Дежурить накануне Хэллоуина он не любил. Местная нечисть, непривычная к завозным праздникам, в это время обычно сидела тихо. Святки и Купала были ей как-то привычнее. А вот оборотни и вампиры, наоборот, становились активнее. Среди ряженых им было проще затеряться. А ты думай потом, кто перед тобой…
В салоне автобуса, такого древнего, что он, кажется, помнил Брежнева живым, не было никого, кроме кондуктора. Двое парнишек, один в маске из «Крика», другой — в красно-чёрном полосатом свитере, вышли остановку назад. Всё было так спокойно, что Дориан начал тревожиться. Хотя, казалось бы, кому надо ехать на кладбище на ночь глядя, если в ночных клубах диджеи уже ставят праздничные подборки, да и дома с друзьями смотреть триллеры и бояться ужасов из темноты гораздо приятнее?
Он почти убедил себя, что в этом году ему крупно повезло, и дежурство выйдет мирным, безо всяких происшествий, когда на следующей остановке в автобус вошла невысокая коренастая девушка. Лицо её было тщательно выбелено гримом, под глазами залегли чёрные круги туши с потёками. Она была одета в чёрное пальто и пышную юбку со множеством оборок. Едва успев расплатиться, девушка достала из сумочки телефон и позвонила. На том конце ответили после недолгой заминки.
Дориан сделал вид, что внимательно изучает вчерашнюю газету. Сейчас он весь обратился в слух.
— Да, да. Я уже. Еду уже, говорю. Где? За колумбарием? А я точно его найду? Я там первый раз. Что? Шэдоу меня встретит? Ну давай.
«На кладбище, значит, едет. Одна», — подумал Дориан. Под ложечкой тоскливо заныло. Едва уловимая надежда на тихий вечер рассеялась в воздухе. У него была ещё пара остановок, чтобы успеть отговорить девушку. Да только как это было сделать? Так и доверится молодая девчонка бородатому взрослому дядьке в ковбойской шляпе и в кожаном плаще! Так и решит, что слушать надо его, а не друзей-идиотов, которые зовут её в такой день потусоваться среди могил и не слишком довольных мертвецов.
Девушка сидела, прижавшись лбом к стеклу, и безучастным взором окидывала тающую во мраке обочину. Дориан отложил газету в сторону и подсел к ней. Но так, почтительно, на сиденье через проход. Девушка отвлеклась от своего занятия, с головы до ног окинула его оценивающим взглядом и сказала: «Я не знакомлюсь. У меня парень есть». Дориана обдало облачком сладкого алкогольного аромата.
Ещё и пьяная. Вот только этого не хватало!
— Я только хотел попросить. Не надо сегодня на кладбище.
Девушка сделала губами «пф-ф» и отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.
Неприятное ощущение под ложечкой стало ещё сильнее. Дориан тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Вот подросток с перекушенным горлом, найденный в городском парке. Вот студентка, белая от потери крови, но живая, пусть забывшая, как её зовут. Вот…
— Опасно там нынче, — Дориан предпринял последнюю попытку отговорить подвыпившую девицу.
— Я не боюсь, — не оборачиваясь ответила она. — А там что? Оборотни? Вурдалаки?
Дориан понимал, что если сейчас ответит утвердительно, да ещё присовокупит десяток-другой названий менее популярной, но жутко противной нечисти, его просто поднимут на смех, и миссия будет провалена.
— Люди, — устало вздохнул он. — Люди хуже всего.
Девушка пожала плечами.
— Ты их давно знаешь? Ну, тех, к кому идёшь?
— Подольше, чем тебя… Дядя… — Она нервно заёрзала на сиденье, видимо, не могла решить, звать кондуктора на помощь или нет. Тот пока что дремал на своём месте.
Дориан отступил. Не то чтобы он надеялся отговорить девушку от затеи, которая казалась ему опасной, но попробовать всё же стоило. Теперь, когда попытка провалилась, можно было переходить к следующей части плана.
Конечно, если бы он был в эту ночь собакой, всё вышло бы гораздо лучше. Большая псина легко перемещалась по кустам и буеракам и привлекала меньше внимания, чем крепкий высокий мужик в чёрной коже, идущий за подопечным по пятам. Но выбора у него не было. Девушка вместе с неизвестным количеством приятелей собиралась в канун Хэллоуина влезть, куда не просят.
Автобус остановился. Клацнули двери, и она, нервно оглядываясь, вышла наружу. Дориан дождался, когда девушка отойдёт подальше, и беззвучно спрыгнул на асфальт.
Дорога, ведущая через кладбище, было хорошо освещена. Ещё несколько фонарей горели за оградой, отмечая кварталы в молчаливом городе мёртвых. Полная луна вышла из-за облаков.
Он не спускал глаз с коренастой фигурки, которая сейчас свернула с асфальта и заковыляла по влажной, перекрученной колёсами тракторов земле. Колхозное поле подходило почти впритык к могилам и казалось живой иллюстрацией к древней притче о зерне, брошенном в землю. Казалось оно Дориану. Девушка, то и дело спотыкавшаяся о какую-нибудь колдобину, негромко материлась и сбавляла ход. Держать нужную дистанцию в такие моменты становилось труднее. Дориан бросал печальные взгляды на луну, снова жалея, что это дежурство встречает человеком, а не псом, и молился, чтобы подопечная не обернулась. На этом коротком промежутке от дороги до кладбищенской ограды ему негде было спрятаться.
Когда они наконец добрались до заборчика из частой сетки-рабицы, стало немного проще. Вдоль него пролегала хорошо утоптанная тропинка, с одной стороны заваленная старыми венками, разбитыми надгробиями и пластиковыми цветами, с другой — прикрытая стеной колумбария и засаженная кустами. Девушка прибавила шагу. Дориан следовал за ней, готовый в любой момент слиться с окружающим пейзажем.
Впереди, в паре десятков шагов от них, из темноты вынырнула ещё одна фигурка, видимо, тот самый Шэдоу, и замерла в свете фонаря. Его подопечная приветственно замахала рукой. Дориан вжался в кусты и начал наблюдать за ними.
Поравнявшись с Шэдоу, девушка бросилась ему или ей на шею, замерла, громко и торопливо что-то рассказывая. Слух у Дориана был острый для человека, но не мог сравниться с собачьим, так что слов он разобрать не мог, различал только общие интонации. Судя по басу, который прерывал ненадолго быструю речь его подопечной, Шэдоу был парнем. Высоким, тощим. Живым, то есть, с точки зрения Дориана, безопасным. Больше того, в случае нападения оборотня или вампира, скорее жертвой, чем агрессором.
Всё началось с того, что Ирка съехала от родителей.
К тому времени бабушкин дом уже год стоял без хозяйского догляда, только отращивал долги за воду, свет и всякое такое, и на семейном совете было решено отправить великовозрастную дщерь, девицу двадцати с небольшим лет, туда. Рекомая девица, копирайтер на фрилансе, к тому времени успела перессориться со всеми родными, потому что образ жизни вела ночной, скрытный, среди родственников-жаворонков громко осуждаемый. Деревянный дом в частном секторе, без канализации и горячей воды, зато с газовым котлом, электричеством и довольно шустрым интернетом казался ей пределом мечтаний.
По крайней мере, так было летом. Тогда она вечерами сидела за столиком под раскидистой яблоней с чашкой чая и увлечённо писала то про новости из мира картонной упаковки, то про смесители для ванн, то — тут она уже начинала чувствовать себя почти экспертом — септики и биотуалеты. Пару раз в месяц к ней заглядывали родители и старший брат, мужчины косили траву на участке, помогали с ремонтом, ходили, цокая языками, вокруг фундамента, многозначительно намекали, что сейчас ещё ничего, а на следующий год надо будет что-то делать, а мама начинала мечтать, что неплохо бы срубить старое дерево, разобрать дровяной сарай и там, на заднем дворе разбить настоящий сад. Она вычерчивала на тетрадных страничках планы, достойные героев Чехова: здесь дом, здесь пруд, здесь — крыжовник, желательно, гибрид без колючек, а к нему пару кустов смородины, сливу, вишню, антоновку, анис и что-то ещё. На этом месте Ирка всегда начинала зевать и проситься поработать.
Сентябрь выдался мягкий, солнечный. Она всё ещё любила выйти с чашкой чая, но ноутбук с собою не брала. Во-первых, сидеть во дворе долго было холодно. Во-вторых, в один отнюдь не прекрасный день большое яблоко сорвалось с ветки и упало в считаных сантиметрах от компьютера, треснуло пополам и истекло сладким прозрачным соком. В эти несколько секунд жизнь пронеслась у Ирки перед глазами. На новый ноут она ещё не заработала. Самостоятельная жизнь требовала гораздо больше денег и сил, чем она думала, пока жила с родителями.
В октябре, когда дни стали короче, а ночи — темнее, папа на полном серьёзе начал звать Ирку обратно в квартиру. Мол, девушка, молодая и свободная, да ещё и живущая одна в частном доме — настоящая мишень для всяких молодых неокрепших и старых пропитых умов, а потому хорошо было бы вернуться в родительское гнездо, под отцовскую защиту. Поиграли в самостоятельность — и будет. Ирка отмахивалась. Она уже вкусила сладкий плод свободы и независимости, пусть ради неё и приходилось мыться в тазике и пользоваться удобствами во дворе.
Брат то ли в шутку, то ли всерьёз предлагал завести большую собаку и даже подкидывал адреса приютов для бездомных животных. Мама тяжко вздыхала, говорила, что собаки — это фигня, и лучше завести мужика.
Ирка, которая и так приезжала к ним, только чтобы принять ванну и постирать в машинке одежду, в такие моменты начинала всерьёз задумываться, что ходить в общественную баню в паре кварталов от дома, а бельё сдавать в прачечную безопаснее для психики. Впрочем, к отцовским словам она прислушалась и с очередного заказа купила перцовый баллончик и шокер. Если бы кто-то вломился к ней в дом, они бы, конечно, не помогли, но с ними Ирке было спокойнее.
В ноябре она первый раз испугалась. Возвращалась под вечер из магазина-стекляшки с большими пакетами и увидела, что на углу рядом с домом стоял высокий мужчина в кожаном плаще и ковбойской шляпе и пристально смотрел в её окна. «Пасёт, значит, — подумала тогда Ирка. — И даже не палится». Она открыла калитку, вошла в палисадник. Незнакомец не сдвинулся с места. Ирка побыстрее подошла к двери в глухом деревянном заборе, отделявшем участок от улицы, стараясь не терять мужчину из виду. Он продолжал торчать на том же месте, будто больше никого рядом с ним не было.
В доме она заперлась на все замки, прекрасно понимая, что если кто-то этой ночью и захочет к ней вломиться, то сделает это через окно. Любое из трёх по фасаду, украшенных резными наличниками. Ирка начала прикидывать, позвонить в полицию или собраться и, наплевав на гордость, махнуть к родителям, признав, что папа был прав…
В ту ночь никто не попытался её ограбить. Она спала, нервно вздрагивая и не выпуская из рук перцовый баллончик, на утро встала больная и разбитая, работала, как в полубреду, и, кажется, пару раз перепутала в туристическом буклете Австрию и Австралию. Ещё вечер или два Ирка тайком, через щель в занавесках высматривала незнакомца на улице, ещё две ночи спала, не раздеваясь и не разбирая тревожного чемоданчика, а потом водоворот дел, правок и претензий от заказчиков подхватил её, и беспокоиться из-за незнакомца в шляпе ей стало некогда.
А ещё у них на улице появилась собака. Огромная псина неопределённой масти, дворняга, но такая рослая, будто её бабушка согрешила по молодости с ирландским волкодавом. Точнее, конечно, не псина, а пёс. В этом Ирка убедилась, когда он остановился аккурат на том месте, где за несколько дней до того стоял как истукан и смотрел в её окна странный мужчина, задрал лапу и пометил угол заборчика. А потом пробежал с пару десятков шагов и, не отрывая от Ирки своих карих, опушённых густыми ресницами глаз, оставил вторую заметку рядом с калиткой.
К вечеру сердобольные старички из дома напротив поставили ему миску с водой и тарелку с кашей.
Пёс, несмотря на внушительные размеры и грозный оскал зубов, оказался дружелюбным до придурковатости. При виде Ирки он вываливал язык, часто дыша, и начинал вилять хвостом, будто намекал, что он самый хороший мальчик на этом гектаре. Первое время Ирка сторонилась его: мало ли, вдруг он бешеный, но пёс не показывал больше никаких признаков болезни, зато подставлял лоб и пузо для почёсывания. Ирка эти знаки внимания игнорировала. «Вот так приласкаешь дворнягу, потом не прогнать будет», — рассуждала она. Пёс, однако, не отступал, и Иркино сердце дрогнуло. В очередной раз зайдя в магазин-стекляшку за продуктами, она положила в корзинку не только хлеб, масло, молоко и кофе, но и большую пачку собачьего корма. Самую лучшую из тех, что было.