Мрачный, тёмный перрон вокзала был полупустым. Несколько людей, таких же странных, как и я, топтались на мокром перроне в ожидании поезда. Мелкий, противный дождик накрапывал всё сильнее, попадая за шиворот пальто.
— Чего встал‑то на дороге? Пройти дай.
Бабушка — божий одуванчик — костерила всех подряд, пробираясь по перрону вперёд со своей тележкой, доверху набитой узелками и вещами. Сбоку было предостаточно места пройти мимо и разойтись миром, только куда там: божий одуванчик жаждет крови людской в столь раннее пасмурное весеннее утро. Растолкав всех пассажиров, мирно ждущих свой поезд, божий одуванчик двинула вперед по перрону к переходу пригородного вокзала, вливаясь в поток таких же спешащих божьих одуванчиков.
Как же обманчив внешний вид! Казалось бы, за внешностью такой милой бабушки‑одуванчика не может скрываться жаждущая крови старая стерва, у которой и целей‑то в жизни осталось — на огороде посадить помидоры и людям крови попить, попутно костеря на чём свет стоит всех и вся. Как мы к такому пришли?
Вот и в жизни всё точно так же: за, казалось бы, красивой оберткой может скрываться всё что угодно. Снова потянуло на философскую муть, усмехнулся сам над собой. Стряхнув минутное оцепенение, поднял голову, сталкиваясь с насмешливыми зелеными глазами.
Девушка, на вид одетая как типичный подросток, стояла напротив, выпуская струйки дыма. Чёрные бесформенные джинсы, серая, огромного ей размера толстовка, накинутый капюшон, скрывавший волосы и половину лба, серая спортивная сумка, перекинутая через плечо, оттягивала её плечо своей тяжестью. Девчонка, изогнув брови домиком, насмешливо смотрела на меня, сканируя с ног до головы. Зелёный взгляд пылал насмешкой. Вопросительно посмотрел на девушку, пытаясь понять, что её так развеселило. Девчонка закатила глаза, отворачиваясь в другую сторону.
— Уважаемые пассажиры! Объявляется посадка на рейс «Москва — Владивосток». Скорый поезд прибывает на третью платформу. Просьба пассажиров пройти на посадку, — протараторил еле разборчивый голос из динамиков над головой.
Вдали показался поезд. Разрывая клочья лёгкого тумана, он светил своим прожектором, не спеша подкатывая к перронам.
Материализовавшиеся из ниоткуда пассажиры начали толпиться на перроне, волоча за собой тяжелые сумки и чемоданы. Подхватив свою сумку с вещами, поспешил на посадку.
Высокая, плотно сбитая проводница громким голосом просила не толпиться, проверяя паспорта, сканировала билеты, пропуская в вагон, попутно выкрикивая на провожающих:
— Стоянка поезда — пять минут. Просьба провожающих не задерживаться в вагонах.
Детский плач, стук колес чемоданов, гомон большого количества людей — всё смешалось в единую какофонию.
Вагон скорого поезда удивил чистотой и обстановкой. Давно я не пользовался таким видом передвижения — многое успело измениться. Второе купе от входа значилось на билете. Распахнув дверь купе, был ещё больше удивлён: два удобных серых дивана друг напротив друга, отсутствие верхних полок, телевизор над окном и, наверное, самое главное — отдельный санузел.
Всё это великолепие омрачал один большой минус: до Владивостока ехать семь дней. Закинув сумку в багажное отделение, переоделся в толстовку и спортивные штаны.
Поезд давно тронулся с места, оставляя позади себя перрон и прошлую жизнь. В преддверии чего‑то нового всегда появляется волнение, у меня оно отсутствовало напрочь: многолетняя служба вырвала его с корнем. Оборачиваясь назад, я видел только пустоту. Любимая жена, с которой прожили почти десять лет, ушла, не обернувшись. Жёсткий график командировок, отсутствие детей и недопонимание полностью сделали нас чужими людьми, оставляя на душе большой осадок.
Не о чем было жалеть и сомневаться. Когда предложили командировку во Владивосток, согласился, не раздумывая: дома больше никто не ждал, а возвращаться в пустую квартиру стало невыносимым. Первое время после развода хотелось волком выть в потолок; со временем чувство пустоты затупилось.
— Мама, доброе утро!
— Привет, сынок.
— Не разбудил?
— Конечно, нет. Ты же знаешь, я ранняя пташка.
— Я в поезде. Уже от вокзала отъехали, — отчитался перед мамой, взглянув на наручные часы.
— Андрюш, ты хорошо подумал?
— Хорошо подумал. В Москве мне делать нечего. Сменю на полгода обстановку, в себе немного покопаюсь — всё на пользу.
— Ты мальчик уже взрослый, тебе виднее. Соседи хорошие попались?
— Самые отличные соседи — те, которых нет. Руководство постаралось загладить вину за утерянные билеты на самолет: выкупили купе полностью. Поеду один, с полным комфортом и собственным санузлом.
— Андрюш, ты так и не рассказал про командировку.
— Не могу, мамуль. Ты же знаешь: конфиденциальность превыше всего. Как жена военного, ты сама прекрасно всё понимаешь.
— Уровень сложности высокий?
— Ну‑у‑у… Давай будем считать, что на пятёрочку из десяти по шкале.
— Переживаю за тебя, сынок. Береги себя. Всё‑таки я ещё очень надеюсь увидеть внуков и застать тебя счастливым.
— Хорошо, буду тебе почаще звонить. Экстренная связь будет, как всегда, через моего куратора.