пытаясь попасть, почти не глядя, во врагов, которые встречались на его пути. Вот перед ним завалился на спину один из имперцев, которого пнула от себя Саньян, и Олеен, пронзительно визжа фальцетом, вогнал лезвие ему прямо в глазницу, а затем, с громким хрустом, вырвал оружие обратно. Кровь множества врагов забрызгала и его одежду, и волосы, и лицо, попала даже в рот, открытый в пронзительном крике, превращая прекрасного беловолосого наложника в демона с красными, обезумевшими глазами и окровавленной пастью.
Но удача была на стороне принцессы лишь в начале битвы.
Один из солдат Саньян ранен в плечо, а затем добит клинком в живот. Он рухнул на колени, беззвучно шепча:
— Простите... — и упал, ударившись лбом о грязную землю.
Другой стражник бросился вперёд, прикрывая Саньян. Он ударил противника снизу, перерезая сухожилия. Имперец вскрикнул, упал, а Саньян добила его своим мечом. Однако, в тот же миг сразу двое её воинов упали замертво.
Чем дальше отступала принцесса, тем меньше людей оставалось на её стороне. Она и сама получила несколько ранений, пылающих на ее одежде кровавыми пятнами. Но боль от ран не сдерживала девушку, наоборот — делала более яростной. Она двигалась как в танце, клинок пел и дышал вместе с ней, уничтожая врагов. Но их было слишком много.
В тот момент, когда принцесса почувствовала за спиной стену постоялого двора, рядом с ней оставался лишь Олеен.
И это был конец.
Как бы хорошо Саньян не владела мечом, она не могла справиться с таким количеством прекрасно обученных солдат. Вот один из нападавших уже вытянул руку, готовясь нанести смертельный удар… И в этот момент…
Маримар бросилась вперёд, подхватывая с земли меч одного из мёртвых солдат. Бесшумно и стремительно, как умели Тайные Стражи, она вонзила клинок в имперца, стоявшего к ней спиной, и не ожидавшего нападения.
Тело ещё не успело рухнуть на землю, как лучшая убийца снесла голову ещё одному.
Маримар до последнего надеялась, что сестра справится, и ей не придётся выдавать себя. Но видя, как Саньян загоняют в смертельную ловушку, она больше не могла ждать. Она не могла допустить её гибели!
Между ними последнее время случилось много плохого: непонимание, зависть, ревность, ненависть и боль…
Но она никогда бы не могла стоять и смотреть, как сестру убивают. Её маленькую Саньян, что пряталась за её юбку, когда было страшно, что всегда полагалась на сестру, пока не выросла и не ожесточилась...
В тот момент, когда Маримар влетела в толпу, ряды противников дрогнули, а Саньян, воспользовавшись их замешательством, убила того солдата, что стоял к ней ближе всех.
Младшая принцесса видела, как фигура в тёмном плаще, с закрытым лицом, с небывалой лёгкостью кромсает тренированных бойцов нового Императора.
Обратно в Артас Маримар летела как на крыльях, то и дело подгоняя коня. И если бы лошади не был нужен отдых, девушка мчалась бы без остановки — ей нестерпимо хотелось увидеть Тамина.
Всю дорогу, до самого дома, настроение и мысли Маримар метались — она то ликовала от скорой встречи с Леем, то впадала в уныние и тревогу, из-за принятого ранее решения ничего ему не рассказывать. Девушку одолевали сомнения: должна ли она утаить от Тамина то, что произошло в Севиле, или обязана рассказать всё, и будь что будет?
К концу пути желание обрести собственное счастье победило и совесть, и доводы разума. Теперь рыжеволосая принцесса молила богов, чтобы они забрали жизнь Терона как можно скорее, сняв с неё, Маримар, тяжёлую ношу обмана, и подарив облегчение израненным душам, что пострадали от рук жестокого Императора.
Когда девушка достигла их с Леем временного убежища, день уже клонился к закату, и свет заходящего солнца лежал длинными полосами на единственной улице Артаса, присыпанной нанесённым с пустыни песком.
Маримар спешилась, торопливо привязала лошадь, сняла сумки, прикреплённые к седлу и вбежала в дом.
Сначала она замерла у порога, прислушиваясь, ожидая, что вот-вот из-за ширмы раздастся шорох, или донесётся голос Тамина. Но в комнате царила гнетущая, давящая тишина.
Было очевидно, что мужчины нет.
Маримар медленно обошла дом: за ширмой, на постели, остались небрежно скомканные простыни, еще хранящие ЕГО запах; в центре комнаты, на столе, стоял почти полный кувшин с водой, а рядом присутствовали миска с остатками еды и брошенная ложка. Девушка поняла, что решение Лея уйти было спонтанным, и он собирался в путь второпях. Но она не знала — покинул ли он хижину навсегда, или отлучился ненадолго.
Отправляясь в Севиль Маримар не исключала, что Лей может уйти, её не дождавшись. И подготовилась к такому заранее, ибо отпускать Тамина не собиралась.
Она вышла на крыльцо, глубоко вздохнула и обратилась к собственной особой магии. Спустя мгновение на земле проявился отчётливый светящийся след обуви Лея. Сначала он вёл за дом, к покосившейся конюшне, а затем сменился на следы лошадиных копыт, идущие со двора. Особый порошок, которым Маримар посыпала и обувь Тамина и подковы старой клячи, не подвёл. Теперь девушка сможет найти неугомонного хака, даже если он вздумал уйти от неё без прощальных слов.
— Куда же ты поехал, Лей? — спросила она, вглядываясь в розовеющий закат.
Спешно вскочив на лошадь, Маримар бросилась в погоню. Действие следящего порошка не было бесконечным: стоило ветру присыпать песком следы, как они тускнели, и становился едва различимым. Поэтому, нужно было спешить, пока их совсем не замело.
Больше гонга она скакала в сторону предгорий, чувствуя, как на душе разливается жгучая, вязкая тревога.
Судя по следам, путь Тамина был прямым, как стрела. Он не просто ехал куда глаза глядят — он направлялся в какое-то конкретное место.
Скоро Маримар поняла, куда — к предгорьям Алхатских гор. Именно там располагались поместья придворных Терона.
Когда цепочка следов свернула вправо, девушка убедилась, что была права в своих догадках — Лей стремился к дому премьер-министра, который присутствовал на кровавой свадьбе Саньян, и находился в первых рядах тех, с кем Тамин и Маримар сражались. Похоже, старый пройдоха выжил...
Конец пути был близок — горы уже нависали тёмной громадой, накрыв пустыню, и едущую по ней всадницу, густой тенью. Казалось, на Алхате уже наступила ночь.
Скоро должно показаться поместье министра, к которому вела неширокая каменистая дорога, ползущая вверх по склону.
Но девушка, двигаясь по следам Тамина, свернула в сторону, на мало заметную тропинку, расположенную среди пышных колючих кустов дарника. Тропка вывела всадницу на полянку, поросшую травой, где Маримар обнаружила лошадь Лея, привязанную к дереву.
Девушка спешилась, привязала и своего коня, и отправилась обратно — туда, куда вели следы.
И тут раздался отчаянный вопль.
Крик был коротким, но в нём слышался ужас, боль и отчаяние.
Маримар замерла на вершине склона, укрытая густыми зарослями кустов. Отсюда была хорошо видна дорога, ведущая к поместью.
На дороге валялась перевёрнутая повозка со знакомым гербом премьера. Её деревянная крыша была разбита, буквально разворочена, а рядом, в лужах крови, лежали несколько исковерканных тел — без рук и без ног... А у кого-то и голова отсутствовала.
В центре побоища находился он.
Тамин.
Нет. Не человек. Не тот, кого любила рыжеволосая принцесса.
То, что стояло в крови убитых людей, не было им.
Теперь оно было меньше похоже на человека, чем тогда, когда Маримар не повезло впервые встретится с ним. То, чем сейчас был Лей, более походило на отвратительную игуану, покрытую тёмной морщинистой кожей.
Демон безжалостно расправлялся со стражниками, что были для него досадной помехой на пути к истинной цели, которой был тучный человек, лежащий на земле. Толстяк пытался ползти, скрыться от чудовища. При этом он бормотал, умоляюще вытягивая руки с толстыми пальцами, унизанными перстнями:
Маримар хлопотала, металась от очага к столу, накрывая к обеду, и беспрерывно болтала, рассказывая обо всем, что увидела и узнала в Севиле.
Голый по пояс Тамин сидел чуть в стороне, натирал суконкой лезвие меча и девушку не слушал. Но смотрел, внимательно и с интересом.
Принцесса светилась от радости и выглядела иначе, чем в последние дни. Это была прежняя Маримар, та, которая раньше называлась Жасмин. Даже шрам был почти не заметен — возможно, из-за косметики.
Её волосы, украшенные ажурной заколкой, блестели и рассыпались лёгкими пушистыми прядями; а когда она наклонялась, её тугие груди соблазнительно натягивали ткань светлого лёгкого, кокетливого платья. И наряд, и украшения были дешёвыми, простенькими, но они были новыми.
Лей перевел взгляд на стол. На нем благоухали аппетитными ароматами кушанья, которыми не зазорно было бы потчевать царственных особ: уха из красной рыбы, жареная утка с медовым соусом, нарезанная говяжья буженина, свежие ягоды фурии, фигурное, нежное даже на вид, печенье...
И две бутыли дорогого красного вина.
Ещё, на кровати, за спиной Лея лежала стопка одежды, купленная девушкой для него.
— Где ты взяла деньги на всё это? — поинтересовался Тамин.
Маримар на миг замерла, а затем ответила:
— Продала свои украшения!
— У тебя их не осталось, когда ты уезжала, — заметил Лей.
— Тебе так казалось! — парировала девушка — Я не выставляю напоказ ценности!
Тамин будто не услышал и продолжил спрашивать:
— Ты не танцевала в Севиле?
— Нет! С чего ты взял? — удивилась Маримар.
— Тебя не было пять дней! — продолжил Лей — Что задержало тебя в том городе?
Маримар нахмурилась, уперла руки в бока — совсем по-простонародному, по-деревенски — и спросила с вызовом:
— А если бы и так, если бы и танцевала — какое твоё дело, Лей Тамин? Ревнуешь?
Лей молчал.
— С чего бы? — продолжила девушка — Я тебе не жена, чтобы ты ревновал и допрос устраивал! И даже не твоя женщина!
Тамин убрал меч в ножны, отложил его в сторону и неожиданно быстро вскочил.
Схватив девушку в объятия, он бросил её на кровать, навис сверху и сказал:
— Не моя женщина? Тогда почему ты живёшь со мной? Почему вернулась и отправилась меня искать?
И впился жадным поцелуем в губы Маримар. Он так долго терзал её рот, что девушка стала задыхаться.
Отстранился. Принцесса шумно вздохнула и вытерла губы тыльной стороной ладони.
— И что с того, что я вернулась? — спросила она — Вернулась, а тебя нет! Мой мужчина меня бы дождался!
— Я не могу сидеть сложа руки, пока враги живут! — произнёс Лей.
Помолчал, любуясь девушкой, и признался:
— Пока тебя не было, я жить не мог, дышать не мог! Поехал в пустыню, чтобы отвлечься.
Сердце Маримар зашлось от радости, но она попыталась это скрыть и продолжила недовольно глядеть на Тамина. Правда, удавалось ей это плохо — выдавали сияющие, ошалевшие от счастья, глаза.
Лей снова захотел её поцеловать, но девушка упёрлась ладонями ему в грудь и произнесла:
— Там овощи, на очаге! Сгорят!
И попыталась встать, но Лей не позволил, снова прижав ее к постели.
— Сгорят же! — повторила девушка, больше не сопротивляясь.
Тамин привстал, взял одной рукой стоящий на полу у кровати кувшин с водой, и кинул его в красный зев очага.
Кувшин разбился, вода залила пламя... Остались только шипящие угли.
Маримар только ойкнула.
Затем Лей быстро скинул свои штаны и снова навис над девушкой.
— Ты знаешь, я не хороший человек! — продолжил он говорить мягким голосом — Может, и не человек вовсе! Ты всё видела не раз, даже сегодня, всего несколько гонгов назад! Я причинял тебе зло, и не извинялся, не предлагал приятной лжи... Но ты, всё же, со мной. Ты знаешь, чего я хочу, и ты хочешь этого тоже!
Его дыхание превратился в грубое рычание, когда он навалился на Маримар и вытянул своё большое, твёрдое тело поверх её. И толкался в неё через ткань платья. Девушка извивалась, от желания и от ощущения того, каким большим ОН был.
— Платье! — вскрикнула Маримар — Не рви платье!
Лей не пощадил, и тонкая ткань трещала, рвалась и отлетала кусками в разные стороны.
Он скользнул рукой по её бедру и просунул ладонь между ног. Девушка закричала от такого сокрушительно возбуждающего прикосновения. Ласка Тамина, как и его грубость, питали её желание. Желание быть взятой этим мужчиной, жёстко и быстро, без остатка и без слов. Взятой каждой частичкой того зверя, которого она знала, и который был там, в пустыне, несколько гонгов назад.
Маримар нравилась опасность, живущая в Лее, возбуждающая безрассудную часть её души... Но она немного боялась этой опасности.