Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего
***
Сегодня двадцать третье октября. Через неделю я выйду замуж.
Забавно… для любой юной особы - это главное, счастливейшее событие в жизни, но я испытываю лишь тревогу и смятение. В ином случае, я не вела бы подсчет последним дням своей свободы, силясь примирить себя с неизбежным.
Минувшей ночью я прибыла в Вэстерлэнд-Хаус, проделав долгий, утомительный путь. Дорога шла краем утеса, и мне довелось вскользь полюбоваться окрестными пейзажами. Первозданная, не оскверненная человеком красота! Мне хотелось открыть створку и вдохнуть свежий морской бриз, так разительно отличающийся от тяжелого смога Лондона, но все окна экипажа были надежно задраены.
Словно несчастная узница может сбежать!
В этом нет и малейшей крупицы смысла.
Я утешила себя, что осмелюсь просить разрешения на прогулку по побережью как-нибудь после. Если, конечно, мне вообще будет дозволено покидать мрачные стены моей тюрьмы…
***
Элизабет прикусила кончик карандаша, которым делала заметки. Подумав, она несколько раз зачеркнула последнее из написанных слов, пожурив себя за дешевый драматизм.
Благопристойной леди не пристало использовать такую формулировку по отношению к дому, любезно согласившемуся приютить ее под своей крышей – напомнила она себе со злой иронией.
Она должна быть по гроб жизни признательна своим благодетелям. Особенно тетушке Мерибель, устроившей нерадивой молодой родственнице союз с приличным человеком.
Благовоспитанная, мать ее, леди!
Бледная, перепуганная бедняжка с дагерротипа, отправленного потенциальному жениху, вполне производила такое впечатление. Если не знать ее подноготной. Причин, по которым любимая семья предпочла избавиться от сорняка, проросшего сквозь фамильное древо.
Девушка гневно зашвырнула карандаш и записную книжку в секретер из благородного дерева и с силой задвинула ящик. Она приложила замерзшие пальцы к лицу, массируя сквозь веки глаза, уставшие от письма в полумраке.
Зыбкий огонек свечи подрагивал на сквозняке из приоткрытого окна. Ветер приносил снаружи запах луговых трав и шум близкого моря.
Она ужасно замерзла в этих пустующих комнатах и уже скучала по дому. По электрификации и центральному отоплению. По своей прежней жизни, надеждам и мечтам. Все это было похоронено здесь – под гнетом мрачной махины Вэстерлэнд-Хауса.
***
Первые дни в Вэстерленд-Хаус проходили в тишине, покое и уединении. Увы, эти бесспорные блага не принесли мне никакого удовлетворения. Я никогда не испытывала сердечной склонности к пустому, праздному времяпровождению. Но мне еще лишь предстоит привыкнуть к местному ритму жизни, столь отличному от суеты большого города и найти в нем свои маленькие радости.
Возможно, когда надо мной не будет висеть дамоклов меч «отложенной казни», станет легче. Но пока я постоянно напряжена, ожидая, когда уже разрешится моя участь.
До злосчастной свадьбы осталось меньше недели, а мне так и не довелось завести личное знакомство со своим будущим супругом. Еще до отъезда из Лондона, я порывалась написать ему письмо, дабы в переписке прояснить некоторые вопросы, и сложить о нем хотя бы поверхностное впечатление. Но тетушка Марибель пресекла это стремление. Она сказала, что мое «чрезмерное красноречие» отпугнет любого потенциального «соискателя».
Благовоспитанной леди не запрещено быть умной, но ум - далеко не то качество, которое мужчины ищут в своей будущей жене. Ум – скорее недостаток.
Поэтому я здесь.
Я посвятила эти дни знакомству с домом, его обитателями и окрестностями. Увы, Вэстерленд-Хаус проявил крайнюю скупость, предоставив мне выбор компаньонов или, хотя бы, толковых собеседников. Обслуживающий персонал поместья – повар, садовник, горничная и кучер, большую часть времени полностью погружены в заботы и хлопоты. После захода солнца они возвращаются в деревню, где живут. Единственный, кто остается здесь на ночь – старушка-экономка. То ли сумасшедшая, то ли глухая.
Возможно, она придерживается той же точки зрения, что и моя тетушка Марибель: приличной женщине не престало открывать рот без весомой причины.
Мне придется смириться и с этим. С тем, что в этом огромном, холодном и неприветливом доме, высящемся на утесе над морем, как средневековая крепость, мне отведена лишь незначительная роль. Красивой вещи. Еще одной безделушки, украшающей его темные, неуютные комнаты.
***
К вечеру погода испортилась. Начал накрапывать мелкий дождь.
Разыгравшийся ветер всколыхнул страницы, и выхватил несколько прядей у Элизабет из прически. Девушка убрала волосы с лица и прикрыла ладонью свою записную книжку. Ее взгляд случайно упал на страницу, будто нарочно открытую ветром.
Она нежно провела пальцами по закорючкам своего почерка, по тщательно выведенным математическим формулам и научным постулатам. В другой жизни, где ей недолго, но посчастливилось, ощущать жесткость университетской скамьи. А не холодный рельеф камня, на котором она устроилась, созерцая пейзаж.
Элизабет поправила сползшую с плеча шаль и встала, намереваясь вернуться к дому.
Она почувствовала себя беззащитной перед порывами ветра, словно могла видеть себя со стороны: хрупкая фигурка, вглядывающаяся в туманную даль морскую.
Там, вдалеке, над самым горизонтом, небо чернело, и собирались тяжелые, полные дождя тучи. К ночи грянет буря.
***
Старушка-экономка предостерегала меня от прогулок на побережье и, о чудо!, высказывая свое недовольство, проявила прежде не свойственную ей многословность.