Ильдар Вознесенский
– Ильдар, что ты помнишь о своей матери? – задаёт свой вопрос Ильинична, пристально глядя на меня. Меня водят к ней уже год. Безрезультатно.
Что я помню?
Ничего…
Запах. Возможно… И кожу. Мягкую кожу, что касалась моего лица.
Крики. И боль.
Странное воспоминание.
Впрочем, как и многие другие.
– Пусто, – одним словом.
– Что ж, печально. А что насчёт отца? – задаёт она новый идиотский вопрос.
– Отца? Его сложно забыть. Хоть я и пытаюсь, – отвечаю я ей, и она смотрит на меня с ебучей жалостью.
Ну, уж нет.
Вот что-что, а жалеть меня, нахер, не надо.
– Я понимаю, тяжело, когда сваливается такая ответственность. Наверное, он многого требует?
Если бы мой взгляд мог убивать, она была бы уже окоченевшим трупом.
И всё, что меня отвлекает это то, что я видел Катерину перед тем как зайти сюда.
Пора включать внутреннего бунтаря. А точнее – выключать ебучую мямлю.
У меня все мысли о ней. И каждая действует на меня особенно… Я уже всё для себя решил. Не знаю даже, зачем снова пришёл сюда.
План уже внутри, и я не собираюсь сворачивать с намеченной траектории.
Но как только вспоминаю эти её огромные глаза, полные сомнения. Как две чëрные дыры в пространстве и времени.
Я снова улетаю куда-то, не отвечаю на вопросы психолога.
Просто потому что я не здесь, не в этом кабинете.
Я где-то, где моя жизнь лучше этого, выше этого.
Где имеет значение только она…
Кажется, меня скоро заставят пить антидепрессанты.
– Ильдар, ты меняешься, когда мы говорим о родителях. Это больная для тебя тема? Откройся мне, иногда важно иметь кого-то рядом, кого-то, кто на твоей стороне.
Это она что ли на моей стороне?
Она вообще знает, что такое жить как растение?
Когда всем вокруг насрать на твоё существование.
Когда родился вопреки тому, что был не нужен.
С-с-сука…
Щелчок.
Что в голове у людей, которые занимаются психами, вроде меня?
Еë вены пульсируют, я слышу, как тревожно колотится её сердце. И словно ощущаю, как кожа выделяет запах страха и волнения. От моего взгляда Ильинична даже теряется.
Мне кажется, порой я выгляжу, как дикое животное. Во всяком случае, Катерина порой смотрит на меня именно так…
А быть может, я всегда так себя ощущал.
Как сраный пёс у неё на поводке.
– Как сейчас обстоят дела в кафе? Работа приносит облегчение? – спрашивает она вдогонку.
– Немного, – нагло вру я.
– Хотела бы я сейчас выпить кофе, латте с шоколадной стружкой и кокосом, – говорит она не своим голосом и выглядит как язвительное чудовище.
– Что?! – я в мгновение испуганно вздрагиваю, словно кто-то проникает внутрь моей души, как тёмная субстанция. Меня на месте подбрасывает, потому что такой кофе у меня просила только она…
– Ну, я про кофе, хочу выпить крепкий эспрессо, знаешь, это всегда приносит мне душевный комфорт, – объясняет она следом.
И я понимаю, что приплыл… Мне уже мерещится то, чего нет… Слышится…
Я хочу, чтобы она вылезла из моей головы, но всё становится только хуже…
В меня будто заливают кипящую сталь…
Катерина Демьянова
– Он снова смотрит… Капец он странный…
– Странный? Скорее шизанутый, – поправляет меня подруга, пока я поглядываю назад на своего одногруппника… Ильдара Вознесенского.
– Не без этого, похоже… Мне жутко смотреть в его сторону…
– А ты не смотри, Кать… Ну его нафиг.
И вроде она права. Нафиг его… Только он-то продолжает на меня смотреть…
Я понимаю, что отказала ему пойти на мероприятие, но это слишком. Кроме того, это было полгода назад… Я что виновата, что он мне не нравится? В смысле… Не то, чтобы совсем не нравится… Просто у меня от него колючие мурашки на теле.
С тех пор, как произошёл наш последний разговор, он вообще ко мне не подходит… И я боюсь идти на контакт… Мы особенно никогда не ругались. Я просто не обращала на него внимания в том смысле, в котором хотел он.
Порой мы с девочками заходили в кафе недалеко от универа… Он там работал… И снова смотрел… И да, бывало, что я могла улыбнуться ему… Или… Пофлиртовать.
И не хочу лгать… Однажды мы сходили в кино… И поцеловались…
Но это же нормальная реакция на симпатичного парня, верно? Я не обязана после этого встречаться с ним… Он дико странный… Как раз это меня от него и оттолкнуло.
– Пойдём скорее отсюда, – зову я подругу, поёжившись, когда кончается пара… Мне даже тяжело сидеть на них… Будто по затылку всё время бьёт его агрессивный взгляд. Чувствую себя под прицелом.
Машка хватает меня под руку и тащит из аудитории.
– Не обращай внимания. Перебесится… Парни все такие странные…
– Нет, Маш… Он… Какой-то… Другой.
– Другой? В смысле?
– Не знаю… Какой-то… Ай, забей, – отмахиваюсь я, не желая приписывать ему диагнозы… Но вижу ведь, что он не от мира сего…
Будто зациклился на мне…
Кое-как мне удаётся досидеть до конца пар, и я тут же бегу на танцы… Тренировки у меня проходят в дворце юношеского творчества с 20:00 до 21:00. Обычно я сажусь в свою машину и спокойно еду домой…
Но в этот раз… Всё резко сменяется…
Я не контролирую происходящее… Будто кто-то подставил что-то к носу… И я отключаюсь…
Открываю глаза уже где-то не там… От жуткой головной боли…
Он стоит передо мной жестокий и сумасшедший, напоминающий мне о том, как я облажалась.
Мои руки и ноги связаны, я смотрю на него через прутья какой-то маленькой клетки.
В моих мыслях хаос, и мне хочется иметь при себе голову профессора Доуля, чтобы она думала за меня.
Я предполагала, что он псих, но не думала, что настолько…
Чёртова марионетка, возомнившая себя властелином. Он ещё и переодел меня в какую-то шёлковую развратную ткань… Господи.
Сердце в груди носится как сумасшедшее… Что он собирается со мной делать? Где мы? И как мне выйти отсюда живой?
Ильдар Вознесенский
Полгода после того, как она меня отшила… Я искал в себе силы, чтобы жить дальше. Впал в ещё большую депрессию… С учётом того, как мне хреново жилось с отцом, это не было проблемой… Всё навалилось как снежный ком…
Я ненавидел её, заливая эту ненависть стаканами дешёвого пойла. Я прожил в таком режиме некоторое время, вспоминая запах её волос, как собственный антибиотик, что лечил меня изнутри. Постоянно думал о том, что у неё кто-то есть…
Но однажды, спустя месяц я решил проследить за ней. Хрен знает, что ударило в мою воспаленную голову. И, увидев их счастливые гримасы, меня поразила шаровая молния. Руки, объятия, взгляды. Она смотрела на него так, как никогда бы не взглянула на меня. Он толкал язык в её рот, а мне хотелось лишь вырезать его с корнем, заливая его глотку багровой субстанцией.
Долгое время я наблюдал за ним… И понял, что она у него далеко не одна такая… Только он так и не признался ей в этом, судя по тому, что они всё время ходили за руки и лапали друг друга. Ведь для того чтобы сделать выбор нужны яйца.
И именно тут начался мой план… Душащий, уничтожающий, разбивающий меня на части. Я сотни раз представлял во снах как они трахаются, тысячи раз снимал её с него прямо за её блядскую копну волос, сходил с ума, мечтая вырвать её сердце у него на глазах и заставить его жить с этим.
Сначала я анонимно слил фотки его измен… И не только ей. Прилюдно. В универе… Естественно, она сразу с ним рассталась. Рыдала даже… Как вспомню, аж тошно.
Зато я копил деньги, ходил по магазинам, закупался, приценивался. Готовил место для нас с ней… Долго… Очень скрупулёзно ко всему относился…
Купил ей строгий ошейник. И одну из самых блядских сорочек, что видел за всю свою жизнь. Приготовил верёвку, представляя, как её тело кровоточит от жалких трений подо мной. Меня мучает вопрос, раздвигала ли она перед ним свои ноги, позволяла ли душить себя и тряслась ли, содрогаясь и кончая под ним. Или мне всё это мерещилось…
Даже под хлороформом её тело реагирует на мои прикосновения.
И я просто, нахрен, не могу не прикоснуться к её затвердевшим соскам, пока переодеваю её. Остальное меня не интересует, мне нужно, чтобы она всё чувствовала и сопротивлялась, чтобы кричала, как конченная, полоумная сука. Я даже готов развязать её, ведь я один хрен сильнее.
Блядь, почему она такая красивая даже когда без сознания, даже когда обездвижено лежит передо мной. Эти её бледно-розовые соски. Кажется, я окончательно свихнулся от власти этого существа надо мной. В моих штанах становится пиздецки тесно только от одного представления своих пальцев в её рту, это ненормально. Ненормально. НЕНОРМАЛЬНО.
Я сотни раз представлял, что трахаю её, пока подо мной лежали какие-то подстилки, которых я совершенно просто снимал в каком-нибудь баре. И только глядя на неё, я уже готов кончить в штаны от одного вида её груди. Что за Иуда живёт в моём теле? Почему я так привязан? Так паталогически зависим от этого…
Мне не терпится увидеть лицо этой шлюхи, когда она будет оправдываться передо мной. Когда будет притворяться и молить, чтобы я отпустил её…
Пожалуй, я сниму всё на видеокамеру.
Интересно, она такая же холодная внутри… Насколько она узкая, тугая и бесчувственная.
Я не остановлюсь даже, если удавка на моей шее затянется ещё сильнее.
– Собачья шлейка, вот что я надену на тебя, сучка, – грязь, что вылетает из моего рта пугает меня самого. Я никогда таким не был… Точнее, может, и был… Порой думаю, что копирую отца, когда она напивался и лупил меня… Веду себя почти так же…
Представляю её жалкие угрозы и оскорбления в мой адрес. И это не на шутку щекочет мои нервы…
Всё нужно было покупать частями, чтобы никто и ничего не заподозрил. А покупал я всякую хрень… Даже генератор приобрёл… Ведь склад, на который я её везу был без света… Пришлось проводить… Подключать его. Я даже наполнил резервуар с водой. Всё сделал, чтобы ей было удобно… И самое главное… Он так далеко… В тьме тараканьей… Никто и никогда нас здесь не потревожит… И не отследит… Потому что по дороге я сменил четыре тачки… В лесу… Все угнанные без номеров…
– За каждый день моего мучения ты будешь платить мне пальцем в своей заднице, Демьянова, за каждый грёбанный день, что я провёл на ледяном полу, представляя ваши безумные соития с этим ебаным додиком…
Склад находится так глубоко, что её не услышит даже сам Бог, если он существует. Твоя гнилая улыбка после отказа выела мой мозг напрочь и ничего не осталось, кроме пепла, что разлетался вокруг, напоминая о том, насколько убога моя жизнь, насколько сожжена дотла. Тобой. Твоими маленькими, склизкими ручонками, что въелись в моё личностное «я». И хоть в чём-то мой отец был прав, от таких как ты стоило держаться подальше. Все женщины, которых я знал, втыкали мне нож прямо в спину и проворачивали его на триста шестьдесят, оставляя внутри беспросветную дыру.
Эта сучка Ильинична, которая постоянно мучила меня тупыми, вопиющими вопросами о моëм состоянии, отчего ноющая боль блокировалась и пропускала вперёд только ненависть к ней. Фальшивая, размусоленная улыбка в совокупности с блондинистыми волосами всегда вызывала отвращение, омерзение, повышенное чувство брезгливости.
– Ильдар, ты можешь всё мне рассказать…, – доносился надменный голос, отрезая последнюю мою веру в людей. Психологи – кукловоды. Напейся и выпрыгни с десятого этажа, вот, что спасёт тебя в моём случае.