Пролог
– Северина Олеринская? – раздается за спиной незнакомый мужской голос.
Вокруг царит суета. Обычное дело перед чемпионатом. Нет, даже не суета – хаос. На нервах все: фигуристы, тренеры, журналисты. По неясной причине я волнуюсь больше обычно. Так бывает, когда плохое предчувствие сосет под ложечкой.
– Да, это я, – киваю, чуть повернув голову на звук голоса. Незнакомец стоит позади меня, чудом прорвавшись через журналистов, которые нас оккупировали.
– Ваша семья разбилась на машине, вас срочно просят приехать на опознание.
Я чуть было не отрезаю: «Все вопросы решаем после чемпионата, попробуйте подойти ко мне позже». Но постепенно до меня доходит смысл сказанного. Пол начинает уходить из-под ног, перед глазами все плывет. Хаос замедляется, теряет свои очертания, меркнет и отдаляется. Будто из меня вырвали душу, и сейчас она покидает мое напряженное тело.
Никогда не забуду чувство небывалой беспомощности и безнадеги, будто в один миг мне перекрыли воздух и выкинули без скафандра в открытый Космос – безграничный, темный, холодный и одинокий.
Я не помню, как пробилась через журналистов, отмахнулась от тренера и вызвала такси. Провал в памяти так и не удается восстановить. Наверное, это защитная реакция мозга на стресс. Я прихожу в себя только стоя посреди больницы – в коньках и олимпийке, накинутой поверх платья.
– Какое опознание? – в который раз переспрашивает медсестра, то и дело отвлекаясь на документы.
– Мне сказали, что моя семья погибла в ДТП.
– Почему вы приехали именно к нам? – без капли сострадания вымученно уточняет она.
– Я… не знаю. Вы можете узнать, куда мне ехать? – растерянно спрашиваю ее. В самом деле, почему именно эта больница? Мне ведь не сказали адреса. Или сказали, но я уже не слышала слов незнакомца.
Женщина смеряет меня усталым тяжелым взглядом.
– Вы вообще откуда к нам в таком виде?
– С чемпионата, – я пожимаю плечами. Какая же глупость – спрашивать такое у человека, потерявшего всю семью.
– И что, серьезный чемпионат? – медсестра косится на герб и флаг на олимпийке.
– Чемпионат России по фигурному катанию. Скоро на Олимпиаду поеду.
Черт возьми, о чем вообще мы говорим? Да пропади эта Олимпиада, не нужна она мне! Если бы не чемпионат, все были бы живы. Они ведь ко мне ехали! Хотя и не собирались… И это странно. Мои родители не любители сюрпризов, тем более мама недавно родила. Они бы не поехали всей семьей через полстраны с маленькими детьми на руках.
Я приглашала их приехать на чемпионат, когда анонсировали, что он будет проходить в Омске. До него моей семье рукой подать – несколько часов на поезде и уже в соседнем городе. Но за пару недель до соревнований у омской арены обнаружили трещину в фасаде, здание признали опасным и было решено его снести, чтобы возвести новую современную арену. А пока чемпионат решили провести в Москве.
– Кто вам сказал, что ваша семья погибла? – допытывается женщина, параллельно давая указания студентам-практикантам.
– Не знаю… Я не помню.
– Что вы вообще знаете?! – раздраженно бурчит медсестра. – Позвоните родственникам, спросите их.
Хорошая идея. Только не осуществимая. Телефон остался в раздевалке. И как я только такси умудрилась вызвать? Я не помню ни одного номера, кроме домашнего.
– Я могу позвонить по межгороду?
Женщина упирает в меня убийственный взгляд. Наверное, я выгляжу слишком жалко, потому что она все же пододвигает ко мне телефон.
Я судорожно набираю номер, который помню с детства. Мама заставила выучить его вместе с адресом на случай, если я потеряюсь. Гудки, кажется, длятся вечность. Не знаю, на что я рассчитываю, ведь в квартире никого нет. Только если родители не оставили самого младшего дома с кем-то из родственников – тетей или двоюродной бабушкой. После короткого щелчка я слышу отдаленный, но родной голос.
– Алло?
– Мама? – слабым голосом, полным надежды, выдыхаю я.
– Кто это? Северина? Что-то случилось? По телевизору говорят, что ты самовольно покинула чемпионат. Где ты?
Я начинаю истерично рыдать, обессиленно садясь на холодный мраморный пол в грязных каплях талого снега, оставшихся которые оставили после себя пациенты, проигнорировавшие просьбу надеть бахилы. Да я и сама без бахил. Зато в коньяках. От этой мысли к рыданиям примешивается нервный смех. Меня накрывает слабость, и тело, переставая слушаться, становится ватным.
