В криокамере сны не приходят. Эта нелепая фраза из одного старого, очень старого фильма застряла в голове, летала из одного уха в другое, не желая выскакивать. Возможно, потому что она была правдивой. Рим действительно не видел снов.
Толстая, матовая крышка медленно отодвинулась, выпуская Разумовского в мир. Если, конечно, таковым можно было называть зал для гиперсна. Поначалу психика всё же запротестовала, подкидывая подсказки, что это наконец-то первое полноценное сновидение. Руки-ноги пока что не слушались, продолжали лежать неподвижно, погруженные в мягкий материал, маслянистый материал, заполнявший дно камеры. Вот из чего стоит кровати делать. И никаких революций для счастья человеку не надо, достаточно хорошего сна.
«Вытащим полиуретан из сидений», – произнесла воображаемая Фифа. – «Разрежем, на матрасы пойдут»…
Рим сделал медленный вдох – и внутри него словно все завопило. Будто он только что родился, и рёбра еще не привыкли к такой простой процедуре, как дыхание. Ничего, боль это даже хорошо, в таких-то условиях. Иначе сон превратится в кошмар.
Комната перед глазами начала обретать краски и чёткость.
В тишине возник странный человек. Внешность у него была до того неприметная, что в других условиях капитан Петрищев, чтоб ему пусто было, с визгом бросился бы вербовать его в разведчики. «Андроид», – пронеслось в голове Рима непонятное слово. Хотя, почему непонятное? Вроде бы он когда-то знал, что оно значит. Или нет?
Странный человек перед ним нажал невидимые кнопки, или сделал вид, что нажал. Рим почувствовал, как тело снова его слушается. Он сделал второй вдох. Ноздри втянули резкий запах медикаментов, но он, по большей части, никаких ассоциаций не вызывал.
– С пробуждением, Рим, – невозмутимо произнёс человек… нет, андроид. И Рим сразу вспомнил, что это в самом деле никакой не человек. – Не волнуйтесь, память скоро восстановится, – обнадёжил андроид.
Рим с трудом отлепил левую руку, затем правую. Пошевелил ладонями перед глазами, сжал кулаки.
Вестибулярный аппарат тут же спятил – сердце упало в желудок, затем словно подскочило к голове. Перед глазами все поплыло, Рим дернулся вперед и упал бы, ели бы его не подхватили.
Тут же неслышно подкатило парящее в воздухе ложе – не иначе как магнитная каталка, на которую и был бережно возложен капитан. «Нифига себе побудка», – ошарашенно подумал он, глядя, как другие андроиды открывают остальные капсулы.
После уютной заморозки гравитационная жесткая кушетка под собой казалась максимально неудобной. Впрочем, выбирать не приходилось. Главное, что на ней располагались кнопки управления, которые Рим сразу же начал вдавливать. Внутри него каждая клеточка противилась статусу пассивного наблюдателя. Требовалось действовать, и поскорее.
Свободно летать по воздуху гравикровать не могла. Зато свободно поворачивалась в нужную сторону, куда Рим указывал. Он наделся что это, пусть и весело, но все же ненадолго. Смерть никогда не страшила Разумовского, но оказаться в инвалидке, пусть даже такой высокотехнологичной – это было бы чересчур. Надо встать на ноги как можно скорее. Но сейчас Рим максимум, что мог – шевелить ступнями и давить кнопки.
– Не нервничайте, – скучным голосом посоветовал андроид, идя рядом с ним и накрывая Рима, каким-то голубым покрывалом. – Кровоснабжение и нервная система скоро восстановятся. Не нужно ускорять этот процесс.
Рим решил послушаться и чуть откатился на гравикойке в сторону, чтобы никому не мешать. Начал смотреть за происходящим. Андроиды вытаскивали людей из капсул и укладывали в такие же висящие в воздухе платформы. Вероятно, это были вовсе не платформы, а сложное медицинское оборудование. Рим даже ощутил гнев. Эти штуки явно рассчитаны на инопланетян, а не людей. А эти люди – его люди, его команда.
Бык рухнул на гравикойку так, что она едва не просела до пола. Марата вывернуло, и он блевал где-то за собственной капсулой. А вот те двое – неразлучны вообще, сидят на общей платформе, свесив ноги. Чук и Гек, конечно же.
Дальше – Кот. Худощавый, согнувшийся, смотрит тупо в пол, поджав ладони, словно заяц-побегаец. За ним виднеется часть головы – это Дзю лежит. Его только вытаскивают. Рядом стонет Скрип, морщись от неприятных ощущений и глядя на свет сквозь зажмуренные веки.
– Рим, – слабо пискнула Фифа, скрючившись в позе эмбриона на гравикойке. – Рим, ты где?
– Здесь, Анжела, – сухо просипел Разумовский лихорадочно перебирая кнопки. Он уже забыл, какая за что отвечает. Его койку дернуло в сторону – пальцы нерквно сжались от осознания, что произнести имя ему оказалось проще, чем привычный… Позывной? Кличку? Презрительное погоняло? С каких пор он начал озадачиваться подобными мыслями?
Чёртову платформу все ещё качало, и Рим, врезавшись в одну из капсул, нечаянно захлопнул ее, затем подъехал к Фифе. Собрал силы в кулак и накрыл ее плечо ладонью. Казалось, она беззвучно рыдала. Или, в отличие от него, она видела сны. Наверняка Фаэт может узнать, какие. Или «синеглазок» попросить.
В некотором раздражении на самого себя Рим стукнул кулаком по груди. Кровоснабжение, значит? Нервная система? Давайте уже восстанавливайтесь, сволочи! Чертовщина всякая в башку лезет. Рим ещё раз стукнул себя по груди, потом ещё. На четвёртый раз ему удалось резко прокашляться. Затем, собрав воздуха в грудь, Рим отчетливо проорал:
– Бойцы!
Все, как могли, тут же посмотрели на него.
– Все живы?! – добавил Рим.
– Да, командир, – ответил Бык. Тут и там послышались подтверждения -- робкие, неуверенные.
– Отлично, – пробормотал Рим, – отлично…
– Больно, – тихо сказала Фифа.
– Что? – повернул голову Рим.
– Больно мне. Давишь…
Рим обнаружил, что левой рукой всё ещё сжимает Фифу за плечо, и сразу же разжал хватку. Синяк, похоже, все же останется, и Рим почувствовал весьма неуместное удовлетворение: всё же не совсем его расколбасило. Какая-никакая сила есть, а остальное вернется со временем.
Отсек для приготовления пищи, или, проще говоря, кухня, оказался достаточно тесным местом, даже клаустрофобичным, но команда из одиннадцати человек без труда там поместилась. Чувство локтя сейчас было более чем уместно. Все уже успели сбегать в личные каюты и переодеться в родные шмотки, которые чудесным образом сохранились. Как показалось Риму, одежда была выстирана, выглажена и даже накрахмалена. Интересно, андроиды всегда умели гладить, или их научила Фифа?
Сама Фифа тем временем, попутно запрягая себе в помощь Кота и Гека, натаскала из оранжереи помидоров, картошки и ещё каких-то овощей. И теперь под ее руководством один из андроидов тушил на плите какое-то варево.
«Синеглазки» особо ждать никого не стали – спокойно трескали синие пищевые кубики синтезированной пищи. Насколько Рим помнил, вкуса в них не было никакого. Но после векового криосна было не удивительно, что приоритеты у ребят слегка изменились.
Сам Разумовский потягивал воду из бутылки, терпеливо ожидая, пока еда доварится. И размышлял над словами Фаэта.
– Что ещё могло измениться? – спросил Цинк, постукивая ногтем по столу, сидя вполоборота.
– Где? – уточнил Рим.
– Да хоть бы и у нас. Новая Россия должна была скакнуть вперёд в прогрессе. Может, попросить Фаэта дать нам лекцию? Там все и узнаем.
– Узнать-то мы узнаем, – усомнился Рим, – а вот поймём ли – не факт. Ты, когда дома ящик смотрел с новостями – сильно понимал, что там, в реальном мире, творится? Или, может, припомнишь хоть один оперативный брифинг, по которому бы понял в мелочах, что там, на объекте? Без личной разведки боем?
Поразмыслив, Цинк отрицательно мотнул головой.
– То-то же, – изрек Рим. – Пока сами не спустимся, вернее, не поднимемся – ничего не поймём.
– А стоит ли подниматься, командир? – спросил Бык. – В смысле, для местных мы стали как бы боги. За век отсутствия мы должны были превратиться в реальный культ.
– И что с того? – спросил Рим, всё ещё не понимая.
– Ну как там Гиппократ говорил… – шмыгнул носом Бык. – Не навреди.
Рим снова задумался: а ведь правду Бык говорит. Не стоит спешить со своим возвращением. То есть стоит, конечно, но не без конкретной задачи. Рим на самом деле планировал срочно вылететь в столицу Новой России сразу после обеда. С другой стороны, час-другой здесь роли не играет, а испанцы быстро не приплывут.
– М-м-м... горячо, – пробурчал Гек, пробуя суп в кастрюле на вкус. Как показалось Риму, тот ел собственной старенькой армейской ложкой. И как только сохранил?
– Не спеши, – зашипела на него Фифа, хватая тарелку и садясь на место. – Сам себе мешаешь.
Надувшийся Гек уселся за общий стол и начал не торопясь постукивать ложкой по нему.
Скрип повернулся к Риму, и командиру на миг показалось, что синее мерцание глаз у того пропало. Рим моргнул – нет, синеглазка выглядел так же, как и всегда: всё то же слабое и мягкое синее свечение радужки.
– Рим, я вот что думаю, – сказал Скрип. – Наружу выбираться рано или поздно надо, конечно. Но не обязательно как боги. Можно, скажем, анонимно. Вспомни, как в испанский городишко выбирались.
– Мимикрируя под местных? – усомнился Цинк.
– Да. – Скрип повернулся к нему и Рим сразу напрягся. Мерцание «синеглазки» снова пропало, и так же быстро появилось.
«Что за черт?! – в замешательстве подумал Рим. -- Неужели никто больше этого не видит? Или это у меня со зрением что-то?».
Началось обсуждение того, каким именно образом лучше снова показаться людям. В обсуждении приняли участие все без исключения. Рим присоединился, желая отвлечься от мыслей о странных глазах связиста.
Прав был Фаэт. Нужно определиться, вся у него с башкой в порядке, а уже потом выносить суждения глобального характера. В конце концов, среди тутошных богов он самый главный. Стоит принять неверное решение – и все, планете кирдык.
Холодок пробежал по спине Рима от осознания этой простой истины. Раньше обдумать свою божественную природу и расценить ее как ответственность он толком и не мог. Всегда не хватало времени. Они постоянно были чем-то заняты. Возможно, для того Рим и искал себе занятость, чтобы избежать тяжёлых мыслей.
Но без малого сотня лет, проведенных в криосне, невидимым прессом давила на него, отсекала сомнения, оставшиеся там, в 15 столетии. Старые вопросы всплыли по новой.
Что они будут делать со своим всемогуществом?
– Не спать. – Фифа положила перед ним ложку. На этот раз Рим не стал раздумываться, откуда она взялась – просто принялся хлебать горячее варево. Вроде одни овощи и приправы, а вкусно получилось. Наверняка Фифа догадалась затариться специями. И где только нашла, в 15-м веке?
Пока они ели, рядом неслышно, возник андроид и заговорил:
– Николай Валерьевич, Максим Сергеевич – прошу после еды последовать за мной.
Скрип разом проглотил рагу, едва не поперхнувшись, и вопросительно посмотрел. Рим перевёл взгляд на Задрота и замер. У того, похоже, синим осветился лишь один глаз.
Поначалу воцарилась тишина. Цинк сидел, упираясь в подбородок кулаками, и о чем-то усиленно размышлял. Кот сделал вид, что ест, хотя уже больше тыкал ложкой в остаток пищевого кубика, скачущий по тарелке. Остальные, озабоченно переглядывались.
Похоже, команда срочно нуждалась в непосредственно команде. Точнее, в конкретной задаче, высказанной слух, внятно, без прикрас. Поэтому взгляды и упирались в Рима.
Командир же пока не совсем представлял, что именно им нужно делать, Впрочем, действовать в условиях недостатка оперативных данных ему было не впервые. И он знал, что нездоровая импровизация – худший вариант.
– Доедайте не спеша, – распорядился он. – Потом отправляемся во внешний мир. Посмотрим своими глазами, что там нового.
– Точно! – Бык с шумом опустил кулак на стол. – Потолкуем с правителем. Власть же никогда не уходит, она всегда есть.
– Лишь бы нас не забыли, – предположила Фифа.
– Забываются боги, которые оказались бесполезны, – прервал Цинк. – А мы принесли им дары.
– Думаешь? – покосился Бык.
– Вот и узнаем, – решительно сказал Рим. – Хватит теорию строить, и из пустого в порожнее лить.
– Я вот только одного не пойму, командир, – подал голос Чук. – Что такого плохого, если Россия станет впереди планеты всей?
Разумовский ответил не сразу. Он знал, что рано или поздно кто-то задаст этот идиотский вопрос. И заранее заготовил ответ, прежде чем половина команды успела открыть рты, чтобы вывалить ответы собственные, которые могли стать еще более идиотскими.
– Потому что грош цена нашей миссии, если благополучие Новой России будет достигнуто ценой краха всей остальной планеты, – жестко сказал он, глядя на Чука в упор. – Наша задача – вести за собой других, а не вампирить за их счёт. Мы не создаем колонии. Мы помогаем, договариваемся о взаимовыручке. Сам пропадай, а товарища выручай. Забыл?
– Я не забыл, командир, – мотнул башкой Чук. – Я не об этом. Может, если Россия станет единственным цивилизованным местом, то так оно и нужно? И это как бы нормальная тема? Ну, типа естественный порядок вещей? Извини, Рим, но затрахало меня, что у любого нормального русского, стоит ему чего-то в этой жизни добиться, вечно возникает такое вот гадкое чувство вины за свой успех. Как будто это всё не моё, и делиться нужно.
– То есть ты бы не поделился с товарищем? – спросил Цинк.
Чук как будто сразу слегка уменьшился в размере.
– С товарищем – без вопросов, – ответил он, тем не менее, твердо. – С нейтральным соседом – может быть. Если бы получил что-то взамен. А с врагом – нет. Не поделился бы.
– Чук прав, – неожиданно вставила Фифа. – Что-то я не помню, чтобы Россия осыпала дарами захватчиков. Вернее, такое случалось в истории, но никогда до добра не доводило.
– Верно! – рявкнул Бык. – Супостатам надо ноги отрывать!
– Так, замолчали все! – резко сказал Рим. – Не для того Фаэт допустил нас к знаниям и технологиям, чтобы мы о своей шкуре заботились. Наша миссия, если кто забыл, то я напомню – поднять благополучие всех народов. Всех стран. Никого не уничтожая и не поглощая. Развеять факелом тьму неизвестности будущего. И позволить развиваться всем. Мир для нас – не ресурс. Мир – беспомощные вагоны, а мы – локомотив. Когда это вы начали больше о своей заднице думать?! Или вас клещ покусал, пока в криокамере валялись?!
Последнюю фразы Рим проговорил с уже ощутимым раздражением, а не произнёс спокойно, чувствуя, как у него колотится сердце. Вся команда смотрела на него, ожидая, что он что-то добавит, но Рим лишь глотнул воды и поднялся.
– Я понимаю, – всё же добавил он. – Вы все остались собой, и это хорошо, но поймите, нет смысла сейчас обсуждать, что есть русская идея. Для остального мира мы боги – но боги нужны, покуда приносят знание, а не меч. Приплывёт Непобедимая Армада? Значит, найдем способ, как отправить ее на дно – но чтобы Испания не пострадала. Приплывут пираты – найдем способ, как мобилизовать их на охрану торговых путей. Но прежде всего – нам надо выбраться в мир и показать себя. Не позорными выползками в город, а торжественно, с полным осознанием и принятием ответственности. Лично выйдем – узнаем всю обстановку на поле.
– Я все равно не понимаю, почему нас именно сейчас разбудили, – признался Кот. – Из-за того, что за тридевять земель отсюда сотня корабликов потопила другую?
– Умный Кот, – похвалил Рим. – Поешь сметаны, заслужил. Ты попал в точку. Объясняю. Нас разбудили, потому что перемены в мире пошли настолько хаотично, что теперь непонятно, чем это кончится. А значит, это повод для нас разобраться в нашей дальнейшей политике. Скорректировать задачи для себя, какими бы они ни были. Если вмешиваться – то решить как. Если нет – то найти себе иное применение.
Сзади послышались шаги. Посторонних здесь быть не могло, но Рим всё уже обернулся. Мало ли какую делегацию снаружи Фаэт захочет пропустить? Но то были лишь «синеглазки» с привычным уже, даже в чём-то ламповым мерцанием глаз.
– Всё хорошо? – спросил Рим.
– Да, командир, – охотно кивнул Скрип. – Андроиды что-то там накалибровали, лучиками в глаза посветили. В башке пока свистит, но пройдёт. Жрать нам оставили?
Тлатоани Акатль, президент Новой России, стоял на ступенях пирамиды. Солнце безжалостно палило, превращая и без того жаркий воздух в раскалённый пар, но Акат не шелохнулся. Ритуальное оперенье Кетцаля и Тлалока давило на плечи, а золотая маска, закрывающая лицо, обжигала кожу. Однако волнение, захлестнувшее его при звуках погребального гимна, пересиливало любой физический дискомфорт.
Позади него притихли жрецы, облачённые в одежды цвета засохшей крови. В руках они держали кадильницы, наполненные смолой копала, чей густой дым медленно взмывал в небеса, словно призыв к тем, кто обитал за пределами видимого мира. Внизу, на площади, толпился народ, затаив дыхание, с тревогой и надеждой вглядываясь в лицо своего нового правителя. Легенды гласили, что явившиеся боги благоволят лишь достойному.
И тогда это случилось. Звук, не похожий ни на что слышанное прежде, расколол тишину. Словно разверзлись врата в иное измерение, и сквозь них прорвался гул, заставивший землю содрогнуться. Акатль почувствовал, как его сознание начинает меркнуть, уступая место древнему, первобытному ужасу. В небе, над пылающей пирамидой, закрутились вихри, окрашивая солнце в багровые тона.
И из этого хаоса, из этой пульсирующей бездны, явились они. Не фигуры из мифов, не изображения из кодексов, а живые, дышащие божества. Их облик был одновременно восхитительным и пугающим, сотканным из света и тени, из звездной пыли и криков миллионов. Акатль, глядя на них, понял, что легенды – лишь слабый отблеск реального величия, что человеческий разум не способен постичь истинную суть богов. И в этот момент он знал: грядут перемены, масштаба которых мир ещё не знал.
* * *
Корабль сотрясло, и Бык, стоявший в коридоре, впереди всех, едва не покатился кубарем, но вовремя совладал с собой, схватившись за стенку. И хорошо, а то он, несомненно, мог бы своей тушей сбить остальную команду.
– Ребята, – проговорил Кот. – Я один себя тупо чувствую?
Тут и там послышалось неодобрительное ворчание. Рим понимал, о чем все думают. Ни на каком концерте, ни на одном массовом мероприятии в истории не было столько зрителей, как у них сейчас. К тому же на концерте зрители в зале вряд ли представляют, что звезда, которая сейчас выскочит на сцену, только что стояла за кулисами в какой-нибудь тесной каморке, ни разу не романтичной, где дизайном и не пахло и размышляла о том, какое впечатление произведёт на зал. Удастся ли сразу «зажечь» публику?
Удалось. Пожалуй, эффект даже был во много раз сильнее.
Их корабль, несомненно, заметили с пирамиды. Да черт побери -- заметили со всего города! Вряд ли кто-то из людей подозревает, что боги, перед тем как выйти наружу, теснились на нескольких квадратных метрах узкого предбанника, и толпятся как пассажиры в переполненном автобусе.
– Так, пора включать, наверное. – Кот нацепил на башку светодиодную ленту. – Кто-нибудь «Раммштайн» слышал?
– А то, – отозвался Гек. – Классика. Жалко, что позабытая.
– Вот мы ща на них похожи. Ох, я бы там зажёг.
– А это мысль, – хмыкнул Цинк. – Может, попросим музыку включить? Наверняка у этой тарелки внешние динамики есть, или что похожее. Фаэт нам быстро что-нибудь подобное организует.
– Успокоились бы вы, в самом деле? – только и вздохнул Рим, когда тряска прекратилась.
Выйдя из облаков, корабль завис над вершиной пирамидой. Все прислушались.
– Вроде не стреляют, – озабоченно пожал плечами Задрот. – Типа можно открывать?
Он заткнулся, когда подобие трапа действительно выдвинулось от корабля. «Шипение классное», – подумал Рим совсем некстати. – «Еще бы клубы пара, и хрен с ней, с музыкой…»
– Воздух! – заулыбалась Фифа, расставляя руки и вдыхая полной грудью влетевшей внутрь порыв ветра. Ее волосы растрепались, и девушка стала выглядеть, как статуя на носу корабля, рвущего неизведанное пространство. Бык с одобрением посмотрел на её бюст, красиво натягивающий свободную робу двумя холмиками.
Протиснувшись через команду, Рим начал спуск по лестнице, надеясь, что не свалится со ступенек, поскользнувшись с непривычки. Ступеньки упирались в выступающий из пирамиды балкон – достаточно широкий и мощный, чтобы служить вертодромом. Если соответствующую букву на нем нарисовать и обвести кружком, получится полная аналогия. Рим не помнил тут ранее ничего подобного. Хотя это точно была императорская пирамида – и, если их учение не прошло даром, то уже президентская. Наверняка посадочную площадку надстроили как символ неизбежного возвращения богов, не сейчас, но когда-нибудь. Кстати, не изобрели ли в самом деле местные умельцы вертолёты?
Вступив уже на балкон, Рим остановился, дожидаясь, пока остальные спустится. Трап за ними тоже закрылся, но корабль продолжил висеть. Диодную ленту Рим решил не повязывать на себя. Даже боги порою меняют облик. Особенно когда у простых смертных появляются новые художники, способные это изменение запечатлеть.
Не прошло и часа, как на площади собралась такая прорва народу, что, казалось, сюда стеклись оба континента – Северный и Южный. Гам стоял невыносимый. Но на королевскую пирамиду никого не пускали. Риму показалось, что охраны внизу было не то чтоб сильно много. Люди сами не решались взойти на вершину, словно боялись дерзнуть стать равными богам. Или хотя бы просто припасть к их стопам.
Рим призадумался, не стоит ли выписать с корабля парочку андроидов для сдерживания толпы, на случай чего. Но потом махнул рукой. Если президент хочет продемонстрировать, как он контролирует ситуацию, то не нужно мешать ему это делать. Пусть работает человек. По крайней мере, в плане безопасности объекта здешняя власть показала себя на высоте.
А когда их всех разместили парой этажей ниже относительно тронного зала, в гигантском атриуме с банкетным столом в центре – Рим и его команда смогли оценить по достоинству и местную кухню. После пустого рагу, изготовленного Фифой на скорую руку, местная стряпня вызывала сплошной восторг: картошка, кукуруза и даже капуста вполне здесь прижились, хоть и выглядели несколько бледновато. Подобные культуры в криосне, как оказалось, не выдерживались.
И все же ощутимо не хватало чистоты воды. Хотя, как уверял один из министров, задорный дядька с острой бородкой и хитро бегающими глазами, страна была изрезана многочисленными акведуками.
Министра звали Ксехуитл. Рим так и не придумал для него подходящего сокращения. Хотя, разумеется, наиболее яркие варианты сами собой вертелись на языке. Но этого и не потребовалось – Бык почему-то сразу запомнил полное имя министра и произносил его с превеликим наслаждением, тщательно выговаривая каждую букву. И болтал с Ксехуитлом на самые разные темы.
Команда отведала сочные овощи и отдала должное котлетам из баранины. Глядя на изящные, хорошо прожаренные кусочки мяса, наколотые на деревянные палочки, Рим с непонятной тоской вспомнил самопальный шашлык из кабана, что стал их едва ли не первой нормальной едой после провала во времени. Как давно это было?
– …Торговля процветает, – говорил президент, и Рим старался его слушать повнимательнее. – Люди из Тескоко занимаются сельским хозяйством, выращивают овощи, злаки, овёс для скота. Затем его перевозят фургонами в Тлакопан, в котором разводят овец и быков. Все проезжают через нас.
– Это что за молоко? – спросила Фифа, глядя на глиняную кружку с изящной согнутой ручкой. – Верблюжье?
– Молоко от коров, – с гордостью произнес Ксехуитл. – Его мы получили от людей с севера, с ними мы ведем торговлю.
– Вот как? – Фифа отхлебнула молока, вытерла ладонью губы, посмаковала, затем проглотила. – Ничего так. На парное не похоже, конечно.
– Коровам жарко в это время года, – признался министр. – Через два месяца, уверяю, вы не узнаете вкуса этого молока. Но пьют его мало, чаще делают простоквашу и сыры. Увы, не у всех взрослых сохраняется божественный дар к приему этой пищи. Только дети могут всегда пить его без вреда для здоровья. Кстати, вот наше лакомство. Его назвали в вашу честь! Попробуйте, о великие. Уверяю, вы никогда такого не видели!
Принесли миски с ровными горками.
– …Попкорн?! – поднял брови Цинк.
– Похоже на то, – принюхался Гек. – Охренеть! А ну…
Он зачерпнул из самого центра горсть зёрен, кинул в открытый рот и начал хрустеть так, что едва не сломал себе зубы.
– Реально – попкорн! – И Гек начал хрустеть за обе щёки. – Капец, солёный!
– А ну, дай. – Кот перегнулся через стол и потянул миску на себя.
Рим кашлянул как можно деликатнее. “Боги” тут же вернулись по местам, придав себе благочинный вид. Если им предстоял момент некоторого, скажем, потери реноме, то поводом для этого не должна стать жареная кукуруза, чудом открытая ацтеками.
– Этот момент достоин того чтобы сохранить его в летописи, – выразил мнение президент Акатль. – У нас это блюдо называют “Пищей богов” и его очень любят дети. Приятно видеть, что и богам оно пришлось по вкусу.
Сидящая с ним рядом секретарша заулыбалась и продолжила, что-то быстро строчить пером на листе бумаги. Звали её Иолоксочитл, но Рим не мог её воспринимать иначе как Ёлку. Равно как и её должность таки свёл до секретарши, не особо вникая в безумно долгое слово, которым обозначалась её место при тлатоани-президенте.
Он заметил, что русский язык за столетие неплохо развился, хотя новых слов ацтеки почти не придумали. Видимо, сленговый лексикон «синеглазок», который когда-то лег в основу всей местной лингвистической базы Новой России, оказался достаточно обширен, чтобы покрыть все потребности населения по снятию языковых барьеров между городами-государствами, одним из которых и был Теночтилтан.
– Торговля с северными народами, значит? – произнес Рим. – Чем торгуете?
– Всем сразу, – похвастался Ксехуитл. – Наши купцы возят туда орудия труда, инструменты, еду. Взамен привозят то, чего у нас нет одеяла. Меха, коровы, лекарственные корни и семена. Торговля процветает.
На лошадях, к счастью, ехать не пришлось – им выдали целых две повозки, которые в плане комфорта даже можно было приписать к каретам. Рим в глубине души этому только порадовался. Классным наездником он так и не стал, и рисковать свалиться с коня прямо посреди восторженной толпы – то ещё приключение.
Однако Фифа всё же вырвала себе одну из лошадей – превосходную пегую кобылку, которую и оседлала самолично. Глядя, как заботливо она перетягивает ремни седла в окружении благоговеющей президентской свиты, Рим в который раз уже понял, что что-то важное упускает в психологии своей напарницы. Здесь и сейчас самым мудрым решением ему казалось не мешать. Но присмотреться явно стоит...
С другой стороны, получилось только к лучшему – повозки были рассчитаны от силы на шесть человек. А поскольку к ним подсели ещё министр и Ёлка, то кому-то одному банально бы места не хватило. Непонятно только, почему не добавили еще пару повозок, чтобы все расселись с комфортом.
Так и двинули – две роскошные крытые повозки, каждая запряжена четвёркой лошадей, одинаковых, как на подбор.
Бык с уханьем грохнулся на скамью прямо напротив Рима, расставив ноги так, что несчастный министр скрючился в три погибели. Довольный Скрип рядом с ним уставился в окно, откровенно любуясь то ли проплывающими мимо домами, то ли поражаясь ширине местных дорог. Похоже, его синие глаза распугивали ребятню, но испуг последних быстро сменялся восторгом: за каретой бежала стайка детишек. Изредка они подпрыгивали, пытаясь рассмотреть, что делается внутри повозки.
Худосочные Чук и Гек, которые за время криосна, понятное дело, тоже массы не набрали, сидели справа и слева от Рима. Бык по привычке скользил по ним взглядом из-под сведённых бровей. Затем нахмурился сильнее. Рим понимал, что его смутило: по загадочной причине, садясь в повозки, «сошедшие с небес боги» разбились точно на те же группы, в которых состояли с самого начала. Словно и не было никакого объединения в сплочённую команду из одиннадцати друзей.
Одна только Фифа слегка разбавляла положение, не присоединившись ни к кому и выгарцовывая на лошади снаружи. Риму не было нужды следить за ней, он и так всё прекрасно слышал. Фифа ставила лошадку на дыбы, перепрыгивала без надобности всякие лавки и ящики с товарами уличных торговцев. Скрип лишь ухмылялся в окно, явно фиксируя картину в своей полу-компьютерной памяти.
– Уличная торговля – верный способ умиротворить население, – говорил Ксехуитл, потирая бородку. – Государство следит за этим чисто номинально. Свободный рынок, умеренные налоги… В доходные сезоны, конечно же. Если год неурожайный, то торговля прекращается, и начинается ремонт дорог.
– Это ты, мил человек, ещё стихийную рекламу для себя не открыл, – заметил Бык, иронично прищурившись. – Вот дождёшься, когда столица захлебнётся в мусоре бессистемных вывесок – и кирдык вашей свободной торговле. Рим, ты помнишь Москву при куче рекламы? Ларьки с водярой на улицах, и всё такое?
– Я тогда ещё не освятил Москву своим присутствием, – покачал головой Рим.
Бык сразу заткнулся. Сидящий рядом министр приобрёл то самое деликатное выражение, присущее дипломатам, когда они ни черта не понимают в разговоре, но сохраняют покерфейс, тщательно шифруя за ним своё непонимание.
Здоровяк, похоже, понял оплошность, и больше не поднимал личных разговоров в присутствии посторонних. Так что тайна, что предводитель богов не застал старую Москву, потому что ещё не родился – так и осталась тайной для мешика. Если честно, то и Бык об этом ярком периоде знал только из фильмов и информатория, но чем-то старлея привлекали эти тяжёлые годы и, со временем, он поднакопил знаний.
Зато мысли Разумовского направились в нужную сторону. В самом деле, кто еще из них мог застать времена, когда огромную страну продали дешевле, чем за бусы?
Только Цинк. Тот самый Цинк, что когда-то сформировал команду, утратил руководство группой – а сейчас внезапно снова разбил команду на части, забрав к себе в повозку своих первоначальных подчинённых.
Интересно, что там им Ёлка рассказывает? Да и зачем она вообще с ними едет?
– Дорогой мой друг министр, – обратился Рим.
– Да? – Ксехуитл встряхнулся, словно очнувшись.
– Зачем с нами отправилась любезная…
– Иолоксочитл, – тут же вставил Скрип, вовремя сообразив. Риму стало интересно: он всё это время помнил имя секретарши, или в памяти встроенного компа подсмотрел?
– Она помогала обустроить музей Винта, – сказал Ксехуитл – как показалось Риму, без особого пиетета. – И она же в свободное время ухаживает за смотрительницей музея. Смотрительнице уже много лет, очень много.
– Если много, то что она нам сможет рассказать? – поинтересовался Гек.
Министр посмотрел на него так, словно впервые осознал, что боги перед ним приняли оболочку людей молодых, и, страшно подумать, в чём-то ограниченных. И ответил:
Флагман ощутимо покачивался на волнах. Чужие воды били в борт, грозя потопить каравеллу.
Эрнан Кортес дернул с себя за ворот рубахи, разрывая шнуровку, обнажая загорелую грудь, на которой висел серебряный крест. Заскорузлые пальцы крепко тёплый металл. Пересохшие губы торопливо и машинально пробормотали молитву.
– Капитан! – послышался голос лейтенанта. – Три корабля уже потоплены, а берег едва виден! Как такое может быть, сеньор Кортес?!
Эрнан Кортес лишь скривился в ответ. Пушки индейцев били далеко и сильно, но этим лишь заставляли сердце биться чаще. Скорее от азарта, чем от страха. Если бы только удалось заполучить эти пушки! Испания бы захватила весь мир! И к черту золото. Этот металл, мёртвым грузом, осевший в трюме, только замедлял корабли, мешал сражаться.
– Отвечайте огнём! – командовал Кортес, не поворачиваясь. – Высадить десант на берег!
– Но, капитан, в такой шторм…
– Выполнять! – проревел Кортес, и лейтенант скрылся в задней части корабля. Нечего было и думать что группа отчаянных головорезов на лодках доплывут до берега Табаско и смогут захватить форты индейцев. Но пусть попробуют. Хотя бы отвлекут пушки на себя.
Рядом, словно тень, возникла молодая женщина, закутавшаяся целиком в фиолетовую ткань, покрытую сажей, и насквозь пропитанную морской водой. Она беззвучно рыдала.
– Мария, – сказал Кортес, не глядя на наложницу. Ее вид его почему-то успокаивал, и он сам не знал, хорошо ли это или плохо сейчас. – Такого ли ты ждала?
– Они не сдадутся, – прошептала Мария на достаточно чистом испанском. И, несмотря на грохот ядер и шум волн, конкистадор её отлично слышал. От слов купленной рабыни Кортесу стало не по себе. Слишком сильна была вера в её голосе.
– Повтори! – грозно затребовал он.
– Они не сдадутся! – крикнула Малинче. – Они сделают все, чтобы выстоять. Убьют тебя, если на то будет божья воля. Или погибнут, пытаясь.
Каравелла продолжала двигаться к берегу. Вот уже показались первые очертания высоких деревьев, защищавших форт от ядер. И Кортес довольно осклабился.
– Их вера не выше золота, – сказал он. – Тебя же они продали!
Конечно, женщину из своего народа продали не жители Новой России, а островитяне юга, но все равно Малинче умолкла. Кортес это вновь стало нервировать. Наверное, напрасно он взял её на свой корабль на время сражения... Что женщине делать в бою? Особенно если она всего лишь переводит слова.
– Вернись в каюту, – потребовал Кортес – и над головой со свистом пролетело ядро, пущенное откуда-то сзади. Кортес с проклятиями схватился за борт.
– Чертов Берналь Диас! – прорычал он. – Слишком низко стреляет…
– Вы все погибнете, – почти равнодушно вымолвила Малинче.
– О чем ты говоришь, глупая женщина?! – рявкнул Кортес.
Глаза на её бледном лице, казалось, успели состариться за считанные несколько вздохов.
– Теперь твои люди сами по себе, – сказала женщина. – И корабли тоже.
Дерево борта, на который опирался Кортес, вновь содрогнулось -- возникла новая дыра в борту каравеллы и вокруг щедро брызнула щепа. Ядро влетело, едва не отрывая конкистадору ногу. Оно почти задело одеяние Малинче и сорвало с нее фиолетовую накидку. Девушка поспешно закуталась в то, что осталось, и, согнувшись, побрела обратно в каюту.
Очередное ядро попало в мачту. Сверху послышались вопли матросов. На палубу падали горящие канаты с обрывками парусины...
Кортес грубо схватил наложницу за плечо и потянул её на нос корабля. Он сам не знал, зачем это сделал. Вероятно, в глубине души рассчитывал, что, завидев одну из своих, чертовы индейцы перестанут стрелять.
Очертания берега стали уже вполне разборчивыми, хотя туман, казалось, сгустился. Порыв ветра донес до ноздрей Кортеса незнакомый запах. Это было немного похоже на кипящую смолу, но источник явно был какой-то другим. А запах – ещё более мерзким. Воняло чем-то, отдававшим протухшим маслом из лампы, заправленной ещё в преисподней.
И Кортес сразу понял, что это. Из тумана показалась корабль, которого конкистадор никогда не видел. Он казался похож на каравеллу, хотя, несомненно, построен был очень давно. Если бы каравеллы были живыми, то перед Кортесом, однозначно, выступил их патриарх.
Намётанный глаз конкистадора безошибочно опознал работу родных испанских мастеров. Это был корабль, собранный на его родине. Быть может, даже его дедом, мастером кораблей. Только старые суда так быстро двигаться не могли. Этот же рассекал волны с такой скоростью, словно падал с вершины водопада.
Гребной винт корабля «Россия» продолжал мерно покачиваться на цепях.
За весь рассказ Малинче никто не произнёс ни слова. Рим простоял как вкопанный, всю дорогу сжав кулаки и оцепенело глядя на закрытое капюшоном лицо бывшей наложницы. И радовался, что за все время так этого лица и не увидел.
В его голове был полнейший сумбур. Остальная команда «богов» успела рассесться по табуреткам, аккуратно пристроенным вдоль противоположной стены комнаты. Рассказ закончился, а они продолжали чего-то ждать. Тишину лишь слегка разбавляло приглушённое покашливание Марата в кулак.
– Что случилось с «Россией»? – задал вопрос Рим, тут же поняв, что в устной форме кавычки не поставишь. Однако Малинче сразу поняла, что он говорил про корабль, и ответила:
– Это была великолепная каравелла. – Её старческий тихий и чуть скрипучий голос никак не гармонировал с внешностью фигуры, в которой чувствовалась необычайная сила. – Этот корабль не взяли битвы, не смогли потопить волны. Пожар, пожравший верфи, не смог совладать с каравеллой богов. Но даже «Россия» ничего не смогла сделать с врагом, перед которым бессильно всё.
– И что же это? – спросил Рим.
– Время, – глухо ответила смотрительница.
Наступила давящая пауза, которую разбавляло лишь покачивание винта. Рим попытался разжать кулаки и не смог. На помощь пришло привычное упражнение – сделать обратное и сжать пальцы сильнее. И тогда уже позволить им самим расслабиться.
Следом пришла неуместная дрожь в руках, не положенная ни богам, ни командирам. Рим сунул руки в карманы робы и, ни на кого не глядя, поспешно пошёл к выходу. Толкнул ворота, ловя в лицо налетевшее облако мелкого песка.
Его никто не встречал. Похоже, скучающий Ксехуитл решил подождать в повозке. Оно и к лучшему. Быстрым шагом Рим обошёл музей, сам не зная, куда идёт. И только сейчас понял, признался себе, что просто хотел побыть один.
Какое-то время он продолжал стоять, пока не почувствовал снова мерзкий табачный дым. К нему неслышно подошёл Цинк, попыхивая трубкой. И взгляд у него был не столько озадаченный, сколько изучающий. Будто бы он переговорщик, а Рим – террорист.
– Андрюх, ты как? – спросил Цинк, выпуская дым. – В порядке?
– Цинк, – обратился Рим, не глядя на него. – Сделай одолжение. Не пускай дым в лицо тому, с кем разговариваешь. За такое можно и в зубы получить.
Цинк молча смотрел на него, не говоря ни слова. Затем попросту проглотил дым, разжал пальцы – и трубка упала в песок, где Цинк тут же растоптал её ногой.
– Рим, – произнёс он, вздохнув. – Ты понимаешь, что чем больше всякой херни держишь в себе, тем сильнее она будет накапливаться?
– Я понимаю, что если ты раздавил свою трубку, то на самом деле не особо и хотел курить, – сказал Рим. – Ты просто сам хотел выпустить что-то, что в тебе накопилось. И для этого же поехал со своими отдельно от меня и моих ребят.
Цинк развёл руками.
– Рим, у каждого своя проблема, – сказал он. – Но, как видишь, я свою хотя бы не скрываю. А вот ты что-то в стороне тусуешься. Суетишься много, командир. Нехорошо это. Совсем нехорошо. Я ещё могу тебя понять, но остальные...
– Ты сейчас приподнял себя над остальными? – прервал его Рим.
Цинк словно окаменел.
– О чем спорим, мужики? – Рядом из кучи песка возникли могучие очертания Быка. – Я за Фифу волнуюсь. А у вас, похоже, тоже тёрки какие-то?
– Не волнуйся за Фифу, – произнёс Рим нарочито скучающим тоном. Со стороны становилось отчётливо понятно, что Андрей еле сдерживает себя. – Всё с ней будет хорошо. Её кличка уже перешла на кобылу. Когда мы улетим, кобыле поставят памятник. Может быть, с восседающий сверху девой. А дева будет обнажена, прикрывая срам длинными, до самой попы, волосами. Памятник сбацают в граните, а может даже в мраморе. Через поколение никто не вспомнит, кто это вообще. А залётным туристам с севера станут втюхивать чумовые истории этой кобылы, одна краше другой.
– Что ты несёшь, командир? – спросил Бык с тревогой. – Цинк, что с ним?
– Я только одно знаю, Бык, – ответил Цинк задумчиво. – Есть моменты, когда я рад, что у нашего с тобой командира нет при себе ножа. И вот это один из них. Полагаю, не последний.
Цинк поддел ногой раздавленную трубку, подняв новое облако песка, и пошёл прочь, не оборачиваясь.
– Да что здесь творится?! Андрюха, психуешь-то чего?! – выдохнул Бык в недоумении.
– Заигрались мы, – сказал Рим, глядя на покосившийся край крыши. – Вот что происходит. Заигрались мы, Бык, в богов. И с этим нужно что-то делать.
Громила понимающе помолчал, покивал, а затем спросил:
Собрать всех в столовой оказалось непросто. Как только капсулы перевезли всех на корабль, команда сразу разбежалась кто куда.
– Я в душ, – заявила Фифа и убежала вперед – по коридору, ярко освещенному корабельными лампами. Бык, перегородивший половину прохода, с каким-то смущением подтянул робу, словно она могла с него спасть. Как будто он знал, что конкретно Фифа намерена делать в душе.
Хотя само по себе наблюдать за смущенным Быком – уже было минимум странно. Капитан не стал докапываться до него с вопросами. В конце концов Рим решил, что это не его дело. Если у Анжелы и Быка имеются какие-то свои секреты, то его они не касаются.
Андрей стащил с себя робу, оставшись в штанах и футболке, и выбросил «божественное» одеяние в утилизатор. Он всё равно не собирался больше надевать её, а уж приятных воспоминаниях ему этот кусок ткани точно не давал.
Остановив проходившего мимо Чука, Рим сказал:
– Общий сбор в столовой через тридцать минут. Передай остальным.
– Есть, – произнес Чук как-то испуганно.
Постояв на месте, Андрей прошел в столовую и обнаружил там уже сидящего Цинка, потягивающего воду из стакана. Рим тоже взял себе воды, уселся напротив него и тут же проклял себя за беспечность. Как можно подозревать Цинка в отстраненности от команды, если он сам, капитан Андрей Разумовский, постоянно старается провести между ними границу? И сейчас, словно нарочно, сам же уселся так, чтобы их разделял стол.
Разумеется, когда остальные придут, обе боевые группы тут же рассядутся соответствующим образом. Но вставать и присаживаться рядом с Цинком было уже как-то неловко и поздно.
Цинк прервал молчанку первым:
— Знаешь Рим, — произнес он, — будь мы сейчас в штабе, тебе бы пожалуй, свою группу под начало не выдали. Ты бы психиатра не прошёл.
Поразмыслив, Рим пожал плечами, сделал глоток из стакана.
— Может быть, — не стал он спорить. – Даже интересно узнать, какой бы мне диагноз выкатили.
— Никакого, — заверил Цинк. — Вернее, косяков бы в твоей башке нашлось предостаточно – мама не горюй. Но в рапорте бы написали, что ты здоров. Сам понимаешь, здоровых людей не бывает, есть недообследованные. А такими хорошими солдатами не раскидываются попусту. Иначе бы тебя Петрищев не в боевую машину усадил, а за решётку. Но с нормальным командованием — ты не прошёл бы.
Повсюду начали хлопать двери. Команда выходила из своих кают. Вот-вот все должны были собраться.
– Может, именно это и произошло? – предположил Рим. – Меня на задание отправили в наказание. Может, я всегда был негоден в командиры. Просто в нужный момент дал в морду не тому человеку.
– А в жизни всё именно так и случается, Андрюх, – спокойно сказал Цинк и умолк – в столовой они уже были не одни.
Команда заполнила помещение. Все девять человек принялись рассаживаться за стол. Рим с досадой отметил, что он оказался прав. По его сторону стола сели именно бойцы из его группы. А бывшие подчиненные Цинка, соответственно сгруппировались вокруг него. Фифа, судя по мокрым волосам, действительно была в душе. А вот почему мокрая голова оказалась еще и у Быка – Рим предпочел пока не думать.
— Так, — сказал он, ставя стакан на стол перед собой. – Бойцы! Как бодрость духа?
Со всех сторон послышалось неразборчивое мычание, за которым последовало неуверенное шевеление, как будто дали команду «смирно», а присутствующие не торопятся ее исполнять.
– Аналогично, — кивнул Рим. — Я тоже себя так чувствую. Тогда вопрос следующий. Кому понравилось быть богом?
— Мне нет, — мотнул головой Дзю.
— Ни хрена хорошего, — пробурчал Марат.
— И снова я с вами соглашусь, — продолжал Рим. — Ну, а в целом, вылазка в город вам как? Я вот не в большом восторге. Если кому жизнь кажется кайфом – прошу, не стесняйтесь, выкладывайте.
— Что ты хочешь сказать, Рим? – произнёс Скрип. Его синие глаза, казалось, переливались от небесного до цвета морской волны. — Не томи, выкладывай сразу. Уже видно, у тебя есть какая-то мысль.
— И очень простая, — задумчиво ответил Рим. — Где-то мы с вами потеряли цель, ребята. Прямо на дороге потеряли...
Возникшее следом молчание уже не казалось тяжелым. Напротив, Рим ощутил, что попал в точку. Он подобрал нужные слова, и теперь следовало просто довериться себе, довериться чутью. И первым высказать то, о чем, вероятно, думали все.
— Мы не боги, — сказал он. — Это не нужно нам. Это, возможно, нужно гражданам Новой России. Но и это под вопросом.
— Да им, вроде бы, вообще нормально, — произнес Дзю, разглядывая ногти.
— Им вера нужна, — вставил Цинк. – Не сами боги. А вера в богов. Они и без нас неплохо справляются. Для поддержания веры мы им не нужны. Напротив, мешаем, сверкая своими божественными харями.
— Мы им помогли, — тихо сказала Анжела. — Да, я не дура, не смотрите так, всё понимаю... Мы просто выжить хотели. Но, чтобы выжить самим – мы им помогали. Понастроили всякого, дали некоторые знания...
Возражений не последовало. На лице Дзю проступило недоумение, всего на секунду. Кот хмыкнул в кулак, явно желая что-то вставить, но сдержался. Цинк неотрывно смотрел на Рима. Остальные о чём-то напряженно думали.
– Ты хочешь сделать Новой Россией всю планету? – спросил Цинк, хотя по его голосу было ясно, что он так не считает. Скорее, он подсказывал Риму, что всегда можно сдать назад.
Разумовский не купился.
– Нет, конечно, – ответил он, снова присаживаясь. Он отхлебнул воды из стакана и продолжил:
– Я предлагаю вам, всем нам, распространить русскую идею. Да и то не на весь мир, а лишь донести нужное послание крупнейшим геополитическим игрокам, которых мы, по факту, сами и создали. Нам нужны Испания и Англия, как минимум. Дальше посмотрим.
– Распространить русскую идею… – пробасил Бык. – Именно ту русскую идею, которую сами русские так и не нашли?
– И мы с вами не нашли, – не стал спорить Рим. – Но нашли те, на кого мы повлияли.
– Хм-м… – Бык задумался.
– Смысл ведь не в том что Ксен пощадил Кортеса, – объяснил Рим, – а в том, что он в моменте почувствовал, что это будет правильно. Он не поступил с побежденным соответственно индейским обычаям. Не поступил по закону гор. Хотя, глядя, что мы вытворяли в то время с помощью андроидов – было бы очевидно брать с нас пример и просто гасить всё, что шевелится направо и налево. Но индейцы подхватили лучшее от нас. То лучшее, на что мы с вами лично, все сидящие здесь, уже давно не способны. Понимаете?
– Так может, мы тут ни при чём? – предположил Кот. – Просто Ксен оказался добряком. Или трубку мира раскурил перед боем. Даже не одну. Вот и накрыло старика...
– Дело именно в нас, – прервала его Фифа, все еще сжимая руку Быка, отчего здоровяк, казалось, получил и самый милый поводок, и самый эффективный. – Закон природы гласит: выживает сильнейший. Но сильнейший, который не пожирает слабого, а даёт ему время встать и подумать.
– Русская идея. – Бык выразительно поднял указательный палец. – Типа: давать побежденным второй шанс? Рим, а ты точно уверен, что это то, что нужно человечеству?
– Это как раз то, что надо делать, раз уж мы в этом мире уже потоптались, – не сдавался Рим. – Мы уже поменяли историю. Мы повлияли на гонку вооружений. Если испанцы потопили англичан – то вы точно уверены, что это никак не связано с походом Кортеса? Да если Кортес хотя бы посмотрел, как крутится винт, как бурлит вода, как пахнет дизель, какие звуки издает корабль, и как именно крепится таран на борту – то он вместе с собственной задницей привез обратно в Испанию огромный набор военных стратегических знаний. А с тех пор прошли десятки лет, и один чёрт знает, что сейчас из себя представляет современный испанский боевой фрегат.
Встречных возражений не последовало, но для них и не было места. Из присутствовавших здесь никто не отличался глупостью. По крайней мере, не после всего пережитого. Все понимали, что Рим был прав. Их вмешательство в историю внесло хаос в привычный ход времени. Нужно было компенсировать, но новым вмешательством.
– То есть, ты хочешь слетать в Англию и Испанию не для того, чтобы откатить обратно их военные технологии? – уточнил Цинк.
Рим уже привык к его риторическим вопросам, но все же ответил:
– Совершенно верно. Нечего подливать солярки в чужие костры. Этот мир имеет право на свое развитие, раз уж мы задали новый вектор. Хотят воевать – пусть воюют. Но я считаю – пока что не за всех вас, а только за себя, – что мы несём ответственность за всё, что натворили.
– Можно конкретнее? – спросил Цинк.
– Можно. Наша задача – показать сильным мира сего, как научиться не быть скотами. Как смотреть шире, мыслить глобально. Дипломатически. Последнее, в чём нуждается эта планета – в куче обезьян с гранатами. Особенно когда обезьяны из разных племен, а гранаты вот-вот перерастут в ядерные фугасы.
– А как мы это сделаем? – зашевелился Бык в замешательстве. – Снова богов изображать?
– В тех краях боги не приветствуются, – начал объяснять Цинк. – Если помнишь, мы там уже были. И для местных мы были не боги.
– Демоны, – вставил Задрот, блестящий синими глазами.
– И в чём разница? – не унимался Бык.
Задрот посмотрел на него и произнёс:
– Богом тебе нарекают, когда хотят от тебя что-то получить. Во всех остальных случаях – ты демон.
И Рим был чертовски, прямо вот до кончиков пальцев уверен, что синеглазка выдал эту мысль от себя лично. А не подсмотрел внутри компа в голове.
Фифа неожиданно отпустила руку Быка и вскочила. Её всю трясло, губы дрожали.
– Народ, так вы это серьёзно? – растерянно пробормотала она. – Рим, неужели мы…
– Анжела, – забеспокоился Бык, потянув ее обратно на свое место и фактически заставив девушку сесть. Вернее, рухнуть, как подкошенную. – Ты-то чего? Ты же сама только что сказала, что Рим прав.
– Да, просто я... – Она закрыла лицо руками и всхлипнула. – Не подумала, что... Простите, ребята, я не была готова.
В летающей капсуле места оказалось побольше, чем Рим мог подумать ранее. То ли андроиды здесь основательно все перетряхнули за годы, то ли команда похудела за время сна, то ли капсула была предоставлена другая. Но одиннадцать человек поместились в одного единственного летуна, что не могло не радовать. Сейчас делиться на группы Разумовский очень бы не хотел.
Глядя в лица бойцов, он понимал, что они думают о том же. Боевое братство трещало по швам – это было очевидно. Пока капсула уверенно нёслась над океаном, Разумовский всерьёз задумался: а связывало ли их вообще что-либо тёплое? Кто они друг другу? По большому счету – случайные люди, волею судьбы оказавшиеся в двух боевых машинах на общей операции. Конечно, если под судьбой можно понимать бухого неадекватного Петрищева. Пусть дальше приключений было – мама не горюй, но можно ли сказать, что они сроднились как семья?
Фифа сидела на месте пилота. Со своего места Рим не мог понять, действительно ли она управляет капсулой или только вид делает. Скорее да, чем нет. Если карты так легли, что они в последний раз пользуются инопланетной технологией – незачем торчать в автопилоте. Пусть девчонка оторвется, поуправляет от души.
Конкретно в данной капсуле окон в привычном смысле не было. Была куча экранов, через которые проглядывался мир снаружи. Ничего особенного. Лишь две синевы, небесная и водная, разделенные сплошным горизонтом.
– Ребят, может, форточку приоткроем? – предложил Дзю. – А то тоскливо.
Фифа ткнула тонким пальцем в какую-то кнопку, и дверь слегка приоткрылась. Внутрь капсулы вырвался воздух.
– Во, – обрадовался Дзю, дергая себя за воротник. – Так-то лучше.
Оставшиеся десять человек, кроме Фифы, сидели по кругу, вдоль бортов инопланетного транспорта. Все были разодеты в те оставшиеся элементы снаряги, которая была на них в момент ещё самого первого прибытия в Испанию. Шмотки поизносились конечно, но каждый постарался привести внешний вид в порядок. Все было аккуратно зашито-заштопано, настирано-наглажено. Выглядели бойцы вполне прилично, а не как сброд.
Но важнее всего были лица. Разумовский опасался депрессии и падения морального духа у ребят. Однако всё получилось наоборот. Чем дальше оставалась несостоявшаяся Мексика, а ныне – Соединенные Штаты России, тем большее оживление приобретали хмурые мужицкие лица. Они всё меньше походили на уставшие морды и все больше – на сосредоточенных мужиков, которые вместе ни один пуд соли съели. Бойцы явно настраивались на противостояние. На бой.
– Земля близко, – доложила Фифа, щелкая ручками. Капсулу слегка тряхнуло. То ли она переходил на автопилот, то ли что-то ещё.
– Где? – спросил Гек, чуть привставая со своего места, чтобы посмотреть в полураскрытую дверь. – Я ничего не вижу.
– Судя по спутникам, мы пролетаем над Парижем, – доложила бодро Фифа.
– В смысле? – подал голос Задрот. – У тебя чё, геолокация показывает?
«Синеглазка» приложил руку к виску. Нахмурился.
Бык захохотал.
– Фифа, иди ты на хрен со своим Парижем! – выпалил Задрот. – Чёрт, а я как салага купился! Спутников же нет!
– Да они и не нужны, – неожиданно вставил Скрип. Его синие зрачки сверкнули – и заметно прибавили в яркости. – Сейчас я скажу, где мы. – глаза его на секунду вспыхнули как фонарики и тут же притухли.
– Эй, ты чего? – испуганно произнес Марат. – Скрип, ты нормально?
– Нормально. – Губы «синеглазки» растянулись в довольной ухмылке. – Я чувствую залежи минералов под собой. Сравниваю с древними картами.
– Каких ещё минералов? – не понял Задрот, постукивая себя по лбу. – А я ничего не вижу.
– У тебя карты другие.
Поднялся возбужденный гам. Рим задумчиво потянул себя за ухо. Похоже, Фаэт был прав. Возможности «синеглазок» усилились. Техника в их башках наверняка теперь мониторила всякие колебания, идущие из-под земли, или тому подобную хренотень. Иными словами, Скрип теперь мог точно знать, где находится, и без какого-либо GPS.
– Англия, – произнес Скрип.
И запах океана, вырывающийся в дверной прием, почти сразу сменился на лесной.
Капсула опустилась над берегом Европы, продолжая сбавлять скорость. Все повскакивали с мест, уткнулись кто в мониторы, а кто – «синеглазкам» в глаза, словно могли там что-либо увидеть.
– Фифа, замедляйся, – скомандовал Разумовский, вставая с места и цепляясь за ремешок, свисающий с потолка. – Незачем палиться у местных.
Руки девушки бегали по приборной панели.
– Фифа!
– Все! – выпалила девушка. – Готово!
– Ложись! – Рявкнул Цинк таким командирским голосом, которого от него, пожалуй, никто не слышал давно. Очень-очень давно.
Его команда была из тех, которые сразу пригвождают к земле, и это сработало на все сто процентов. Все одиннадцать человек, чуждых в этих лесах, мигом пропали. Кто распластался по земле, кто спрятался в кустах, кто укрылся за деревьями. Стрелу заметили почти все, и направление атаки также вычислили безошибочно. Уткнувшись мордой в землю, противно забивающуюся в ноздри, Рим сообразил, что если их окружили, то, пожалуй, им всем кирдык.
Следом над башкой раздались выстрелы. Встав на одно колено, Марат методично расстреливал драгоценный боезапас персонального табельного оружия. Ещё один звук, которого Рим долго не слышал. Казалось, с каждым выстрелом из него ко всем чертям собачьим выбивается весь долгий отпуск в Мексике. Словно и не было никакой мирной жизни.
Пальцы сами нащупали рукоятку пистолета. Но пострелять не пришлось. Из кустов послышались дикие вопли о пощаде. Простой «хелп» даже на старом буржуйском наречии звучал вполне понятно. Как и вскинутые кверху руки испуганного бородатого местного парня, который, бросив лук, показался из кустов.
– Прочесать! – рявкнул Рим, поняв, что от него пользы в этом бою было не то чтобы сильно много.
– Одного уложили, – сказал Задрот, сверкая синевой из глаз. – Двое бегут.
– И почему последние двое всегда бегут? – вздохнул Бык, взметнув носком ботинка комки земли прямо в лицо пленнику. Тот что-то залепетал, и на этот раз разобрать его болтовню оказалось не так просто.
Да уж, подумал Рим. Похоже, не обойтись в этот раз без уроков английского. Хотя, может, повезёт не задерживаться тут, на этом острове, дольше необходимого...
– Кто такой? – Спросил Скрип, хватая пленника за воротник. – Ты меня понимаешь? Андерстенд? Ху а ю? Кто ты такой?
Слова вылетали изо рта «синеглазки» довольно странно, что было неудивительно. Скрип на ходу корректировал манеру речи под заложенные в его память образцы древней фонетики.
Пленник, лопоча, принялся что-то рассказывать. Рим стоял рядом, внимательно глядя в его лицо. Обычный простолюдин. А бедняки, как известно, везде одинаковы. Он мало чем отличался от таких же молодых испанцев. Разве что борода была с большим числом рыжих прядей. Неряшливые волосы, простая рубаха со следами пота. Ничего особенного.
– Говорит, что не хотел никому навредить, – переводил Скрип. – Он очень сожалеет. Жить хочет.
Рим понял, что во всей ситуации полно странностей. Прежде всего, горе-стрелок почему-то не боялся Скрипа. Не посчитал его за демона. Невзначай посмотрев на лицо последнего, Рим понял, что уже даже не удивлён. Глаза у «синеглазки» были самые обычные. Заметить в них какой-либо неестественный для человека блеск, может, и было возможно, однако только под определённым углом. Похоже, вместе с расширенными способностями оба “киборга” из отряда получили возможность снижать интенсивность синего света в зрачках почти до нуля. Или до условного минимума. Возможно, они сами делали это неосознанно.
И родные глаза у Скрипа оказались и в самом деле голубые… Надо же.
Но больше всего Рим отметил, что пленник действительно боится. Только не за свою шкуру. Слишком много Рим повидал подобных людей, повстречавших демонов, богов, андроидов, индейцев, которые знали, что такое плети, угли и подвешивание на дыбе. Так что лучник перед ними боялся вовсе не за себя. Он переживал за провал миссии. И следовало понять, какой.
– Ещё дохляк… – пропыхтел Бык, выволакивая из лесу сразу два трупа.
Пули Марата поразили одного прямо в переносицу, второго в грудь. Старый боец навыков не растерял. Или же интеллектуальная система наведения на его табельном стволе из будущего работала лучше, чем у остальных.
– Так, вроде понял… – задумчиво сказал Скрип, когда пленник замолчал. – Это местное ополчение.
– Против кого? – с любопытством уточнил Кот, подходя поближе.
– Против испанцев.
– Логично, чё… – хохотнул Дзю. – Если они бритов под себя подмяли, и Мэри Сью у них теперь всем заправляет – то кто-то должен был остаться присматривать за порядком.
– Рядом испанский гарнизон? – спросил Рим, сам не зная, как сумел механически перевести фразу.
– Ноу, – ответил лучник испуганно и удивлённо, но уверенно добавил. – Вы не испанцы!
Рим понял, что всё-таки способен распознавать старинное британское наречие, если просто перестанет напрягать башку и немного расслабится. Вот только расслабляться как раз было опасно.
– Друг мой, – произнес он на русском, отчего пленник вздрогнул. – Всё в порядке. Ты будешь жить.
– Эй, он не понимает, – заметила Фифа, с любопытством рассматривая лук.