— Возьми розовый свитер, – подперев кулаком щеку, мама следит за тем, как я собираю сумку в путь. – Паспорт?
— Уже там.
— Деньги?
— Всё на карточках.
— Кредитную лучше оставить дома.
— Пусть будет. Может пригодиться в случае чего, – на одну секунду застываю. – А где моя пижама?
— Под бельем. Не нужно тратить деньги, которых у тебя пока что нет. Если тебе не хватает, лучше занять у близких.
— По-моему, у близких лучше в долг не брать. Где же, где же, где же, ты, моя пижамка?
А! Вот и она! Действительно, свернулась по-кошачьи под бельем.
— Сколько тебе не хватает? – мама тянется за кошельком.
— Всего хватает. Банковское приложение говорит о том, что у меня в этом месяце относительно неплохой положительный баланс. Всё в порядке, – для пущей убедительности скрещиваю указательный и средний пальцы.
Надолго ли? Вот в чем вопрос!
— Это финансовая кабала, детка. Стоит лишь однажды поддаться соблазну, а потом система сдерет с тебя последние штаны и заставит пресмыкаться. С родными всё же проще.
— Ничего страшного. Главное – не увлекаться. Между прочим, у меня ещё льготный период. Там без процентов.
— Ещё и проценты?
Черт! Очень неожиданно сболтнула.
— Мам, проверь, пожалуйста, коробку с урной.
— Неприятно, что тебе приходится с этим разбираться, но… – не скрывая пренебрежения, смотрит на целлофановый пакет, в который я аккуратно поместила дядю Стаса, неожиданно ушедшего от нас на небеса. – Скотчем?
— Извини, простые меры предосторожности. Не хотелось бы, чтобы пепел высыпался и смешался с краской для бровей.
— Краска?
— Я шучу.
— Я понимаю, – мама всё же хмурится. – Я давно не видела Андрея. Даже не представляю, как он выглядит теперь. Ему, если не ошибаюсь, уже тридцать два.
— Уже?
— Или тридцать три, – мама будто бы хоронит пацана, выпуская для проформы жалкую слезу.
— Мам, уже?
Обидно, если честно. Тридцать три – уже старик? По маминым канонам, разумеется.
— Я не помню, сколько ему было, когда Стас оставил их. Тебе уже почти тридцать. Ох, как время быстро идет. Практически летит. Не успеешь глазом моргнуть, а уже спина болит, да близорукость нивелируется старческой дальнозоркостью.
И мне «уже»? Мне, между прочим, двадцать восемь. Ей бы голову проветрить.
— Сорокапятников ушел из-за тебя? – жестким тоном задаю вопрос.
— Так надо было, – она качает головой. – Он разлюбил ту женщину. Находиться рядом с ней исключительно из-за мальчика – такое себе удовольствие. Поверь, тогда так надо было.
— Кому?
— Всем. Все сразу оказались в выигрыше. Между прочим, Наталья – непростая женщина. Была. Царствие ей Небесное.
— Им обоим, – скривившись, исправляю. – Он там с ней? Как думаешь?
— Понятия не имею. Какой же этот мальчик из себя?
Мальчик? Мужчина тридцати двух или трех лет. Гораздо лучше ведь звучит.
— Думаю, похож на папу.
— Скорее всего. Брюнет? Шатен?
— Блондин, наверное.
— Блондин?
— Пошутила, – выставляю зубы, ярко улыбаясь.
— Зубная паста и щётка?
— Всё здесь, – хлопаю по пакету с туалетными принадлежностями.
— Тампоны?
— Тоже есть.
— Умница моя. Вот увидишь, всё у нас наладится. Проживем. Подумаешь, есть проблемы. Подумаешь, остались на бобах и без кормильца. Подумаешь, трудности с работой.
Проблемы? Бобы? А моя мама – неисправимая оптимистка.
— В случае чего продадим этот дом.
Наш дом? Дом, купленный на папины деньги? Дом, который мой родной отец построил для меня? Значит, брать кредит – вселенское зло, а распоряжаться имуществом, которое тебе не принадлежит, – правое дело. И где же, спрашивается, в этом мире логика?
— Затянем пояса, – слишком резко заявляю.
— Или так, – задумчивость сквозит из всех щелей. – Кредиты – последнее дело, Владочка.
— Не трогай дом.
— Как скажешь, детка, как скажешь.
— А если этот таинственный Андрей откажется от наследства?
— Думаешь, что сможешь убедить его?
— Попробую. По крайней мере, если до этого дойдет, я не стану приукрашивать ситуацию, а расскажу всё без утайки, поведаю, как есть.
— Сжалится, войдет в положение, забудет об обидах?
— Подключу обаяние. Кстати, я его не обижала.
— Какое обаяние? – мама громко хмыкает. – Ты ведь чертом на всех двуногих смотришь: то тот не тот, то этот не такой.