Глава 1
Все персонажи и события, описанные в этой книге, являются вымышленными. Любые совпадения с реальными лицами, а также с реальными событиями являются случайными и непреднамеренными.
Глава 1
Марья
Меня зовут Мария, и я с детства знала, что со мной что-то не так...
В нашем королевстве Солнечного Града меня не просто любили — меня обожали. Я была дочерью короля-мага Антрополита, его живым символом надежды. В моих пальцах не просто оживала вышивка — шелковые нити сплетались в такие узоры, что на них распускались бутоны, испускавшие тонкий аромат. Под моими ладонями самые страшные раны не просто затягивались — плоть восстанавливалась, не оставляя и следа. Мои заговоры на удачу заставляли колосья наливаться не просто зерном, а золотым сиянием. Меня звали Марией-искусницей, и я купалась в этой любви, как в теплом летнем море. Но за каждым днем солнечного труда следовала ночь. И каждое полнолуние эта идиллия рушилась в кровавом кошмаре.
Помню, как впервые это случилось. Мне было лет шесть. Я проснулась от того, что луна, круглая и налитая, как медный таз, смотрела прямо мне в душу. И шепот начался. Исходящий не из углов, а из самой глубины зеркала в резной раме, что висело напротив моей кровати. Тихий, шелестящий, как ползущие по сухой бумаге насекомые. Он звал меня. Не по имени, а по чему-то древнему, что было спрятано глубоко внутри. Он сулил мне власть, показывал в отблесках лунного света тени горящих городов, горы костей, над которыми парила моя тень, огромная и всепоглощающая.
Я закричала. Не от испуга ребенка, а от ужаса, от ощущения, что какая-то дверь внутри меня, которую нельзя было открывать, дрогнула.
Первым, как всегда, ворвался отец. Он был не в короне, а в простом домашнем халате, с факелом в руке, от которого плясали испуганные тени. Его могучее тело, пахнущее дымом священных трав и древними фолиантами, заслонило от меня лунный свет. Широкой ладонью он накрыл зеркало, и шепот стих, будто придушенный.
— Тише, мышка моя, тишь, — его голос, обычно громовой и повелительный, был тихим и бархатным, но я чувствовала, как под этой бархатной оболочкой бьется сталь тревоги. — Это всего лишь кошмар. Лунный свет играет с тенью, а твое богатое воображение дорисовывает ужасы. Ничего этого нет.
Он взял меня на руки, укутал в складки своего халата, и его тепло на миг отогнало ледяной ужас. Он унес меня из комнаты, а наутро зеркало исчезло, как будто его и не было.
На следующее утро ко мне в покои влетел, как ураган, Иван. Принц соседнего, Северного королевства, мой лучший друг и товарищ по всем детским проказам. Его рубаха была расстегнута на ветру, в руках он сжимал два деревянных меча.
— Машка! Слышал, тебе ночью чудилось? — он ткнул одним мечом в пустую стену, где висело зеркало. — Привидение? Говори, я его прогоню! Папа сказал, что я дерусь лучше всех в дружине!
Я сидела на кровати, поджав колени, и смотрела на него. Иван был солнечным, как летний полдень. В его мире все было просто: есть враг — его нужно победить, есть друг — его нужно защитить. В его мире не было шепчущих зеркал.
— Это был просто сон, Ваня, — сказала я, заставляя себя улыбнуться. — Просто луна была слишком яркой.
Он сморщил нос, оценивая мои слова на искренность.
— Ну ладно. Если что — зови. Я рядом. А теперь пошли! В саду груша поспела, я тебе нарву!
И я пошла. Потому что с Иваном было просто. Он был моим якорем в этом нормальном, солнечном мире. Он смеялся над моими шутками, восхищался моим рукоделием и тайком подкармливал моих любимых дворцовых котов. Он был частью той самой идиллии, которую каждое полнолуние угрожал уничтожить шепот из тьмы.
Так продолжалось годами. Ритуал повторялся с пугающей регулярностью: полнолуние, шепот, мой крик, и отец, врывающийся в опочивальню с факелом в руке.
— Всего лишь кошмары, Машуля, — говорил он каждый раз, укутывая меня в свой халат. Но его взгляд, полный неподдельной тревоги, кричал о другом. Он кричал: «Я боюсь за тебя. Я боюсь того, что в тебе просыпается».
Он начал окружать меня защитой, более сильной, чем простые слова. На дверях моих покоев появились вырезанные из коралла руны, отливавшие в лунном свете тусклым багрянцем. На оконных ставнях — сложные узоры из серебряной проволоки, которые звенели, словно струны, когда тень от луны падала на них под определенным углом. Он учил меня новым, более сильным заклинаниям — не для вышивания или лечения, а для успокоения. Я шептала слова, что должны были создать вокруг меня кокон безмолвия, представить себя в центре тихого, солнечного леса.
Но шепот из Бездны пробивался сквозь них, как упрямый корень сквозь камень. Он не просто звучал в ушах — он вибрировал в костях, струился ледяной росой по коже. Если раньше это были невнятные обещания, то теперь я начала различать слова: «Пробудись... Освободи... Мы ждем...» С каждым месяцем голос становился громче, настойчивее, ближе. Он становился только сильнее. Все изменилось в мое пятнадцатилетие…
****************************************************************
Книга пишется в рамках литмоба "(не)Добрые сказки"
https://litnet.com/shrt/IO1Q
Глава 2
Марья
Утро после дня рождения было наполнено солнечным светом и ароматом пирогов. Иван, уже не мальчик, но еще не совсем мужчина, с восторгом вручил мне изящный кинжал в серебряных ножнах.
— Чтобы ты могла защищаться от любых кошмаров, — сказал он со своей обычной прямолинейностью, и его глаза сияли такой искренней верой в простоту решения, что у меня сжалось сердце.
Но после полудня отец вошел в мои покои с тем выражением лица, которое предвещало не пир.
— Пойдем со мной, Мария, — сказал он мягко, но непреклонно. — В Высокую Башню.
Мое сердце пропустило удар. Высокая Башня была местом, куда мне всегда был воспрещен вход. Сердцевина его магии, его святая святых.
Мы поднялись по винтовой лестнице, ступени которой были протерты веками. Он толкнул тяжелую дубовую дверь с железными накладками, и я замерла на пороге. Комната была залита не лунным, а теплым, медовым солнечным светом, что лился сквозь высокий арочный витраж. В воздухе висела пыль, танцующая в лучах, словно золотистая партия в немом балете. Повсюду стояли стеллажи, ломящиеся от фолиантов в потрескавшихся кожаных переплетах, лежали свитки, на столах мерцали хрустальные шары и астролябии. Пахло временем, знанием и сухими травами.
Отец тяжело опустился в массивное кресло у камина, в котором, несмотря на летний зной, тлели поленья.
— Дитя мое, — начал он, и его голос прозвучал с незнакомой прежде, обезоруживающей серьезностью. Он смотрел на меня не как на любимую дочь, а как маг — на сложнейшую магическую дилемму. — Я долго оберегал тебя от правды. Окутывал тебя ложью, сладкой, как патока, чтобы продлить твое беззаботное детство. Но твоя сила растет, Мария, как растет река перед паводком. И прятаться больше нельзя. То, что ты видишь в полнололуние... — он сделал паузу, подбирая слова. — Это не кошмар.
Сердце мое упало в сапоги и замерло там, ледяным комом.
— Что же это? — прошептала я, и мой голос едва слышно прозвучал в тишине башни.
— Это наследие, — сказал он, и в его глазах вспыхнула странная смесь гордости и скорби. — Наш род, род королей Солнечного Града, ведет свою магию не от стихий, а от самих основ мироздания. От изначального Света и изначальной Тьмы. В тебе, моя девочка, эта магия проявилась в своей самой чистой, самой могущественной и... самой опасной форме. То, что ты принимала за шепоты монстра, — это голос самой Бездны, что дремлет между мирами, между жизнью и смертью. Она не в зеркале, Мария. — Его взгляд стал пронзительным. — Она в тебе.
Я отвела глаза и уставилась на свои руки — те самые, что так искусно лечили и вышивали, что так нежно касались лепестков роз. В этих руках, в каждой клеточке моего тела, пряталась сила, способная спалить мир дотла.
— Я... чудовище? — голос мой предательски дрогнул и сорвался на шепот.
Отец резко встал, его кресло с грохотом отъехало назад. Он подошел ко мне и, не дав опомниться, обхватил мое лицо ладонями. Его пальцы были теплыми и шершавыми.
— Нет! — его слово прозвучало как удар хлыста, отсекая мою мысль на корню. — Ты моя дочь. Плоть от плоти моей. Ты не чудовище. Ты сосуд. Сосуд невероятной, первозданной силы. И эту силу нужно научиться контролировать. Не подавлять, не бояться, а понять, принять и обуздать. С сегодняшнего дня я буду учить тебя не бытовым заклинаниям, а истинной магии. Магии Врат и Баланса. Ты должна научиться быть не жертвой этого голоса, а его Хранительницей.
Следующие несколько лет были временем упорного труда, страха и горьких озарений. Я училась слышать шепот, не поддаваясь ему, как моряк учится слушать шторм, не выпуская штурвала из рук. Я училась различать в нем не призыв к разрушению, а холодную, безличную песню древней мощи, закон природы, который просто... был. Отец показывал мне карты мироздания, где наша реальность была лишь тонкой пленкой между светом и тьмой, и объяснял, что мое «проклятие» было ключом, запирающим дверь между ними.
Но теория была одним, а практика — другим. С каждым полнолунием мощь внутри меня становилась все неукротимее. Серебряные обереги на окнах темнели и трескались. Коралловые руны на дверях рассыпались в прах. Я видела, как отец стареет не по дням, а по часам, его чело прорезали новые морщины, а взгляд становился все более отрешенным. Я видела, как придворные, еще недавно смотревшие на меня с обожанием, теперь отводили глаза, перешептывались за моей спиной. Их любовь, такая яркая и безоговорочная, постепенно вытеснялась опаской, а затем и откровенным страхом. Я была их Искусницей, но я становилась и их Призраком. И в глубине души я понимала: их страх был оправдан.
А потом наступило то самое, багровое полнолуние. Воздух в моих покоях был густым и тяжелым, словно перед грозой. Луна, поднявшаяся над парком, была не серебряной, а цвета запекшейся крови, и ее свет не освещал, а осквернял все, к чему прикасался.
Шепот начался не как обычно, с нарастания, а сразу — оглушительным гулом, ворвавшимся в сознание. Он был не один — это был хор миллионов голосов, сливавшихся в один требовательный рев: «ОТВЕРЗИСЬ!»
И я не выдержала. Годы страха, подавления, борьбы — все это лопнуло, как переполненный сосуд. Я больше не могла просто слушать.
— ХВАТИТ! — крикнула я в ответ, и мой собственный голос прозвучал чужим, звенящим, как лопнувшая струна.
В ту же секунду зеркало в резной раме — то самое, что уже много лет было пустым, — взорвалось. Но осколки не упали. Они повисли в воздухе, каждый — идеально отполированный, каждый показывал не мое отражение, а иную реальность. В одном — город, объятый зеленым пламенем, в другом — пустыня под черным небом, в третьем — река, текущая вспять, из мира мертвых в мир живых. Десятки искаженных, горящих миров смотрели на меня этими стеклянными очами.
А из меня вырвалась Тень.
Это была не просто тень от тела. Это была живая, пульсирующая тьма, что клубилась вокруг меня, поглощая багровый лунный свет. Она ударила в стены, в потолок, и на миг весь замок, все королевство погрузилось в кромешную, беззвездную мглу. Я чувствовала, как ткань реальности трещит по швам, как та самая граница между мирами, которую я должна была хранить, истончилась до паутинки, и эта паутинка была я.
Глава 3
Иван
Я стоял и смотрел, как черный всадник уносит Марью в ночь, и в горле у меня стоял ком из бессильной ярости. Она сидела перед ним, ее светлые волосы развевались на ветру, такая хрупкая на фоне этой темной гротескной фигуры. Он уносил мою Марью! Ту, на которой я женился бы. С которою мы бы объединили два королевства — Солнечный Град и мой Северный Утес. Это было решено еще годами, мы с отцом все продумали! Это была не любовь, а чистый расчет! А сейчас какое-то чудище, порождение кошмаров, рушило все наши планы, крадя мое будущее, как вор крадет кошель!
Я развернулся и влетел в тронный зал, где король стоял бледный, опираясь о спинку своего кресла.
— Почему вы не трубите тревогу?! — выкрикнул я, не скрывая ярости и не выбирая слов. Мой голос гулко отдавался под сводами. — Собирайте дружину! Ее надо спасать, пока они не скрылись в лесу!
Король медленно повернул ко мне лицо. Его взгляд был пустым, отрешенным.
— Спасать? — переспросил он так, словно я говорил о том, чтобы полить цветы в саду, а не о жизни его дочери. Потом он моргнул, и в его глазах что-то прояснилось. — Ах, да! Спасать! — Он произнес это с какой-то странной, запоздалой театральностью, словно только сейчас вспомнил свою роль.
Во мне все закипело.
— Вас заколдовали! — закричал я, обращаясь уже не только к нему, но и к придворным, которые начали сбегаться на шум. Я говорил громко, четко, чтобы каждый услышал. — Короля заворожил Кощей! Он парализовал его волю!
Король покачал головой, и в его взгляде мелькнула бесконечная усталость.
— Никто меня не заколдовал, Иван. Я просто… в шоке. Потерял дочь.
— Ее надо спасать! — повторил я, сжимая кулаки. Мы стояли здесь, болтали, а тот монстр уносил ее все дальше!
— Надо, — безжизненно согласился король. Он обвел взглядом собравшуюся толпу — перепуганных служанок, растерянных стражников, придворных с вытаращенными глазами. — Кто пойдет спасать принцессу? — провозгласил он, и его голос прозвучал слабо, без царственной мощи.
Воцарилась тишина. Все стояли и глазели, переминаясь с ноги на ногу. Никто не рвался в бой. Никто не хватал оружие. Я смотрел на них с презрением. Трусы. Жалкие трусы.
— А что взамен? — раздался чей-то робкий голос из толпы.
Король задумался на мгновение, будто просчитывая выгоду, а не отдавая приказ о спасении собственного ребенка.
— Руку принцессы, — сказал он наконец. — И королевство в придачу. Тот, кто вернет Марью, станет ее мужем и наследником Солнечного Града.
Вот оно. Законный повод. Теперь это был не просто порыв, а официальная миссия.
— Я пойду! — тут же, не раздумывая, отозвался я.
Еще пара парней, молодых дворян, жаждавших приключений и славы, неуверенно вышли вперед.
— И я…
— Я тоже.
Король взглянул на нас, на эту маленькую кучку «добровольцев». Его взгляд скользнул по мне, и в нем я прочитал не надежду, а что-то другое… Сожаление? Нет, показалось.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Езжайте.
Я развернулся на каблуках, отшвырнув прочь последние сомнения, и ринулся прочь из тронного зала. Камни под ногами были не просто камнями — это была дорога к моей судьбе. В ушах стоял гул собственной крови, и в его ритме выстукивалось одно: Марья. Кощей. Война.
План складывался в голове сам собой, ясен и жёсток, как отточенный клинок.
«Сначала — гонцы, — мысленно прикидывал я, сбегая по лестнице двумя ступенями за раз. — В Северный Утес. Пусть отец вышлет мне на подмогу «Стальную Гвардию». Не этих размякших придворных щеголей, а настоящих воинов, что дышат сталью и льдом».
Я ворвался в казармы, где мои личные дружинники, человек двадцать, играли в кости.
— Подъем! — рявкнул я, и мои слова, как бич, хлестнули их по спинам. Они вскочили, кости посыпались на пол. — Кощей Бессмертный похитил принцессу Марью. Король обещал ее руку и королевство тому, кто вернет ее. Это будем МЫ!
В глазах у них вспыхнул не страх, а алчный, хищный огонь. Идеально!
— Семён, — я обратился к своему капитану, коренастому верзиле со шрамом через глаз. — Собери отряд. Лучшие. Только лучшие. И найди мне Волкодава. Того самого следопыта.
Семён хмыкнул, вытирая потный лоб:
— Волкодав? Он, княжич, того… с приветом. Говорят, с лешими водится.
— Мне нужен тот, кто найдет след, где другие и дороги не видят! — отрезал я. — Заплачу ему золотом, сколько попросит. Не сомневаюсь, что казна Солнечного Града будет к нашим услугам.
Я уже видел это перед собой: наш отряд, закаленный в северных походах, идущий по следу нечисти. Я видел, как мы находим это логово, этот прогнивший замок на краю света. Я видел, как мы проламываем его ворота, как мои воины рубят этих оживших скелетов, эту пародию на армию.
«Они думают, что он бессмертный? — с презрением думал я. — Нет ничего бессмертного перед сталью и волей. Мы найдем его слабость. Мы вырвем ее. Я верну себе царство».
Я уже стоял в конюшне, сам оседлывая своего вороного жеребца по имени Гром. Он всхрапывал, чувствуя мое возбуждение.
— Спокойно, боевой конь, — прошептал я, затягивая подпругу. — Скоро мы с тобой покроем себя славой.
Я представлял себе ее лицо, когда я ворвусь в ее темницу. Она будет плакать от счастья, бросаться мне в объятия. А я буду стоять, суровый и победоносный, с мечом, окровавленным в бою с самим Кощеем.
— Я верну тебе твое будущее, Марья, — пробормотал я, выводя Грома на плац. — Наше будущее.
И вот мы уже выезжали из ворот Солнечного Града — я, мои дружинники, а впереди, на тощей кляче, восседал тот самый Волкодав, закутанный в звериные шкуры и бурчащий что-то себе под нос. Народ смотрел на нас с надеждой, с восхищением. Они видели героев.
Я оглянулся на уходящий вдаль шпиль королевского замка.
«Жди, король, — мысленно обратился я к нему. — Я верну тебе дочь. И заберу себе твое королевство. Это та цена, которую ты сам назначил. И все увидят… все поймут, кто настоящая сила в этих землях. Не колдуны в своих башнях, не сказочные монстры, а сталь, воля и я».