В полумраке казино за покерным столом собрались трое. Каждый из игроков по-своему колоритен, притягивал взгляд. В центре, сидела девушка в белом платье. Ее волосы водопадом спадали на плечи, в глазах пляшут искорки азарта. Через пару кресел от нее – мужчина средних лет. Его взгляд полон уверенности, на губах легкая усмешка. Напротив этих двоих – пожилая дама. Она, казалось, совершенно выбивалась из этой компании. Несмотря на возраст, выглядела она безупречно, держалась с достоинством со спокойствием удава.
Крупье, с профессиональной улыбкой, начал переворачивать карты.
— Валет, девятка, король и туз, — произнес он и вскользь прошёлся взглядом по каждому. Игроки обменялись взглядами. Можно было прочесть в них что-то граничащее с сомнением, уверенностью и лёгкой иронией.
Беседа между этими тремя абсолютно различными персонами текла плавно, как это часто бывает за покерным столом.
Она — актриса, замужняя дива за статусным мужчиной, позволяющим ей разбрасываться деньгами направо и налево.
Он — магнат, многодетный отец и просто тот, кто забыл, что значит считать нули в чеке.
Роза на их пышном фоне была увядающим цветком, но шипы ее окрепли за прожитые годы.
Каждый из них был сосредоточен на игре, прислушиваясь к интонациям и жестам соперников.
Несмотря на различие в статусе и положении каждого, Роза держалась достойно, подбирала правильные ответы на порой их колкие вопросы. Со стороны казалось, что она напряжена, руки ее слегка дрожали, когда она перебирала карты, но в глазах, обрамленных морщинами, сквозила пустота и безразличие.
Пришло время вскрывать карты, напряжение достигло своего пика. Мужчина первым продемонстрировал неплохую комбинацию, но это не произвело особого впечатления на Розу.
— У господина пара валетов, — сказал крупье.
Затем пришла очередь девушки. Она с лёгкой улыбкой бросила на стол свои карты, но и это не стало решающим моментом.
— Стрит от девятки до короля, — добавил крупье, обращаясь к девушке.
Наконец, очередь дошла до старухи. Она медленно положила подрагивающие карты на стол и сложила руки перед собой. Тишина, казалось, стала ещё гуще.
Крупье, без привычной невозмутимости, озвучил:
— У мадам, — он сделал паузу, и в этот момент все взгляды устремились на старуху. — Фулл-хаус. Короли и тузы.
В воздухе повисло изумление.
Актриса в белом платье ахнула, магнат приподнял брови. А вот Роза… Роза просто улыбается. Не триумфально, нет. Это улыбка человека, который видит игру насквозь, знает цену каждой мелочи, каждого рискового шага.
Её невозмутимость, которую раньше списывали на возраст, теперь – признак абсолютного контроля. Ажиотаж вокруг стола нарастал, но пожилая дама оставалась невозмутимой, словно весь этот шум был лишь фоном для её личной, триумфальной победы.
Розалинда Винтеборн
Холод пробирал до костей, просачиваясь сквозь тонкий шелк ночной сорочки. Он обнимал ледяными пальцами, напоминая о моем одиночестве. Замок, этот каменный склеп, спал, но я – нет. Слишком поздно для сна, слишком рано для пробуждения.
Я повернула голову к окнам во всю стену, плотно завешанным балдахинами, и всматривалась в узкую щель, где пробивался мрачный осенний рассвет. Тучное, дымчатое небо, лишенное звезд, уже пропускало белый, холодный свет. Как же я хочу...
Я зажмурилась, чувствуя, как по виску стекает горячая слеза. Нос пронзила острая боль от наливающихся слез. Я шмыгнула, глотнула прохладу и всхлипом проглотила ком горечи, заполнивший меня до краев.
Нет. Нельзя. Если я разрыдаюсь вновь, лицо опухнет, глаза покраснеют, что даст очередной повод для мерзкой болтовни.
Раздался скрип двери. Вошла Саша, моя фрейлина. Не видя ее лица, я знала, оно, как всегда, бесстрастно и холодно. Приподнявшись, я уселась на край огромной постели и быстро стерла слезы. Она склонилась в поклоне, но я едва заметила это из-за полумрака. Я ежилась от пробивавшей кожу прохлады.
– Ваше Величество, доброго вам утра.
Я молчала. Ее слова были пустыми звуками, неспособными заглушить обиду и тоску. Саша, наслаждаясь моей теперешней немногословностью, начала свою работу. Она хлестко отбросила тяжелые полотна на окнах, проясняя вид тучного неба из-за стекол, и с этим звуком в покои вошли несколько рядовых служанок.
Серые облака, словно саваны, окутывали замок. Мир за стенами казался таким далеким, таким недостижимым.
Пока служанки, словно тени, кружили вокруг, помогая мне умыться, расчесывая мои волосы, нанося бледную пудру на лицо, я смотрела в окно. Саша открыла тяжелые дубовые двери гардеробной, выбирая платье, периодически спрашивая о сегодняшнем предпочтении в цвете или украшениях.
– На свое усмотрение, – бросила я монотонно и опустила взгляд к звербящим ранам на пальцах.
Какое бы платье, туфли или серьги я ни выбрала, каждое мое решение осудят за моей спиной или, того хуже, высмеют прилюдно. Лучше продолжу оставаться неподвижно. Не хочу мутить это грязное болото, погружаться в него еще глубже.
Она выбрала голубое, рюшастое платье, похожее на то, в котором я была вчера, ничем не выделяющийся жемчуг и шелковые перчатки цвета лимонного пудинга. Наверняка, чтобы никто не заметил мои уродливые пальцы.
Этот замок, которому должно быть символом моей власти и безопасности, оказался тюрьмой, где от шага, слова, каждого вздоха, что находятся под пристальным вниманием, будто бы зависит моя жизнь. Я – птица в золотой клетке, чьи крылья подрезаны, обреченная на тишину безвластия.
Саша, как всегда, безупречна в своей новой роли. Ее движения за эти два года после моего восшествия отточились до совершенства, а некогда теплый, дружелюбный взгляд стал подобно треснувшей вазе. Она не видит моей боли, или, что еще хуже, видит и не придает значения. Для нее я перевоплотилась из землячки-подруги получившей титул императрицей, в объект, который нужно привести в порядок, подготовить к очередному дню, пропитанному фальшем насмешливых улыбок и скрытых презрений.
Взглянув на свои руки, когда-то изящные, теперь же покрытые мелкими, но глубокими ранами, вспоминаю о тех днях, когда Саша еще любила меня. Теперь они напоминают мне о ночах, проведенных в отчаянии в руках того, кто открыл для меня створку этой золотой клетки.
Осматриваю себя в отражении, и в это мгновение меня оповещают о приходе камер-фрейлины Беатрис Хилл.
– Все можете быть свободны. Пригласите Её Светлость.
В отличие от Саши, которая по происхождению является графской дочерью, Беатрис – дочь герцога и супруга одного из военачальников. Герцогский титул она унаследует от отца по причине той, что более детей у герцога Хилл попросту нет.
– Доброго вам утра, Ваше Величество.
Оборачиваюсь и в ответ сдержанности Беатрис сдержанно приветствую, приглашаю сесть в одно из кресел.
Брюнетка с пружинистыми локонами подает мне пергамент.
– Расписание на сегодня. Завтрак ваш пройдет в компании Лии Паолини, она хочет обсудить с вами некие... моменты. После этого в кабинете вы сможете найти письма и...
Аудиенции, приемы, письма и приглашения. Бесконечная череда обязанностей, которые я должна исполнять. Они хотят меня видеть сильной, мудрой, справедливой. Я должна быть императрицей, но... я не хочу.
– ...Ваше Величество, последние события, – не успевает договорить Беатрис, как меня бросает в дрожь. Неужто уже все знают?! Бледнею и поднимаю взгляд на неожиданно замолчавшую фрейлину. Она смотрит внимательно, тактично опускает ресницы к моим рукам. Я и не заметила, как начала теребить пальцы, обтянутые перчатками.
– Как думаешь, о чем Лия собирается говорить?
– К сожалению, мне неизвестно.
Внутренняя дрожь резонирует во мне. В глазах начинают мельтешить белые мушки.
– Ваше Величество? – слышу, но не вижу Беатрис. Прикрываю глаза рукой, с ужасом осознавая, что если утрачу сознание, они вновь приведут делегацию врачей.
– Я поняла. М-можете идти, благодарю.
– ...Как прикажете.
Дыхание учащается, и, стиснув зубы, заставляю себя подойти к окну и, приоткрыв то, губами хватаю холод с улицы.
В голове необъяснимый шум, будто бы свора охотничьих собак, не умолкая, лает вперемешку с дамскими голосами, перешептывающимися, неясно о чём болтающими, и смех. Мерзкий смех Наиля, пробирающий до дрожи... Вызывающий отвращение и ощущения, словно по коже ползут жгучие муравьи.
Не могу... Я больше не могу так! Я готова даже умереть, лишь бы не слышать этого шума и смеха. Лишь бы не ощущать этих жестких прикосновений и не впитывать кожей пристальные взгляды придворных. Меня тошнит от этого.
Колокол.
Услышав колокола где-то вдали, противный шум постепенно отдалился. В глазах проясняется, но слабость во всем теле вынуждает меня, обмякнув, сесть на пол. Стираю мерзкими перчатками лимонного оттенка испарину со лба и упираюсь затылком в стену.
Попытаться снова?
Если они уже в курсе, то терять мне нечего.
Да... Сегодня я попытаюсь опять...
***
Завтрак. Серебряные приборы, хрустальные бокалы, изысканные блюда. Все это – лишь декорации, призванные скрыть пустоту. Я делаю вид, что ем, но еда кажется безвкусной.
– Что думаете? – ласково спрашивает Лия. – Предстоящий банкет обещает быть грандиознейшим событием за последние несколько лет... Почти таким же, как ваша свадьба с Его Превосходительством.
Я откладываю пергамент в сторону.
– Не могу не согласиться.
Улыбаюсь будничной улыбкой, как кукла, что сидела на комоде в собственной детской.
– Но... – с ощутимой, но не видимой насмешкой Лия спрашивает: – Вы не планируете вносить правки? Мне безумно приятно, что сама императрица располагает мне и доверяет в подобных вещах, но...
Но сама не берется за них.
– ...но не делиться своими мыслями.
Улыбаюсь.
– За эти два года, маркиза, вы чутко научились чувствовать мое стеснение и неопытность. Я вам доверяю. Сделайте все так, как понравилось бы императору.
Лия Паолини – единственная, кто была подле первой императрицы Эсмы, которая по совместительству приходилась самой Лие двоюродной сестрой.
– В последний раз, выручите меня, – перешагнув гордость, прошу маркизу и выхожу из-за стола, терпя унижение, когда маркиза не поднимается с места.
Покинув просторную столовую для приёма гостей, встречаюсь взглядом со служанками, прохожу мимо.
– Отмените все, – говорю тихо, но твердо.
Саша наверняка смотрит мне в спину с удивлением, но не смеет возражать. По крайней мере, на глазах у других.
– Как прикажете, Ваше Величество.
Куда я иду? Не знаю. Просто хочу уйти отсюда. Сбежать от этой проклятой короны, которая давит на меня, точно могильная плита.
Сегодня я хочу бесцельно бродить по саду, вдыхать запах увядающих роз, слушать шепот ветра в старых деревьях. Сегодня я буду просто собой – девушкой, брошенной и уже потерянной. Сегодня я позволю себе немного свободы, немного тишины, совсем чуточку… напоследок. Хотя бы на один день.
Рейчел Кальвини, так ее зовут. Герцогиня. Она стояла в тени увитой розами беседки, наблюдая за юной императрицей, прогуливающейся по саду. Бледные солнечные лучи солнца, настигшей империю осеньи, играли в ее золотых волосах, и издалека она казалась воплощением безмятежности. Но почему-то женщина знала, что это лишь видимость.
Внезапно до ее слуха донеслись голоса. Две фрейлины, расположившись неподалеку на скамейке, вели оживленную беседу.
– Говорят, она снова принимала эту гадость, – прошептала одна.
– Да, я слышала. Зачем ей это? У нее есть все! – ответила другая, в голосе звучало неприкрытое презрение. – Молодость, красота, власть… Чего ей не хватает?
– Может, ей просто скучно? – предположила первая фрейлина, и обе расхохотались.
Герцогиня нахмурилась. Неужели эти глупые девицы действительно думают, что знают что-то об императрице? Зависть – вот что сквозило в их словах.
– Довольно! – резко оборвала их герцогиня, выйдя из тени беседки. Фрейлины вздрогнули и побледнели от того, что она их узнала. – Негоже придворным дамам распускать грязные сплетни о своей государыне. Займитесь делом.
Девушки поспешно ретировались, оставив герцогиню в одиночестве. Она снова посмотрела на Розалинду. Слухи о ее пристрастии к ядам ходили относительно недавно, но герцогиня не могла понять, что заставляет юную правительницу так поступать. Неужели бремя власти оказалось для нее непосильным?
В этот момент к ней подошел один из ее личных слуг.
– Ваша светлость, – поклонился он, – письмо от господина Эрика.
Герцогиня поспешно взяла письмо. Эрик, ее младший сын, находился вдали от дома вот уже восемь лет, участвуя в военной кампании. Она быстро пробежала глазами по строкам. Он писал, что кампания близится к завершению и он в скором времени вернется домой.
Сердце герцогини наполнилось радостью. Она так долго ждала его возвращения, но вместе с радостью ее не покидало странное, тревожное предчувствие. Что-то не давало ей покоя. Было ли это связано с его возвращением, или с императрицей, чья репутация с каждым днем все больше погружалась во мрак? Она не знала. И это незнание пугало ее больше всего.
Герцогиня снова взглянула на сад, но теперь он казался ей каким-то чужим и враждебным, особенно видя удаляющийся силуэт Розалинды.
Она не желала занимать столь высокую должность при дворе. По началу ходили сплетни, что императрица по великой удаче выбрала Рейчел Кальвини в статс-дамы высокопоставленную герцогиню, а кто-то, наоборот, был убежден в расчетливости юной девушки. Но все это было неважно, потому как Розалинда не проявляла к Рейчел большого интереса и не пыталась приблизиться к влиятельной герцогине. Она считалась с ней, но не пользовалась ее влиянием. Это и подкупало Рейчел. Она не намеревалась задерживаться при дворе, но отчего-то не спешила покидать, отводить взгляд от Розалинды.
Да и беседовали они лишь три раза за все эти два года и то, только на приемах да балах.
Розалинда Винтеборн
– Доброй ночи, Ваше Величество, – произнесла Саша, закрывая двери покоев, и комната погрузилась в кромешную тьму.
Я выждала несколько минут, поднялась с постели и направилась к камину. В одной из ваз, украшающих покои, таился пузырек с мутным содержимым.
На этот раз должно сработать, правда... Страшно.
Как назло, к вечеру распогодилось, и на небе, усыпанном звездами, красовался молодой месяц. Завораживал, прямо как в сказке.
Завтра четверг, а значит, ночью император позовет меня к себе.
С этой мыслью моя решимость возрасла, и я откупорила бутылек, уселась в кресло и залпом опрокинула в себя его остатки. Горло обожгло, а затем по телу разлилось опьяняющее спокойствие. В прошлый раз меня откачивали целую неделю. Никто не понял, что это был яд, кроме одной подручной главного врача.
В глазах мутнеет, то ли от ночи, то ли от яда, уже не важно. Я теперь буду свободна.
«Вот же дура! Бестолковая девка!» – раздался голос в голове.
Я распахнула глаза. Темно, но даже в темноте поняла, что в комнате я одна.
Что за голос? Показалось?
«Ага, как же! Показалось ей... А ну-ка, встала и два пальца в рот!»
Словно молнией, все тело пронзило от ужаса понимания, что мне не кажется. Что голос в моей голове реален и он не мой!
«Да в голове, в которой напрочь отсутствуют мозги! А ну пошла в ванную!»
Я встрепенулась и осмотрелась снова. Пусто. Что происходит?
– Не понимаю... Это действие яда или я помешалась? – пробормотала я, размахивая подсвечником, как будто он мог защитить меня от этого абсурда.
«Ну-ну, помешалась она, – насмешливо. – Насмотрелась я на тебя. Уже тошнит от тупости и глупости в одном флаконе. Пошла ры... бле... Короче, иди извергни содержимое желудка, мелюзга! А иначе...»
– Иначе? – спросила я, не в силах сдержать растерянность. – Ты – смерть? Если так, то забери меня... – шепнула истошно, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.
«Иначе я обреку тебя на самую мучительную смерть, а перед этим... Нет, не скажу-у! Всё равно ж помереть собралась. Вперед...».
Почему-то после этого меня одолело любопытство.
– Скажи! Я приказываю.
«Разбежалась, – ухахатываясь, – приказывает она. Приказывалка еще не выросла. Вот же молодежь пошла!»
Не знаю, как это случилось, но содержимое желудка само собой изверглось из меня прямо на ковер. Будто бы тело было солидарно с этим жутким голосом.
«А я говорила идти в ванную! – завопила неизвестная дама-подселенка. – Вот и убирай сама... А нет, ты ж императрица. Придется бедным служанкам отмывать ковер, а после – очередная волна сплетен, только уже подтвержденных. «Императрица, говорят, совсем с катушек слетела! Ядом травится, да еще и на ковры блюет!»
– Замолчи! – взмолилась я, чувствуя, как щеки заливает краской стыда.
И снова позыв рвоты, и новое извержение. Кажется, я скоро выплюну свои внутренности прямо на этот проклятый ковер.
Я закрыла глаза, пытаясь унять тошноту и головокружение. В голове пульсировала только одна мысль: «Хочу, чтобы это закончилось».
«Ага, сейчас! – хихикнул голос. – Только началось самое интересное!»
Я застонала. Кажется, я сошла с ума. Или, что еще хуже, в моей голове поселилась не просто некая дама, а сумасшедшая старая бабка. И, судя по всему, она не собиралась замолкать.
Опять тошнит. В животе все скручивается в болезненный узел от пустоты, а позывы рвоты не прекращаются, кажется, что я вот-вот вывернусь наизнанку. Что же мне делать? Так больно и мерзко.
«Давай, ползи к графину и пей всё залпом, дура».
Сама дура!
«Ползи, кому говорю, хамка! Если не хочешь помереть столь позорным образом, то слушайся старших!»
И я поползла. Через всю комнату к проклятому графину с водой, назло стоящему на прикроватной тумбе. Осушив пару стаканов, меня вновь начинает выворачивать, вот только уже не так болезненно.
Ты обманщица! Я не могу остановить это!
«Ты и не остановишь. Нужно, чтобы твой чувствительный желудок промылся водицей, может, так яд выведется. Пей и... извергай».
Вскоре вода закончилась, а тошнота – нет.
«Проси воду у своих слуг».
Ни за что!
«Говорю, проси».
Они увидят...
«Они и так, и сяк увидят это безобразие. Проси воду и возмущенно обвиняй всех, что они тебя хотели убить. Кричи так, чтобы переполошились все!»
Нет!
«Сделай, как говорю, и твоя репутация не ляжет на дно, возможно, даже роль жертвы разыграем».
Не знаю почему, но я сделала, как велел этот голос. Нет ни сил, ни возможности в эту минуту думать о том, как он появился в моей голове. Я подумаю об этом позже... Может, рассказать о нем...
«Расскажи-расскажи, – предостерегающе соглашается голос. – И тогда тебя запрут в психушке».
Где?
«А... Ну да. Сошлют, говорю, тебя куда-нибудь в далекий, холодный и мрачный монастырь, а быть может, и на костре сожгут. Как думаешь, что случается с сошедшими с ума императрицами?»
– Воды! – мой крик не был похож на крик, больше на писк мыши.
«Давай громче, и дверь открой, а лучше повторяй... Кхм-кхм!»
– Как это понимать! – из последних сил толкаю массивные двери и выхожу в просторную гостинную с галереей из дверей. – Почему у комнаты императрицы нет слуг!? Я вас казню всех!!
Через полминуты одна из дверей распахивается, и заспанная Саша, недовольно протирая глаза, берется за подсвечник.
«А теперь делай следующее...»
Сонная фрейлина не сразу понимает, что происходит, но уже через мгновение теряет всякий сон, когда ее лицо стискивают мои тонкие, уродливые пальцы, напрочь измазанные содержимым желудка.
– В-ваше Вел-л-личество? – глаза огромные, наполненные ужасом и чем-то еще.
«Отвращением, милочка. Её сейчас вывернет... Кстати! А теперь сотри со своей вонючей сорочки немного рвоты и ударь ее по лицу ладонью».
Упав на пол после пощечины, Саша с ужасом осознает происходящее и начинает кричать, ее начинает выворачивать. При виде этого меня пробирает дрожь омерзения, и если бы было чем, я бы к ней присоединилась.
На звонкий крик девушки прибегает несколько рядовых служанок и даже кто-то из дежуривших стражников.
– Ваше Величество!? – гостиная наполняется светом от подсвечников и изумленными лицами. – О богиня Ливи... Саша?
«Отбрасывай всякое смущение и стыд, повторяй за бабушкой Розой...»
– Уберите ее с моих глаз, – хрипло, но пугающе повторяю за наставлениями сумасшедшей бабки, поселившейся в моей голове. – Как вы посмели не проконтролировать, что попадает ко мне на трапезный стол?! Это покушение на монарха, да как вы все посмели? Ко всему этому никого нет подле комнаты императрицы...
«Ну... Пойдет, а теперь злобно посмотри на стражников».
Те тут же поопускали глаза в пол и поспешно оттащили Сашу.
– Я казню вас всех... Если произошедшее здесь выползет за пределы этой комнаты без моего ведома. Ясно?
– Ваше Величество, что же случилось?
– Богиня, помоги же... Ваше Величество, нужно пригласить врача!
Старательно скрывая отвращение при виде меня такой, служанка заметно перепугана моим состоянием.
– Ты посмела мне говорить, что делать? – возмущенно бросила я, и она тут же смолкла.
Саша тем временем извергла остатки желудка на стражника, а тот заметно побледнел.
«Вот это зрелище! Теперь они точно знают, кто здесь хозяйка. А то распустились совсем. Теперь им придется отмывать не только пол, но и свою репутацию».
Я смотрю на них, чувствуя, как внутри все еще бурлит, но уже не от тошноты, а от какой-то странной, извращенной силы. Эта сила исходит от голоса в моей голове, от этой старой бабки, которая, кажется, наслаждается моим унижением.
Чувствую, как мои пальцы, все еще липкие от рвоты, сжимаются в кулаки. Мое тело дрожит, но не от слабости, а от напряжения. Я смотрю на перепуганных слуг, на бледного стражника, на Сашу, которая все еще пытается отдышаться, и чувствую, как внутри меня что-то меняется. Это не просто отвращение или злость, которая начинает обретать форму, а осознание того, что никто из них по-настоящему не верит мне. Они не признают во мне власти, в их глазах нет страха передо мной, в них страх лишь за свою шкуру.
Они все смотрят на меня как на обезумевшую.
«Если начнут говорить о твоем безумии, ты всегда можешь сказать, что это они тебя довели. Что они пытались тебя отравить, – подсказывает голос. – Теперь надо бы позвать кого-то очень влиятельного и заинтересованного в том, чтобы не поползли слухи о произошедшем. Того, кто подчистит за тобой и скроет, а быть может, замаскирует твою глупейшую попытку самоубийства. Но! Есть очень важный нюанс, этот человек должен быть ответственным и находчивым».
– Немедленно приведите главную служанку, а также Эмбер Таро!
У слуг аж лица перекосило от ужаса.
«Эмбер? Это еще кто такая?»
– Распорядительница... – выдавила я вслух, а потом, чтобы не было лишних вопросов, добавила: – Она первая, с кого я спрошу за этот вопиюще-неприятный инцидент.
При виде графина с водой в руках служанки мои внутренности содрогнулись в судоре. Тошнота. Снова это удушающее чувство подступило к горлу. Я тут же выпила половину и, когда отдышалась, узнала Марию. Девушка протягивает какую-то огромную тарелку, в которой обычно лежали фрукты или цветы, и содержимое моего желудка тут же наполняет предложенный сосуд.
Мерзость. Стыд и позор.
«Держись достойно, – прошептала бабка. – Отныне это их проблема, поверь в это сама, а благодаря мне в это поверят все остальные».
Слабость во всем теле спровоцировала головокружение. Я облокотилась на спинку дивана.
– Вы не слышали ее величество? – подала голос Мария, и все тут же закопошились. – Проверьте комнату ее величества, а ты, – бросила она кому-то из толпы слуг, – готовь ванную комнату, одежду. Симона, на тебе ответственность за глаза и уши, а главное языки.
– Слушаюсь, – тут же ответила служанка Симона. – Никто ничего не видел, не слышал... До дальнейших распоряжений ее величества.
«Вот так-то!»
Пока служанки отмывали меня в ванной, меня вывернуло еще несколько раз. Но к тому моменту я уже не могла не то что сидеть, даже думать связно не получалось.
– Ваша Светлость...
Обрывки фраз, голоса и шорохи периодически вырывали меня из полудрема. Настолько беззащитной я не была еще никогда.
– Её величество... следует доложить...
–... Нет, об этом не должно быть известно...
Голос слышался отчетливо, но я не понимала, кому он принадлежит.
– Вы будете молчать, .... а иначе...
–... но мадам!
– Замолчи! Репутация императора будет под угрозой...
Не понимаю, почему они так беспокоятся о нем... Из-за него я утратила всякое желание жить. С последними обрывками фраз я погрузилась в тьму.