Катя научилась жить с постоянным, тихим страхом. Каждый взгляд Петра, каждый его безмолвный кивок, когда он проходил мимо, будь то одна или в компании мужа Сергея, вызывало в ней волну паники. Ей казалось, что земля уходит из-под ног, что вот-вот все тайное станет явным. Но время шло, и Петр не подавал никаких признаков. Его поведение было безупречно спокойным, ровным, словно ничего и не было. Месяц пролетел в этой странной, изматывающей тишине. Только по выходным, когда из его квартиры доносились музыка и голоса, становилось ясно, что он не один. Эти редкие, мирные звуки, контрастируя с ее внутренним напряжением, постепенно начали менять ее восприятие. Страх сменялся недоумением, а потом и тихим смирением перед этой необъяснимой стабильностью.
Привычная череда еженедельных ссор с Сергеем не приносила успокоения, лишь выматывала, оставляя Катю опустошенной. И когда еще две недели этой тягомотины пролетели, стало ясно: так больше продолжаться не может. В её голове, словно на шахматной доске, начали выстраиваться фигуры. Взгляд ее снова и снова возвращался к квартире Петра, к этой загадке, к этому человеку, который, казалось, знал больше, чем говорил. Как к нему подобраться, не вызвав подозрений? Какой предлог использовать, чтобы поговорить ? Неделя прошла в тщательном обдумывании, в просчете каждого шага. Наконец, стратегия была выработана: дождаться, когда Сергей отправится на встречу с друзьями, и тогда, под видом заботы о квартире, зайти к Петру.
Наступил долгожданный момент. Дверь квартиры за Сергеем захлопнулась, и тишина, казалось, стала еще плотнее. Катя стояла, словно на краю пропасти, внутри нее боролись два чувства: страх, шепчущий о последствиях, и отчаянное желание, тянущее ее к Петру. Колебания были мучительными, каждое мгновение казалось вечностью. Но желание узнать, понять, разрешить этот клубок неизвестности, наконец, пересилило. Сердце билось учащенно, предвещая неизбежное. Сделав глубокий, дрожащий вдох, она шагнула вперед, направляясь вниз, к той двери, за которой ждал ответ, или…
Она появилась в том же самом халате, что и при их первой встрече. Привычная мягкость ткани, знакомый силуэт, и под ним – нежное прикосновение белого нижнего белья. Этот белый цвет, такой чистый и открытый, контрастировал с окружающей атмосферой, становясь якорем, привязывающим к тому первому, едва уловимому ощущению, которое тогда возникло между ними.
Звонок в дверь прозвучал в повисшей тишине, словно одинокий выстрел. Ответа не последовало. Она позвонила снова, настойчивее, но лишь гулкое молчание ответило ей. Уже готовая отступить, ощущая, как внутри нарастает холодное разочарование, она вдруг увидела, как дверь медленно отворилась. Перед ней стоял Петр, его тело было окутано паром, явно после недавней ванны, а на бедрах небрежно висело полотенце. Мгновение она замерла, сбитая с толку, но его спокойный голос вернул ее к реальности:
— Заходи, не стой на пороге. Переступив порог, она почувствовала, как воздух стал плотнее. Решив не тянуть, она сразу перешла к делу: — Я пришла узнать, как прошло устранение последствий потопа. Он, словно читая ее мысли, закрыл за ней дверь, небрежно сбросил полотенце и, одарив ее дерзким взглядом, произнес: — Я знаю, зачем ты пришла.
Его губы впились в ее, жадно, требовательно, а руки скользили по телу, пробуждая чувства. Она утонула в его объятиях, отдаваясь без остатка, растворяясь в волне страсти. В следующее мгновение она оказалась на коленях, а его жаркое желание стало ее единственной реальностью, заполняя ее, пробуждая к новой жизни. Член погрузился в объятие её губ. После продолжительно минета, он перенес ее на мягкий матрас, и, стянув с нее тонкое белье, продолжил исследовать каждый изгиб ее тела, пробуждая сладостные стоны. Его пальцы, умелые и нежные, направили ее к вершине блаженства, к искуплению, к тому моменту, когда мир сузился до единого, всепоглощающего экстаза. Привставший с матраса, он обошел её и запрокинув её голову с матраса, начал иметь ее в голову, при этом рукой продолжал манипуляции в её вагине. Она дико стонала, погружаясь в полный разврат. Переодически засовывал свои волосатые яйца ей в рот. Когда слюни были по всему лицу, лег на спину и посадил её спиной к себя, зайдя сразу в попу, она дико простонала. — Давай прыгай шлюшка, — проговорил с полным наслаждением. Оттрахав её зад, он поставил её раком и засунул свой язык в расширившийся анус, Потом резко харкнул туда и шлёпнул по ягодице со словами: — Я чувствую как этой попке не хватает еще одного члена.
Стал входить периодичностью то в вагину, то в попку, её трясло от наслаждения. Не останавливаясь ни на секунду он продолжал ладошками лупить по ягодницам. В какой то момент она почувствовала, что он сей час кончит:
— Только не в меня. Он с полной дерзостью выкрикнул: — Закрой рот шалава, не тебе решать. Проговорив эти слова, засунул хуй в вагину и кончил с огромным наслаждением. С пол минуты не высовываю члена из нее, потом резко вышел и проговорил: — Для мужа подарок передай. Сперма начала вытекать.
Едва Петр скрылся за дверью ванной, оставляя за собой легкий шлейф пара и невысказанного напряжения, Катя откинулась на жесткий матрас. Мысли вихрем пронеслись в ее голове: — Вот и поговорили! – прозвучало горько-иронично. Но под этой бравадой таилось совсем другое чувство, смущающее и притягательное одновременно. Ей неожиданно понравилось быть в его власти, ощущать себя игрушкой в его сильных руках. Чувствовалось, будто какая-то часть ее, долго дремавшая, наконец проснулась, жаждая этих острых ощущений, этого полного растворения в чужой воле, где каждое прикосновение Петра становился для нее законом, а каждый его взгляд – обещанием чего-то нового, запретного и пьянящего.
— Шлюха, – мелькнула в сознании Кати резкая, осуждающая мысль. — Вот кем я стала. Пришла оценивать ущерб, а оказалась… никакой. Просто вещь, предмет для чужих желаний. Она провела ладонью по жесткой ткани матраса, пытаясь смахнуть с себя эту грязь, это ощущение собственной никчемности. Но тело отзывалось странным, непривычным теплом. Эта роль, роль игрушки, роль той, кем можно распоряжаться, – она была унизительной, но в то же время… такой освобождающей. Словно сбросила с себя груз всех семейных обязанностей, всех этих вечных ссор с Сергеем, всей этой надоевшей роли примерной жены. Здесь, в этой чужой квартире, с этим неожиданным мужчиной, она могла быть просто… другой. И это пугало ее до дрожи, но в то же время, пугающе сильно, притягивало.