Глава 1
Советский Союз, 1950г.
Лето обещало быть жарким…
Ирина Акимчева радовалась наступившему теплу и долгим светлым ночам. Да и как не радоваться, если тебе восемнадцать лет, тебя только что приняли на работу в детский сад, и ты живешь в лучшем городе мира?
Ирина шла по московским улочкам и улыбалась прохожим. Настроение было великолепным. Она мысленно представила, как мама обрадуется новости, что Ирину приняли на работу. Две недели назад она ещё была выпускницей школы, а теперь, подумать только, она взрослый человек, начинающий трудовую деятельность.
Многие одноклассники Иры решили поступать в техникумы и вузы, но она сразу категорически отказалась от такой перспективы. Уже в девятом классе она твердо для себя решила, что хочет работать в детском саду. Ей всегда нравились дети, эти забавные маленькие карапузы. И Ирина очень сильно рассчитывала, что в скором времени и у неё появится ребеночек.
А что? Всё может быть…. Разве Олег в последнее время не намекал, что ему пора обзаводиться семьей, как-никак отслужил в армии, полгода уже работает на заводе, начальство им довольно, всё складывается, как он и планировал.
Ирина улыбнулась. Олег Каштанов ей нравился всегда. Они учились в одной школе, жили в соседних домах, и были знакомы целую вечность. Высокий, темноволосый, он производил впечатление надежного человека.
Именно такой ей и нужен был.
Она не могла сказать, что безумно влюблена в него. Нет, ничего подобного Ирина не испытывала, она вообще не верила в любовь, считала её выдумкой поэтов и романтиков. Будучи человеком практичным, она полагалась на собственный разум. Любовь – это для тех девочек, кто может себе позволить высокие чувства.
А её, извините, от этого отучили….
Ну, вот, она снова взялась за старое. Сколько раз она себя ругала и говорила, что всё осталось в прошлом, что ей следует забыть раз и навсегда? Теперь другое время.
Настроение испортилось. Возможно, другие и готовы были забыть о том, что было много лет назад, но готова ли она сама?…
В годы войны её мать занималась проституцией.
Да, да, Ирина знала, что девушке её возраста не положено знать не то, что это слово, ей не положено знать вообще о таких вещах. Но Ирина знала. И знала очень хорошо.
Ей объяснили, да так, что она это уяснила намного прочнее, чем все науки, преподаваемые в школе.
Ирина рано осталась без отца. Ей было шесть лет, когда в их небольшую комнатушку в общежитии без стука вошёл дядя Вася, молодой мужик с соседней площадке. Они вместе с отцом работали на стройке.
Катерина, мать маленькой Ирочки, сидела около окна и штопала платье дочери, которое та умудрилась порвать во дворе, играя с мальчишками. Она удивлялась и раздраженно качала головой, когда видела, что дочь никак не желает играть в тряпичные куклы с другими девочками-ровесницами, а трется поблизости с мальчишками.
-Это оттого, что ты хотел сына. Посмотри на свою дочь. Что из неё получится? – упрекала Катя мужа. – Она же только вчера подралась с Ванькой Штыровым. Ты знаешь, что его мать мне устроила? Настоящий скандал! Как она кричала, было слышно на соседней улице.
Николай, утирая густые черные усы, которыми он в тайне очень гордился, и считал, что они ему придают мужественный вид, довольно ухмыльнулся.
-А ты что?
-Что я? Что?… Конечно, стала защищать твоё чадо. В следующий раз будешь сам разбираться с разгневанными мамашами! Мне надоело! Ты бы лучше, чем резаться в карты у подъезда, занялся воспитанием дочери!
-Ну, и займусь, - с той же неохотой ответил Николай и поднялся из-за стола, где ел суп.
Ирина сидела рядышком, притихшая. Она боялась отца, хотя тот, в отличие от мамы, никогда её не наказывал: ни ставил в угол, ни бил ремнем. Так, потреплет по голове, взлохматит непослушные пряди и скажет:
-Доча, не надо так делать. Это плохо.
А как делать «не надо» объяснить забудет.
Вот Ирина и поступала по-прежнему….
А теперь дядя Вася, угрюмый, зашел в их комнату и замер в дверном проеме. В руках он мял грязную кепку, с которой редко когда расставался. Вид у него был каким-то жалким и потерянным. Это было немного смешно, потому что дядя Вася был в представлении Ирины настоящим богатырем. Огромного роста, со шкаф, никак не меньше, лохматый, не чесанный, он наводил ужас на всех мальчишек во дворе. Это ей по секрету сказал Санька. А Саньке она верила, как самой себе.
-Кать, ты дома, да?… - вместо приветствия пробурчал он.
Катерина подняла голову и усмехнулась.
-Конечно, дома, а где мне ещё быть? Ты что, сам не видишь? Вроде не пьяный….
-И Иришка дома, - точно не замечая слов Кати, продолжил он.
Тут Катя выпрямила спину и уже более внимательно посмотрела на соседа. Что-то было в нем сегодня другое, то, чего она раньше никогда не замечала. И это что-то не понравилось Кате.
Глава 2.
Матери дома не было, она ещё не вернулась из института. На швейной фабрике Катерина не работала со времен войны, товарки не потерпели рядом с собой женщину, которая не стеснялась приводить в свой дом чужих мужчин, возможно, их мужей, сыновей. Поэтому Кате пришлось уйти. Один из любовников походатайствовал перед высшим начальством, и Екатерину приняли работать секретарем в мединститут. Та работой была довольна. Она предлагала Ирине поступать в институт, но дочь категорически отказалась. Она не могла переносить вида и запаха крови. Её сразу же тошнило. Возможно, какое-то время спустя она и подумает о поступление в институт, но не сейчас.
Ирина приготовила ужин и прибралась в комнате. Дождалась матери. Катя вернулась с работы уставшей и недовольной, но на расспросы дочери отвечала молчанием. Хотя Ирина и стала взрослой девушкой, Катя по-прежнему старалась отгораживать её от жестокой реальности жизни.
Сегодня у них целый день по институту шныряли офицеры МВД. После войны НКВД реорганизовали и переименовали в МВД, но суть рода деятельности изменилась мало. Люди по-прежнему боялись черных машин-«воронок», и неулыбчивых офицеров, которых приходили в квартиры соседей и знакомых ночью, после чего люди бесследно исчезали. В институте были арестованы два профессора-химика, которые трудились в научных лабораториях. При воспоминании у Кати до сих пор мурашки по коже бегали.
Поэтому Ирина никак не могла понять, почему сегодня мама не желала её отпускать в кино с Олегом Каштановым. Они ещё на прошлой неделе договорились сходить в кино, и Ирина с нетерпением ждала вечера.
-Я бы хотела, чтобы ты сегодня осталась дома, - упрямо твердила Катя.
А Ирина, принарядившись в новенькое ситцевое платье, не желала слушать мать.
-Но почему, мам? Мы договорились с Олегом! Или тебе Олег перестал нравиться? Хороший парень, ты же всегда говорила….
Катя покачала головой. Ну, как, скажите на милость, как объяснить дочери, что сегодня у неё на душе кошки скребут, что плохие предчувствия не оставляют её?
-Да, хороший, - согласилась Катерина и внезапно сдалась. – Ладно, иди, только не долго.
-Конечно, конечно, мамочка, - Ирина в порыве радости обняла мать и упорхнула из комнаты.
Олег ждал её у подъезда. И Ирина ещё раз подумала, что ей повезло. Да, с Олегом она может быть спокойна за своё будущее.
Фильм оказался не интересным, но уходить с половина сеанса они постеснялись, и остаток вечера тихо проболтали. Ирина поделилась радостной новостью, что её приняли работать нянечкой в детский садик, а Олег пожаловался на несговорчивого мастера.
Домой они возвращались около десяти вечера, сумерки только-только начинали опускаться на город. Погода стояла чудесная, вечер был теплый, спала дневная жара. Расставаться не хотелось, но Ирина знала, что мама ждет её, не спит. А утром той на работу.
Они, робко держась за руки, подходили к общежитию, когда Олег, волнуясь, сказал:
-Иришка, я бы хотел с тобой поговорить.
Она сразу уловила изменения в его голосе.
-По-моему, мы с тобой болтаем целый вечер.
-Да, ну тебя! Я серьезно, а тебе всё хи-хи да ха-ха! Нам надо поговорить.
Ирина прикусила от нетерпения губы. Ну, наконец-то, решился! Глядишь, ещё недельки две, и она начала бы нервничать.
-Хорошо, я тебя слушаю. Что ты хочешь сказать?
-А ты не догадываешься?
-Конечно, нет! С чего бы это!
Олег шумно вздохнул, а у Ирины в голове промелькнула мысль, что он, наверняка, ночью храпит.
-Давай присядем на лавочку, - предложил Олег, и они уже хотели направиться к скамейке, когда им дорогу перегородила черная машина.
Такая знакомая. Именно эта, и подобная ей каждый день спешили по Арбату, в главный центр народной инквизиции.
Ирина сглотнула, и внезапно её охватил непонятный приступ страха. Она замерла и с шумно бьющимся в груди сердцем, наблюдала, как машина притормозила около их подъезда, как толстая дверь, символ чего-то грозного и не рушимого, распахнулась прямо перед её носом, и оттуда, из темноты салона показалась высокая фигура в форме. Ирина невольно отступила, сделала шаг назад, когда прямо перед ней вырос офицер МВД.
Молодой, подтянутый, он пристально смотрел на девушку.
-Привет, вот так встреча, - офицер смотрел в лицо девушки, намеренно игнорируя рядом стоящего Олега. – А ты выросла, Ирина.
-Толя? – не веря своим глазам, выдохнула Ирина. – Толя Окошев?
Её всегдашний противник, бывший дворовый хулиган превратился в взрослого, серьезного мужчину. И олицетворял власть.
Порой Судьба, капризная барышня, является человеку в самых неожиданных лицах. Даже забытых.
Ирина влетела в комнату, как маленький ураган.
Глава 3.
Катя шарахнулась от двери, как прокаженная. При втором ударе дверь пошатнулась.
Ирина проснулась от поднявшегося шума и села на кровати. Она прищурила глаза и плотнее прижала к себе одеяло. Кошмарная ночь продолжалась.
-Акимчева, откройте дверь! – громогласный голос раздался по ту сторону двери. А Ирине показалось, что из прошлой жизни. Она не была столь наивной, чтобы не понимать, что означает столь поздний визит.
Она видела, как мать на негнущихся ногах подошла к двери, как щелкнула затвором. В комнату ввалились люди в форме и штатском. Полный мужчина в кожаном френче без знаков отличия вызывающе огляделся по сторонам и громко сказал:
-У нас есть постановление прокурора на обыск. Приступайте, - кивнул он своим подручным, и ещё двое мужчин бесцеремонно принялись рыться в вещах женщин.
На пороге Ирина увидела замаячивших соседей. Те с любопытством и страхом наблюдали за происходящем. На чьих-то лицах Ирина прочла неприкрытое торжество, но в тот момент она не могла думать ни о чем другом, кроме того, что будет дальше с ней и матерью.
-Объясните…. Объясните, что происходит, - Катерина дрожащими руками плотнее запахнула халат.
-А происходит то, что вы, гражданочка, занимаетесь политическим шпионажем в пользу американского государства, - не сказал, а выплюнул всё тот же толстяк, который, видимо, был за главного. – И меня интересует, где вы прячете бумаги!
-О чем вы говорите…, - Катя растерялась, испугалась, и была не в силах противостоять агрессивной силе. – Какие… какие бумаги…. У меня нет никаких бумаг.
-Товарищ капитан, посмотрите вот это! – молодой сержант протянул толстяку стопку бумаг профессора Штыкова. – Я обнаружил их на столе. Акимчева, видимо, делала вторые экземпляры!
Главный мельком взглянул на чертежи и расчеты профессора и сделал несколько быстрых, тяжелых шагов в сторону Екатерины.
-А это что такое? – он потряс листками перед лицом перепуганной женщины. – Я спрашиваю, что это такое? Или вы рассчитывали, что ваше предательство останется безнаказанным? Нет, никому ещё не удавалось уйти от советского правосудия!
-Эти бумаги меня попросил перепечатать профессор Штыков, - Катя до последнего не могла поверить в происходящее. Ей казалось, что сейчас она всё объяснит, и мужчины покинут их комнатушку раз и навсегда. – Мы вместе работаем в институте. Профессор занимается исследованием….
-Профессор Штыков был арестован три часа назад, - снова жестко оборвал её капитан. – Свидетели, пройдите в комнату. А вы пишите в протоколе: были обнаружены бумаги с химическими формулами и вычислениями….
Ирина зажмурила глаза. В отличие от матери за прошедшее время она не сказала ни слова. Она точно впала в транс, но сохранила сознание и прекрасно понимала, что происходит. Через несколько часов обыска их арестуют. Ирина не сомневалась. Не для воспитательной беседы были подняты в два часа ночи хмурый и жесткий капитан и два молоденьких сержанта. Когда они постучали в их дверь, нет, когда они выезжали с Лубянки, они уже знали, что именно найдут в маленькой комнате не примечательного общежития, ничем не отличавшихся от тысяч других ему подобных, разбросанных по бескрайним просторам страны.
Шпионаж. Их обвинят в шпионаже. А это пятьдесят восьмая статья. Политическая.
Обыск длился около четырех часов. Что ещё можно было у них найти, Ирина не представляла. Она по-прежнему молча наблюдала за передвижениями военных по комнате. Катя тоже больше не пыталась возражать. Она покорно села на табуретку и даже не поднимала головы.
А вскоре прозвучали роковые слова об аресте.
Им разрешили одеться и собрать узелки. Всё как положено. Ирина двигалась точно во сне. Кошмарном сне без права на пробуждение. Двух женщин, молодую и чуть постарше, у которой неожиданно за ночь, за бесконечно долгие предрассветные часы появились седые волосы, провели по коридорам. Соседи провожали их долгими взглядами. Сочувственными, насмешливыми, недоуменными. Из ареста Акимчевых не делали тайны.
Около подъезда стояли два черных автомобиля с занавесками на окнах. Ирину подвели к одной, а мать подтолкнули к следующей. Катерина не сдерживала рыданий и постоянно твердила:
-Доченька… доченька, девочка моя….
Ирина на мгновение замерла и быстро оглянулась назад, на холодное бетонное здание, бывшее ей домом, на соседей, прильнувших к окнам, на тополек, посаженный в прошлом году рядом с большими скамейками. В голове мелькнула отчаянная, продиктованная поднимавшейся из глубины души безысходностью, мысль, что всё это родное, до боли знакомое, она видит в последний раз.
Сюда она больше не вернется.
Их с матерью разъединили. К небезызвестному зданию на Лубянке подъехал один автомобиль, в котором находилась Ирина. Второго не было видно. Её вывели из машины. И в тот самый момент она испугалась, испугалась по настоящему.
-А где моя мама? – её вопрос прозвучал совсем по-детски.
Ответом ей послужила усмешка капитана:
Глава 4.
Временами Виктору Бехтереву начинало казаться, что уже ничто в этом погрязшем в грехах мире не способно его удивить. Он видел всё: тысячи человеческих трагедий, взлеты и падения, унижение и раболепство, предательство и стойкость характера, великодушие души на грани безумства. Кого-то он отлично понимал, кого-то презирал и беспощадно уничтожал, о ком-то просто забывал.
Проработав в Соловецких лагерях более пятнадцати лет, он однажды пришёл к выводу, что бесконечно, безмерно устал.
Работа давно перестала приносить ему удовольствие. В органы НКВД он пришёл молодым сопливым специалистом, получившим по тем временам хорошее юридическое образование. Когда в стране советов большинство офицеров, как младших, так и старших чинов, порой, хорошо, если умели сносно читать и оперировать несложными математическими упражнениями, он с отличием окончил Московский университет, и мечтал служить на благо Родине, преследуя и уничтожая врагов. Что ж, Родина предоставила ему такую возможность.
У Виктора была возможность выбора: остаться в Москве или поехать на Север. Сейчас он понимал, каким романтическим дураком был. Можно представить, как втихую над ним посмеивалось руководство! Ещё бы, молодой романтик, истинно вознамеривавшийся бороться с врагами Советского Союза. Специалисты были нужны везде. Его однокурсники рвали жилы, всеми правдами и неправдами стремясь попасть в центральное управление, а этот олух выбрал Соловецкие острова. Товарищ Сталин может гордиться своими сыновьями.
Виктора назначили в информационно-следственную часть. Это устраивало его, как нельзя лучше. Он с головой погрузился в работу. Какие судьбы! Какие характеры! Некоторые дела он читал похлещи любимых приключенческих романов. Он никому в этом не признался, но многими заключенными он восхищался. Первые месяцы.
А потом пришли рабочие будни. На его глазах разворачивались драмы, и он был их непосредственным участником. Голод, холод, жестокое отношение со стороны вертухаев творили с заключенными поразительные вещи. Восемьдесят процентов заключенных стучали друг на друга. Вспыхивали драки, разборки, случались побеги, массовые расстрелы…. Всё, как и в других лагерях.
В первый год Бехтерева мучили бесконечные кошмары. Он часто просыпался с криком, весь в поту. И думал, что не выдержит, что сломается. Его так и подмывало написать рапорт о переводе, но день проходил, за ним следующий, а он бездействовал. Заготовленная бумага лежала нетронутой.
До конца второй мировой войны лагеря были смешанными, не было разделения на мужские и женские лагеря. Женщин заключенных размещали в соседних бараках с мужчинами. Это устраивало, если не всех, то многих. Совместная жизнь давала надежду. Надежду сохранить человеческие отношения. Надежду на любовь, крепкие чувства. Даже здесь, на лагерном Севере, у женщины никто не мог отнять право быть женщиной.
Любимой. Желанной. Единственной.
Отношения вспыхивали между заключенными, между зэчками и офицерами. Но в большинстве случаев всё сводилось к плотской любви. Как только приходил новый этап, женщин отправляли в бани. И именно там впервые устраивались «смотрины». Женщин рассматривали, как товар. И выбирали. Те новоиспеченные зэчки, что не были обременены лишними моральными принципами, могли неплохо устроиться в лагере. Особенно ценились красивые женщины. Впрочем, как и везде. Тут тебе, пожалуйста, и теплое местечко в «кабинке» у блатного, и распределение на работу в столовую, прачечную или санчасть. Многие мечтали попасть в служанки к офицерам, правда, если у того была недалекая жена. А то, глядишь, и боком может обернуться такая служба.
Но были, конечно, и те, кто не желал торговать своим телом. Им приходилось трудно. Такую женщину, да если ещё и привлекательную, да если ещё и сумевшую сохранить эту привлекательность, пытались сломить, как зэки, так и работники лагеря. Кто-то выдерживал, а кто-то и ломался. Тогда к ней уже не было пощады.
Виктор тоже был не чужд человеческих радостей, хотя кто-то и поговаривал, что суров начальник ИСЧ. Хотя женщин он старался не обижать. По крайней мере, тех, кого приглашал к себе в кровать. Но постоянной женщины у него не было. Не смогла зацепить ни одна. Хотя многие и пытались.
В молодости он не успел жениться, а потом просто не мог представить, что привезет любимую женщину, мать его детей, сюда, где слово «ад» прочно поселилось в мозгу у людей. Он смотрел на жен других служащих и искренне им сочувствовал. Красота быстро меркла и тускнела. Злоба и обида на мужа прочно поселялась в их душах. «Не мог устроиться получше», - так и читалось в их взглядах.
Женщины не играли в жизни Виктора главной роли.
Но когда в 1948 году окончательно закончилось разделение лагерей по полам, и Виктору предложили идти работать в женский лагерь, он не возражал. Ему было просто всё равно, где оставаться.
Он привык к СЛОНу – Соловецким лагерям особого назначения, - и теперь для Виктора было бы намного сложнее вернуться на материк. Иногда он пытался представить, как сложилась бы его жизнь, останься он тогда в Москве, или, попади по распределению в другой большой город, но не мог. Соловки стали частью его, он слился с ними. К тому же, долгие годы борьбы с собой не прошли даром. От романтика Бехтерева осталась только библиотека, которую он собирал все эти долгие годы, и которую любил перечитывать темными зимними ночами, когда за окном безумствовала вьюга. Ни чувства жалости, ни чувства потери не осталась. Даже злость на окружающий мир и та притупилась.
Он устал. И чувствовал себя бесконечно одиноким.
Прибыл новый этап. Виктор лениво откинулся на стуле, посмотрел на бумаги новоприбывших и поморщился. У него с утра болела голова, и сейчас совсем не хотелось зарываться в бумаги. Пусть ими займется Игорь, его помощник, с которым они работали вместе два года. Игорь Затмитский тоже закончил, как и он в свое время, Московский институт, и они любили вспоминать знакомых педагогов, которые ещё остались, а так же сравнивать нововведения.
Глава 5.
Наступили холода, и выбираться из дома не хотелось. Ирина тоскливо посмотрела в окно и поморщилась. Белые снежинки лениво кружились в воздухе и таяли, не успев коснуться земли. Пройдет всего одна-две недели, и белый покров ляжет на землю.
Виктор не пришёл обедать, и Ирина решила отнести обед ему в комендатуру. Не оставаться же ему голодному. Голодный мужчина – злой мужчина, эту аксиому она поняла давно.
Ирина понемногу осваивалась в лагере. Все-таки недаром говорят, что женщины быстрее и легче приспосабливаются к изменившимся условиям жизни, чем мужчины. Пусть жизнь их загонит в угол, а они и там, только дайте им возможность, совьют себе уютное гнездышко. Такова женская природа, и с ней не поспоришь.
Ирина собрала в сумку обед, оделась и вышла из дома. Холодный промозглый ветер тотчас хлыстнул по лицу, и она вздрогнула. И почему Виктор не пришел обедать? Сидела бы она сейчас в тепле, не суетилась. Наверное, на работе аврал. В начале недели приезжало высокое руководство из управления лагерями, видимо, что-то их не устроило, и теперь Виктор на работе проводил ещё больше времени.
Она плотнее укуталась в теплую куртку с заячьим мехом, которую презентовал на днях Виктор. Такую куртку имела не каждая офицерская жена, но Ирина старалась об этом не думать. Не её это дело, кто да что имеет. Чужого богатства она никогда не считала, а от своего отказываться тоже не собиралась. Пока есть возможность, надо пользоваться.
К вечеру, видимо, ветер усилиться. Мокрый снег раздражал, и Ирина прибавила шагу. Чем быстрее она доберется до части, тем лучше.
Она прошла чуть больше половину пути, когда неожиданно две женщины перегородили ей путь. Ирина видела их впервые, и сразу определила, что к женам офицеров они не имеют никакого значения. Глаза злые и недовольные. Скорее всего, или любовницы тех же офицеров или кто-то из блатных.
Ирина, бросив в их сторону короткий взгляд, хотела пройти мимо, но не тут-то было. Одна из женщин, что повыше, перегородила дорогу. Пропускать Ирину в их намерения не входило.
-Что, ссучилась, тварюга? – прошипела вторая зэчка и сплюнула на землю.
Ирина всё поняла.
-Прочь с дороги, - тихо, но отчетливо проговорила она. Выказывать страх перед ними, значит, заранее проиграть войну. А то, что эти две дамочки объявили ей войну, не вызывало сомнений.
-Смотри, как заговорила, курва! Думаешь, стала подстилкой офицерской, так всё можно? – высокая зэчка явно была настроена на скандал, и только ждала, когда Ирина её спровоцирует.
Зависть всегда порождает ненависть, Ирина забыла об этом, и сейчас пришла пора расплачиваться. Она слишком долго жила под покровительством Бехтерева, и ни разу не подумала о последствиях. Сейчас же думать было слишком поздно, необходимо было действовать.
-Я знаю, что мне можно всё, - тем же тоном, не меняя спокойной, но решительной интонации, сказала Ирина. – И вам, в том числе и тебе, следует об этом помнить.
-Да неужели? – глаза зэчки прищурились, и она сделала шаг навстречу Ирине, приближаясь к противнице.
Ирина напряглась, готовая к драке. Главное – поднять, как можно больше шума. На крики и возню быстро сбегутся работники лагеря. Женщины, решившиеся предъявить ей свои права, выбрали не то место, и не то время.
Но ни Ирина, ни женщины ничего не успели сделать. Их опередили. Из-за поворота, откуда вышли минутой раньше зэчки, появились староста с старшиной-надзирателем.
-Что здесь происходит? Что за столпотворение? – голос старшины не предвещал ничего хорошего. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять и оценить ситуацию, А так же поблагодарить судьбу-провидицу, что они успели во время. Если верить слухам, а у старшины были все основания им доверять, то девица в заячьей куртке была сожительница Бехтерева, Акимчева, и поговаривали, что Бехтерев особенно трепетно относится к своей бабе. Двух других старшина знал хорошо и давно: проститутки, одна из Самары, другая откуда-то с Урала.
-Болтаем, господин начальник, - проститутка, что была из Самары, достаточно вольготно себя чувствовала в лагере, и немного забылась. За что разом и поплатилась.
Староста, улыбаясь щербатым ртом, сказал:
-Гражданка Акимчева, вы куда-то шли?
Ирина кивнула.
-Да.
-Вот и шагайте.
Ирина поспешила последовать его совету, и даже не оглянулась.
Её первый инцидент с зэчками закончился благополучно, но где гарантия, что в следующий раз ей так же повезет? А если нет? Что тогда? Нож в бочину?
Ирина приказала себе успокоиться. Думай, думай….. До Виктора оставалось не больше десяти метров.
Она подошла к высокому деревянному крыльцу и на краткий миг замерла. Её глаза придирчиво осмотрелись вокруг. И тут она заметила внизу, почти у самого порога большой ржавый гвоздь, валяющийся без надобности. У Ирины по телу пробежали мурашки. Но она знала, что должна это сделать. И девушка подняла гвоздь….
Когда входная дверь с шумом захлопнулась за вошедшим, Виктор оторвался от бумаг. Сегодня у них с Игорем было много дел. Одна из женщин-осведомителей дала сведения, что готовится побег. И в этом побеге могут быть замешаны работники администрации лагеря. Им с Игорем необходимо вычислить предателя, и чем быстрее, тем лучше. Затмитский расположился на полу, наплевав на сквозняки, которые дули со стороны двери, расположенной напротив. Сказал, что здесь ему удобнее.
Виктор ожидал увидеть, кого угодно, но не Ирину. Она впервые пришла к нему на место работы.
-Ира! – он обрадовался девушке и вскочил ей навстречу. Но ему хватило мимолетного взгляда, чтобы понять, что с девушкой не всё в порядке. Она сделала несколько порывистых шагов к нему и замерла. На её бледном лице глаза казались неправдоподобно огромными.
Глава 6.
Один день сменялся другим, а у Ирины из головы не выходили слова Затмитского.
Он прав.
Она соглашалась с его словами и одновременно гнала их прочь. Потому что они были опасны. Опасны, прежде всего, тем, что лишили Ирину душевного покоя, к которому она так стремилась. Её жизнь понемногу начинала приходить в норму, а поверить словам Игоря означало разрушить всё, что было создано не дюжим трудом. Она платила высокую цену за свою безопасность.
Но готова ли она была заплатить ещё больше за свою свободу?
Нет или да? Да или нет?
Однажды в зоопарке она видела львицу, которая кидалась на барьер. Служащие зоопарка объясняли её поведение тем, что у той умер детеныш. И с тех пор львица, точно сошла с ума, и служащие опасались, что её придется усыпить. Жаль, конечно, будет, хорошая львица, но что поделаешь…. Вот и сейчас Ирина напоминала себе ту львицу. Она металась по дому и не находила покоя.
Побег? Нет. Она не была столь наивна, чтобы не понимать, что побег ей организовать не удастся. Безопасность дома Бехтерева носила и другой характер – Ирина оказалась запертой в четырех стенах. О, она могла относительно свободно передвигаться по лагерю, теперь каждая собака знала, что она принадлежит Бехтереву, и что он порвет любого, кто посягнет на неё.
Ирина не была столь умна, чтобы самой спланировать побег. Чужими силами? Но чьими? Затмитского? Этот вариант тоже не подходил. Витя сразу почувствует не ладное. К тому же, Игорь после их разговора старался, как можно реже появляться у Бехтерева. С глаз долой, из сердца вон.
Нет, сколько Ирина не думала, она приходила к одному и тому же. Побег не выход. Тогда, что?
Что, черт побери?
Она некстати вспомнила слова Вити, которые он произнес ночью, уже почти засыпая:
-Иришка, я хочу, чтобы ты мне родила ребенка….
Тогда она подумала, что он бредит, что шепчет во сне, но потом поняла, что нет.
-Ирка, ты меня слышишь? – переспросил он.
-Да, - жалобно пискнула она.
-Вот и отлично…. Значит, договорились. Ты мне рожаешь сына.
Ирина не придала разговору особого значения, потому что за те полгода, что они с Виктором жили, он впервые заговорил о ребенке. Слишком не реально. Когда лагеря были смешанные, существовали специальные лагерные пункты для матерей, и бывало, что мамки с грудными детьми попадали под амнистию или на них выходило распоряжение о досрочном освобождении. Но это опять-таки не касалось осужденных по пятьдесят восьмой.
Ребенок мог, конечно, изменить ситуацию. Иногда Ирине начинало казаться, что роди она ребенка, и тоска, бесконечная, тягучая, уйдет навсегда. Но появится другое. Нить, которая навеки её привяжет к Бехтереву, а, значит, и к лагерной жизни. А она этого не хотела!
И кто, вообще, сказал, что она сможет родить?
В Москве, в полубреду, она слышала обрывки разговора доктора, который пытался остановить маточное кровотечение. Он отчетливо сказал:
-Испортили девку.
О своих страхах Ирина ничего не говорила Виктору, не было нужды. А если он будет настаивать на ребенке, что тогда? Во всем признаться? Её вины тут не было. Его коллеги постарались на славу. Будь они все прокляты….
Все эти мысли Ирина прокручивала в голове, занимаясь уборкой дома. Она с удвоенной силой терла полы, точно они могли подсказать правильное решение.
Ей необходимо избавиться от политической статьи. Во что бы то ни стало. Дальше будет проще.
И единственным человеком, кто может избавить её от этой чертовой статьи, был, конечно, Виктор.
Но пойдет ли он на это?
Здесь не стоял вопрос о моральной стороне дела, о морали вообще трудно говорить в лагерях, здесь следует говорить о выживании. Ирина тоже стремилась выжить, и кто посмеет её за это осудить?
Ирина приняла решение, но легче от этого не стало.
Ударили морозы, температура воздуха опустилась ниже отметки в сорок градусов. Бехтерев спешил домой. Он теперь редко когда задерживался в конторе. Все недоделанные за день дела он спокойно оставлял на следующий день. Его волновало совсем другое. Он не мог понять, что происходит с Ириной. Она и раньше не была особо разговорчивой, а теперь и вовсе молчала, поддерживала разговор и только. Это его беспокоило. Уж не заболела ли она?
Отчасти и разговор о ребенке он завел, чтобы вывести Ирину из ступора, в котором она оказалась. Ребенок отвлечет её от грустных дум, научит снова улыбаться.
-Как прошёл рабочий день? – спросила она, помогая скинуть шинель.
-Без происшествий. Вторая неделя спокойная. Это радует.
Губы Ирины дрогнули. Они вместе поужинали, и Виктор попросил Ирину почитать Тургенева. В последнее время Витя предпочитал не сам читать, а слушать Ирину. Его завораживал тихий голос девушки, он невольно расслаблялся и представлял себя неким дворянином, барином, коротавший зимний вечер с дамой сердце. Мыслишки, конечно, крамольные, но кто о них узнает?
Ирина дочитала очередную главу «Дворянского гнезда» и вместо того, чтобы начать новую спросила:
-Витя, а помнишь, ты мне рассказывал про девушку, кажется, её зовут Наташей? Она заболела, у неё тяжелая форма туберкулеза, и её отправили в больницу.
-Да, что-то припоминаю. А почему ты о ней вспомнила? – Виктор поправил плед на ногах, которым заботливо его укрыла Ирина.
-Сколько ей лет? – вопросом на вопрос ответила она.
-Девятнадцать или двадцать, точно не помню. Вы, наверное, ровесницы.
Ирина прикусила губу.
-И как она себя чувствует?
-Плохо. У неё обострение. Есть основания думать, что она не выкарабкается. А почему тебя она заинтересовала? К чему этот разговор?
Глава 7.
-Тебе так и не удалось забеременеть?
Ирина боялась этого вопроса, но подсознательно ждала. Виктор несколько месяцев уже не заговаривал о ребенке, а тут внезапно вспомнил.
-Нет, - призналась она и прикусила губу в ожидании ответа.
Тот улыбнулся и немного грустно сказал:
-Жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты родила мне сына, - в его голосе звучали интонации, которых раньше Ирина не замечала. Вообще, с Витей происходило что-то странное, не понятное, но он не желал ничего объяснять. – Значит, не судьба. Как видишь, Ирка, не так я всемогущ, как ты всегда считала.
-Витя, ты о чем?
-Я говорю, что…, - он не договорил, потому что в дверь постучали. – Ирина, милая, иди, открой.
-Хорошо.
Они никого не ждали, но сейчас Ирина была рада увидеть кого угодно. Лишь только не оставаться с Виктором наедине.
На крыльце стоял Затмитский. Ирина не смогла сдержать радостной улыбке. Кажется, ей сегодня везет. Она, вообще, счастливая.
-Привет, Игорь.
-Привет. Виктор меня в гости пригласил. К одиннадцати. Он дома? - не ответив на улыбку улыбкой, сказал Игорь.
Ирине не понравилось безразличие на лице Затмитского, но что поделаешь, она не может просить участия у отвергнутого мужчины.
-Да, дома, проходи.
Витя не говорил, что сегодня у них будут гости. Она приготовила бы чего-нибудь вкусненького, а то из еды у них один борщ, и тот вчерашний. Ирина сегодня немного расслабилась, провалялась на кровати дольше обычного. Выходной, Виктор тоже не спешил выбираться из теплой мягкой кровати.
-Как у тебя дела? – спросила Ирина, пока они шли по сеням.
-Отлично. Как сама?
-Тоже хорошо.
Ирина снова улыбнулась, и снова в ответ не получила улыбки. Ну, и не больно надо! Тоже ей нашелся! Обойдется и без его внимания! Но настроение у неё испортилось. Она сегодня всё воспринимала особенно остро, бывают дни в женском календаре, когда ты становишься особенно чувствительной.
Виктор стоял около окна, и когда послышались их шаги, обернулся. За последние недели он похудел, в который раз отметила Ирина и невольно переключилась с Затмитского на него.
-Ты пунктуален, Игорь, - сказал вместо приветствия Витя и протянул руку для пожатия.
-Служу Советскому Союзу! – шутливо отрапортовал Затмитский и подал руку. Вчера, придя в контору, он застал там Бехтерева и немало удивился, когда тот предложил прийти к ним в гости. Хотя…. Чего лукавить, в глубине души Игорь ждал этого приглашения.
-То-то же, - в тон ему ответил Виктор, затем предложил: - Пойдемте пройдем в зал. Я хочу с вами поговорить. Обоими.
Здесь уже Ирине стало не до шуток. Она сразу заметила нервозность Виктора, которую он старался унять. После его слов Игорь вытянулся, так подчиненные идут «на ковер» к руководству.
Зал в доме Бехтерева сочетал сразу и библиотеку, и рабочий кабинет. Иногда он приносил из конторы бумаги домой и работал с ними здесь. В такие минуты Ирина старалась держаться от него подальше. Если Бехтерев брал важные бумаги домой, то это означало только одно – что-то случилось, и, скорее всего, неприятное. Здесь же у него находился и сейф, где он держал табельное оружие, охотничье ружье и важные документы, к которым имел доступ один он.
Ирине не нравилось происходящее. Зачем Витя пригласил Затмитского? И почему хочет поговорить с ними обоими? Это не к добру.
Они прошли вслед за Бехтеревым. Тот жестом указал на кресла, а сам подошел к сейфу. Это ещё больше насторожило Ирину. Несмотря на их близкие отношения, Виктор редко при ней открывал сейф. Она даже не знала, где он держал ключи от него. Чего греха таить, несколько раз Ирина пыталась их найти, но её попытки ни к чему не привели.
Щелкнул замок, и толстая дверка сейфа приоткрылась. Виктор стоял спиной к Ирине, и она не могла видеть, что он делает. Игорь, видимо, тоже плохо понимал что происходит, потому что приветливая улыбка, с которой он встретил друга, давно исчезала с его лица. Он был серьезен.
Наконец, Виктор повернулся к ним, и Ирине сразу бросилась в глаза его необычайная бледность. В его руках был пакет.
Прежде чем начать говорить, Виктор задержал взгляд на Ирине, от которого по телу прошлись мурашки, и она почему-то вспомнила, как её впервые привели к нему в контору, а потом посмотрел на лейтенанта.
-В общем так, ребятки, - он криво улыбнулся, - в этом пакете находятся некоторые документы, а точнее, паспорта. Сразу на несколько имен. А так же, Игорь, распоряжение о твоем отпуске. Ты, кажется, давно собирался съездить в Москву, навестить своих?
-Ну, да, - растерянно ответил Игорь. Он вспомнил разговор с Бехтеревым где-то двухмесячной давности, когда просил разрешение на отпуск, а тот зыркнул на него злыми глазищами и рявкнул, что не положено ещё.
-Загвоздка заключается в том, что в Москву ты не попадешь, - Витя продолжал говорить с той же иронией. – Придется тебе изменить маршрут.
Игорь нахмурился. Что хочет сказать Бехтерев?
-Что ты задумал? – спросил Затмитский. Мужчины, казалось, забыли о существовании Ирины, а та сидела, притихшая. У неё в голове проносились мысли одна сумасброднее другой.
-Не суетись, лейтенант, всему своё время. Лучше-ка скажи, ты по-прежнему думаешь о моей Ирке?
Ирина вздрогнула, её глаза испуганно распахнулись. Только не это. Пожалуйста, не надо!… Она пыталась сохранить видимое спокойствие. Но у неё плохо получалось.
Игорь поднялся с кресла и с вызовом посмотрел на начальника.
-Ты считаешь, что сейчас время и место вести подобные разговоры? – процедил он сквозь зубы.
-Ты попал в точку, Затмитский. Завтра будет поздно.