— Кьяра Сергеевна Князева, две тысячи первого года рождения, — профессор Самсонов, низенький тщедушный мужчина с аномально пухлой шеей показал фото молодой девушки у себя на смартфоне. Самсонов объяснялся путано и тихо, даже виновато. Он ёрзал на полопавшемся кожаном диванчике, поглядывая то на своего мрачного спутника, то на двух молодых собеседников по другую сторону липкого стола.
Сидящий рядом с ним человек с тяжёлым взглядом, представившийся как Олег, подозрительно осматривал паршивое заведение, в котором они находились.
— Интересно… — протянул Никита, широкоплечий брюнет, что сидел напротив Самсонова. — А зачем вы с собой опера таскаете?
Грозный Олег нахмурился:
— С чего это вы так решили?
— Ну как же… — улыбнулся Никита. — Вы себя-то видели? Полубокс, кожанка, потёртые джинсы, барсетка эта. Ещё и ствол прячете, да? Прямо картинка из учебника: «Как опознать опера».
— Бывшего… — Олег медленно распахнул ворот куртки, показал, что оружия нет.
— Опера бывшими не бывают… — Никита покачал головой. — Удивили, тоже мне. За ремень «макаров» спрятать большое дело? Не боитесь, что прострелите что-нибудь? — И, не дожидаясь ответа на колкость, взглянул на фото Кьяры: — Малая совсем, чем насолила?
— Не важно, — буркнул Олег, приковав Никиту взглядом к спинке диванчика.
— Раз так, то и работать не будем, — вырывался тот из цепких уз серьёзного взгляда. — Наш человек требует всю информацию.
— Подопытная, — вздохнул Самсонов, сглотнув. — Но теперь всё.
— Больше вам знать не положено, — не унимался Олег, потирая костлявый кулак.
— А вам больше податься некуда, — бросил ему Никита, слегка наклонив голову. — Я костьми лягу, но никто, кроме нас, заказ не возьмёт. А охранять её дороже выйдет. Хоть из столицы бойцов везите. Мы с ней не пироги печь собираемся. Работать будем так, как посчитаем нужным. Всю информацию от и до, иначе даже слушать не стану.
— Рассказывай, — Олег дал Самсонову отмашку, а сам встал с места и, прислонившись спиной к стене неподалёку, следил, чтобы к столику в углу не подошёл случайный свидетель.
— Во бык-то, — с улыбкой заметил щетинистый Дима, парень рядом с Никитой.
— Пять лет назад мы на неё вышли, — начал Самсонов. — По скорой привезли в ожоговое с матерью. Мать часов через шесть отошла, оно и понятно, полдома выгорело, но вот на девчонке ни царапинки, только лицо заплаканное. Это не первый случай, такое уже было в семидесятых. Под Липецком в деревне мальчик плакал этой… и не кислотой вроде, чёрт знает чем, состав до сих пор не изучили. Но тогда исследований не было, всё засекретили.
Никита с Димой переглянулись. Самсонов продолжал:
— Взять жидкость на пробу никак не получается, она секунды две держится и испаряется, а если на поверхность какую-нибудь попадёт, то всё, немедленная реакция. Только стекло не прожигает.
— Шипит? — улыбнулся Дима.
— Шипит и быстро всё разъедает. Если долго ничего не предпринимать, то начинаются возгорания.
— Так это она полдома спалила? — удивился Никита.
— Выходит так, — пожал плечами Самсонов. — Сама цела осталась. Эх… пять лет держали взаперти, исследовали. Всю комнату ей стекловатой обложили, помогло. Я тогда предположил, что песок может эту кислоту нейтрализовать… так-то оно и было, но в глаза же ей его не кинешь, правильно? Только наоборот, ещё больше слёз будет.
— А как исследовали-то? — спросил Дима. С начала разговора он заметно помрачнел и теперь спрашивал серьёзно.
— Биопсия, — выдохнул профессор, явно воодушевлённый Диминым интересом. — Срезы, соскобы. Кожа подо… пациентки содержит соединения, которые позволяют сопротивляться и огню, и её глазным выделениям. Все результаты мы, конечно, наверх отправляли, вдруг в армии пригодится, продадут кому надо. Это сложная молекулярная формула, целое открытие, только на Нобелевскую премию с ним не побежишь, некоторые эксперименты чересчур… не одобряются, если в общем. Но сейчас работа окончена, больше ничего невозможно узнать, да и она вся истощилась.
— Ну так вырежьте ей железы какие-нибудь, чтобы она не плакала, — заявил Никита, украдкой покосившись на Олега, что уже оторвал спину от стены и медленно расхаживал из стороны в сторону у замызганной стойки бара.
— Во-первых, ни один из известных наркозов её не берёт, а во-вторых, любое повреждение в ускоренном темпе регенерируется, поэтому даже такая операция ничего не решит. Сигналы к регенерации посылает мозг. Но если, скажем, отключить его… — Самсонов оттопырил большой и указательный пальцы, изобразив пистолет.
— Отключайте, зачем к нам обращаться?
— Понимаете, Никита, — профессор неловко поморщился. — Мы же не государственная организация, так, частная лаборатория со связями. Да и сверху… что там греха таить, им нужно совсем другое. Мы ей честь оказываем, она же мучается.
— Хорошая честь, — Никита поднял брови.
— Сейчас её отпустили, накачали токсинами… Нет, вы не бойтесь, для окружающих всё безопасно, её кожа как панцирь в этом плане. А для Кьяры это сильное успокоительное. Нам же не нужно, чтобы она ни с того ни с сего разрыдалась. На крайнем консилиуме я заявил, что ей необходимо восстановиться, на процедуры походить, наплёл чушь… С такой убойной дозой дряни никакие процедуры не спасут, обычный человек бы уже давно почил, но не она, — Самсонов сглотнул и, точно скрывая внутреннюю боль, прикусил нижнюю губу. — Кьяра сама по себе ранимая, без препаратов слёз не избежать, это единственный выход, Никита, сделайте…
— Где она сейчас? — тихо спросил Дима, положив руку на дрожащее предплечье Самсонова.
— В пригороде, там ведомственный санаторий, — вздохнув, ответил тот. — У меня есть расписание всех её процедур… — он листал что-то у себя в телефоне. — Завтра в пять вечера у неё всё заканчивается, она пойдёт через парк в другой корпус. Я договорюсь, чтобы посторонних не было. По дороге можно и… — профессор замялся.
— Да-да, — отозвался Никита. — Цена вопроса?