– Настюха, для тебя это идеальный вариант! – убеждает меня моя подруга Маринка Артамонова. – Тебе сейчас как раз и нужно такое вот короткое пикантное приключение. Провели вместе праздник и разбежались. Ни к чему не обязывающие отношения с красивым, богатым и известным человеком.
– Известным? – удивляюсь я.
– Известным, – подчеркивает Маринка. – В спортивных кругах. Если ты сама не интересуешься хоккеем, то поверь мне на слово. Не просто же так его пригласили играть за одну из шведских команд. Он, между прочим, даже на чемпионат мира в составе нашей сборной ездил.
Да, хоккейным фанатом меня не назвать. Я индивидуальные виды спорта люблю – фигурное катание, биатлон, теннис.
– И почему же такая «звезда» себе компанию на праздник найти не смогла? – фыркаю я. – Да к нему очередь из поклонниц должна стоять.
Маринка сердится:
– Зря ты иронизируешь! Он прилетел из Стокгольма всего на несколько дней – по делу. Думал, что встретит Новый год с нами – он с Владиком в одном классе учился. Хотел нам сюрприз преподнести. Если бы заранее сообщил, Владик, конечно, не стал бы покупать путевки. А так получилось – он в Питере, а мы летим в Прагу.
– И в качестве компенсации ты предложила ему подругу, – догадываюсь я.
– Да при чем здесь компенсация? – недоумевает Артамонова. – Я же о тебе забочусь! Ты после разрыва с Никитой сама не своя. Вторую неделю как привидение ходишь. Тебе взбодриться надо. Хочешь, я тебе его фотографию покажу? У меня вкус – ого-го! Плохого не посоветую.
Но я качаю головой – нет, не надо фотографий. Я еще не решилась на эту авантюру.
– Ну, ты сама подумай, – уговаривает Маринка, – что ты будешь делать в праздники одна? Сидеть перед телевизором и трескать салаты? – она задумывается, морщит лоб. – А может, нам все-таки отменить тур? Поедем в Прагу позже. Наверно, это можно как-то сделать?
– С ума сошла! – возмущаюсь я. – Вы с Владиком уже несколько лет никуда не ездили. Вам отдохнуть надо. Не хватало еще, чтобы вы из-за меня от такого путешествия отказались!
Маринка ползет в холодильник и накладывает в тарелку еще одну порцию мороженого.
– Настюха, ну ты сама подумай – когда еще такой случай представится? Познакомишься с интересным человеком. Поговорите, выпьете хорошего дорогого вина, потанцуете. Да, проведете вместе ночь.
– Новогоднюю ночь, – напоминаю я.
В комнате пахнет елкой, корицей и мандаринами.
– Настя, – Маринка укоризненно качает головой, – ну, ты не девочка уже, чтобы в чудеса и сказки верить. Ночь как ночь. Да, праздничная. Так я о том и говорю. Ни к чему в праздник хандрить в одиночестве. А я тебя знаю – отключишь телефон и будешь реветь на диване. Хотя, по моему разумению, ты радоваться должна, что с Никитой рассталась.
Я вздыхаю, и она тактично меняет тему.
– Ты спрашивала, почему он кого-нибудь из поклонниц к себе на дачу не пригласит? Честно скажу – ему сейчас скандалы не нужны. Он с женой разводиться собирается – в Питер приехал, чтобы с адвокатом детали обсудить. Сама понимаешь – чтобы супруга не ободрала его как липку, ему нужно быть вне подозрений.
– Он еще и женат! – возмущаюсь я.
Собственно, какого-то подвоха я ожидала. С чего бы интересный состоятельный мужчина согласился на «свидание вслепую»?
– Да, женат, – ничуть не смущаясь, подтверждает Артамонова. – Ну, и что? Тысячи женатых мужчин изменяют своим женам – для тебя это новость? Тем более, что он уже почти не женат. Нет, развод, конечно, дело не быстрое, но… Кстати, Настюха, ты еще и в дамки прорваться можешь. А что? Ты у нас – девка видная, футболисты и хоккеисты на таких как раз и западают. Если партию по умному разыграешь, может, одним свиданием дело и не закончится. Пока тайно встречаться будете, а там, глядишь, он и колечко на блюдечке преподнесет.
Думать о встрече с женатым мужчиной мне не приятно. И пусть разводится он не из-за меня, я уже чувствую себя виноватой.
– А дети у них есть?
Маринка сразу догадывается о моих терзаниях.
– Кажется, есть сын. Настя, ну ты как маленькая, честное слово! Нельзя же быть такой дурой! Ты будто в девятнадцатом веке живешь! Да, люди иногда разводятся. Может, не сошлись характерами. Словом, ты как хочешь, а я уже сказала ему, что ты согласна.
Наверно, я бледнею, а может – краснею, потому что подруга принимается меня успокаивать:
– Настюха, да ты чего? Он же тебя силком в кровать не потащит. Ну, если не понравится он тебе, будете спать в разных комнатах. У него дача большая. Ты не волнуйся – я его предупредила, что ты у нас – недотрога. Он сказал, что будет держать себя в руках.
– Ага, – не верю я, – он нарядит елку, протопит баньку, закажет ужин – и всё для чего? Чтобы с малознакомой девицей посмотреть новогодний концерт?
– Да хотя бы и концерт! – не отступает Маринка. – Или просто посидите у камина и поговорите.
– О чем? – вопрошаю я. – О чем мы можем поговорить? Я в хоккее ничего не понимаю.
– А при чем тут хоккей? – удивляется Артамонова. – Может, он и не интеллектуал, но уж темы для беседы как-нибудь найдет. Между прочим, твой Никита тоже на гиганта мысли не похож, но это не помешало тебе прожить с ним почти два года.
Мысли о моем бывшем парне до сих пор еще ранят сердце. Я сглатываю подступивший к горлу комок и вдруг киваю. Ладно – хоккеист так хоккеист! Действительно – почему бы и нет?
Маринка радуется:
– Настя, ну, сколько ты еще будешь пялиться в книгу? – Никита поднял с подушки заспанное лицо и недовольно поморщился.
Я виновато улыбнулась. Неужели, уже за полночь?
Никита прошлепал босиком на кухню и вернулся оттуда в чуть более благодушном настроении.
– Какую муть ты читаешь на этот раз?
– И вовсе это не муть! Я Пушкина читаю, – обиделась я за Александра Сергеевича. – «Повести Белкина».
Брови Никиты взмыли вверх.
– Так Пушкина или Белкина?
Он не шутил и не издевался. Он, действительно, не понимал. Он относился к той категории людей, которые не просто не читают книг, а еще и искренне этим гордятся.
Я к этому уже привыкла. Он любит футбол. Я – книги.
Утром, во время завтрака, я полюбопытствовала:
– Ты уже придумал, что мы будем делать в новогоднюю ночь? Может быть, сходим на Дворцовую площадь?
Он застыл, чуть-чуть не донеся вилку со спагетти до рта. Макароны вернулись в тарелку.
– Настя, мне жутко неудобно, но… Понимаешь, я тут подумал, что, будет как-то не хорошо, если я не съезжу на праздник в Самару. Родители обидятся. Я бате обещал с ремонтом машины помочь.
Я робко предложила:
– Если хочешь, я могу поехать с тобой.
Он затряс головой:
– Думаю, это не самое подходящее время для знакомства. Там на Новый год такая суета бывает! Дядюшки-тетушки из деревни приезжают. Шум, гам. Давай лучше поедем туда в обычные выходные. Ну, детка, ты же не обиделась?
Вообще-то, я обиделась, но постаралась этого не показать и героически улыбнулась.
Наш роман с Никитой давно уже находился в той вялотекущей стадии, которая обычно завершается или походом в загс, или полным разрывом отношений.
– Настюша, ты у меня такая умница! – он чмокнул меня в щеку и снова принялся за макароны.
Мне хотелось устроить скандал, но это точно не приблизило бы нас к свадьбе. Ладно, пусть съездит домой. А я напрошусь в гости к Маринке с Владиком. Это все-таки лучше, чем сидеть в новогоднюю ночь одной.
Подруге я позвонила из универа – во время обеденного перерыва. Но Артамонова меня тоже не порадовала.
– Настюха, прости. Я как раз сегодня хотела тебе написать – Владик мне путевку подарил. В Чехию!!! На Новый год! Представляешь? Мы уже даже с бабушкой договорились – она с Жориком в праздники понянчится.
Ее восторг я ощущала даже по телефону. Прага – ее давняя мечта.
– Погоди-ка, – спохватилась она. – Ты что, с Никитосом поссорилась?
В голосе ее проскользнуло что-то похожее на одобрение. Они с Никитой терпеть друг друга не могли.
– Ах, он едет к родителям! А он не хочет познакомить их со своей невестой? Я бы на твоем месте поставила вопрос ребром – или вы едете вместе, или… В общем, ты поняла.
Я вернулась домой в самом воинственном настроении. Маринка была права.
Быстренько приготовила ужин – разговор лучше вести на сытый желудок. Потом села за компьютер – нужно было подготовить доклад к семинару по литературе девятнадцатого века.
Разобравшись с докладом, открыла вкладку «Вконтакте». Ну, вот – опять Ник с моего компа на свою страничку заходил. Его ноутбук уже несколько дней находился в ремонте.
Я не люблю читать чужие смс или письма. И мне даже в голову не приходило шпионить за Никитой. Я – за доверие в отношениях.
Но страничка была открыта на вкладке «Сообщения», и любопытство взяло верх – я всего лишь бросила взгляд на имя собеседника моего парня. Им оказалась некая Любаша.
Закрыть страничку уже не смогла. Взгляд запрыгал по строчкам письма.
Она называла его Пупсиком! И радовалась тому, что они смогут вместе поехать на какую-то турбазу на несколько дней. На Новый год!
Я специально не выключила компьютер, и Никита, вернувшись с работы, сразу же сделал верные выводы.
– Настя, послушай, я могу всё объяснить.
Удивительное у него самомнение!
– Не знала, что у тебя такая молодая мама! И что она живет в Питере! И что вы видитесь с ней каждую неделю!
– Настя, не издевайся, – выдохнул он. – Да, я виноват. Я признаю это. Но каждый человек может ошибиться.
Меня трясло от негодования.
– Ты считаешь, что достаточно просто сказать «я виноват», и всё?
Он попытался улыбнуться.
– Нет, конечно. Я понимаю – тебе нужно время, чтобы меня простить. Ну, хочешь, мы съездим куда-нибудь на праздники? Хочешь в Эстонию?
Я прошипела:
– А как же твоя Любаша? Это с ней ты, кажется, собирался куда-то ехать?
Он предложил:
– Давай забудем про нее, ладно? Я ей сейчас напишу, что поездка отменяется. Она всё поймет. Уверяю тебя – у нас с ней не было ничего серьезного. Так, похороводились после пьянки на корпоративе.
– Она называет тебя Пупсиком! – тоном прокурора сообщила я. – Неужели, тебе это нравится?
Он пожал плечами.
– А почему нет? Какая разница?
Он уже успокоился и полез в сковородку за котлетой.
– И давно вы с ней играете в пупсиков?
Он поморщился:
– Настя, давай уже оставим эту тему. Ну, хочешь, я познакомлю тебя с родителями?
Шикарное предложение, только делать его нужно было несколько часов назад.
– А эта Любаша вообще знает про меня? Вы с ней вообще хоть о чем-то разговаривали? Или только трахались?
Он отодвинул тарелку, всем своим видом показывая, что такие разговоры не улучшают аппетит.
– Да, представь себе, мы иногда даже разговаривали!
Двадцать девятого декабря я прихожу к выводу, что самое лучшее – это вовсе никуда не ехать! Могу я забыть о назначенной встрече?
Ну, хорошо, пусть не забыть (как такое забудешь?), но закрутиться, не посмотреть вовремя на часы и опоздать. Идеальный вариант – я приеду на вокзал на полчаса позже, пробегусь по опустевшему перрону и с чистой совестью напишу Маринке в Чехию, какой растяпой оказалась.
А если она будет настаивать, я и перед хоккеистом извинюсь. А может, и извиняться будет не за что – уверена, он себе компанию на праздник найдет.
С этой утешительной мыслью я уверенно сдаю зачет по культурологии и возвращаюсь домой в самом приподнятом настроении. А через полчаса приезжает Маринка.
– Настюха, я тебе такое платье привезла – закачаешься! Ты же должна выглядеть как королева. Понимаешь? Он же от одного взгляда на тебя дар речи потерять должен. Ах, не спорь, пожалуйста!
Когда она извлекает одежку из пакета, дар речи теряю я. Впрочем, эту ярко-красную, с блестками полоску ткани платьем я никогда бы и не назвала. Оно из серии «девушка, вы так одеты или уже раздеваться начали?»
– Нравится? – с придыханием спрашивает Артамонова, не вполне правильно истолковав мое молчание.
Платье мне по размеру, и оно красивое и наверняка дорогое. Но оно не мое. Не по принадлежности – по сути.
– Ну, классно же, да? – восхищается Маринка. – Он влюбится с первого взгляда! Да что ты фыркаешь? Да, он женат. Но это же не преступление.
Я смотрю в зеркало и вижу там незнакомую девушку – красивую, яркую, но незнакомую.
– Мариша, а можно, я не поеду?
Улыбка сбегает с ее лица.
– Настюха, ты с ума сошла? Между прочим, для тебя стараюсь. Или ты хочешь до пенсии в девках сидеть?
Спорить с Артамоновой бесполезно. И я послушно киваю – да, хорошо, поеду. Да, и шубку надену. Конечно, королевы – только в шубках.
Она чмокает меня в щеку, советует не быть дурой и убегает, пообещав тридцать первого позвонить из Праги в два часа – чтобы я не забыла про встречу.
Всю ночь с тридцатого на тридцать первое я не сплю. Не помогают ни теплое молоко, ни валерьянка.
А может, отключить телефон? Сделать салат «оливье» и селедку под шубой и просидеть всю новогоднюю ночь одной перед телевизором.
Но где-то в подсознании засела мысль – а может, Маринка права? Может, так и надо – меньше думать, больше делать.
С Никитой я месяца два исключительно по театрам и по музеям ходила, прежде чем согласилась с ним переспать. А Артамонова в первую же ночь после знакомства к своему будущему мужу в постель прыгнула. И ничего – он ее распущенной не посчитал. До сих пор с той самой ночи на руках носит.
Нет, столь серьезных намерений в отношении хоккеиста у меня нет. Да и у него, уверена, тоже. Но почему бы не развлечься? Я давно уже не пила хорошего вина. И давным-давно не танцевала.
Утром я всё-таки ухитряюсь несколько часов поспать. А потом принимаю душ, крашусь (совсем чуть-чуть!) и берусь за инвентаризацию своего гардероба.
Маринкино платье я отвергаю сразу. В таком можно дома перед мужем ходить. А перед незнакомым мужчиной – нет уж, увольте. Останавливаюсь на кашемировом джемпере и джинсах со стразами. Для встречи Нового года на даче – самое то.
От шубы тоже отказываюсь. Голосую за дубленку. И в добавление к ней достаю с антресолей белый пуховый платок. Хотел Снегурочку? Пусть получает.
Только на вокзале я вспоминаю, что чтобы пройти на перрон, нужно купить билет. А откуда я знаю, где у него дача? На всякий случай, покупаю билет до Павловска. Там, в поезде, разберемся.
Я снова и снова убеждаю себя, что он не может мне понравиться. У него жена и ребенок. И вообще, он – спортсмен. А профессия, знаете ли, на человека отпечаток накладывает. Мне нравятся умные мужчины (наши неудачные отношения с Никитой только подтверждают это). И если вдруг внешне он окажется в моем вкусе, мне достаточно будет спросить его, какую книгу он сейчас читает, и всё сразу встанет на свои места.
Я выхожу на перрон с тайной надеждой, что мы просто не найдем друг друга в толпе.
Как бы не так! Народу у электрички почти нет. Я сразу вижу его – высокого парня в пуховике с толстенной книгой в руках.
Я еще могу отвернуться, сделать вид, что не заметила его. Могу поехать домой.
Но я ругаю себя за малодушие и делаю шаг в его сторону.